– И совсем мы не похожи, – возмущённо, сказал он, – сам посмотри, у нас нет ничего похожего! Разве у нее мой нос?
Потом внимательно вгляделся в Элю, замолчал на полуслове, и побледнел.
– Что, начал узнавать? – насмешливо, спросила Марина. – Я тебя, Саша, не пойму, ты думаешь, мы от тебя чего-то хотим? После всего, что ты сделал, я тебя ни знать, ни видеть не хочу. Я и раньше за тебя не держалась, теперь тем более. Да и Эля, как видишь, выросла без твоей помощи.
– Я разве что-нибудь говорю? – сказал генерал, хотя только этим и занимался добрых десять минут. – Только она на меня почти не похожа. Вы думаете, я изверг какой?

– Не спишь? – спросил Перебатько, когда я уже начал засыпать и, не дожидаясь ответа, заговорил. – Ведь если подумать, я очень одинокий человек. Всю жизнь бился, служил, выслуживался, хапал где только мог, кажется, много достиг, карьера, счета открытые, тайные по всему миру, а пришла старость, оказался никому не нужен. Ведь умру, все прахом пойдет, чужим людям достанется. Думаешь, я жене нужен? Деньги ей мои нужны, да и что взять с девчонки, у нее только тряпки и гулянки в голове. На молодое тело польстился, вот теперь все время и думаю, где она, с кем шляется. Живым останусь, выгоню, на что она мне коза драная? Сын был, не уберег, всю жизнь по бабам мотался, а настоящую семью не построил. Думаешь, я Маринку не узнал? Конечно, постарела, но все такая же. Хорошая она женщина, добрая, всем все прощает. А дочь, вылитая копия моей мамы, я как ее рассмотрел, едва не заплакал. Спишь?
Я промолчал, не зная, что следует говорить в таких случаях.
– Слышу, что не спишь, и знаю, меня осуждаешь. А что было делать? Жениться на ней, значит, на всю жизнь остаться участковым, и хорошо, если к пенсии получить майора! Тогда-то я считал, что карьера – самое главное в жизни, думал, вылезу наверх, и жизнь станет совсем другой. Господи, какая тоска... Маму вот вспомнил. Она для меня... Только ты все равно не поймешь, ты злой. Нет в тебе настоящей доброты. Я всё чувствую. Вот мама моя... я как Эльку увидел, будто в детство вернулся. Стоит мама и смотрит с укором: что, мол, ты, Сашок, со своей жизнью сделал! Что мне ей ответить? Сказать, что я за золотого тельца душу продал? Всё неправедно нажитое отдам, по миру с протянутой рукой буду ходить, а на чужую копейку не позарюсь!
Я начал засыпать, но еще долго слушал тихий шепот, вздохи и всхлипывания. Александр Богданович успокоился только под утро, когда начало сереть за окном небо. Когда мы встали, это был словно другой человек, так его переломала одна только бессонная ночь. Он бледно улыбнулся и попросил сварить ему крепкого кофе. К сожалению, кофе у меня не было. Я отправился в прихожую умываться, а генерал вздохнул и безропотно выпил чашку холодного чая. Потом мы с ним обсуждали наши дальнейшие действия. О том, что мне нужно сдаться в руки правосудия, Перебатько больше не говорил.
– Ну, как вы тут? – спросила, входя в комнату, Марина. – Выспались?
– Какой тут сон, всю ночь по коридору бегали какие-то люди и скандалили, я еле сдержался, чтобы не выйти, – пожаловался генерал. – Удивляюсь, как вы тут можете спать в таком шуме!
– За столько-то лет привыкли, тут всегда так, – спокойно ответила Марина.
– Я, как только освобожусь, – сказал генерал и покосился на меня, – сразу же займусь вашим квартирным вопросом. Есть сколько угодно вариантов поселить вас по-человечески. Все-таки мы не совсем чужие люди.
– А что с моей саблей? – спросил я, пока ночные раскаянья еще не выветрились из генеральской головы.
...Моя сабля, которую молодой Перебатько когда-то украл у Марины, была совершенно уникальной. Она досталась мне еще в восемнадцатом веке. По моим прикидкам, было ей никак не меньше полутора тысяч лет. Клинок был выкован из индийского коленчатого булата, ножны украшены драгоценными камнями и стоила она просто нереальных денег. Когда ее бывшие владельцы устроили на меня настоящую охоту, я спрятал ее в шкаф в Марининой прихожей за старой одеждой. Там она ее, видимо, и нашла.
– Сабля? – удивленно спросил Александр Богданович. – Какая еще сабля?
– Саша, как тебе не стыдно! – строго сказала бывшая соседка.
– Ты имеешь в виду ту самую саблю? – тотчас нашелся генерал. – Я о ней уже и думать забыл. Когда это было!
– Постарайся все-таки вспомнить, – попросил я, – она имеет для меня большую ценность.
– Большую ценность? – удивился он. – Да ты что, обычная дешевая подделка, таким цена рубль кучка. Я передал ее на хранение...
– Вспомни о маме, – посоветовал я.
Удивительно, но Перебатько смутился. Он растеряно посмотрел на Марину, но прежде чем мне ответить, спросил, где Эля.
– Пошла в магазин, – ответила она. – Так что с саблей?
– Дома она у меня, в оружейном шкафу. Я ее как туда поставил, так и забыл... Ты не думай, мне чужого не нужно, я тогда ее случайно взял. Верну в целости и сохранности.
– А вот и я, – сказала Электра, входя в комнату. – Сейчас буду вас кормить завтраком.
– Я кофе хочу, – сказал генерал. – У вас тут можно достать приличный кофе?
Пока Эля готовила в прихожей на крохотной электрической плитке завтрак, обретённый отец расспрашивал её о жизни. Я, воспользовавшись моментом, отвел Марину к окну и попросил рассказать всё, что она знает о последнем появлении в нашем времени мой жены.
– Так это когда ещё было! – удивилась она. – Ещё до Элькиного рождения. Я тогда как раз с Нееловым развелась. Слушай, Крылов, я вот никак не пойму, почему ты всё время от неё бегаешь? Алька такая душевная баба, жил бы с ней и радовался!
– Не бегаю я, совсем наоборот, никак не могу поймать. Почти год искал ее в семнадцатом веке, но так и не встретил. Мы с ней во времени почему-то постоянно расходимся. Я там, она здесь, я здесь, она неведомо где.
– Что значит неведомо где? Она сказала, чтобы ты её искал, – Марина задумалась. – Прости, не помню, ведь столько лет прошло. Но она что-то по этому поводу говорила... А ты что, правда, в семнадцатом веке был?
– Был, – подтвердил я. – Ты давай вспоминай, это для меня очень важно.
– Интересно, поди было в старину! И как там жизнь?
– Что значит «как», возьми учебник истории и прочитай. А, в общем-то, ничего хорошего: дикость, жестокость, набеги, грабеж, одним словом, смутные времена.
– Ну, у нас в России всегда смутные времена. Сейчас, что ли, многим лучше!
– Конечно лучше, даже сравнивать нельзя.
– Ну да, нельзя! Все время кого-то взрывают, стреляют, погромы, национальные волнения, короче говоря, сплошной терроризм.
– Может быть, ты и права, – подумав, сказал я и попросил, – давай о политике потом поговорим, а сейчас вспоминай, что мне Аля просила передать.
– Вспоминаю, только сам подумай, сколько лет прошло! Что-то она говорила о девятнадцатом веке.
Пока мы разговаривали, генерал общался с дочерью и, кажется, у них дело шло на лад, во всяком случае, за стол он сел со счастливой улыбкой. Я наблюдал за семейной идиллией, машинально глотал современную унифицированную пищу и решал, что делать дальше. Верить Перебатько я больше не стал, но другого выхода, как воспользоваться его помощью, у меня не было. Приходилось идти на риск.
– Вы можете узнать, кто разгромил квартиру наших друзей, и куда их увезли? – спросил я его после завтрака.
– Для этого мне нужна связь, – ответил он, намекая на отобранную вчера ушную раковину.
– Хорошо, – согласился я, возвращая ему приборчик, – но помните, шаг влево, шаг вправо, ну и так далее.
– Понял, не дурак, – сказал он. – Зря ты меня боишься, я не враг своей дочери!
Электре его слова явно понравились, и она улыбнулась папочке. Марина была настроена более скептично и только хмыкнула.
Генерал, вернув связь, тут же включился в работу. Первым делом он отменил собственный розыск. Только после этого распорядился провести расследование по делу Льва Николаевича.
– А я говорю, немедленно проверить по всем каналам! – кричал он.
Со стороны это выглядело забавно. Одно дело, когда говоришь в трубку, понятно, что с кем-то общаешься, совсем по-другому выглядит, когда кричишь просто так, уставившись в стену или потолок.
– Что значит, закрытая информация, – разорялся он. – От кого она закрыта, от меня что ли? Немедленно, вашу мать...
Мы втроем наблюдали за действиями представителя власти, и это ещё больше распаляло Александра Богдановича. Он явно хотел произвести впечатление на дочь и старался, как мог. Сначала у него ничего не клеилось. Как у нас всегда бывает, добиться от кого-нибудь толкового ответа оказалось очень не просто. Потом что-то сладилось, наконец нашелся чиновник, оказавшийся в курсе дела, и кончились переговоры неожиданно быстро. Генерал молча выслушал информацию и неразборчиво поблагодарил.
– Ну что, где они? – опередив меня, спросила Электра.
– У нас, – сердито сказал он. – Не у меня конечно, а в нашем ведомстве.
– Ой, как хорошо! – обрадовалась девушка. – Значит, ты сможешь их отпустить!
Перебатько бросил на нее короткий, косой взгляд и потер заросший серой щетиной подбородок. Вид у него был немного встревоженный.
– К сожалению, не всё так просто, – сказал он и покачал головой. – Я всё-таки не первое лицо. Короче говоря, ваших друзей по приказу нашего министра отвезли в имение Вороновых. Выходит и он замазан, а корчил из себя неподкупного, – сказал он, скорее себе, чем нам.
– К каким Вороновым, тем самым? – спросила Электра.
– Да, тем самым. Не пойму, какое они имеют отношение... такие достойные люди...
Я молчал и думал. Теперь все сходилось в одну точку. Оказывается, не только я искал встречи с магистром, он делал то же самое. Похоже, начинался последний этап нашего противостояния. Меня магистр собрался поймать на живца.
– Папа, но ты же сможешь что-нибудь сделать? – спросила Электра, впервые назвав Перебатько отцом.
Он это оценил, смущенно кашлянул и благодарно на нее посмотрел. Я увидел, как сквозь маску лживости, черствости, привычной подлости, у него проступают человеческие черты.
– Попробую, дочка, хотя ничего гарантировать не могу. Похоже, у нас слишком сильные противники, не мудрено будет и шею свернуть.
– Вспомнила! – неожиданно воскликнула Марина. – Аля говорила о Наполеоне!
– Какой ещё Наполеон? – удивился генерал, – он то здесь при чем? Нет, Наполеон тут не в масть, это все Моргунов мутит. Только он мог так прижать министра.
«А что если пойти напролом, – думал я. – У меня есть гарантия, что я не погибну, надавить на Вороновых – единственная возможность разобраться с магистром. Оставаться в этом времени я не хочу ни под каким видом, не нравится мне ни пластмассовая пища, ни розовые раковины, ни голубые лагуны. Мне здесь вообще ничего не нравится и ничего не держит».
– Можно попробовать прозондировать почву, но для этого мне нужна свобода передвижения, – говорил Перебатько. – Есть у меня кое-какие зацепки и на министра... Конечно, Моргунов большая сила, но если натравить на него президента...
«Что имела в виду Аля, когда говорила Марине о Наполеоне?» – между тем думал я.
– Мне кажется, пока вашим друзьям ничего не грозит, ничего страшного, если посидят день, два, пока я наведу справки...
«Заберу у генерала саблю, это будет лучшая приманка для магистра. Намекну, что согласен обменять её на пленников, думаю, он обязательно клюнет. Только как его развести? У нас слишком разные возможности», – продолжал я строить планы реванша.
– Я сам могу съездить к Вороновым, – говорил, между тем, Перебатько, – мы хорошо знакомы, может быть, они пойдут на компромисс.
– Мне кажется, от них ничего не зависит, они только выполняют приказы. Впрочем... А если мне к ним попасть, скажем, как вашему шоферу? – спросил я.
– Не получится, – вмешалась в разговор Электра, – водителей на территорию не пускают, они ждут хозяев на дальнем въезде. Одному туда идти нельзя, там такая охрана! Да ты и сам видел. Говорили, что все, кто пытался пробраться через первую линию заграждения, взрывались на минах.
– А если по воздуху? – спросил я. – У вас в ведомстве есть какие-нибудь вертолеты, на худой конец дельтапланы?
– Есть, конечно, – ответил генерал, – только не в моем подчинении. И нас сразу же заложат...
– Нашли о чем волноваться, – вмешалась в разговор Марина, – возьмите левака, он вас хоть куда отвезёт!
– Какого ещё левака? – не понял я. – Неужели можно нанять левый вертолет?
– За деньги можно всё, – ответила она, – племянник соседки может устроить что угодно. Если хочешь, я с ним договорюсь.
– Я бы не советовал связываться с такими людьми, можно попасть в нехорошую историю. Лучше все-таки действовать легальными способами, – посоветовал милиционер, правда, не объяснив какими.
– Ну, плохими историями меня уже не испугаешь, – сказал я, – я из них последнее время не вылезаю. Одной больше, одной меньше. Договаривайся, а я пока решу свои проблемы и за одно тебя долечу.
– А можно и я тоже у тебя полечусь? – попросил генерал. – У меня, понимаешь, жена совсем молодая...

Глава 21

Скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается. С племянником соседки договориться оказалось очень непросто. Он был удивительно скользким парнем: все что-то хитрил, крутил, зачем-то постоянно таинственно подмигивал, и умело тянул время и деньги. В нормальной ситуации, я бы с ним вообще не стал иметь дел, но теперь, когда других вариантов не оказалось, скрипя сердце, подчинялся обстоятельствам. Генерал, вырвавшись на свободу и оперативный простор, не хуже соседкиного племянника кормил меня завтраками и многозначительными обещаниями.
Хорошо хоть не сдал на суд и расправу своему ведомству и после раздумий и проволочек, все-таки вернул саблю. Скорее всего, только потому, что не знал её настоящую цену.
Жил я всё это время в квартире Даши. Точнее будет сказать, в её комнате на второй половине кровати. Мы хорошо ладили, хотя она и знала, что я вот-вот уеду. Может быть, от этого наши ночные радости и были такими острыми. Надеюсь, в нашем альянсе не доминировал пресловутый мужской эгоизм.
На четвертый день переговоров и жирных авансов, племянник Марининой соседки все-таки свёл меня с «вертолетчиком» Валерой. Встретились мы с ним в каком-то недорогом кафе. Он тут же заказал за мой счёт бутылку водки и шесть банок пива. Водку спрятал в карман, а к пиву присосался, как клоп к пролетарию.
Было этому Валере лет пятьдесят, лицо его украшали пористый нос картошкой и хитрые светло-голубые глазки. От него исходил стойкий запах перегара и лука.
Все вопросы он обещал решить кардинально:
– Доставим, куда хочешь, хоть в Кремль, хоть в Белый дом.
После двух банок пива, объявил:
– Были бы деньги, с баблом у нас можно все!
– Так-таки, все! – не поверил я.
– Все, – подтвердил он, – без ограничений. Хочешь, я тебе такую бабу найду, улетишь с ней на небо!
– Мне нужна не баба в небе, а хороший вертолет, – отказался я. – Это имение хорошо охраняется, там кругом лес, как вы меня высадите?
– Элементарно, спустим по веревочной лестнице, – не задумываясь, ответил он.
Я без особого энтузиазма представил, как это все будет выглядеть на деле и засомневался:
– Значит, вертолет будет висеть над имением, я буду спускаться по веревочной лестнице, а со всех сторон сбегаться охрана.
– Зачем ей сбегаться? – не понял он.
– Вертолет-то шумит...
– Ну и что, мало ли где что шумит, они подумают, что он случайно залетел.
– Спасибо, но мне это не подходит.
Валера думал ровно пять секунд, потом изрек:
– Ты тогда оплачиваешь три вертолета, с двух мы сбрасываем дымовые шашки, а с третьего ты спускаешься по веревочной лестнице. Кругом дым, охрана думает, что начался лесной пожар, все разбегаются...
– Лесной пожар в это время года? – усомнился я. – А если охрана не разбежится, а побежит тушить пожар, а тут я спускаюсь по веревочной лестнице...
Валера оглядел меня самым укоризненным, на который был способен, взором, подумал еще три секунды и все решил окончательно:
– Тогда сделаем так, ты оплачиваешь все расходы, плюс прокат пяти вертолетов, а мы тебя обязуемся доставить в это гребаное имение.
– Живым или мертвым, – подсказал я.
– Ну да, то есть, зачем же мертвым, конечно, живым, А уж там как знаешь...
– Погоди, – попытался я перекрыть поток его предприимчивости, – сделаем так, я оплачиваю один вертолет, а вы с него забрасываете имение дымовыми шашками и шумовыми гранатами, чем больше, тем лучше. Оплата после выполнения работы.
– Нет, мы работаем только после предоплаты. А как ты туда попадешь, если там охрана? Если не хочешь по лестнице, давай мы тебя спустим на канате. Великое дело! Ты оплачиваешь...
– А мне незачем туда попадать, – ответил я, окончательно уяснив, что попусту теряю время, – просто попугаю хозяев и все. У меня с ними личные счеты.
Не могу сказать почему, но Валера мне окончательно разонравился, и дело даже не в том, что от него сильно несло луком. Слишком он легко подходил и к чужим деньгам и к чужим проблемам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32