– Наш господин Жорж и в самом деле путешествует по заграницам, вовсе не его прикончил Альберт. И все-таки никто меня не убедит, что в этом доме все по-простому да по-честному. Мадам носится с секретарем, а доктор носится с мадам. Прямо жуть берет! Я за это Францию и люблю, тут никто не стесняется. Даже за дверью стоять не надо, чтобы все подробности разглядеть. А Роза Лекьель, что одета всегда как жена гробовщика, и старикан Родриг Тарденуа, должно быть, много чего любопытного знают!
Заметим еще, что произносила она: «Зарикан Ротрик Дартенуа». Но разрази меня гром, если я нахожу хоть каплю смешного в чудесном немецком акценте, который только и знают, что пародировать.
Самый большой успех поджидал госпожу Майер у трубочиста.
– Вот увидите, дело кончится скандалом! Факты? Пожалуйста! Все вокруг горевали, что нет у нас ни поверенных, ни нотариусов, один доктор приносит ренту в носовом платочке. И представляете, получили наследство! И от кого? От банды Кадэ! Банде мы теперь обязаны нашим благосостоянием. Судя по всему, наша мадам то ли племянница, то ли кузина двух этих старых дев с улицы Виктуар, так что вышло, что Клеман Ле-Маншо неплохо поработал на нашу семью. Но и это не все! Пока-то мы сидим тихо в нашей норке, а захотим – так такую пыль пустим! Мы же графья, маркизы, принцы, герцоги! Все титулы есть в бумагах поверенного. Я их, знаете ли, перелистала, но мне это крайне странно! И мне кажется, что напишут про нас однажды в газетах и будет для этого совсем не невинная причина!
К концу месяца Альберт встал с кровати, но превратился в собственную тень и казался смертельно грустным.
Еще только одно слово, и мы вернемся к нашему рассказу.
Несколько недель спустя после отъезда господина Жоржа в пресловутое путешествие, что так сильно тревожило госпожу Майер, доктор Абель Ленуар вышел из особняка в десять вечера и заметил женщину, сидевшую на большом камне возле ворот, на том самом месте, где сидела Лиретта, встречая фиакр, который привез нашего беглеца из тюрьмы де ла Форс.
В жизни с доктором Ленуаром случалось всякое, и, возможно, у него были основания заподозрить, что за ним следят.
Но он узнал эту женщину с первого взгляда и довольно резко взял за руку.
– Что ты здесь делаешь, Лиретта? – спросил он строго.
Девочка, а это и в самом деле была Лиретта, задремала на своем камне, который она превратила в наблюдательный пост. От резкого тона она очнулась, и личико ее исказил страх.
– Папаша Эшалот послал тебя наблюдать? – еще строже спросил доктор. – Передай ему от моего имени, что он рискует многим, если возьмется за старые грехи!
– Совсем не папаша Эшалот, – отозвалась Лиретта.
– Тогда что ты тут делаешь? Тебя выгнали? – расспрашивал девочку доктор.
Она опустила голову, и густые волосы закрыли ей лицо.
– Нет, не выгнали, – сказала малышка, – но скоро выгонят.
– За что? – допытывался доктор.
– За то, что я люблю одного человека, а мне еще рано, – тихо произнесла она.
Доктор едва расслышал ее тихие-тихие слова. Он отпустил руку девочки и отвел волосы с ее лица.
– Малышка Лиретта, – сказал он, – и ты туда же?
Она вскочила на ноги и выпрямилась.
– Да это случилось давным-давно! – гордо заявила она.
Девочка в слабом свете далекого фонаря, который подчеркивал бледность и бархатистость ее кожи и заставлял мерцать большие влажные глаза, показалась доктору неожиданно красивой, будто увидел он ее в первый раз.
– И кого же ты любишь, Лиретта? – спросил он, невольно понижая голос до шепота.
Она ответила не сразу.
– Вы такой добрый, – проговорила она, видимо, решившись довериться доктору, – вы не откажете, и я узнаю, где он. А то стали говорить, что он умер…
– Жорж! – вскричал доктор вне себя от изумления.
Девочка схватила руку доктора и поднесла к губам, лепеча:
– Не смейтесь надо мной, ответьте…
Доктор с улыбкой смотрел на нее. На его красивом и ласковом сейчас лице появилось мечтательно-меланхолическое выражение, словно смотрел он в далекое прошлое.
– Я зайду навестить тебя, Лиретта, – пообещал он. – Узнаю, что и как. Я ведь лечу не только горячку и лихорадку…
– Но я совсем не хочу выздоравливать, – сказала девочка. – Где он?
– В большом странствии, – ответил доктор.
– Он хорошо себя чувствует? – интересовалась Лиретта.
– Вполне, – заверил ее доктор Ленуар.
– А какое у него настроение? – не унималась малышка.
– Не знаю, – как-то грустно проговорил доктор.
– Скоро он вернется? – продолжала спрашивать Лиретта.
– Надеюсь, – ответил доктор Абель.
– Спаси вас, Господи! – радостно вскричала девочка.
Словно быстрая птичка она вспорхнула на цыпочки, и доктор почувствовал на своей щеке прикосновение поцелуя.
Как только в доме стало известно о прибытии молодого хозяина, вся прислуга, горя желанием услужить и не скрывая любопытства, явилась его встречать. Кто-то подхватил мешок, кто-то другой – чемоданы, и только госпоже Майер нечего было нести, но зато она больше других нуждалась в свежих новостях, которыми собиралась поделиться с булочником, мясником, зеленщиком и трубочистом.
Жорж быстро прошел мимо столпившихся слуг, не замечая и старика Тарденуа, который стоял в стороне, поднялся на темное крыльцо и через парадную дверь вошел в просторную прихожую.
Глядя ему вслед, госпожа Майер тонко заметила:
– Можно подумать, занимался контрабандой! Все какие-то секреты! И скажите на милость, что он нес в правой руке?
В гостиной Жоржа ждала госпожа де Сузей, ждала в одиночестве. Жорж хотел было поцеловать ей руку, но она расцеловала его, повторяя:
– Бедный мой мальчик! Бедный мальчик! Как вы, однако, настрадались!
Глаза ее были полны слез, но не знаю, как бы это лучше выразить: в ее чувстве недоставало тепла, оно было снисхождением и в чем-то сродни жалости.
Почти тотчас же Жорж позвал Тарденуа и распорядился:
– Запрягайте, и как можно скорее!
– Как! Уже? – воскликнула госпожа де Сузей.
– Я и так опаздываю, – отвечал Жорж, – меня ждут.
Когда старый слуга ушел исполнять распоряжение, молодой человек спросил:
– Матушка, разве мне не позволено поцеловать Альберта?
Госпожа де Сузей покраснела, отвечая:
– Он спит.
Она так и не подняла глаз. Ее бледное красивое лицо могло бы пробудить вдохновение у поэта, но необъяснимое смятение, которое мешало благородной прямоте ее взгляда, разочаровало бы искушенного наблюдателя.
Жорж задал еще один вопрос:
– Доктор оставил для меня какую-нибудь информацию?
– Он сказал, – отвечала госпожа де Сузей, не поднимая глаз, – что вы должны торопиться и ни под каким видом не пропустить сегодняшнего свидания.
Жорж тотчас встал со словами:
– Вот видите, сударыня, я себе не принадлежу.
Красавица-вдова протянула ему руку и сказала тихо-тихо:
– Жорж, вы пойдете не один.
– Кто же будет меня сопровождать, матушка? – спросил он.
– Я. Я всему причиной, и я так хочу, – ответила она.
– Так решил доктор? – осведомился молодой человек.
– Нет. Но я знаю, я чувствую, это мой долг, – проговорила женщина.
– Госпожа герцогиня, – строго произнес Жорж, – я здесь старший сын, глава семьи, и я вправе выразить свою волю. Итак, я желаю идти один.
Она привлекла его к себе.
– Мужественный мой сын, как я вас отблагодарю? – прошептала женщина.
На этот раз побледнел и опустил глаза Жорж.
– Сударыня, – произнес он с нажимом, – не надо больше так говорить, вы мне ничем не обязаны, зато я вам обязан всем.
В этот миг вернулся Тарденуа. Жорж жестом велел ему идти за собой и почтительно поклонился той, кого звал матушкой. Хозяин и слуга вышли.
Госпожа де Сузей закрыла лицо руками.
Как только за Жоржем закрылась дверь, в противоположном конце комнаты приоткрылась другая, и в гостиную заглянул молодой человек с осунувшимся болезненным лицом.
Это и был Альберт, секретарь, о котором мы уже столько раз говорили. Он обвел глазами комнату и, удостоверившись, что госпожа де Сузей одна, вошел.
Шел он медленно, и звук его шагов заглушал пушистый ковер. Пройдя до середины комнаты, он уже задыхался и, опустившись у ног госпожи де Сузей, сказал:
– Ах, матушка! Вы думаете только обо мне, а жизнью рискует он!
Она обвила его шею руками, и из глаз прекрасной вдовы хлынули слезы, куда более горячие, чем те, что блестели у нее на ресницах в присутствии Жоржа.
– Это правда! Так оно и есть! Господь меня за это покарает! Я всегда заботилась только о тебе.
Она улыбнулась, Альберт поцелуями осушил ее слезы.
– Почему, – начал он ласково, – ты не хочешь, чтобы я его поцеловал? Он желал этого, матушка, и я тоже очень его люблю.
Она помолчала, а потом ответила прерывающимся от рыданий голосом:
– Я не могу видеть вас вместе! – Она прижала Альберта к своей груди и страстно прошептала: – Он такой, каким ты был год назад – полон жизни, мужества, силы, а ты…
– Я умираю, – тихо отозвался Альберт. – Ах, ты не знаешь, не знаешь, насколько он счастливее меня, и какую цену я плачу за опасность, которой он подвергается!
XII
РУКА В ПЕРЧАТКЕ
События этим вечером развивались быстро. Еще не было и девяти часов, когда запряженная карета подъехала к крыльцу и остановилась, ожидая Жоржа.
– Держу пари, что он уже этим вечером отправится развлекаться! – воскликнула госпожа Майер, услышав цоканье копыт по аллее. – Молодые люди не тратят времени на пустые разговоры с мамочкой в гостиной. Мне по душе мальчики, которые заботятся, чтобы кровь не застаивалась в жилах, крутят любовь и крутят деньги!
Она приоткрыла дверь в прихожую, чтобы посмотреть, как будет уезжать молодой хозяин, но у нее было достаточно времени потерять вконец терпение, ибо господин Жорж только-только приступил к своему туалету.
Именно тогда, когда госпожа Майер начала свои философские обобщения, Жорж, наш беглец из тюрьмы де ла Форс, попал в умелые руки камердинера Тарденуа. Впрочем, это преувеличение – Жорж и сам справлялся со всем, что считается обязанностями камердинера: тщательно выбрился, оставив лишь крошечные кокетливые усики, столь же тщательно причесался и стер едва заметные остатки шрама.
В общем, он не солгал, сказав, что рука у него действует неплохо.
Комната, в которой он находился, была обставлена изящно, но без лишней роскоши. На стене висели портреты госпожи де Сузей, Альберта и молодого красавца в военной форме.
– Я уверен, что ты заходил сюда в мое отсутствие, Жан, – сказал Жорж, поправляя прическу.
– И даже весьма часто, – отвечал старик.
– А Альберт? – осведомился молодой человек.
– Он заглянул однажды, но госпожа герцогиня очень его ругала, – сказал Тарденуа.
– Почему? – спросил Жорж.
– И была права. Он вышел отсюда совсем больным. У господина герцога доброе сердце, – ответил старый слуга.
– А теперь помоги мне, – попросил Жорж, – и я буду готов. Да, конечно, у него доброе сердце. Я это знаю.
Тарденуа заранее приготовил все, что требовалось Жоржу. На туалетном столике лежала большая овальная шкатулка, запертая на ключ. Тарденуа повернул ключ в замке и откинул крышку.
В шкатулке лежала рука в перчатке, высовывающаяся из рукава с манжетом, и была точь-в-точь как настоящая.
Жорж уже снял рубашку и стоял возле своей кровати, а полог падал ему на плечо, скрывая всю правую сторону тела. Теперь было видно, как хорошо он сложен, – грудь, шея, левое плечо и рука напоминали прекрасную скульптуру.
Тарденуа достал из шкатулки описанную нами вещицу, которая при этом металлически звякнула. Пальцы руки в перчатке повисли, а по другую сторону манжета показались металлические крючки и ремешок.
– Доктор ее еще усовершенствовал, – сообщил Тарденуа. – Вот вы сами и убедитесь. Он сказал, что это настоящий шедевр.
Руки старика-слуги исчезли за пологом, а сам он встал позади своего молодого хозяина, который внезапно побледнел и прижал к губам платок, сдерживая стон.
Вновь послышался скрежет металла.
– Скажите, если я нечаянно сделаю вам больно, – попросил Тарденуа дрожащим голосом.
– Уже все хорошо, – отвечал Жорж, снова обретая естественный цвет лица.
Старый слуга еще секунду задержался за пологом, затем крикнул почти весело:
– Готово!
И одновременно набросил на Жоржа тонкую батистовую рубашку и отодвинул полог. Туалетное зеркало отразило Аполлона.
Жорж рассмеялся.
– Я еще не привык, – сказал он, – думал, что расплачусь, как маленький. Поспешим.
Пальцы искусственной руки уже не висели, они, казалось, ожили.
– Опробуйте ее, – предложил Тарденуа, пристегивая панталоны к рубашке.
Левая рука Жоржа потрогала правую и с испугом отдернулась.
– Она же не металлическая! – прошептал он.
– Конечно! А вдруг кто-то неожиданно пожмет вам руку?! Теперь, пожалуйста, извольте, – подхватил Тарденуа. – Вы сами говорили, что доктор – волшебник, и теперь у вас настоящая живая рука.
Туалет был завершен в три минуты, и котелок, выходя, Жорж взял правой рукой.
На пороге он остановился и с некоторым замешательством все же спросил:
– А вы не знаете, Альберт возвращался на улицу Виктуар?
– Он покидал дом только один раз, – тихо ответил старик. – Это. произошло спустя примерно месяц после того ужасного вечера. Ему уже стало лучше. Когда он вернулся, нам показалось, что в его жилах не осталось ни капли крови. Мы думали, он умрет у нас на руках.
– Он виделся с этой женщиной? – спросил Жорж. Тарденуа собрался было ответить, но тут глубокий мягкий голос прозвучал позади Жоржа, и тот от неожиданности вздрогнул.
– Я больше никогда ее не видел и не увижу никогда, – произнес этот голос.
Жорж обернулся. В двух шагах от него стоял Альберт.
Покои Жоржа сообщались со всей остальной квартирой – на этот раз внутреннюю дверь оставили открытой.
Жоржу понадобились все его силы, чтобы не выдать испуга и тревоги, – перед ним стояла живая тень.
– Альберт! – воскликнул он. – Как я рад тебя видеть!
– Не лги, – ответил бледный молодой человек, пытаясь улыбнуться. – Как ты можешь радоваться мне такому, если любишь меня!
Жорж хотел возразить, но не смог.
– Поцелуй меня, – попросил Альберт. – Год назад я был здоровее тебя, помнишь?
Жорж крепко прижал его к себе.
– Ты плачешь, – сказал тот, кого называли секретарем, – все плачут, когда меня обнимают. Один я не плачу.
И он довольно резко высвободился из объятий Жоржа. Тарденуа отвернулся, чтобы скрыть слезы.
– Жорж, – продолжал Альберт, – сражаешься ты, умираю я. Ты полон сил, и это прекрасно. Я искренне рад за тебя, и будь осторожен. Когда у нее останешься только ты, Жорж, люби ее за нас двоих, очень тебя прошу.
Жорж слушал со страдальческим выражением лица.
– Во имя неба, господин герцог, – воскликнул он, – не говорите так, мне необходимо мужество.
– Да, да, это так, – горько признал Альберт, – ты полезен, ты служишь делу. Иди же и спаси тех, кого можно еще спасти. Я пришел сказать тебе, из-за чего я умираю, но услышал твои последние слова. Ты знаешь все, мне нечего добавить. Удачи!
И он медленно двинулся к двери, через которую вошел. Жорж хотел проводить его, но Альберт остановил его властным жестом и вышел, не сказав больше ни слова.
Минуту спустя терпение госпожи Майер было вознаграждено, и она наконец увидела, как ее «молодой хозяин» уселся в закрытую карету, которая уже давно ждала его у крыльца.
«Он все же благородная душа, – подумала госпожа Майер, – и так прекрасно носит фрак! Нет ничего унизительного в привязанности к хозяевам, особенно если они французы. Я желаю нашему влюбленному только удачи».
Лошади готовы были с места взять рысью. Тарденуа, подойдя к кучеру, распорядился:
– Улица Культюр-Сен-Катрин, дом пять. Счастливого пути!
Жорж, как мы видели, проделал немалый путь, чтобы вернуться почти туда же, откуда сбежал. На освещенных часах колокольни Сен-Поль было без четверти десять, когда они проезжали мимо. Жорж выглянул в окно экипажа на улицу Паве: группка упрямых зевак все еще стояла возле наглухо закрытых ворот тюрьмы де ла Форс.
Но не только на улице Паве собрались парижане, озабоченные побегом Клемана Ле-Маншо.
В гостиной Жафрэ, где уже находились все свидетели, приглашенные на подписание брачного контракта мадемуазель Клотильды, не хватало только жениха, госпожи Жафрэ и господина Бюэна, которому собравшееся общество сочувствовало от всего сердца.
Отсутствие несчастного начальника тюрьмы было всем понятно. Менее понятно было отсутствие жениха, и мэтр Изидор Суэф, который считал точность проявлением учтивости и хорошего тона, уже не раз позволил себе взглянуть на часы с весьма недовольной миной.
Что же до госпожи Жафрэ, то кто-то попросил ее выйти. Такое случалось часто, и Адель без особых церемоний оставила гостей одних.
Особенностью дома Жафрэ было то, что кабинет мужа занимала жена.
Она вела все дела и очень любила свои занятия. Добрейший Жафрэ, одержимый невинной страстью к птичкам, охотно принял свою отставку, передав прерогативы главы семьи в руки мужественной Адели.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39
Заметим еще, что произносила она: «Зарикан Ротрик Дартенуа». Но разрази меня гром, если я нахожу хоть каплю смешного в чудесном немецком акценте, который только и знают, что пародировать.
Самый большой успех поджидал госпожу Майер у трубочиста.
– Вот увидите, дело кончится скандалом! Факты? Пожалуйста! Все вокруг горевали, что нет у нас ни поверенных, ни нотариусов, один доктор приносит ренту в носовом платочке. И представляете, получили наследство! И от кого? От банды Кадэ! Банде мы теперь обязаны нашим благосостоянием. Судя по всему, наша мадам то ли племянница, то ли кузина двух этих старых дев с улицы Виктуар, так что вышло, что Клеман Ле-Маншо неплохо поработал на нашу семью. Но и это не все! Пока-то мы сидим тихо в нашей норке, а захотим – так такую пыль пустим! Мы же графья, маркизы, принцы, герцоги! Все титулы есть в бумагах поверенного. Я их, знаете ли, перелистала, но мне это крайне странно! И мне кажется, что напишут про нас однажды в газетах и будет для этого совсем не невинная причина!
К концу месяца Альберт встал с кровати, но превратился в собственную тень и казался смертельно грустным.
Еще только одно слово, и мы вернемся к нашему рассказу.
Несколько недель спустя после отъезда господина Жоржа в пресловутое путешествие, что так сильно тревожило госпожу Майер, доктор Абель Ленуар вышел из особняка в десять вечера и заметил женщину, сидевшую на большом камне возле ворот, на том самом месте, где сидела Лиретта, встречая фиакр, который привез нашего беглеца из тюрьмы де ла Форс.
В жизни с доктором Ленуаром случалось всякое, и, возможно, у него были основания заподозрить, что за ним следят.
Но он узнал эту женщину с первого взгляда и довольно резко взял за руку.
– Что ты здесь делаешь, Лиретта? – спросил он строго.
Девочка, а это и в самом деле была Лиретта, задремала на своем камне, который она превратила в наблюдательный пост. От резкого тона она очнулась, и личико ее исказил страх.
– Папаша Эшалот послал тебя наблюдать? – еще строже спросил доктор. – Передай ему от моего имени, что он рискует многим, если возьмется за старые грехи!
– Совсем не папаша Эшалот, – отозвалась Лиретта.
– Тогда что ты тут делаешь? Тебя выгнали? – расспрашивал девочку доктор.
Она опустила голову, и густые волосы закрыли ей лицо.
– Нет, не выгнали, – сказала малышка, – но скоро выгонят.
– За что? – допытывался доктор.
– За то, что я люблю одного человека, а мне еще рано, – тихо произнесла она.
Доктор едва расслышал ее тихие-тихие слова. Он отпустил руку девочки и отвел волосы с ее лица.
– Малышка Лиретта, – сказал он, – и ты туда же?
Она вскочила на ноги и выпрямилась.
– Да это случилось давным-давно! – гордо заявила она.
Девочка в слабом свете далекого фонаря, который подчеркивал бледность и бархатистость ее кожи и заставлял мерцать большие влажные глаза, показалась доктору неожиданно красивой, будто увидел он ее в первый раз.
– И кого же ты любишь, Лиретта? – спросил он, невольно понижая голос до шепота.
Она ответила не сразу.
– Вы такой добрый, – проговорила она, видимо, решившись довериться доктору, – вы не откажете, и я узнаю, где он. А то стали говорить, что он умер…
– Жорж! – вскричал доктор вне себя от изумления.
Девочка схватила руку доктора и поднесла к губам, лепеча:
– Не смейтесь надо мной, ответьте…
Доктор с улыбкой смотрел на нее. На его красивом и ласковом сейчас лице появилось мечтательно-меланхолическое выражение, словно смотрел он в далекое прошлое.
– Я зайду навестить тебя, Лиретта, – пообещал он. – Узнаю, что и как. Я ведь лечу не только горячку и лихорадку…
– Но я совсем не хочу выздоравливать, – сказала девочка. – Где он?
– В большом странствии, – ответил доктор.
– Он хорошо себя чувствует? – интересовалась Лиретта.
– Вполне, – заверил ее доктор Ленуар.
– А какое у него настроение? – не унималась малышка.
– Не знаю, – как-то грустно проговорил доктор.
– Скоро он вернется? – продолжала спрашивать Лиретта.
– Надеюсь, – ответил доктор Абель.
– Спаси вас, Господи! – радостно вскричала девочка.
Словно быстрая птичка она вспорхнула на цыпочки, и доктор почувствовал на своей щеке прикосновение поцелуя.
Как только в доме стало известно о прибытии молодого хозяина, вся прислуга, горя желанием услужить и не скрывая любопытства, явилась его встречать. Кто-то подхватил мешок, кто-то другой – чемоданы, и только госпоже Майер нечего было нести, но зато она больше других нуждалась в свежих новостях, которыми собиралась поделиться с булочником, мясником, зеленщиком и трубочистом.
Жорж быстро прошел мимо столпившихся слуг, не замечая и старика Тарденуа, который стоял в стороне, поднялся на темное крыльцо и через парадную дверь вошел в просторную прихожую.
Глядя ему вслед, госпожа Майер тонко заметила:
– Можно подумать, занимался контрабандой! Все какие-то секреты! И скажите на милость, что он нес в правой руке?
В гостиной Жоржа ждала госпожа де Сузей, ждала в одиночестве. Жорж хотел было поцеловать ей руку, но она расцеловала его, повторяя:
– Бедный мой мальчик! Бедный мальчик! Как вы, однако, настрадались!
Глаза ее были полны слез, но не знаю, как бы это лучше выразить: в ее чувстве недоставало тепла, оно было снисхождением и в чем-то сродни жалости.
Почти тотчас же Жорж позвал Тарденуа и распорядился:
– Запрягайте, и как можно скорее!
– Как! Уже? – воскликнула госпожа де Сузей.
– Я и так опаздываю, – отвечал Жорж, – меня ждут.
Когда старый слуга ушел исполнять распоряжение, молодой человек спросил:
– Матушка, разве мне не позволено поцеловать Альберта?
Госпожа де Сузей покраснела, отвечая:
– Он спит.
Она так и не подняла глаз. Ее бледное красивое лицо могло бы пробудить вдохновение у поэта, но необъяснимое смятение, которое мешало благородной прямоте ее взгляда, разочаровало бы искушенного наблюдателя.
Жорж задал еще один вопрос:
– Доктор оставил для меня какую-нибудь информацию?
– Он сказал, – отвечала госпожа де Сузей, не поднимая глаз, – что вы должны торопиться и ни под каким видом не пропустить сегодняшнего свидания.
Жорж тотчас встал со словами:
– Вот видите, сударыня, я себе не принадлежу.
Красавица-вдова протянула ему руку и сказала тихо-тихо:
– Жорж, вы пойдете не один.
– Кто же будет меня сопровождать, матушка? – спросил он.
– Я. Я всему причиной, и я так хочу, – ответила она.
– Так решил доктор? – осведомился молодой человек.
– Нет. Но я знаю, я чувствую, это мой долг, – проговорила женщина.
– Госпожа герцогиня, – строго произнес Жорж, – я здесь старший сын, глава семьи, и я вправе выразить свою волю. Итак, я желаю идти один.
Она привлекла его к себе.
– Мужественный мой сын, как я вас отблагодарю? – прошептала женщина.
На этот раз побледнел и опустил глаза Жорж.
– Сударыня, – произнес он с нажимом, – не надо больше так говорить, вы мне ничем не обязаны, зато я вам обязан всем.
В этот миг вернулся Тарденуа. Жорж жестом велел ему идти за собой и почтительно поклонился той, кого звал матушкой. Хозяин и слуга вышли.
Госпожа де Сузей закрыла лицо руками.
Как только за Жоржем закрылась дверь, в противоположном конце комнаты приоткрылась другая, и в гостиную заглянул молодой человек с осунувшимся болезненным лицом.
Это и был Альберт, секретарь, о котором мы уже столько раз говорили. Он обвел глазами комнату и, удостоверившись, что госпожа де Сузей одна, вошел.
Шел он медленно, и звук его шагов заглушал пушистый ковер. Пройдя до середины комнаты, он уже задыхался и, опустившись у ног госпожи де Сузей, сказал:
– Ах, матушка! Вы думаете только обо мне, а жизнью рискует он!
Она обвила его шею руками, и из глаз прекрасной вдовы хлынули слезы, куда более горячие, чем те, что блестели у нее на ресницах в присутствии Жоржа.
– Это правда! Так оно и есть! Господь меня за это покарает! Я всегда заботилась только о тебе.
Она улыбнулась, Альберт поцелуями осушил ее слезы.
– Почему, – начал он ласково, – ты не хочешь, чтобы я его поцеловал? Он желал этого, матушка, и я тоже очень его люблю.
Она помолчала, а потом ответила прерывающимся от рыданий голосом:
– Я не могу видеть вас вместе! – Она прижала Альберта к своей груди и страстно прошептала: – Он такой, каким ты был год назад – полон жизни, мужества, силы, а ты…
– Я умираю, – тихо отозвался Альберт. – Ах, ты не знаешь, не знаешь, насколько он счастливее меня, и какую цену я плачу за опасность, которой он подвергается!
XII
РУКА В ПЕРЧАТКЕ
События этим вечером развивались быстро. Еще не было и девяти часов, когда запряженная карета подъехала к крыльцу и остановилась, ожидая Жоржа.
– Держу пари, что он уже этим вечером отправится развлекаться! – воскликнула госпожа Майер, услышав цоканье копыт по аллее. – Молодые люди не тратят времени на пустые разговоры с мамочкой в гостиной. Мне по душе мальчики, которые заботятся, чтобы кровь не застаивалась в жилах, крутят любовь и крутят деньги!
Она приоткрыла дверь в прихожую, чтобы посмотреть, как будет уезжать молодой хозяин, но у нее было достаточно времени потерять вконец терпение, ибо господин Жорж только-только приступил к своему туалету.
Именно тогда, когда госпожа Майер начала свои философские обобщения, Жорж, наш беглец из тюрьмы де ла Форс, попал в умелые руки камердинера Тарденуа. Впрочем, это преувеличение – Жорж и сам справлялся со всем, что считается обязанностями камердинера: тщательно выбрился, оставив лишь крошечные кокетливые усики, столь же тщательно причесался и стер едва заметные остатки шрама.
В общем, он не солгал, сказав, что рука у него действует неплохо.
Комната, в которой он находился, была обставлена изящно, но без лишней роскоши. На стене висели портреты госпожи де Сузей, Альберта и молодого красавца в военной форме.
– Я уверен, что ты заходил сюда в мое отсутствие, Жан, – сказал Жорж, поправляя прическу.
– И даже весьма часто, – отвечал старик.
– А Альберт? – осведомился молодой человек.
– Он заглянул однажды, но госпожа герцогиня очень его ругала, – сказал Тарденуа.
– Почему? – спросил Жорж.
– И была права. Он вышел отсюда совсем больным. У господина герцога доброе сердце, – ответил старый слуга.
– А теперь помоги мне, – попросил Жорж, – и я буду готов. Да, конечно, у него доброе сердце. Я это знаю.
Тарденуа заранее приготовил все, что требовалось Жоржу. На туалетном столике лежала большая овальная шкатулка, запертая на ключ. Тарденуа повернул ключ в замке и откинул крышку.
В шкатулке лежала рука в перчатке, высовывающаяся из рукава с манжетом, и была точь-в-точь как настоящая.
Жорж уже снял рубашку и стоял возле своей кровати, а полог падал ему на плечо, скрывая всю правую сторону тела. Теперь было видно, как хорошо он сложен, – грудь, шея, левое плечо и рука напоминали прекрасную скульптуру.
Тарденуа достал из шкатулки описанную нами вещицу, которая при этом металлически звякнула. Пальцы руки в перчатке повисли, а по другую сторону манжета показались металлические крючки и ремешок.
– Доктор ее еще усовершенствовал, – сообщил Тарденуа. – Вот вы сами и убедитесь. Он сказал, что это настоящий шедевр.
Руки старика-слуги исчезли за пологом, а сам он встал позади своего молодого хозяина, который внезапно побледнел и прижал к губам платок, сдерживая стон.
Вновь послышался скрежет металла.
– Скажите, если я нечаянно сделаю вам больно, – попросил Тарденуа дрожащим голосом.
– Уже все хорошо, – отвечал Жорж, снова обретая естественный цвет лица.
Старый слуга еще секунду задержался за пологом, затем крикнул почти весело:
– Готово!
И одновременно набросил на Жоржа тонкую батистовую рубашку и отодвинул полог. Туалетное зеркало отразило Аполлона.
Жорж рассмеялся.
– Я еще не привык, – сказал он, – думал, что расплачусь, как маленький. Поспешим.
Пальцы искусственной руки уже не висели, они, казалось, ожили.
– Опробуйте ее, – предложил Тарденуа, пристегивая панталоны к рубашке.
Левая рука Жоржа потрогала правую и с испугом отдернулась.
– Она же не металлическая! – прошептал он.
– Конечно! А вдруг кто-то неожиданно пожмет вам руку?! Теперь, пожалуйста, извольте, – подхватил Тарденуа. – Вы сами говорили, что доктор – волшебник, и теперь у вас настоящая живая рука.
Туалет был завершен в три минуты, и котелок, выходя, Жорж взял правой рукой.
На пороге он остановился и с некоторым замешательством все же спросил:
– А вы не знаете, Альберт возвращался на улицу Виктуар?
– Он покидал дом только один раз, – тихо ответил старик. – Это. произошло спустя примерно месяц после того ужасного вечера. Ему уже стало лучше. Когда он вернулся, нам показалось, что в его жилах не осталось ни капли крови. Мы думали, он умрет у нас на руках.
– Он виделся с этой женщиной? – спросил Жорж. Тарденуа собрался было ответить, но тут глубокий мягкий голос прозвучал позади Жоржа, и тот от неожиданности вздрогнул.
– Я больше никогда ее не видел и не увижу никогда, – произнес этот голос.
Жорж обернулся. В двух шагах от него стоял Альберт.
Покои Жоржа сообщались со всей остальной квартирой – на этот раз внутреннюю дверь оставили открытой.
Жоржу понадобились все его силы, чтобы не выдать испуга и тревоги, – перед ним стояла живая тень.
– Альберт! – воскликнул он. – Как я рад тебя видеть!
– Не лги, – ответил бледный молодой человек, пытаясь улыбнуться. – Как ты можешь радоваться мне такому, если любишь меня!
Жорж хотел возразить, но не смог.
– Поцелуй меня, – попросил Альберт. – Год назад я был здоровее тебя, помнишь?
Жорж крепко прижал его к себе.
– Ты плачешь, – сказал тот, кого называли секретарем, – все плачут, когда меня обнимают. Один я не плачу.
И он довольно резко высвободился из объятий Жоржа. Тарденуа отвернулся, чтобы скрыть слезы.
– Жорж, – продолжал Альберт, – сражаешься ты, умираю я. Ты полон сил, и это прекрасно. Я искренне рад за тебя, и будь осторожен. Когда у нее останешься только ты, Жорж, люби ее за нас двоих, очень тебя прошу.
Жорж слушал со страдальческим выражением лица.
– Во имя неба, господин герцог, – воскликнул он, – не говорите так, мне необходимо мужество.
– Да, да, это так, – горько признал Альберт, – ты полезен, ты служишь делу. Иди же и спаси тех, кого можно еще спасти. Я пришел сказать тебе, из-за чего я умираю, но услышал твои последние слова. Ты знаешь все, мне нечего добавить. Удачи!
И он медленно двинулся к двери, через которую вошел. Жорж хотел проводить его, но Альберт остановил его властным жестом и вышел, не сказав больше ни слова.
Минуту спустя терпение госпожи Майер было вознаграждено, и она наконец увидела, как ее «молодой хозяин» уселся в закрытую карету, которая уже давно ждала его у крыльца.
«Он все же благородная душа, – подумала госпожа Майер, – и так прекрасно носит фрак! Нет ничего унизительного в привязанности к хозяевам, особенно если они французы. Я желаю нашему влюбленному только удачи».
Лошади готовы были с места взять рысью. Тарденуа, подойдя к кучеру, распорядился:
– Улица Культюр-Сен-Катрин, дом пять. Счастливого пути!
Жорж, как мы видели, проделал немалый путь, чтобы вернуться почти туда же, откуда сбежал. На освещенных часах колокольни Сен-Поль было без четверти десять, когда они проезжали мимо. Жорж выглянул в окно экипажа на улицу Паве: группка упрямых зевак все еще стояла возле наглухо закрытых ворот тюрьмы де ла Форс.
Но не только на улице Паве собрались парижане, озабоченные побегом Клемана Ле-Маншо.
В гостиной Жафрэ, где уже находились все свидетели, приглашенные на подписание брачного контракта мадемуазель Клотильды, не хватало только жениха, госпожи Жафрэ и господина Бюэна, которому собравшееся общество сочувствовало от всего сердца.
Отсутствие несчастного начальника тюрьмы было всем понятно. Менее понятно было отсутствие жениха, и мэтр Изидор Суэф, который считал точность проявлением учтивости и хорошего тона, уже не раз позволил себе взглянуть на часы с весьма недовольной миной.
Что же до госпожи Жафрэ, то кто-то попросил ее выйти. Такое случалось часто, и Адель без особых церемоний оставила гостей одних.
Особенностью дома Жафрэ было то, что кабинет мужа занимала жена.
Она вела все дела и очень любила свои занятия. Добрейший Жафрэ, одержимый невинной страстью к птичкам, охотно принял свою отставку, передав прерогативы главы семьи в руки мужественной Адели.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39