Мохнатая черная голова опустилась на сапог Форана, Гура тоже вздохнула.
– Форан, – сказал Лер, останавливаясь за ним.
Форан повернулся и посмотрел на смуглого молодого человека – если не последнего, кого он ожила увидеть, то близко к этому.
– Устал от шума? – спросил он.
Лер улыбнулся, но не признался в этом.
– Хиннум считает, что, если мама сумеет пригласить Жаворонка, круг из всех шести орденов сможет обратиться к Старшим богам. Ордены ведь так и должны действовать: не допускать, чтобы сила Старших богов становилась слишком большой. Но когда выжившие колдуны поняли, что в завесе существует брешь, такое обращение не казалось необходимым, поэтому для него не выработали церемонию, которая могла бы сработать. Хиннум считает, что сила Ткача и совместное действие шести орденов способны уничтожить Черного. Форан посмотрел на закат.
– Кое-что из этого я слышал. Мне кажется, Хенна и Хиннум постараются и завтра помогут и Таеру, и украденным орденам. Им нужны подлинные имена Старших богов, а может, они просто хотят на время избавиться от нас, чтобы не мешали, поэтому нас пошлют на поиски храма Совы: имена богов должны быть в храме.
– Вырезанные на обратной стороне помоста, – сказал Лер. – Она говорит, что нужно будет потереть углем и чьей-нибудь рубашкой. – Потом уважительно добавил: – Я могу сам это сделать. Нет необходимости кому-нибудь еще…
Он замолчал, и Форан понял, что раздражение оттого, что его лишают одиночества, куда-то ушло. Он считал, что раздражение вызвано тем, что Сэра дает ему задания, даже не посоветовавшись, – он действительно должен был бы раздражаться из-за этого, подумал Форан: ведь он все-таки император, а она жена фермера. Но ведь она включила его в свою семью, и, что касается его самого, Сэра может с ним поступать так, как захочет.
– Ты когда-нибудь видел, чтобы три колдуна работали вместе? – спросил Форан.
Лер поколебался и осторожно ответил:
– Нет.
– Потому что они не могут. И мне не хотелось бы присутствовать, когда твоя мать, старый колдун и Хенна начнут спорить.
Форан вспомнил, что это Джес не любит, когда к нему прикасаются, поэтому одобрительно хлопнул Лера по спине. Лер ответил ему медленной улыбкой.
– Серьезно, Лер, не думаю, чтобы кто-то из нас должен был один бродить по городу. Это не лес, где вы с братом знаете всех, кого можете встретить. Я знаю, пока мы не столкнулись ни с чем угрожающим, но что-то в этом городе вызывает у меня мурашки.
– Ну хорошо, – согласился Лер. – На самом деле я вышел, потому что подумал, что ты сможешь ответить на мой вопрос. Я думал спросить Тоарсена, но поскольку ты один…
– Давай спрашивай.
– Сегодня по пути в библиотеку Руфорт и Иелиан говорили о том, каково быть Воробышком. Иелиан сказал что-то, встревожившее Руфорта, но я не знаю точно, что это было и почему он встревожился.
– Расскажи, – попросил Форан.
– Руфорт сказал, что ему нравится быть твоим охранником, что это гораздо лучше, чем быть Воробышком. Иелиан ответил, что ему тоже нравится. Быть Воробышком лучше, чем клерком у его дяди. Это встревожило Руфорта, но он не показал Иелиану своего беспокойства.
Форан знал, кто такой дядя Иелиана, но и Руфорт это знал. Он не видел ничего тревожного в рассказе Лера.
– Он сказал, почему ему больше нравится быть Воробышком?
– Сказал, что платят больше.
– Я считал, что мы всех таких отыскали, – в отчаянии промолвил Форан.
– Каких?
– Единственные Воробышки, которым мастера платили, это те, кто убивал по их приказу или пугал людей. Большинство из них были старшими по возрасту: Тоарсен и Кисел всех их знали. Иелиан молод, он из набора этого года. Мы не думали, что кто-то из молодых выполнял такую работу.
Киселу и Тоарсену приходилось запугивать. «Обдирать костяшки» – так это называл Кисел. Но убийства – особенно убийства, которые практиковали мастера Пути, – это совсем другая категория.
Больше он не может доверять Иелиану.
– Все в порядке, Лер. Спасибо, что сказал. Я дам знать Тоарсену и Киселу.
– Мне он нравится, – сказал Лер. – Немногие решаются противоречить маме.
– Мне он тоже нравится, – согласился Форан. – Я поговорю с ним, прежде чем решать, что делать. Спасибо.
Пока они говорили, спустилась ночь. Форан повернулся, чтобы идти в библиотеку, и увидел Память.
– А, – сказал он. – Я не понимал, как уже поздно.
Лер смотрел на Память, но не закричал, не убежал – вообще ничего не сделал. Форан вспомнил первые посещения Памяти. Хотел бы он хотя бы вполовину быть так спокоен. Гура завыла, но не отступила.
Форан закатал рукав левой руки: правая болела весь день, а ведь этой рукой он держит меч. Он не помнил, чтобы боль держалась так долго, когда Память кормилась раньше, но, может, просто забыл.
Но когда холодный рот прижался к нанесенной им ране, стало гораздо хуже. Ледяной холод был настойчивее, боль сильнее, чем прошлым вечером. Он бы помнил, если бы вчера было так же плохо.
Форан обнаружил, что сидит на земле, прижимаясь к Леру.
– Взяв твою кровь, я должна тебе один ответ, – сказала Память голосом, сухим, как шуршание старой листвы. – Выбери вопрос.
– Форан. – Это произнес Лер, произнес тихо и напряженно, как во время охоты, когда дичь близко. – Посмотри между теми двумя домами на площади. Видишь их?
Испытывая головокружение, Форан посмотрел туда, куда показывал Лер. Он едва замечал, что у ног Лера рычит собака.
– Вчера Хиннум предупредил нас не оставаться на ночь, – говорил Лер. – Я совсем забыл. Наверно, папа и мама тоже… Хиннум сказал, что улицы принадлежат мертвым.
«Оно совсем как человек», – подумал Форан. Того же роста и формы, но какой-то примитивный инстинкт подсказывал: то, что смотрело на них с расстояния в двадцать ярдов, давно перестало быть человеком.
– Как нам спастись от них? – спросил Форан, глядя на мертвеца, который преследует его уже полгода, но никогда не внушал такой страх, как эта тварь… нет, зрение не подвело Лера, здесь их много, этих тварей.
– Иди внутрь, – ответила Память шепотом. – Они идут, а у меня нет власти над мертвыми. Они потребуют дар или ваши жизни.
– Какой дар? – спросил Форан. Но Память, очевидно, дала ответ, потому что больше ничего не сказала.
Все еще прижимая руку и чуть пошатываясь, Форан встал.
– Надеюсь, твоя мать что-нибудь знает и о мертвых, – сказал он.
– Я знаю хищников, – ответил Лер. – Не поворачивайся, пока не дойдем до двери. Не отводи от них глаз – и не торопись.
Медленно пятясь, они миновали несколько футов до двери библиотеки. Лер открыл дверь, и Форан бросил последний взгляд на собирающихся тварей, сливающихся с тенями на улицах Колосса. Потом он оказался внутри, и деревянная дверь отделила его от тех, кто его преследовал.
Впервые Форан почувствовал, что рад оказаться в библиотеке. Мягкие огни ненавязчиво мигали из-за стенной и потолочной резьбы, создавая ощущение защиты от темноты.
Сэра не слышала, как открывалась и закрывалась дверь, но заметила, как напрягся и посмотрел на лестницу Джес.
– Лер, Форан и Гура, – сказал он. – От них пахнет страхом и кровью.
Его голос прозвучал достаточно громко, чтобы Хиннум и Хенна прервали спор – спор, настолько насыщенный гневом и чувством вины, что Джес вынужден был отойти от Хенны и встать в стороне, рядом с другими.
Форан поднимался по лестнице, прижимая руку, словно она болела. Вслед за ним шли Лер и Гура. Шерсть у собаки стояла дыбом, и она непрерывно оглядывалась.
– Уже ночь, – сказал Форан. – По улицам бродят мертвецы. И надеюсь, это не так плохо, как выглядит.
– Магия не имеет власти над мертвыми, – сказала Хенна. Она говорила быстро, но в голосе ее не было паники. – Хиннум, они могут войти сюда?
– Раньше они меня не тревожили, – ответил Хиннум. – Но за вами они придут. Дверь могла бы их задержать, но они уже почуяли кровь, Хенна. Сэра, ты понимаешь, что я имел в виду, называя их созданиями духа.
Да, она понимала. Трудно подействовать, но, если Черный сумел привязать свою магию к духу, что-нибудь можно сделать. Если только их не слишком много.
– Конечно, – сказала Хенна. Голос ее звучал взволнованно. – Простите. Я забыла. Как на горе Имен. Трудно помнить все. Джес, отойди от лестницы.
– У меня есть средства, которые не пускают их в библиотеку, – сказал Хиннум. – Но после ухода Виллона я ни разу не пускал их в ход. Мне не нужно было защищать себя: мертвым нужны кровь и плоть, а я в моей нынешней форме ничем их не привлекаю.
– А что случится, если они найдут нас? – спросил Иелиан. Он встал и высвободил меч. Сталь действует против некоторых существ магической природы, но на мертвых она не подействует.
– Нехорошо мертвым трогать живых, – сказала Сэра. Этим ее знания и ограничивались. Ее старый учитель больше интересовался туманниками, водяными демонами и тому подобными существами.
– Я почти ничего не помню о мертвых, – сказала Хенна.
– Они убили всех колдунов, которые остались со мной после смерти, – сказал Хиннум. – Бегство не поможет, магия тоже. Мне потребовалось много времени, чтобы научиться защищать своих учеников, и теперь учить вас слишком долго. У нас минуты, а не дни, перед тем как не выдержат двери.
– Память сказала, что они потребуют платы за нашу жизнь, – подсказал Форан. – Но что это нам дает?
– Сэра. – Подчеркнуто спокойный голос Таера прорезал напряженную атмосферу. – Я оставил лютню в лагере, в своей сумке. Можете ли ты или Хенна как-то достать ее?
Сэра посмотрела на него. В подобных обстоятельствах просьба казалась странной. Может, она не поняла.
– Что?
Он обнял ее за плечи и улыбнулся ей, усталость в его глазах слегка рассеялась.
– Есть много песен о мертвых, Сэра, и еще больше рассказов. Форан говорит, что мертвые придут за даром. Но я слышал только об одном даре, который способны принять мертвые. Это музыка.
– Я слышал об этом, – негромко сказал Тоарсен. – Няня рассказывала мне о барде, который провел ночь в замке, населенном привидениями. Он до утра пел им. – Тоарсен заколебался, но добавил: – Он замолк чуть раньше, чем можно было, потому что его отвлекла песня соловья.
– Я знаю эту историю, но, к счастью для нас, в Колоссе нет птиц, чтобы отвлечь меня, – сказал Таер. – Так что достань мою лютню, милая.
– Они идут, – произнес странный, лишенный тонов голос. Посредине библиотеки стояло темное существо. Слишком высокое и худое для человека, оно было окружено черным туманом, который клубился, словно от невидимого ветра. Оно казалось совершенно неуместным, как будто должно было не стоять на виду, а укрываться в углах, где собираются тени.
Форан сделал шаг вперед, встав между существом и остальными, и Сэра поняла, что это его Память. Она выглядела более материальной, чем накануне, как будто теперь она ближе к живым, чем к мертвым.
И тут послышался глухой удар, который эхом отразился от стен и заставил Джеса заворчать.
– Сэра, – сказал Таер, – мне кажется, лютня нужна как можно скорее.
Сэра открыла рот и закрыла. Таер знает, в каком состоянии его орден. Знает, что конвульсии чаще происходят, когда он поет. Ему не нужно напоминать об этом.
Она наклонила голову и закрыла глаза.
Она никогда раньше, до того, как отобрала камень Таера, не делала этого и не знала, как найти лютню Таера, если волшебный канат не показывает дорогу. Но сегодня многое по-новому, и она призвала свою магию и объяснила, что ей нужно.
Лютня почти такая же часть его, как карие глаза и ямочки на щеках. Найти и призвать лютню оказалось легче, чем она думала, потому что лютня хотела быть с ним. Сэра подозревала, что Таер способен призвать ее и сам. Она открыла глаза и увидела инструмент на полированном полу у ног мужа.
Таер наклонился и поднял лютню. Поморщился и распрямился медленнее, чем наклонялся. Снаружи послышался еще один удар в дверь.
– Я становлюсь слишком стар для таких приключений, – сказал Таер. – Спасибо за лютню, любимая. – Он осмотрелся. – Пусть все соберутся вокруг.
Сам он сел на стул и устроился поудобнее.
– Садитесь, – велел он всем. – Я хочу, чтобы они смотрели на меня, а не на вас. Это включает и тебя, – обратился он к Памяти.
К удивлению Сэры, та опустилась на пол. Когда Таер что-нибудь говорит таким тоном, очевидно, его слушают даже такие существа, как Память. Сама Сэра села на скамью рядом с Таером, который принялся настраивать лютню.
Форан сел на пол, и его охранники расположились вокруг. Джес и Хенна сидели с одной стороны группы, Лер – с другой, хотя оказался рядом с Памятью. Впрочем, между ними устроился Хиннум.
– Ринни, садись рядом со мной, – пригласил Форан. – Думаю, до конца этой ночи твоя мама будет очень занята.
Так самый уязвимый ребенок оказался в середине, а Форан ухватил Гуру за ошейник, прежде чем Сэра его об этом попросила.
Таер продолжал настраивать лютню, когда дверь подалась. Послышался треск, скрип вырываемых гвоздей, и Сэра поняла, что деревянная дверь раскололась. Все посмотрели на лестницу, но там ничего не было видно. И не слышно, кроме звуков настраиваемых струн.
Волна ужаса прокатилась по залу, гораздо хуже того, что вызывал у окружающих Джес.
Таер сыграл быстрый аккорд и продолжал настройку.
– Слишком долго не касался ее, – сказал он. – Струны не хотят звучать верно.
– Папа, – сказал Лер, глядя на лестницу. – Играй.
На верху лестницы показалась пятнистая серая рука и потащила за собой тело.
– Бежим!
Иелиан вскочил, но Руфорт и Кисел схватили его за руки и снова усадили.
Существо, появившееся на верху лестницы, выглядело более человекоподобно, чем Память, но это сходство делало его еще ужасней. У него была пара глаз и то, что когда-то могло быть носом. С головы свисали несколько прядей волос. Существо посмотрело на них и щелкнуло челюстями.
– Сиди! – прошипел Тоарсен Иелиану, который снова попытался встать. – Бегство не поможет.
– Не поможет, – подтвердила Память голосом, подобным шелесту листьев на ветру. – По ночам по улицам Колосса ходит смерть.
– Спасибо! – рявкнул Форан Памяти, когда Иелиан сделал еще одну попытку убежать. – Это очень помогло. Лучше помолчи. Иелиан, сядь! Гура, лежать!
Гура и Иелиан одинаково неохотно опустились на пол. Ринни свернулась и прижалась лицом к боку собаки, а Форан свободной рукой – другой он удерживал за ошейник собаку – неловко потрепал девочку по спине.
– Мама, Защитник хочет выйти, – сказал Джес. – Но я думаю, все и так испуганы.
– Пусть выходит, – ответила Сэра; у нее пересохло во рту, и голос звучал хрипло. – Вряд ли он может ухудшить положение.
Кто-то, должно быть Иелиан, закричал, когда Джес превратился в черного волка, чуть меньше Гуры. Защитник бросил на Иелиана взгляд и оскалил зубы, прежде чем посмотреть на тварь на лестнице. Его низкое рычание глухо отразилось от высокого потолка.
Руфорт дернулся и чуть отодвинулся, прежде чем остановиться.
– Что-то коснулось меня, – негромко сказал он.
– Таер, неужели эта проклятая штука еще не настроена? – спросил Форан, глядя, как тварь втащила на верх лестницы вялые ноги и поползла вперед.
Присутствие мертвых давило на Сэру, сгибало ее плечи. Их много, не только та тварь, которую они видят, и одно из них коснулось Руфорта. Она сама чувствовала их вокруг себя.
– Таер, – повторил Форан, когда тварь оказалась уже почти рядом с прижавшимися друг к другу людьми.
Джес прошел вперед и остановился между тварью и своими спутниками. Он зарычал громче, и библиотеку заполнило зловоние гниющей плоти.
Таер свирепо улыбнулся, и его пальцы легли на струны.
При первой же ноте тварь хныкнула и начала рассеиваться; зловоние тоже уменьшилось.
Вначале Таер играл печальную песню о девушке, которая вышла замуж за моряка. Моряк уплыл и не вернулся. Песня была мелодичная и медленная, и пальцы Таера ни разу не ошиблись. Голос тоже.
Тоарсен однажды шумно втянул воздух, но Сэра, посмотрев на него, не увидела ничего необычного. Тоарсен пригнулся, наклонил голову, но непохоже, что он может убежать.
Музыка Таера как будто сдержала неизбежный кризис. Сэра составляла заклятие, позволявшее ей снова увидеть мертвецов, и библиотека показалась зимним полем с множеством костров. Мертвые окружили их кольцом, они состояли из духа и чего-то еще, что она не могла определить. Это была красная дымка, перемежавшаяся золотом. Сэра оторвала от них взгляд, чтобы убедиться, что орден Таера держится, потом снова принялась наблюдать за мертвыми. Она хотела убедиться, что они не приближаются.
Закончив первую песню, Таер осмотрел аудиторию – ту, что мог видеть. И начал солдатский марш, который Сэра раньше никогда не слышала. Мелодия захватывала, и, начиная второй куплет, Таер сказал:
– Подпевайте, если хотите.
Подхватили Лер и Джес, и Ринни запела сопрано. Сэра обнаружила, что и сама негромко подпевает. В четвертом куплете вместо имени, которое должно было там быть, он произнес ее имя, и Сэра поняла, что он сражается.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42
– Форан, – сказал Лер, останавливаясь за ним.
Форан повернулся и посмотрел на смуглого молодого человека – если не последнего, кого он ожила увидеть, то близко к этому.
– Устал от шума? – спросил он.
Лер улыбнулся, но не признался в этом.
– Хиннум считает, что, если мама сумеет пригласить Жаворонка, круг из всех шести орденов сможет обратиться к Старшим богам. Ордены ведь так и должны действовать: не допускать, чтобы сила Старших богов становилась слишком большой. Но когда выжившие колдуны поняли, что в завесе существует брешь, такое обращение не казалось необходимым, поэтому для него не выработали церемонию, которая могла бы сработать. Хиннум считает, что сила Ткача и совместное действие шести орденов способны уничтожить Черного. Форан посмотрел на закат.
– Кое-что из этого я слышал. Мне кажется, Хенна и Хиннум постараются и завтра помогут и Таеру, и украденным орденам. Им нужны подлинные имена Старших богов, а может, они просто хотят на время избавиться от нас, чтобы не мешали, поэтому нас пошлют на поиски храма Совы: имена богов должны быть в храме.
– Вырезанные на обратной стороне помоста, – сказал Лер. – Она говорит, что нужно будет потереть углем и чьей-нибудь рубашкой. – Потом уважительно добавил: – Я могу сам это сделать. Нет необходимости кому-нибудь еще…
Он замолчал, и Форан понял, что раздражение оттого, что его лишают одиночества, куда-то ушло. Он считал, что раздражение вызвано тем, что Сэра дает ему задания, даже не посоветовавшись, – он действительно должен был бы раздражаться из-за этого, подумал Форан: ведь он все-таки император, а она жена фермера. Но ведь она включила его в свою семью, и, что касается его самого, Сэра может с ним поступать так, как захочет.
– Ты когда-нибудь видел, чтобы три колдуна работали вместе? – спросил Форан.
Лер поколебался и осторожно ответил:
– Нет.
– Потому что они не могут. И мне не хотелось бы присутствовать, когда твоя мать, старый колдун и Хенна начнут спорить.
Форан вспомнил, что это Джес не любит, когда к нему прикасаются, поэтому одобрительно хлопнул Лера по спине. Лер ответил ему медленной улыбкой.
– Серьезно, Лер, не думаю, чтобы кто-то из нас должен был один бродить по городу. Это не лес, где вы с братом знаете всех, кого можете встретить. Я знаю, пока мы не столкнулись ни с чем угрожающим, но что-то в этом городе вызывает у меня мурашки.
– Ну хорошо, – согласился Лер. – На самом деле я вышел, потому что подумал, что ты сможешь ответить на мой вопрос. Я думал спросить Тоарсена, но поскольку ты один…
– Давай спрашивай.
– Сегодня по пути в библиотеку Руфорт и Иелиан говорили о том, каково быть Воробышком. Иелиан сказал что-то, встревожившее Руфорта, но я не знаю точно, что это было и почему он встревожился.
– Расскажи, – попросил Форан.
– Руфорт сказал, что ему нравится быть твоим охранником, что это гораздо лучше, чем быть Воробышком. Иелиан ответил, что ему тоже нравится. Быть Воробышком лучше, чем клерком у его дяди. Это встревожило Руфорта, но он не показал Иелиану своего беспокойства.
Форан знал, кто такой дядя Иелиана, но и Руфорт это знал. Он не видел ничего тревожного в рассказе Лера.
– Он сказал, почему ему больше нравится быть Воробышком?
– Сказал, что платят больше.
– Я считал, что мы всех таких отыскали, – в отчаянии промолвил Форан.
– Каких?
– Единственные Воробышки, которым мастера платили, это те, кто убивал по их приказу или пугал людей. Большинство из них были старшими по возрасту: Тоарсен и Кисел всех их знали. Иелиан молод, он из набора этого года. Мы не думали, что кто-то из молодых выполнял такую работу.
Киселу и Тоарсену приходилось запугивать. «Обдирать костяшки» – так это называл Кисел. Но убийства – особенно убийства, которые практиковали мастера Пути, – это совсем другая категория.
Больше он не может доверять Иелиану.
– Все в порядке, Лер. Спасибо, что сказал. Я дам знать Тоарсену и Киселу.
– Мне он нравится, – сказал Лер. – Немногие решаются противоречить маме.
– Мне он тоже нравится, – согласился Форан. – Я поговорю с ним, прежде чем решать, что делать. Спасибо.
Пока они говорили, спустилась ночь. Форан повернулся, чтобы идти в библиотеку, и увидел Память.
– А, – сказал он. – Я не понимал, как уже поздно.
Лер смотрел на Память, но не закричал, не убежал – вообще ничего не сделал. Форан вспомнил первые посещения Памяти. Хотел бы он хотя бы вполовину быть так спокоен. Гура завыла, но не отступила.
Форан закатал рукав левой руки: правая болела весь день, а ведь этой рукой он держит меч. Он не помнил, чтобы боль держалась так долго, когда Память кормилась раньше, но, может, просто забыл.
Но когда холодный рот прижался к нанесенной им ране, стало гораздо хуже. Ледяной холод был настойчивее, боль сильнее, чем прошлым вечером. Он бы помнил, если бы вчера было так же плохо.
Форан обнаружил, что сидит на земле, прижимаясь к Леру.
– Взяв твою кровь, я должна тебе один ответ, – сказала Память голосом, сухим, как шуршание старой листвы. – Выбери вопрос.
– Форан. – Это произнес Лер, произнес тихо и напряженно, как во время охоты, когда дичь близко. – Посмотри между теми двумя домами на площади. Видишь их?
Испытывая головокружение, Форан посмотрел туда, куда показывал Лер. Он едва замечал, что у ног Лера рычит собака.
– Вчера Хиннум предупредил нас не оставаться на ночь, – говорил Лер. – Я совсем забыл. Наверно, папа и мама тоже… Хиннум сказал, что улицы принадлежат мертвым.
«Оно совсем как человек», – подумал Форан. Того же роста и формы, но какой-то примитивный инстинкт подсказывал: то, что смотрело на них с расстояния в двадцать ярдов, давно перестало быть человеком.
– Как нам спастись от них? – спросил Форан, глядя на мертвеца, который преследует его уже полгода, но никогда не внушал такой страх, как эта тварь… нет, зрение не подвело Лера, здесь их много, этих тварей.
– Иди внутрь, – ответила Память шепотом. – Они идут, а у меня нет власти над мертвыми. Они потребуют дар или ваши жизни.
– Какой дар? – спросил Форан. Но Память, очевидно, дала ответ, потому что больше ничего не сказала.
Все еще прижимая руку и чуть пошатываясь, Форан встал.
– Надеюсь, твоя мать что-нибудь знает и о мертвых, – сказал он.
– Я знаю хищников, – ответил Лер. – Не поворачивайся, пока не дойдем до двери. Не отводи от них глаз – и не торопись.
Медленно пятясь, они миновали несколько футов до двери библиотеки. Лер открыл дверь, и Форан бросил последний взгляд на собирающихся тварей, сливающихся с тенями на улицах Колосса. Потом он оказался внутри, и деревянная дверь отделила его от тех, кто его преследовал.
Впервые Форан почувствовал, что рад оказаться в библиотеке. Мягкие огни ненавязчиво мигали из-за стенной и потолочной резьбы, создавая ощущение защиты от темноты.
Сэра не слышала, как открывалась и закрывалась дверь, но заметила, как напрягся и посмотрел на лестницу Джес.
– Лер, Форан и Гура, – сказал он. – От них пахнет страхом и кровью.
Его голос прозвучал достаточно громко, чтобы Хиннум и Хенна прервали спор – спор, настолько насыщенный гневом и чувством вины, что Джес вынужден был отойти от Хенны и встать в стороне, рядом с другими.
Форан поднимался по лестнице, прижимая руку, словно она болела. Вслед за ним шли Лер и Гура. Шерсть у собаки стояла дыбом, и она непрерывно оглядывалась.
– Уже ночь, – сказал Форан. – По улицам бродят мертвецы. И надеюсь, это не так плохо, как выглядит.
– Магия не имеет власти над мертвыми, – сказала Хенна. Она говорила быстро, но в голосе ее не было паники. – Хиннум, они могут войти сюда?
– Раньше они меня не тревожили, – ответил Хиннум. – Но за вами они придут. Дверь могла бы их задержать, но они уже почуяли кровь, Хенна. Сэра, ты понимаешь, что я имел в виду, называя их созданиями духа.
Да, она понимала. Трудно подействовать, но, если Черный сумел привязать свою магию к духу, что-нибудь можно сделать. Если только их не слишком много.
– Конечно, – сказала Хенна. Голос ее звучал взволнованно. – Простите. Я забыла. Как на горе Имен. Трудно помнить все. Джес, отойди от лестницы.
– У меня есть средства, которые не пускают их в библиотеку, – сказал Хиннум. – Но после ухода Виллона я ни разу не пускал их в ход. Мне не нужно было защищать себя: мертвым нужны кровь и плоть, а я в моей нынешней форме ничем их не привлекаю.
– А что случится, если они найдут нас? – спросил Иелиан. Он встал и высвободил меч. Сталь действует против некоторых существ магической природы, но на мертвых она не подействует.
– Нехорошо мертвым трогать живых, – сказала Сэра. Этим ее знания и ограничивались. Ее старый учитель больше интересовался туманниками, водяными демонами и тому подобными существами.
– Я почти ничего не помню о мертвых, – сказала Хенна.
– Они убили всех колдунов, которые остались со мной после смерти, – сказал Хиннум. – Бегство не поможет, магия тоже. Мне потребовалось много времени, чтобы научиться защищать своих учеников, и теперь учить вас слишком долго. У нас минуты, а не дни, перед тем как не выдержат двери.
– Память сказала, что они потребуют платы за нашу жизнь, – подсказал Форан. – Но что это нам дает?
– Сэра. – Подчеркнуто спокойный голос Таера прорезал напряженную атмосферу. – Я оставил лютню в лагере, в своей сумке. Можете ли ты или Хенна как-то достать ее?
Сэра посмотрела на него. В подобных обстоятельствах просьба казалась странной. Может, она не поняла.
– Что?
Он обнял ее за плечи и улыбнулся ей, усталость в его глазах слегка рассеялась.
– Есть много песен о мертвых, Сэра, и еще больше рассказов. Форан говорит, что мертвые придут за даром. Но я слышал только об одном даре, который способны принять мертвые. Это музыка.
– Я слышал об этом, – негромко сказал Тоарсен. – Няня рассказывала мне о барде, который провел ночь в замке, населенном привидениями. Он до утра пел им. – Тоарсен заколебался, но добавил: – Он замолк чуть раньше, чем можно было, потому что его отвлекла песня соловья.
– Я знаю эту историю, но, к счастью для нас, в Колоссе нет птиц, чтобы отвлечь меня, – сказал Таер. – Так что достань мою лютню, милая.
– Они идут, – произнес странный, лишенный тонов голос. Посредине библиотеки стояло темное существо. Слишком высокое и худое для человека, оно было окружено черным туманом, который клубился, словно от невидимого ветра. Оно казалось совершенно неуместным, как будто должно было не стоять на виду, а укрываться в углах, где собираются тени.
Форан сделал шаг вперед, встав между существом и остальными, и Сэра поняла, что это его Память. Она выглядела более материальной, чем накануне, как будто теперь она ближе к живым, чем к мертвым.
И тут послышался глухой удар, который эхом отразился от стен и заставил Джеса заворчать.
– Сэра, – сказал Таер, – мне кажется, лютня нужна как можно скорее.
Сэра открыла рот и закрыла. Таер знает, в каком состоянии его орден. Знает, что конвульсии чаще происходят, когда он поет. Ему не нужно напоминать об этом.
Она наклонила голову и закрыла глаза.
Она никогда раньше, до того, как отобрала камень Таера, не делала этого и не знала, как найти лютню Таера, если волшебный канат не показывает дорогу. Но сегодня многое по-новому, и она призвала свою магию и объяснила, что ей нужно.
Лютня почти такая же часть его, как карие глаза и ямочки на щеках. Найти и призвать лютню оказалось легче, чем она думала, потому что лютня хотела быть с ним. Сэра подозревала, что Таер способен призвать ее и сам. Она открыла глаза и увидела инструмент на полированном полу у ног мужа.
Таер наклонился и поднял лютню. Поморщился и распрямился медленнее, чем наклонялся. Снаружи послышался еще один удар в дверь.
– Я становлюсь слишком стар для таких приключений, – сказал Таер. – Спасибо за лютню, любимая. – Он осмотрелся. – Пусть все соберутся вокруг.
Сам он сел на стул и устроился поудобнее.
– Садитесь, – велел он всем. – Я хочу, чтобы они смотрели на меня, а не на вас. Это включает и тебя, – обратился он к Памяти.
К удивлению Сэры, та опустилась на пол. Когда Таер что-нибудь говорит таким тоном, очевидно, его слушают даже такие существа, как Память. Сама Сэра села на скамью рядом с Таером, который принялся настраивать лютню.
Форан сел на пол, и его охранники расположились вокруг. Джес и Хенна сидели с одной стороны группы, Лер – с другой, хотя оказался рядом с Памятью. Впрочем, между ними устроился Хиннум.
– Ринни, садись рядом со мной, – пригласил Форан. – Думаю, до конца этой ночи твоя мама будет очень занята.
Так самый уязвимый ребенок оказался в середине, а Форан ухватил Гуру за ошейник, прежде чем Сэра его об этом попросила.
Таер продолжал настраивать лютню, когда дверь подалась. Послышался треск, скрип вырываемых гвоздей, и Сэра поняла, что деревянная дверь раскололась. Все посмотрели на лестницу, но там ничего не было видно. И не слышно, кроме звуков настраиваемых струн.
Волна ужаса прокатилась по залу, гораздо хуже того, что вызывал у окружающих Джес.
Таер сыграл быстрый аккорд и продолжал настройку.
– Слишком долго не касался ее, – сказал он. – Струны не хотят звучать верно.
– Папа, – сказал Лер, глядя на лестницу. – Играй.
На верху лестницы показалась пятнистая серая рука и потащила за собой тело.
– Бежим!
Иелиан вскочил, но Руфорт и Кисел схватили его за руки и снова усадили.
Существо, появившееся на верху лестницы, выглядело более человекоподобно, чем Память, но это сходство делало его еще ужасней. У него была пара глаз и то, что когда-то могло быть носом. С головы свисали несколько прядей волос. Существо посмотрело на них и щелкнуло челюстями.
– Сиди! – прошипел Тоарсен Иелиану, который снова попытался встать. – Бегство не поможет.
– Не поможет, – подтвердила Память голосом, подобным шелесту листьев на ветру. – По ночам по улицам Колосса ходит смерть.
– Спасибо! – рявкнул Форан Памяти, когда Иелиан сделал еще одну попытку убежать. – Это очень помогло. Лучше помолчи. Иелиан, сядь! Гура, лежать!
Гура и Иелиан одинаково неохотно опустились на пол. Ринни свернулась и прижалась лицом к боку собаки, а Форан свободной рукой – другой он удерживал за ошейник собаку – неловко потрепал девочку по спине.
– Мама, Защитник хочет выйти, – сказал Джес. – Но я думаю, все и так испуганы.
– Пусть выходит, – ответила Сэра; у нее пересохло во рту, и голос звучал хрипло. – Вряд ли он может ухудшить положение.
Кто-то, должно быть Иелиан, закричал, когда Джес превратился в черного волка, чуть меньше Гуры. Защитник бросил на Иелиана взгляд и оскалил зубы, прежде чем посмотреть на тварь на лестнице. Его низкое рычание глухо отразилось от высокого потолка.
Руфорт дернулся и чуть отодвинулся, прежде чем остановиться.
– Что-то коснулось меня, – негромко сказал он.
– Таер, неужели эта проклятая штука еще не настроена? – спросил Форан, глядя, как тварь втащила на верх лестницы вялые ноги и поползла вперед.
Присутствие мертвых давило на Сэру, сгибало ее плечи. Их много, не только та тварь, которую они видят, и одно из них коснулось Руфорта. Она сама чувствовала их вокруг себя.
– Таер, – повторил Форан, когда тварь оказалась уже почти рядом с прижавшимися друг к другу людьми.
Джес прошел вперед и остановился между тварью и своими спутниками. Он зарычал громче, и библиотеку заполнило зловоние гниющей плоти.
Таер свирепо улыбнулся, и его пальцы легли на струны.
При первой же ноте тварь хныкнула и начала рассеиваться; зловоние тоже уменьшилось.
Вначале Таер играл печальную песню о девушке, которая вышла замуж за моряка. Моряк уплыл и не вернулся. Песня была мелодичная и медленная, и пальцы Таера ни разу не ошиблись. Голос тоже.
Тоарсен однажды шумно втянул воздух, но Сэра, посмотрев на него, не увидела ничего необычного. Тоарсен пригнулся, наклонил голову, но непохоже, что он может убежать.
Музыка Таера как будто сдержала неизбежный кризис. Сэра составляла заклятие, позволявшее ей снова увидеть мертвецов, и библиотека показалась зимним полем с множеством костров. Мертвые окружили их кольцом, они состояли из духа и чего-то еще, что она не могла определить. Это была красная дымка, перемежавшаяся золотом. Сэра оторвала от них взгляд, чтобы убедиться, что орден Таера держится, потом снова принялась наблюдать за мертвыми. Она хотела убедиться, что они не приближаются.
Закончив первую песню, Таер осмотрел аудиторию – ту, что мог видеть. И начал солдатский марш, который Сэра раньше никогда не слышала. Мелодия захватывала, и, начиная второй куплет, Таер сказал:
– Подпевайте, если хотите.
Подхватили Лер и Джес, и Ринни запела сопрано. Сэра обнаружила, что и сама негромко подпевает. В четвертом куплете вместо имени, которое должно было там быть, он произнес ее имя, и Сэра поняла, что он сражается.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42