Объемная проекция парила как бы в пространстве, в трех измерениях.
Документальное кино, которые так увлеченно смотрели гости и обслуживающий персонал, можно было бы назвать грубо, но точно: «Явление придурков народу».
К сожалению, этими придурками были мы с Марфой. Какой-то умелец так искусно смонтировал в фильм эпизоды нашего пребывания здесь, что зрители буквально покатывались со смеху. Что, безусловно, не могло не понравиться, это качество съемки. Демонстрировалась не просто видеозапись камер наблюдения, а вполне профессиональная съемка с нескольких точек, с крупными планами, стоп-кадрами, короче говоря, грамотно сделанный документальный фильм.
Само собой, никаких сцен, которые можно было двояко трактовать, показано не было. Ни мое столкновение с охраной, ни «эротические» моменты у бассейна в фильм не вошли. Зато в избытке демонстрировались наши растерянные или удивленные лица, неловкие движения, смешные ситуации.
Я вполне мог бы вытерпеть даже пересоленные шутки, но сцены с нашим раздеванием в предбаннике и, особенно, эпизоды в массажных кабинетах, были злы и лживы от начала до конца. Во время массажа, возможно, какой-то эротический момент и присутствовал, трудно без этого обойтись, когда на массажистках надето в малозаметных местах по одной прозрачной ленточке и во время работы она пускает в дело все части своего тела. Но между мной и ними, а уж тем более Марфой и ее массажисткой, не было, да и нее могла быть, никаких «неформальных» отношений. Тоже что сейчас показывали крупным планом в объеме и цвете, дамам вообще следовало смотреть с презервативами наготове, чтобы случайно не забеременеть. Похоже, те две тетки, которых я принял за банщиц, прячась за своими «пультами», специально отыскивая смачные моменты, играя масштабами, светом и тенью. Словом, они к радости зрителей, потрудились на совесть!
Публика от зрелища пребывала в полном восторге, одна главная героиня, похоже, просто ничего не поняла.
– Это кто там были такие? – тихо спросила меня Марфа, когда кино кончилось и все исчезло. Она явно не сопоставила себя с огромными реальными фигурами, кувыркающимися в воздухе.
– Потом все объясню, – попросил я, – а сейчас веди себя так, будто ты настоящая царица.
Просмотр кончился под одобрительные возгласы гостей, но зааплодировал только один человек. Я громко и неспешно хлопал в ладоши, пока говор не смолк, и к нам не повернулись все недавние зрители.
– Очень милый фильм, – так чтобы было слышно всем, сказал я, – только жаль, что в нем не хватает некоторых эпизодов!
Наступила мертвая тишина. Нас явно узнали. Только теперь перед насмешливой толпой стояли отнюдь не неуклюжие оборванцы. Марфа, как истинная женщина почувствовала высокую ноту и на минуту сумела превратиться в гордую русскую царицу. А уж когда она повела плечом, и драгоценный мех вспыхнул сибирскими искрами и заиграл всеми своими благородными оттенками, присутствующие бабы просто сломались и потекли от зависти.
Не знаю, кто были эти люди, возможно, представители власти или нувориши, способные украсть или купить половину Сибирской тайги.
Но сюда они приехали на стилизованных машинах, были одеты в компьютерные модели, а не в серые русские соболя!
Судя по реакции присутствующих, счет стал, как минимум, один – один. Дальше я пошел на выигрыш: громко щелкнул пальцами, ткнул указующим перстом в мажордома и небрежно поманил его согнутым указательным пальцем. Все теперь смотрели на меня и на палец. Управляющий послушно подошел, не посмев ослушаться.
– Прими-ка, голубчик, шубу! – громко сказал я и, сдернув меховую рухлядь с Марфиных плеч, кинул ему на руки. И тут раздался общий глубокий вздох. Думаю, что такое торжество, даже очень красивым женщинам не всегда выпадает в жизни. Все без исключения мужчины разом заиндевели и забыли о своих спутницах.
Я не знаю, как это получилось у портного, подлинное искусство плохо поддается описанию, но то, во что он превратил обычную, хоть и миловидную девушку, было истинным шедевром. Возможно, главная причина заключалась в том, что мастер сумел заключить ее простоту и естественность в соответствующую оправу, подчеркнув формой содержание, Причем это, как мне кажется, оценили все: женщины не найдя у нее никаких следов косметических или стилистических ухищрений, завидуя юности и чистоте, мужчины на основном инстинкте.
Теперь счет стал разгромным, и нам с Марфой нужно было очень постараться, чтобы проиграть поединок. Ни она, ни я делать этого не собирались. Однако и враг не дремал.
Оправившись от неожиданности, из толпы вышел хозяин. Сказать, что он был просто зол, значит ничего не сказать. Он был в ярости, я видел, как у него подергивается веко и утолок губы. Однако держать себя в руках он умел, сказал негромко, но так чтобы все услышали:
– Друзья, это и есть наши новые знакомые, Позвольте вам представить, Алексей Крылов и Марфа Бахметева!
Удар он нанес, что называется, наотмашь. Надеюсь, что лицо у меня в тот момент не очень изменилось, во всяком случае, я попытался приветливо улыбнуться. То, что он назвал по имени и фамилии не только меня, ко и Марфу, сразу все ставило на свои места. Только на этом месте, мне находиться совсем не хотелось. Было похоже, что в этот раз я попал не к своим родственникам...
Я сам до сих пор не знал даже имен хозяев. Представиться залетным бродягам они не сочли нужным, а слуги их называли просто «господами». Они же, оказывается, знали даже то, чего не знал я, фамилию моей спутницы.
– А теперь, друзья, – кончил он, явно наслаждаясь произведенным на меня эффектом, – прошу всех в столовую! Эльвира, приглашай гостей к столу, – добавил он, нежно беря жену под руку.
Все тут же задвигались и парами пошли вслед за хозяевами к выходу из зала.
– Твоя фамилия Бахметева? – тихо спросил я Марфу.
Девушка испытывала большой эмоциональный подъем, чувствовала себя на седьмом небе от счастья и ничего странного в том, что ее здесь знают, не заметила.
– Да, – ответила она, – разве я тебе не говорила?
– Нет, не говорила, а здесь, ты себя кому-нибудь называла?
– Нет, меня никто не спрашивал.
– А обо мне спрашивали?
– Тоже нет, я фамилию твою сейчас первый раз услышала.
Было похоже на то, что все у нас с ней складывается совсем плохо. Между тем все гости вошли в огромную парадную столовую. Здесь царил дух того же, что и везде, имперского пижонства: огромный стол, резные стулья «а-ля восемнадцатый век», куверт на тридцать персон. Фрачные лакеи разводили гостей по их местам. Лишь только мы вошли, к нам подошел затянутый во фрак парень с блестящими, смазными каким-то маслом волосами, разделенными пополам на прямой пробор. Видимо такими хозяева представляли себе настоящих лакеев.
– Извольте, я вас провожу, – сказал он, небрежно кланяясь.
– Где наши места? – спросил я, не спеша идти за ним.
– Очень удобные-с, там вон, с краюшка, – ответил он, кивая в сторону конца стола, – не извольте беспокоиться, жрачка здесь хоть и халявная, но по высшему классу. Где сидеть – без разницы.
– Это тебе без разницы, а нам большая разница. Марфа, нам предлагают сесть за стол последними, как нищим. Как ты думаешь, согласимся?
Кажется, я ей сказал это зря. Задумка была простая, тихо отсюда уйти. Решил, что по-другому Марфу отсюда не вытащить. Однако она отреагировала неожиданно и самым неприятным для меня образом.
– Мне сидеть в конце стола? – во весь голос спросила она. – Ниже всех этих худородных холопов!?
На нас и так пялила глаза вся публика, а после ее громкого не совсем понятного заявления, да еще сказанного с возмущенной интонацией, в столовой наступила тишина. После всего, что сегодня здесь уже случилось, народ ждал скандала!
– Что эта сказала? – негромко спросила хозяйка. После того, как к ней в зале обратился муж, я наконец узнал ее имя – Эльвира. Ей никто не ответил.
– Что сказала эта?! – повысила она голос.
Пришлось мне брать на себя решение конфликта.
– Госпожа Бахметева, просит нас извинить, у нее разболелась голова, и мы не сможем остаться на ужин, – спокойно объяснил я.
Язык за четыреста пятьдесят лет, безусловно, сильно изменился, но все-таки не на столько, чтобы присутствующие не поняли слов: «худородные» и «холопы».
После моих извинений наступила тишина, я уже подумал, что теперь нам дадут уйти с миром, как вдруг какая-то женщина в ярком красном платье, сидевшая по левую руку от Эльвиры вскочила из-за стола и, забыв, что находится в атмосфере старинной степенности, закричала хорошо поставленным голосом коммунальной скандалистки:
– Это кто здесь худородные? Это наша Эльвирка худородная? Да у нее дед министром был и депутатом! А у Вадькиного деда была своя фракция в думе! Это ты лярва, тварь подзаборная!
Только теперь, когда дама в красном, немного приоткрыла тайну личностей и происхождения наших хозяев, я посмотрел туда, куда она указывала. На стене столовой висело несколько портретов в современной моей эпохе одежде. Как нетрудно было догадаться по умным, сосредоточенным лицам, это были портреты отечественных политических деятелей. Среди них пара рож показались мне знакомыми. Фамилий их обладателей я не знал, но помнил, что они часто мелькали по телевизору и публично боролись против коррупции, воровства, мздоимства, за народное счастье и процветание, Судя по тому, как теперь жили их внуки, добиться своей цели им удалось.
– Что кричит глупая мужичка? – спросила меня Марфа.
И опять у меня было чувство, что ее вопрос все поняли правильно, но, тем не менее, ждали моего перевода.
– Эта женщина говорит, что предки наших хозяев заседали в думе, – объяснил я.
Мне очень не нравится в людях родовая спесь, лучше все-таки гордиться своими успехами, а не покойными предками, но особые претензии Марфе предъявить было сложно, в ее темную эпоху, это было нормой поведения, Теперь, когда она узнала, что предки наших хозяев заседали в думе, посмотрела на них по-другому.
– В думе? – повторила она. – При каком царе?
Красная дама ее поняла, и отбрила:
– При каком? А при таком, при первом царе, при Борисе и потом тоже...
– При Борисе Годунове? – удивилась Марфа, оглядываясь на пиджачные портреты знатных предков.
– Кто такой Борис Годунов, – громким шепотом спросила красивая молодая женщина в открытом лиловом вечернем платье.
– Царь такой был, во времена Пушкина, – ответил ей сосед по столу, скорее всего, муж.
– Пушкина? – громко переспросила она. – А кто такой...
– Заткнись, дура! – оборвал ее собеседник.
И разом общее напряжение прошло: кто-то из гостей негромко хмыкнул, фыркнула какая-то смешливая гостья, на другом конце стола засмеялись откровеннее, и вдруг все собрание разразилось хохотом. Смеялись долго и весело. Общее веселье подогрела сама виновница происшествия. Сначала она не поняла причину общей радости, потом развеселилась, глядя на мрачно сидящего спутника и, когда уже почти все замолчали, сама залилась как звонкий колокольчик. Этого не выдержал даже муж, махнул рукой и закатился вместе со всеми гостями.
Я попытался воспользоваться моментом и незаметно уйти, но дорогу преградил мажордом и пригласил нас сесть подле хозяев. Яркая дама в красном вместе со своим кавалером куда-то исчезли, так что места оказались свободны. Я подумал, что теперь у нас появилось еще двое непримиримых врагов. Стоит только высунуться из общего болота и квакнуть, как тотчас обрастаешь недоброжелателями. Может быть, и меня здешние хозяева раздражают именно своим показным богатством и сибаритством. Зависть – мерзкое человеческое качество, плохо поддающееся самоконтролю. Все мы, в конце концов, вылеплены из одного теста...
– Господа просят оказать им честь, – говорил мажордом, во время общего веселья, умудряясь сохранять невозмутимое лицо.
Как ни хотелось мне скорее отсюда уйти, на что были две веские причины, теперь, когда хозяева исправили ошибку, отказываться сесть за стол, было бы глупо.
Первая веская причина, попытаться пока хозяевам не до нас, покинуть эти гостеприимные чертоги, вторая – сервировка стола. Мне в восемнадцатом веке приходилось сиживать за парадно накрытыми столами, и хотя до всех тонкостей европейского этикета я так и не добрался, но что-то из общих правил усвоил. Другое дело Марфа, которая, толком не знала, как пользоваться салфеткой не говоря уже о полудюжине вилок и ножей. Я не хотел давать хозяевам возможность получить реванш, демонстрируя ее неосведомленность в этикете.
– Мы сейчас вернемся, – сказал я управляющему, – даме нужно попудрить носик.
Не знаю, просуществовала ли до этого времени пудра, но он меня понял и показал где здесь туалеты.
– Марфуша, – сказал я, когда мы вышли из столовой, – они хотят над тобой посмеяться и показать какая ты невоспитанная. Ничего сама со стола не бери и не трогай посуду. Ешь, пей и делай только то, что и я. С соседями не разговаривай. Что бы тебя ни спрашивали, молчи и улыбайся.
Марфа согласно кивнула. Мне кажется, она и без моей помощи уже разобралась в том, что здесь происходит.
Больше ничего интересного не произошло. Обычный ужин в незнакомой компании, когда не понимаешь и половины «внутренних» шуток и вынужден слушать чужую хвастливую болтовню. Еда была до безобразия полезной, и видимо оттого совсем пресной и невкусной. Подавали сплошные овощи, протертые супы, желе. Пили безалкогольные вина и даже безалкогольную водку!
Марфа сидела рядом с хозяином, я – с хозяйкой. Мне казалось, что Вадиму не терпелось дождаться от меня вопроса, откуда ему известны наши имена. Я, само собой, такого удовольствия ему не доставил. Эльвира сначала напрягалась, потом пыталась гладить мне колени, бледнела, нервничала и с ненавистью смотрела на Марфу.
Короче говоря, вечер вполне удался.
Глава 6
– Нам нужно отсюда бежать нынешней же ночью, – сказал я Марфе, когда мы возвращались в гостевой дом.
Девушка согласно кивнула, потом вдруг широко, во весь рот зевнула, прикрыла его ладошкой, перекрестила, чтобы случаем не залетел черт, и умоляюще попросила:
– Давай лучше завтра, я так устала!
– Что значит завтра? – удивился я. – Ты, что не понимаешь, нас сегодня могут убить!
– Вадька, что ли? – спросила она, уже называя хозяина небрежно-уменьшительным именем. – Зачем ему нас убивать, когда он мне назначил свидание.
Довод был убийственный, но меня не убедил.
– Он тебе, что понравился? – спросил я, немного удивленный такой скоростью адаптации средневековой девушки к нравам электронной эры.
– Ничего, чистенький, – безразлично ответила она. – Они все тут какие-то не такие, как будто не настоящие.
– Ладно, – решил я, когда мы уже входили в арочные двери постсоциалистического замка, – ложись спать, а я посмотрю, что можно сделать.
Полкан встретил нас, точнее сказать, Марфу так радостно, будто уже не чаял увидеть. Кроме нескольких слов, о которых я уже упоминал, он пока больше ничего не сказал. Разбираться с его новыми талантами у меня времени не было.
– Полкаша, – извиняющимся голосом сказала Марфа и потрепала пса по голове, – мне очень хочется спать.
Девушка сразу же ушла в спальню. Я удержался от соблазна последовать ее примеру, сел в кресло и попытался суммировать все, что успел узнать об имении, его обитателях, и охране. Бросаться бежать очертя голову, к тому же неизвестно куда, я не собирался.
Кресло было уютно, а я так устал, что пригрелся и незаметно уснул.
Разбудил меня странный звук, напоминавший телефонный зуммер. Никакого телефона у меня, само собой, не было, и ничьих звонков я не ждал. По давней привычке, соблюдать осторожность, незаметно приоткрыл глаза. В комнате кроме меня никого не было. Я встряхнулся, отгоняя сонную одурь. Опять, теперь уже въяве, раздался тот же странный звук.
– Кто это? – спросил я, пытаясь понять, откуда он исходит.
– Это я, портной, – сказал кто-то невидимый вполне членораздельно, но очень тихо.
– Портной? – повторил я, не понимая, что это, действительно человеческий голос или звуковые галлюцинации.
– Молчи, ничего не говори, сядь, как сидел и закрой глаза, – испугано попросил невидимый портной.
Я удивился, но, уже имея представления, какие тут совершенные камеры наблюдения, решил послушаться и откинулся на спинку кресла.
– Вот и хорошо, – с облегчением сказал невидимка. – Меня зовут Денис, это я вам сегодня делал одежду.
Я на его слова никак не отреагировал, даже не кивнул, не понимая, что это: у меня поехала крыша или здесь такие совершенные виды связи.
– Говорить буду только я, а ты когда я спрошу, только кивни, согласен или нет.
Я сидел с закрытыми глазами ждал, что будет дальше. Он заговорил снова:
– Сегодня вас должны убить. Меня уволили с работы, и я скоро уезжаю, это для вас с Марфой единственный шанс выбраться отсюда. Это очень сложно, и нам нужно обсудить детали. Вы согласны бежать?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32
Документальное кино, которые так увлеченно смотрели гости и обслуживающий персонал, можно было бы назвать грубо, но точно: «Явление придурков народу».
К сожалению, этими придурками были мы с Марфой. Какой-то умелец так искусно смонтировал в фильм эпизоды нашего пребывания здесь, что зрители буквально покатывались со смеху. Что, безусловно, не могло не понравиться, это качество съемки. Демонстрировалась не просто видеозапись камер наблюдения, а вполне профессиональная съемка с нескольких точек, с крупными планами, стоп-кадрами, короче говоря, грамотно сделанный документальный фильм.
Само собой, никаких сцен, которые можно было двояко трактовать, показано не было. Ни мое столкновение с охраной, ни «эротические» моменты у бассейна в фильм не вошли. Зато в избытке демонстрировались наши растерянные или удивленные лица, неловкие движения, смешные ситуации.
Я вполне мог бы вытерпеть даже пересоленные шутки, но сцены с нашим раздеванием в предбаннике и, особенно, эпизоды в массажных кабинетах, были злы и лживы от начала до конца. Во время массажа, возможно, какой-то эротический момент и присутствовал, трудно без этого обойтись, когда на массажистках надето в малозаметных местах по одной прозрачной ленточке и во время работы она пускает в дело все части своего тела. Но между мной и ними, а уж тем более Марфой и ее массажисткой, не было, да и нее могла быть, никаких «неформальных» отношений. Тоже что сейчас показывали крупным планом в объеме и цвете, дамам вообще следовало смотреть с презервативами наготове, чтобы случайно не забеременеть. Похоже, те две тетки, которых я принял за банщиц, прячась за своими «пультами», специально отыскивая смачные моменты, играя масштабами, светом и тенью. Словом, они к радости зрителей, потрудились на совесть!
Публика от зрелища пребывала в полном восторге, одна главная героиня, похоже, просто ничего не поняла.
– Это кто там были такие? – тихо спросила меня Марфа, когда кино кончилось и все исчезло. Она явно не сопоставила себя с огромными реальными фигурами, кувыркающимися в воздухе.
– Потом все объясню, – попросил я, – а сейчас веди себя так, будто ты настоящая царица.
Просмотр кончился под одобрительные возгласы гостей, но зааплодировал только один человек. Я громко и неспешно хлопал в ладоши, пока говор не смолк, и к нам не повернулись все недавние зрители.
– Очень милый фильм, – так чтобы было слышно всем, сказал я, – только жаль, что в нем не хватает некоторых эпизодов!
Наступила мертвая тишина. Нас явно узнали. Только теперь перед насмешливой толпой стояли отнюдь не неуклюжие оборванцы. Марфа, как истинная женщина почувствовала высокую ноту и на минуту сумела превратиться в гордую русскую царицу. А уж когда она повела плечом, и драгоценный мех вспыхнул сибирскими искрами и заиграл всеми своими благородными оттенками, присутствующие бабы просто сломались и потекли от зависти.
Не знаю, кто были эти люди, возможно, представители власти или нувориши, способные украсть или купить половину Сибирской тайги.
Но сюда они приехали на стилизованных машинах, были одеты в компьютерные модели, а не в серые русские соболя!
Судя по реакции присутствующих, счет стал, как минимум, один – один. Дальше я пошел на выигрыш: громко щелкнул пальцами, ткнул указующим перстом в мажордома и небрежно поманил его согнутым указательным пальцем. Все теперь смотрели на меня и на палец. Управляющий послушно подошел, не посмев ослушаться.
– Прими-ка, голубчик, шубу! – громко сказал я и, сдернув меховую рухлядь с Марфиных плеч, кинул ему на руки. И тут раздался общий глубокий вздох. Думаю, что такое торжество, даже очень красивым женщинам не всегда выпадает в жизни. Все без исключения мужчины разом заиндевели и забыли о своих спутницах.
Я не знаю, как это получилось у портного, подлинное искусство плохо поддается описанию, но то, во что он превратил обычную, хоть и миловидную девушку, было истинным шедевром. Возможно, главная причина заключалась в том, что мастер сумел заключить ее простоту и естественность в соответствующую оправу, подчеркнув формой содержание, Причем это, как мне кажется, оценили все: женщины не найдя у нее никаких следов косметических или стилистических ухищрений, завидуя юности и чистоте, мужчины на основном инстинкте.
Теперь счет стал разгромным, и нам с Марфой нужно было очень постараться, чтобы проиграть поединок. Ни она, ни я делать этого не собирались. Однако и враг не дремал.
Оправившись от неожиданности, из толпы вышел хозяин. Сказать, что он был просто зол, значит ничего не сказать. Он был в ярости, я видел, как у него подергивается веко и утолок губы. Однако держать себя в руках он умел, сказал негромко, но так чтобы все услышали:
– Друзья, это и есть наши новые знакомые, Позвольте вам представить, Алексей Крылов и Марфа Бахметева!
Удар он нанес, что называется, наотмашь. Надеюсь, что лицо у меня в тот момент не очень изменилось, во всяком случае, я попытался приветливо улыбнуться. То, что он назвал по имени и фамилии не только меня, ко и Марфу, сразу все ставило на свои места. Только на этом месте, мне находиться совсем не хотелось. Было похоже, что в этот раз я попал не к своим родственникам...
Я сам до сих пор не знал даже имен хозяев. Представиться залетным бродягам они не сочли нужным, а слуги их называли просто «господами». Они же, оказывается, знали даже то, чего не знал я, фамилию моей спутницы.
– А теперь, друзья, – кончил он, явно наслаждаясь произведенным на меня эффектом, – прошу всех в столовую! Эльвира, приглашай гостей к столу, – добавил он, нежно беря жену под руку.
Все тут же задвигались и парами пошли вслед за хозяевами к выходу из зала.
– Твоя фамилия Бахметева? – тихо спросил я Марфу.
Девушка испытывала большой эмоциональный подъем, чувствовала себя на седьмом небе от счастья и ничего странного в том, что ее здесь знают, не заметила.
– Да, – ответила она, – разве я тебе не говорила?
– Нет, не говорила, а здесь, ты себя кому-нибудь называла?
– Нет, меня никто не спрашивал.
– А обо мне спрашивали?
– Тоже нет, я фамилию твою сейчас первый раз услышала.
Было похоже на то, что все у нас с ней складывается совсем плохо. Между тем все гости вошли в огромную парадную столовую. Здесь царил дух того же, что и везде, имперского пижонства: огромный стол, резные стулья «а-ля восемнадцатый век», куверт на тридцать персон. Фрачные лакеи разводили гостей по их местам. Лишь только мы вошли, к нам подошел затянутый во фрак парень с блестящими, смазными каким-то маслом волосами, разделенными пополам на прямой пробор. Видимо такими хозяева представляли себе настоящих лакеев.
– Извольте, я вас провожу, – сказал он, небрежно кланяясь.
– Где наши места? – спросил я, не спеша идти за ним.
– Очень удобные-с, там вон, с краюшка, – ответил он, кивая в сторону конца стола, – не извольте беспокоиться, жрачка здесь хоть и халявная, но по высшему классу. Где сидеть – без разницы.
– Это тебе без разницы, а нам большая разница. Марфа, нам предлагают сесть за стол последними, как нищим. Как ты думаешь, согласимся?
Кажется, я ей сказал это зря. Задумка была простая, тихо отсюда уйти. Решил, что по-другому Марфу отсюда не вытащить. Однако она отреагировала неожиданно и самым неприятным для меня образом.
– Мне сидеть в конце стола? – во весь голос спросила она. – Ниже всех этих худородных холопов!?
На нас и так пялила глаза вся публика, а после ее громкого не совсем понятного заявления, да еще сказанного с возмущенной интонацией, в столовой наступила тишина. После всего, что сегодня здесь уже случилось, народ ждал скандала!
– Что эта сказала? – негромко спросила хозяйка. После того, как к ней в зале обратился муж, я наконец узнал ее имя – Эльвира. Ей никто не ответил.
– Что сказала эта?! – повысила она голос.
Пришлось мне брать на себя решение конфликта.
– Госпожа Бахметева, просит нас извинить, у нее разболелась голова, и мы не сможем остаться на ужин, – спокойно объяснил я.
Язык за четыреста пятьдесят лет, безусловно, сильно изменился, но все-таки не на столько, чтобы присутствующие не поняли слов: «худородные» и «холопы».
После моих извинений наступила тишина, я уже подумал, что теперь нам дадут уйти с миром, как вдруг какая-то женщина в ярком красном платье, сидевшая по левую руку от Эльвиры вскочила из-за стола и, забыв, что находится в атмосфере старинной степенности, закричала хорошо поставленным голосом коммунальной скандалистки:
– Это кто здесь худородные? Это наша Эльвирка худородная? Да у нее дед министром был и депутатом! А у Вадькиного деда была своя фракция в думе! Это ты лярва, тварь подзаборная!
Только теперь, когда дама в красном, немного приоткрыла тайну личностей и происхождения наших хозяев, я посмотрел туда, куда она указывала. На стене столовой висело несколько портретов в современной моей эпохе одежде. Как нетрудно было догадаться по умным, сосредоточенным лицам, это были портреты отечественных политических деятелей. Среди них пара рож показались мне знакомыми. Фамилий их обладателей я не знал, но помнил, что они часто мелькали по телевизору и публично боролись против коррупции, воровства, мздоимства, за народное счастье и процветание, Судя по тому, как теперь жили их внуки, добиться своей цели им удалось.
– Что кричит глупая мужичка? – спросила меня Марфа.
И опять у меня было чувство, что ее вопрос все поняли правильно, но, тем не менее, ждали моего перевода.
– Эта женщина говорит, что предки наших хозяев заседали в думе, – объяснил я.
Мне очень не нравится в людях родовая спесь, лучше все-таки гордиться своими успехами, а не покойными предками, но особые претензии Марфе предъявить было сложно, в ее темную эпоху, это было нормой поведения, Теперь, когда она узнала, что предки наших хозяев заседали в думе, посмотрела на них по-другому.
– В думе? – повторила она. – При каком царе?
Красная дама ее поняла, и отбрила:
– При каком? А при таком, при первом царе, при Борисе и потом тоже...
– При Борисе Годунове? – удивилась Марфа, оглядываясь на пиджачные портреты знатных предков.
– Кто такой Борис Годунов, – громким шепотом спросила красивая молодая женщина в открытом лиловом вечернем платье.
– Царь такой был, во времена Пушкина, – ответил ей сосед по столу, скорее всего, муж.
– Пушкина? – громко переспросила она. – А кто такой...
– Заткнись, дура! – оборвал ее собеседник.
И разом общее напряжение прошло: кто-то из гостей негромко хмыкнул, фыркнула какая-то смешливая гостья, на другом конце стола засмеялись откровеннее, и вдруг все собрание разразилось хохотом. Смеялись долго и весело. Общее веселье подогрела сама виновница происшествия. Сначала она не поняла причину общей радости, потом развеселилась, глядя на мрачно сидящего спутника и, когда уже почти все замолчали, сама залилась как звонкий колокольчик. Этого не выдержал даже муж, махнул рукой и закатился вместе со всеми гостями.
Я попытался воспользоваться моментом и незаметно уйти, но дорогу преградил мажордом и пригласил нас сесть подле хозяев. Яркая дама в красном вместе со своим кавалером куда-то исчезли, так что места оказались свободны. Я подумал, что теперь у нас появилось еще двое непримиримых врагов. Стоит только высунуться из общего болота и квакнуть, как тотчас обрастаешь недоброжелателями. Может быть, и меня здешние хозяева раздражают именно своим показным богатством и сибаритством. Зависть – мерзкое человеческое качество, плохо поддающееся самоконтролю. Все мы, в конце концов, вылеплены из одного теста...
– Господа просят оказать им честь, – говорил мажордом, во время общего веселья, умудряясь сохранять невозмутимое лицо.
Как ни хотелось мне скорее отсюда уйти, на что были две веские причины, теперь, когда хозяева исправили ошибку, отказываться сесть за стол, было бы глупо.
Первая веская причина, попытаться пока хозяевам не до нас, покинуть эти гостеприимные чертоги, вторая – сервировка стола. Мне в восемнадцатом веке приходилось сиживать за парадно накрытыми столами, и хотя до всех тонкостей европейского этикета я так и не добрался, но что-то из общих правил усвоил. Другое дело Марфа, которая, толком не знала, как пользоваться салфеткой не говоря уже о полудюжине вилок и ножей. Я не хотел давать хозяевам возможность получить реванш, демонстрируя ее неосведомленность в этикете.
– Мы сейчас вернемся, – сказал я управляющему, – даме нужно попудрить носик.
Не знаю, просуществовала ли до этого времени пудра, но он меня понял и показал где здесь туалеты.
– Марфуша, – сказал я, когда мы вышли из столовой, – они хотят над тобой посмеяться и показать какая ты невоспитанная. Ничего сама со стола не бери и не трогай посуду. Ешь, пей и делай только то, что и я. С соседями не разговаривай. Что бы тебя ни спрашивали, молчи и улыбайся.
Марфа согласно кивнула. Мне кажется, она и без моей помощи уже разобралась в том, что здесь происходит.
Больше ничего интересного не произошло. Обычный ужин в незнакомой компании, когда не понимаешь и половины «внутренних» шуток и вынужден слушать чужую хвастливую болтовню. Еда была до безобразия полезной, и видимо оттого совсем пресной и невкусной. Подавали сплошные овощи, протертые супы, желе. Пили безалкогольные вина и даже безалкогольную водку!
Марфа сидела рядом с хозяином, я – с хозяйкой. Мне казалось, что Вадиму не терпелось дождаться от меня вопроса, откуда ему известны наши имена. Я, само собой, такого удовольствия ему не доставил. Эльвира сначала напрягалась, потом пыталась гладить мне колени, бледнела, нервничала и с ненавистью смотрела на Марфу.
Короче говоря, вечер вполне удался.
Глава 6
– Нам нужно отсюда бежать нынешней же ночью, – сказал я Марфе, когда мы возвращались в гостевой дом.
Девушка согласно кивнула, потом вдруг широко, во весь рот зевнула, прикрыла его ладошкой, перекрестила, чтобы случаем не залетел черт, и умоляюще попросила:
– Давай лучше завтра, я так устала!
– Что значит завтра? – удивился я. – Ты, что не понимаешь, нас сегодня могут убить!
– Вадька, что ли? – спросила она, уже называя хозяина небрежно-уменьшительным именем. – Зачем ему нас убивать, когда он мне назначил свидание.
Довод был убийственный, но меня не убедил.
– Он тебе, что понравился? – спросил я, немного удивленный такой скоростью адаптации средневековой девушки к нравам электронной эры.
– Ничего, чистенький, – безразлично ответила она. – Они все тут какие-то не такие, как будто не настоящие.
– Ладно, – решил я, когда мы уже входили в арочные двери постсоциалистического замка, – ложись спать, а я посмотрю, что можно сделать.
Полкан встретил нас, точнее сказать, Марфу так радостно, будто уже не чаял увидеть. Кроме нескольких слов, о которых я уже упоминал, он пока больше ничего не сказал. Разбираться с его новыми талантами у меня времени не было.
– Полкаша, – извиняющимся голосом сказала Марфа и потрепала пса по голове, – мне очень хочется спать.
Девушка сразу же ушла в спальню. Я удержался от соблазна последовать ее примеру, сел в кресло и попытался суммировать все, что успел узнать об имении, его обитателях, и охране. Бросаться бежать очертя голову, к тому же неизвестно куда, я не собирался.
Кресло было уютно, а я так устал, что пригрелся и незаметно уснул.
Разбудил меня странный звук, напоминавший телефонный зуммер. Никакого телефона у меня, само собой, не было, и ничьих звонков я не ждал. По давней привычке, соблюдать осторожность, незаметно приоткрыл глаза. В комнате кроме меня никого не было. Я встряхнулся, отгоняя сонную одурь. Опять, теперь уже въяве, раздался тот же странный звук.
– Кто это? – спросил я, пытаясь понять, откуда он исходит.
– Это я, портной, – сказал кто-то невидимый вполне членораздельно, но очень тихо.
– Портной? – повторил я, не понимая, что это, действительно человеческий голос или звуковые галлюцинации.
– Молчи, ничего не говори, сядь, как сидел и закрой глаза, – испугано попросил невидимый портной.
Я удивился, но, уже имея представления, какие тут совершенные камеры наблюдения, решил послушаться и откинулся на спинку кресла.
– Вот и хорошо, – с облегчением сказал невидимка. – Меня зовут Денис, это я вам сегодня делал одежду.
Я на его слова никак не отреагировал, даже не кивнул, не понимая, что это: у меня поехала крыша или здесь такие совершенные виды связи.
– Говорить буду только я, а ты когда я спрошу, только кивни, согласен или нет.
Я сидел с закрытыми глазами ждал, что будет дальше. Он заговорил снова:
– Сегодня вас должны убить. Меня уволили с работы, и я скоро уезжаю, это для вас с Марфой единственный шанс выбраться отсюда. Это очень сложно, и нам нужно обсудить детали. Вы согласны бежать?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32