И все же мужем Батиш стал, к удивлению Есех и к ее несчастью, этот самый хам Жартыбай. Для писателя, конечно же, неприемлема такая позиция: "В жизни ты все время схватываешься с кем-то, с кем-то грызешься, борешься, пинаешь и толкаешься локтями — до того ли тут, чтобы смотреть на чье-то настроение, блюсти чьи-то интересы... Скольких ты бьешь по лицу, скольким переходишь дорогу! Простейший пример: ты, протолкавшись, залез в автобус, а кто-то из-за тебя остался снаружи. Одно досадно: без этого жить ведь и невозможно".
Нет, говорит писатель, так жить невозможно.
М. Магауин постоянно подчеркивает социальный, общественный смысл моральных норм. Вот "Архивная история", рассказ "про маленького, тщедушного старика Самета, безвылазно просидевшего сорок два года в архиве, сделавшего великие научные открытия, но не нашедшего времени написать о них ни единой строчки и пустившего перед смертью все свои бесценные материалы по ветру... и про наследника его, самой логикой вещей призванного, казалось бы, не просто продолжить, но и направить его дело в новое русло... Сембека, растратившего попусту данный ему природой талант". Увы, и Сембек идет по пути Самета, превращается в своего рода Скупого рыцаря, бесцельно хранящего в тайне сделанные им открытия. Сембек — великий труженик, большой талант, он совершенно бескорыстен, он сознательно отказывается от всех житейских благ, и тем не менее его поведение аморально, и прав рассказчик, бросающий в лицо своему старому приятелю гневные слова: "Для чего все это, чем ты занимаешься? Во имя какой цели?.. Ведь это — сокровища твоего народа... Значит, ты преступник, намеренно заперший ворота к этим сокровищам".
Обратила на себя внимание читателей и критики повесть М. Магауина "Дети одного отца". Это история усыновления в годы войны людьми далекого аула шести маленьких детдомовцев — ребят разных национальностей. Рассказана она писателем без сентиментальности, правдиво, жестко.
Перед распределением детей баскарма аульного колхоза говорит: "Мы сыновей лишились, а те, что стоят перед вами, — родителей. Две половинки — одно целое..."
Конечно, побуждения аульчан, берущих приемышей, — а берут их в основном те семьи, где сыновья погибли на войне, — чисты и благородны. Но, показывает писатель, этого еще мало. Нужно найти путь к детской душе. Не всем это удается. Якова-Жакыпа усыновила одинокая Сакыпжамал, Ей искренне хочется полюбить мальчика. Но "то ли потому, что Сакыпжамал никогда не имела собственных детей, то ли потому, что Яков был уже не малый ребенок, а сама она была еще так молода, то ли потому, наконец, что не нашли друг для друга внятного языка их души, угнетенные — каждая своей — печалью, но, как там ни объясняй, не сроднились они, не стали сыном и матерью".
Глубоко драматична судьба маленьких братьев — Нартая и Ертая. Они были отданы в разные семьи. Приемные родители Ер-тая старались, чтобы шестилетний мальчик начисто забыл прошлое, не давали братьям встречаться, гнали Нартая от своего дома. И дети решили идти разыскивать своего настоящего отца и погибли в зимней буранной степи.
Зато в других семьях дети встречали не только любовь, но и понимание и выросли настоящими людьми. Убедительно показывает М. Магауин культуру чувств "простых людей", их доброту, человечность, способность преодолевать вековые предрассудки.
Надо сказать хотя бы несколько слов об анималистических вещах М. Магауина ("Гибель борзого", "Судьба скакуна" и др.). Эти вещи — в русле традиции, начатой в казахской литературе "Серым Лютым" М. О. Ауэзова. Звери в них — это настоящие звери, а не аллегории, поведение животных, "психология" собаки или лошади показаны в них выразительно и убедительно. И в то же время это, конечно, и о людях. Не только потому, что вокруг четвероногих персонажей действуют лаконично, но ярко выписанные персонажи людей аула и города, но и потому, что судьба зверей заставляет нас задуматься о человеческой морали.
Наиболее крупным как по объему, так и по значению произведением М. Магауина до недавних пор являлся роман "Голубое марево" — один из немногочисленных еще в казахской литературе городских романов.
Город, описанный в романе, узнать нетрудно. Это Алма-Ата, но Алма-Ата для читателя, привыкшего к описаниям зеленого знойного города, необычная — зимняя. Автор умеет передать своеобразную красоту оцепеневших деревьев, заснеженных аллей и скверов, снегопада в городе в коротких и выразительных пейзажах: "Тропка впереди совсем исчезла. Снег на тротуаре лежал сплошным настилом, а вверху с обеих сторон сплетались дубовые ветви. Они двигались внутри светлого туннеля".
Действие романа начинается в октябре-ноябре, а кончается в мае. Но и последний пейзаж в книге —- не весенний. Это картина внезапно, хотя и ненадолго, вернувшейся зимы.
"Снег засыпал крыши домов, тротуары, выбелил нити проводов над улицей. Снег лежал густыми хлопьями на зеленой, едва распустившейся листве, пригибая к земле отяжелевшие ветки. В прозрачном и звонком от мороза воздухе особенно резко проступали контуры гор. Казалось, их вершины приблизились, нависли над городом.
Сухо похрустьюающий под ногами, весь в холодных голубых отливах, снег покрыл весеннюю землю, согретую солнцем, разбуженную, зазеленевшую первой нежной травой...
Недолго держались заморозки, но когда они отступили, яблони в садах стояли осиротелые, голые".
"Голубое марево" не только городской, но и "зимний" роман. Сумрачный колорит декабрьских алма-атинских туманов неотделим от сюжета произведения, он ощутим в авторской интонации повествования. Можно сказать, что "Голубое марево" —-это роман о потерях. Тех потерях, что неизбежны во время становления и возмужания характера, потерях, которые выковывают его твердость. Но менее горькими они от этого не становятся.
Это тоже произведение об экзамене — экзамене чувств, экзамене характера.
Было бы чересчур прямолинейно сказать: суть романа в том, что перед двадцатидвухлетним аспирантом, талантливым филологом Едите Жанибековым впервые раскрывается противоречивая, порой драматическая, порой трагикомическая сложность окружающего мира. Нет, Едиге умный парень, как-никак пять лет до аспирантуры он прожил в студенческом общежитии, глаз на происходящее вокруг не закрывал, в молочные реки и кисельные берега, якобы расположенные невдалеке, не верил. Правда, материальных трудностей Едиге не испытывал никогда. В простеньком казенном шкафу его аспирантской комнаты в университетском общежитии висит восемь хороших костюмов. Ему не приходится с нетерпением ждать дня стипендии, поскольку у него есть обеспеченные родители и еще "три-четыре семьи", которые любят его, "как родного сына". Однако Едиге вовсе не является исключением в своей среде, хотя, конечно, у них в общежитии немало аспирантов, вынужденных между стипендиями занимать рублевки у своих более удачливых в смысле родственников коллег.
Но одно дело — со стороны наблюдать шершавость жизни, а другое — испытывать ее на своих боках. Едиге сталкивается с этой шершавостью. Жестко и больно. И... брезгливо отступает, очень гордясь в душе своей порядочностью и своим умом. И отсюда приходит потом полынная горечь потерь.
С точки зрения юношеского максимализма аспиранту Едиге Жанибекову вроде бы есть чем гордиться. Он отступает не из-за отсутствия храбрости, нет, в стычках с противниками он смел, дерзок, язвителен. Когда невежественный, бездарный и бесчестный доцент Бакен Танибергенов поучает его: "Уважение к наставникам, приличия, благовоспитанность — где они? Порога не перешагнув, рветесь к столу, на почетное место. Мы в свое время каждое словечко старших ловили, на заботу добром старались ответить. И хуже от этого не сделались, а?.. Многое, многое вы пока не поняли, да..." Едиге резко бросает ему в ответ: "Ничего, вы нас еще всему научите..." Зная, что Бакен стерпит любую обиду, если почует какую-то возможность выдвинуться, прославиться, Едиге издевательски рассказывает ему о своем "открытии" — якобы найденной им в горах Заилийского Алатау надписи на камне, — и доцент, увлеченный идеей присвоить открытие наивного, неопытного аспиранта или хотя бы примазаться к этому открытию, слушает развесив уши.
Едите возмущают податливость, бесхребетность его товарища по аспирантской комнате, бессребреника, бедняка и неудачника, математика Кенжека, ошеломившего однажды своего соседа таким "радостным'' признанием: "Сегодня поставлена последняя точка в докторской диссертации моего руководителя. Теперь наконец я освободился. Теперь-то, дружище Едиге, и я приступлю к сбору материала для кандидатской". На возмущение товарища Кенжек робко возражает: "Никто меня не заставлял. Я мог бы и не согласиться... Но такой хороший, просто замечательный человек... и так упрашивал, хотя ведь старше меня намного... Ну, разве тут откажешь?.." Но Едиге не принимает никаких объяснений, он видит беспринципность любого компромисса в подобной ситуации, и, разумеется, он прав.
Что же касается карьериста и проходимца аспиранта Берди-бека, то Едиге просто награждает его — вполне по заслугам — пощечинами, и Бердибек, будучи физически намного сильнее, терпит, сносит их. Едиге объясняет ему, почему он должен терпеть: "Только учти: когда тебя выгонят из аспирантуры, тебе придется уже не два-три года пасти баранов, чтобы вернуться, а все двадцать—тридцать лет "Нас обоих выгонят", — сказал Бердибек угрюмо. Но пыл его поостыл. "А я этого не боюсь, — сказал Едиге. — И вот еще одно доказательство!.." — Он снова, теперь уже по другой щеке, ударил Бердибека"
Словом, воинствующая честность Едиге вне сомнений. Но вот ведь в чем дело: ничем Жанибеков не в силах помочь Кенжеку, к которому искренне привязан. Осмеянный аспирантом, Бакен совершенно спокойно, никого не опасаясь, присваивает себе научное открытие Едиге. Он знает, что юноша способен на короткую яростную вспышку, но совершенно не подготовлен к сколько-нибудь серьезной борьбе. Разоблачить махинацию Бакена в принципе было вполне возможно. Но Танибергенов не сомневался, что аспирант и не попытается сделать это: он слишком "чист1' для разоблачений.
В этой "чистоте" Едиге немало эгоизма, самовлюбленности, снисходительного равнодушия к окружающим. Бердибеку пощечин-то надавал, но фактически сам толкнул к нему Гульшат, влюбленную в Едиге. Да и Едиге горячо любил девушку, а потерял ее нелепо и безвозвратно. История этой недолгой любви написана в романе с щемящим лиризмом, тонко и нежно. Собственно, и не понять, с чего началась размолвка, но трещина все ширится, пока не превращается в пропасть, которую уже не перешагнуть. Но если внешние причины разрыва случайны и почти неуловимы, то внутренняя ясна и четко различима: это та самовлюбленность и гордыня Едиге, которая не дает ему сделать .шаг навстречу даже любимому человеку.
В мучительном и медленном становлении Едиге большую роль играют два человека, чей пример — негативный — заставляет его задуматься над тем, действительно ли порядочно его пассивное "благородство" и не выглядит ли смешной его твердая уверенность в своих интеллектуальных силах, неколебимая вера в свою звезду. Первый из них — большой ученый, научный руководитель аспиранта профессор Бекмухамедов. Максимализму Едиге импонируют те горячие тирады, которые обрушивает старый профессор на головы ремесленников и приспособленцев в науке вроде Бакена: "Почему, объясните мне, ученые, исследующие русскую литературу, обычно владеют несколькими языками, отлично знакомы с историей... Вы же... И подобные вам... свистом, так сказать, скалы раскалываете, а сами простейших вещей не знаете!.. И не считаете нужным знать! Если ребенок едва-едва считает на пальцах, но не усвоил четырех арифметических действий, его не переведут из первого класса во второй. Зато наши "высокочтимые" желают стать докторами наук, так и не научившись считать до десяти!.."
Суровые и справедливые слова. Но, выговорившись, профессор подмахивает Бакену нужную тому рекомендацию. А потом — неделю спустя — и ставит доцента в пример Едиге: "Может быть, Бакену не хватает глубины, полета мысли, но науку двигают вперед не болтуны, а рядовые труженики... и вообще, молодой человек, для вас пока самое главное — научиться у того же Бакена, как надо себя держать и как работать, и как, между прочим, разговаривать со старшими..."
Азь-ага — настоящий и крупный ученый, заслуженный человек, но ради душевного уюта он готов закрыть глаза и на нечестность и бездарность своих "учеников", и на то, что его родной сын превратился в паразита и тунеядца... И ничего, кроме растерянности, не вызывает у него и прямое "научное" воровство доцента Танибергенова... И зоркий Едиге не может не видеть что-то общее в своей жизненной позиции с позицией "слепого" профессора Азь-ага.
Не может Едиге не замечать и того, что его грандиозные творческие замыслы в какой-то мере пародируются его случайным знакомым — пожилым графоманом Кульдари, "стариком честолюбивым, бездарным и несчастным", который хочет "отразить наш век в произведении гигантском, труде титаническом... где и "Тихий Дон" оказался бы лишь эпизодом, коротенькой главкой..." А ведь когда-то Кульдари, как Едиге сейчас, "подавал надежды" — об этом свидетельствуют пожелтевшие подшивки газет двадцатых годов...
В конце повествования Едиге готов признать правоту Кенжека, когда тот, разгневанный, бросает ему в лицо горькие слова: "Ты пыжишься, надуваешься, потому что у тебя мания величия. Ты бог знает что о себе думаешь, а на самом деле ты просто трус... Гордыня тебя заела!.." Жанибеков бросает аспирантуру, уезжает куда-то на дальний Север, в "край, где расстаются с прошлым и начинают новую жизнь". Нельзя сказать, чтобы такой сюжетный поворот казался особенно правдоподобным и убедительным, равно как и краткая информационная справка эпилога: "Характер Едиге изменился в лучшую сторону. Он уже не считает себя пупом земли. Он внимателен к родственникам, обходителен, сдержан в спорах со знакомыми и друзьями. Правда, в его характере заметна некоторая замкнутость. Но это и понятно. Шесть или семь лет он провел на Камчатке или Чукотке, в краях, где природа сурова и не располагает к праздной болтовне..." В этой сухой краткости чудится затаенная ирония, словно приглашающая читателей не слишком всерьез принимать сообщения о метаморфозе, происшедшей с героем. Но некоторая нечеткость, размытость финала ни в коей мере не снимает серьезности нравственных проблем, резко и глубоко поставленных в романе.
Отчетливо чувствуется, что автор досконально знает жизнь своих молодых героев, искренне любит их: "У молодых людей в возрасте от двадцати двух до двадцати пяти лет (средний возраст аспирантов) не хватало времени для простых житейских дел, из которых складывается повседневное существование. Они жили будущим и для будущего, направляя свою не растраченную на пустяки энергию к отдаленным целям. Как сказал бы поэт, ветер великих надежд раздувал широкие паруса их желаний". Но отношение автора к изображаемому им кругу начисто лишено сентиментальной умиленности.
"Мухтар Магауин отлично знает историю своего народа", — еще в 1969 году сказал Чингиз Айтматов о молодом тогда писателе. Разумеется, естественно, что в конце концов прочные научные интересы историка ройной литературы не могли не привести талантливого прозаика к историческому жанру. Наиболее крупная работа М. Магауина последних лет — историческая дилогия "Смутное время". Сейчас она переводится на русский язык.
Писатель обратился к далеким временам — действие происходит в 1588—1610 годах в казахской степи, Сибири и в Москве. Среди персонажей книги — казахский хан Тауекелл, царь Федор Иоаннович, Борис Годунов, Кучум, Болотников, Марина Мнишек, Лжедмитрий Л, а главный герой романа — сын и наследник Тауекелла Ораз-Мухамед. Судьба этого исторического лица была уникальной даже в ту богатую необычайными судьбами эпоху. Семнадцатилетним юношей он попал в Сибирь в плен к русским, был перевезен в Москву, остался при дворе русского царя, став крупным государственным деятелем и полководцем — он командовал всеми "инородческими" войсками, был воеводой, ханом зависимого от России Касимовского ханства. Во время крестьянского восстания Ораз-Мухамед со своей дружиной примкнул к нему, позже он был предательски убит по приказу Л же Дмитрия И.
Не придворная и батальная хроника, не романтические похождения героев интересуют автора. Сам Мухтар Магауин говорит, что его дилогия противостоит попыткам перенести в национальную литературу "вальтер-скоттовскую" традицию, возрождать которую — а таких попыток немало — в конце XXвека явно нецелесообразно. И в своей исторической дилогии М. Магауин — последовательный и строгий реалист. Он определяет свою книгу как художественное исследование далеких истоков дружбы русского и казахского народов, истоков братства и человеколюбия.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48
Нет, говорит писатель, так жить невозможно.
М. Магауин постоянно подчеркивает социальный, общественный смысл моральных норм. Вот "Архивная история", рассказ "про маленького, тщедушного старика Самета, безвылазно просидевшего сорок два года в архиве, сделавшего великие научные открытия, но не нашедшего времени написать о них ни единой строчки и пустившего перед смертью все свои бесценные материалы по ветру... и про наследника его, самой логикой вещей призванного, казалось бы, не просто продолжить, но и направить его дело в новое русло... Сембека, растратившего попусту данный ему природой талант". Увы, и Сембек идет по пути Самета, превращается в своего рода Скупого рыцаря, бесцельно хранящего в тайне сделанные им открытия. Сембек — великий труженик, большой талант, он совершенно бескорыстен, он сознательно отказывается от всех житейских благ, и тем не менее его поведение аморально, и прав рассказчик, бросающий в лицо своему старому приятелю гневные слова: "Для чего все это, чем ты занимаешься? Во имя какой цели?.. Ведь это — сокровища твоего народа... Значит, ты преступник, намеренно заперший ворота к этим сокровищам".
Обратила на себя внимание читателей и критики повесть М. Магауина "Дети одного отца". Это история усыновления в годы войны людьми далекого аула шести маленьких детдомовцев — ребят разных национальностей. Рассказана она писателем без сентиментальности, правдиво, жестко.
Перед распределением детей баскарма аульного колхоза говорит: "Мы сыновей лишились, а те, что стоят перед вами, — родителей. Две половинки — одно целое..."
Конечно, побуждения аульчан, берущих приемышей, — а берут их в основном те семьи, где сыновья погибли на войне, — чисты и благородны. Но, показывает писатель, этого еще мало. Нужно найти путь к детской душе. Не всем это удается. Якова-Жакыпа усыновила одинокая Сакыпжамал, Ей искренне хочется полюбить мальчика. Но "то ли потому, что Сакыпжамал никогда не имела собственных детей, то ли потому, что Яков был уже не малый ребенок, а сама она была еще так молода, то ли потому, наконец, что не нашли друг для друга внятного языка их души, угнетенные — каждая своей — печалью, но, как там ни объясняй, не сроднились они, не стали сыном и матерью".
Глубоко драматична судьба маленьких братьев — Нартая и Ертая. Они были отданы в разные семьи. Приемные родители Ер-тая старались, чтобы шестилетний мальчик начисто забыл прошлое, не давали братьям встречаться, гнали Нартая от своего дома. И дети решили идти разыскивать своего настоящего отца и погибли в зимней буранной степи.
Зато в других семьях дети встречали не только любовь, но и понимание и выросли настоящими людьми. Убедительно показывает М. Магауин культуру чувств "простых людей", их доброту, человечность, способность преодолевать вековые предрассудки.
Надо сказать хотя бы несколько слов об анималистических вещах М. Магауина ("Гибель борзого", "Судьба скакуна" и др.). Эти вещи — в русле традиции, начатой в казахской литературе "Серым Лютым" М. О. Ауэзова. Звери в них — это настоящие звери, а не аллегории, поведение животных, "психология" собаки или лошади показаны в них выразительно и убедительно. И в то же время это, конечно, и о людях. Не только потому, что вокруг четвероногих персонажей действуют лаконично, но ярко выписанные персонажи людей аула и города, но и потому, что судьба зверей заставляет нас задуматься о человеческой морали.
Наиболее крупным как по объему, так и по значению произведением М. Магауина до недавних пор являлся роман "Голубое марево" — один из немногочисленных еще в казахской литературе городских романов.
Город, описанный в романе, узнать нетрудно. Это Алма-Ата, но Алма-Ата для читателя, привыкшего к описаниям зеленого знойного города, необычная — зимняя. Автор умеет передать своеобразную красоту оцепеневших деревьев, заснеженных аллей и скверов, снегопада в городе в коротких и выразительных пейзажах: "Тропка впереди совсем исчезла. Снег на тротуаре лежал сплошным настилом, а вверху с обеих сторон сплетались дубовые ветви. Они двигались внутри светлого туннеля".
Действие романа начинается в октябре-ноябре, а кончается в мае. Но и последний пейзаж в книге —- не весенний. Это картина внезапно, хотя и ненадолго, вернувшейся зимы.
"Снег засыпал крыши домов, тротуары, выбелил нити проводов над улицей. Снег лежал густыми хлопьями на зеленой, едва распустившейся листве, пригибая к земле отяжелевшие ветки. В прозрачном и звонком от мороза воздухе особенно резко проступали контуры гор. Казалось, их вершины приблизились, нависли над городом.
Сухо похрустьюающий под ногами, весь в холодных голубых отливах, снег покрыл весеннюю землю, согретую солнцем, разбуженную, зазеленевшую первой нежной травой...
Недолго держались заморозки, но когда они отступили, яблони в садах стояли осиротелые, голые".
"Голубое марево" не только городской, но и "зимний" роман. Сумрачный колорит декабрьских алма-атинских туманов неотделим от сюжета произведения, он ощутим в авторской интонации повествования. Можно сказать, что "Голубое марево" —-это роман о потерях. Тех потерях, что неизбежны во время становления и возмужания характера, потерях, которые выковывают его твердость. Но менее горькими они от этого не становятся.
Это тоже произведение об экзамене — экзамене чувств, экзамене характера.
Было бы чересчур прямолинейно сказать: суть романа в том, что перед двадцатидвухлетним аспирантом, талантливым филологом Едите Жанибековым впервые раскрывается противоречивая, порой драматическая, порой трагикомическая сложность окружающего мира. Нет, Едиге умный парень, как-никак пять лет до аспирантуры он прожил в студенческом общежитии, глаз на происходящее вокруг не закрывал, в молочные реки и кисельные берега, якобы расположенные невдалеке, не верил. Правда, материальных трудностей Едиге не испытывал никогда. В простеньком казенном шкафу его аспирантской комнаты в университетском общежитии висит восемь хороших костюмов. Ему не приходится с нетерпением ждать дня стипендии, поскольку у него есть обеспеченные родители и еще "три-четыре семьи", которые любят его, "как родного сына". Однако Едиге вовсе не является исключением в своей среде, хотя, конечно, у них в общежитии немало аспирантов, вынужденных между стипендиями занимать рублевки у своих более удачливых в смысле родственников коллег.
Но одно дело — со стороны наблюдать шершавость жизни, а другое — испытывать ее на своих боках. Едиге сталкивается с этой шершавостью. Жестко и больно. И... брезгливо отступает, очень гордясь в душе своей порядочностью и своим умом. И отсюда приходит потом полынная горечь потерь.
С точки зрения юношеского максимализма аспиранту Едиге Жанибекову вроде бы есть чем гордиться. Он отступает не из-за отсутствия храбрости, нет, в стычках с противниками он смел, дерзок, язвителен. Когда невежественный, бездарный и бесчестный доцент Бакен Танибергенов поучает его: "Уважение к наставникам, приличия, благовоспитанность — где они? Порога не перешагнув, рветесь к столу, на почетное место. Мы в свое время каждое словечко старших ловили, на заботу добром старались ответить. И хуже от этого не сделались, а?.. Многое, многое вы пока не поняли, да..." Едиге резко бросает ему в ответ: "Ничего, вы нас еще всему научите..." Зная, что Бакен стерпит любую обиду, если почует какую-то возможность выдвинуться, прославиться, Едиге издевательски рассказывает ему о своем "открытии" — якобы найденной им в горах Заилийского Алатау надписи на камне, — и доцент, увлеченный идеей присвоить открытие наивного, неопытного аспиранта или хотя бы примазаться к этому открытию, слушает развесив уши.
Едите возмущают податливость, бесхребетность его товарища по аспирантской комнате, бессребреника, бедняка и неудачника, математика Кенжека, ошеломившего однажды своего соседа таким "радостным'' признанием: "Сегодня поставлена последняя точка в докторской диссертации моего руководителя. Теперь наконец я освободился. Теперь-то, дружище Едиге, и я приступлю к сбору материала для кандидатской". На возмущение товарища Кенжек робко возражает: "Никто меня не заставлял. Я мог бы и не согласиться... Но такой хороший, просто замечательный человек... и так упрашивал, хотя ведь старше меня намного... Ну, разве тут откажешь?.." Но Едиге не принимает никаких объяснений, он видит беспринципность любого компромисса в подобной ситуации, и, разумеется, он прав.
Что же касается карьериста и проходимца аспиранта Берди-бека, то Едиге просто награждает его — вполне по заслугам — пощечинами, и Бердибек, будучи физически намного сильнее, терпит, сносит их. Едиге объясняет ему, почему он должен терпеть: "Только учти: когда тебя выгонят из аспирантуры, тебе придется уже не два-три года пасти баранов, чтобы вернуться, а все двадцать—тридцать лет "Нас обоих выгонят", — сказал Бердибек угрюмо. Но пыл его поостыл. "А я этого не боюсь, — сказал Едиге. — И вот еще одно доказательство!.." — Он снова, теперь уже по другой щеке, ударил Бердибека"
Словом, воинствующая честность Едиге вне сомнений. Но вот ведь в чем дело: ничем Жанибеков не в силах помочь Кенжеку, к которому искренне привязан. Осмеянный аспирантом, Бакен совершенно спокойно, никого не опасаясь, присваивает себе научное открытие Едиге. Он знает, что юноша способен на короткую яростную вспышку, но совершенно не подготовлен к сколько-нибудь серьезной борьбе. Разоблачить махинацию Бакена в принципе было вполне возможно. Но Танибергенов не сомневался, что аспирант и не попытается сделать это: он слишком "чист1' для разоблачений.
В этой "чистоте" Едиге немало эгоизма, самовлюбленности, снисходительного равнодушия к окружающим. Бердибеку пощечин-то надавал, но фактически сам толкнул к нему Гульшат, влюбленную в Едиге. Да и Едиге горячо любил девушку, а потерял ее нелепо и безвозвратно. История этой недолгой любви написана в романе с щемящим лиризмом, тонко и нежно. Собственно, и не понять, с чего началась размолвка, но трещина все ширится, пока не превращается в пропасть, которую уже не перешагнуть. Но если внешние причины разрыва случайны и почти неуловимы, то внутренняя ясна и четко различима: это та самовлюбленность и гордыня Едиге, которая не дает ему сделать .шаг навстречу даже любимому человеку.
В мучительном и медленном становлении Едиге большую роль играют два человека, чей пример — негативный — заставляет его задуматься над тем, действительно ли порядочно его пассивное "благородство" и не выглядит ли смешной его твердая уверенность в своих интеллектуальных силах, неколебимая вера в свою звезду. Первый из них — большой ученый, научный руководитель аспиранта профессор Бекмухамедов. Максимализму Едиге импонируют те горячие тирады, которые обрушивает старый профессор на головы ремесленников и приспособленцев в науке вроде Бакена: "Почему, объясните мне, ученые, исследующие русскую литературу, обычно владеют несколькими языками, отлично знакомы с историей... Вы же... И подобные вам... свистом, так сказать, скалы раскалываете, а сами простейших вещей не знаете!.. И не считаете нужным знать! Если ребенок едва-едва считает на пальцах, но не усвоил четырех арифметических действий, его не переведут из первого класса во второй. Зато наши "высокочтимые" желают стать докторами наук, так и не научившись считать до десяти!.."
Суровые и справедливые слова. Но, выговорившись, профессор подмахивает Бакену нужную тому рекомендацию. А потом — неделю спустя — и ставит доцента в пример Едиге: "Может быть, Бакену не хватает глубины, полета мысли, но науку двигают вперед не болтуны, а рядовые труженики... и вообще, молодой человек, для вас пока самое главное — научиться у того же Бакена, как надо себя держать и как работать, и как, между прочим, разговаривать со старшими..."
Азь-ага — настоящий и крупный ученый, заслуженный человек, но ради душевного уюта он готов закрыть глаза и на нечестность и бездарность своих "учеников", и на то, что его родной сын превратился в паразита и тунеядца... И ничего, кроме растерянности, не вызывает у него и прямое "научное" воровство доцента Танибергенова... И зоркий Едиге не может не видеть что-то общее в своей жизненной позиции с позицией "слепого" профессора Азь-ага.
Не может Едиге не замечать и того, что его грандиозные творческие замыслы в какой-то мере пародируются его случайным знакомым — пожилым графоманом Кульдари, "стариком честолюбивым, бездарным и несчастным", который хочет "отразить наш век в произведении гигантском, труде титаническом... где и "Тихий Дон" оказался бы лишь эпизодом, коротенькой главкой..." А ведь когда-то Кульдари, как Едиге сейчас, "подавал надежды" — об этом свидетельствуют пожелтевшие подшивки газет двадцатых годов...
В конце повествования Едиге готов признать правоту Кенжека, когда тот, разгневанный, бросает ему в лицо горькие слова: "Ты пыжишься, надуваешься, потому что у тебя мания величия. Ты бог знает что о себе думаешь, а на самом деле ты просто трус... Гордыня тебя заела!.." Жанибеков бросает аспирантуру, уезжает куда-то на дальний Север, в "край, где расстаются с прошлым и начинают новую жизнь". Нельзя сказать, чтобы такой сюжетный поворот казался особенно правдоподобным и убедительным, равно как и краткая информационная справка эпилога: "Характер Едиге изменился в лучшую сторону. Он уже не считает себя пупом земли. Он внимателен к родственникам, обходителен, сдержан в спорах со знакомыми и друзьями. Правда, в его характере заметна некоторая замкнутость. Но это и понятно. Шесть или семь лет он провел на Камчатке или Чукотке, в краях, где природа сурова и не располагает к праздной болтовне..." В этой сухой краткости чудится затаенная ирония, словно приглашающая читателей не слишком всерьез принимать сообщения о метаморфозе, происшедшей с героем. Но некоторая нечеткость, размытость финала ни в коей мере не снимает серьезности нравственных проблем, резко и глубоко поставленных в романе.
Отчетливо чувствуется, что автор досконально знает жизнь своих молодых героев, искренне любит их: "У молодых людей в возрасте от двадцати двух до двадцати пяти лет (средний возраст аспирантов) не хватало времени для простых житейских дел, из которых складывается повседневное существование. Они жили будущим и для будущего, направляя свою не растраченную на пустяки энергию к отдаленным целям. Как сказал бы поэт, ветер великих надежд раздувал широкие паруса их желаний". Но отношение автора к изображаемому им кругу начисто лишено сентиментальной умиленности.
"Мухтар Магауин отлично знает историю своего народа", — еще в 1969 году сказал Чингиз Айтматов о молодом тогда писателе. Разумеется, естественно, что в конце концов прочные научные интересы историка ройной литературы не могли не привести талантливого прозаика к историческому жанру. Наиболее крупная работа М. Магауина последних лет — историческая дилогия "Смутное время". Сейчас она переводится на русский язык.
Писатель обратился к далеким временам — действие происходит в 1588—1610 годах в казахской степи, Сибири и в Москве. Среди персонажей книги — казахский хан Тауекелл, царь Федор Иоаннович, Борис Годунов, Кучум, Болотников, Марина Мнишек, Лжедмитрий Л, а главный герой романа — сын и наследник Тауекелла Ораз-Мухамед. Судьба этого исторического лица была уникальной даже в ту богатую необычайными судьбами эпоху. Семнадцатилетним юношей он попал в Сибирь в плен к русским, был перевезен в Москву, остался при дворе русского царя, став крупным государственным деятелем и полководцем — он командовал всеми "инородческими" войсками, был воеводой, ханом зависимого от России Касимовского ханства. Во время крестьянского восстания Ораз-Мухамед со своей дружиной примкнул к нему, позже он был предательски убит по приказу Л же Дмитрия И.
Не придворная и батальная хроника, не романтические похождения героев интересуют автора. Сам Мухтар Магауин говорит, что его дилогия противостоит попыткам перенести в национальную литературу "вальтер-скоттовскую" традицию, возрождать которую — а таких попыток немало — в конце XXвека явно нецелесообразно. И в своей исторической дилогии М. Магауин — последовательный и строгий реалист. Он определяет свою книгу как художественное исследование далеких истоков дружбы русского и казахского народов, истоков братства и человеколюбия.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48