Оказалось, что Айдар — настоящий мастер. Танго он сыграл на одной струне, фокстрот на двух и, лишь перейдя к вальсу, заставил звучать все три струны одновременно. Разошедшимся парням и девушкам, впрочем, было все равно, как играют и что. Одни плыли в вальсе, другие дергались в чарльстоне, третьи перешли на твист. На то, соответствует ли их танец музыке, никто не обращал внимания. Каждый выделывал что хотел.
Косайдар танцевал только с Балкией. Сначала он ждал, что она и в танце возьмет тот же темп, что на ал-тыбакане. Считавшийся в институте хорошим танцором, он был готов к этому. Но танцоркой девушка оказалась весьма посредственной. И Лак ни старался Косайдар, наделенный от природы тонкой костью и изящностью стати, он не смог закружить, завихрить в вальсе почти одного сложения с ним, крепкую, мускулистую девушку. Они двигались в неторопливом, медленном ритме и разговаривали.
Разгорячившийся Айдар, оставив современную музыку, принялся за старинные казахские мелодии. Он их проиграл все, начиная с "Хромого кулана" и "Смутных времен" и кончая "Черным иноходцем". В конце концов, войдя в азарт, не в состоянии усидеть на месте, он стал продвигаться все дальше и дальше вперед, по-прежнему оставаясь с поджатыми под себя ногами. Так он добрался до середины круга. Почти все прекратили танцы и, замерев, слушали его.
— Он же просто фантастично играет, — заметил Косайдар, не сняв руки с девичьей талии, вместе со всеми наблюдавший за игрой домбриста — как он нащупывает лады, как бьет по струнам...
— В нашем ауле много виртуозных домбристов, — сказала девушка. Было видно, что она уже не раз слышала его раньше, и, кажется, все это ей порядком наскучило. Сжав руку Косайдара, она потянула его танцевать.
— А кем он работает? — спросил Косайдар, уступая ее желанию.
— Здесь... В Красной юрте...
— А почему бы ему не пойти в консерваторию? Девушка, прищурившись, коротко глянула на
Косайдара и усмехнулась:
— Ездил в прошлом году. Сказали, что так не играют. Не поступил.
— С таким-то искусством...
Девушка, плавно покачивавшаяся в его объятиях под мелодию "Сокровенного", резко остановилась:
— Если вы еще хоть раз заикнетесь об этом парне, танцевать я с вами больше не буду.
Косайдар не нашелся что ответить. Девушка же без всякой видимой причины вдруг расхохоталась и, увлекая его за собой, вновь начала танцевать. Косайдаром овладела ярость. Девчонка, подумалось ему, не в своем уме... Употребив все свое искусство, он все же заставил ее кружиться в танце, как мотылек, уводя от домбры все дальше и дальше. Так, кружась, они ушли довольно далеко от всех, шагов на тридцать — сорок, к самому взъему горы.
— Ну, достаточно? — спросил он, стараясь не показать, как запыхался.
Девушка снова рассмеялась.
— Я надеялась, вы меня таким образом прямо на вершину поднимете.
— Пошли, — сказал Косайдар, убеждаясь, что взять над нею верх он не в силах.
— Куда?
— На вершину. Давай руку!
Держась за руки, они начали карабкаться по склону, заросшему невысокой таволгой и кое-где кустиками ковыля. Девушка, знавшая дорогу, шла впереди. Косайдар полагал, что, идя сзади, он поддерживает ее. О том, что идет за ней как бы на поводу, он не подумал. Склон оказался довольно пологим и без больших камней, о которые можно было бы поранить ноги. Подъем не доставил им никакого особого труда. И все же, когда они наконец взошли на вершину, Косайдару показалось, что мир как бы раздвинулся, неожиданно став огромным. А сам он словно бы стоял на некоем почетном месте этого огромного мира. Подставив грудь теплому ветру, овевавшему вершину, он глубоко вздохнул. Ослабил галстук, расстегнул пуговицы на вороте рубашки и, вытянув вперед руки, немного постоял так. Потом застегнул ворот, подтянул галстук и повернулся.
Аул лежал как на ладони.
Семь ли, восемь ли юрт, дремавших у подножия горы в лунном свете, казались гигантскими яйцами, оставленными сказочными птицами — симург. В дверные щели и между кусками кошмы — верхним покрытием юрты, — высветленными с противоположной стороны луной, пробивался слабый свет. Чуть правее темнело небольшое село из невзрачных, грубого обличья деревянных домов, окруженных сараями и всякими другими подсобными помещениями, на окраине дома стояли совершенно беспорядочно. И во всем этом не угадывалось ни единого признака жизни. Село спало.
Извилистая белая лента, что пролегла прямо между юрт, — это тот самый медленный ручей, поблескивавший в лунном свете. Исток его остался под обрывом, его не видно. Парни и девушки — где-то там. От алтыба-кана, стоявшего совсем рядом с аулом, доносился возбужденный гомон мелюзги. Вроде бы расходились. Где-то заблеял козленок. Косайдар удивился, что не слышно ни домбры, ни смеха веселящихся ровесников. Ведь они же с Балкией были именно к ним ближе всего. Может быть, в "молчанку" играют? Нет, едва ли, скорее всего — возвращаются сейчас по домам. Или уже разошлись парочками. Кроме Айдара... Косайдар резко повернулся к молча стоявшей с ним рядом девушке:
— Этот парень-домбрист кем тебе приходится?
Девушка замялась. Ну да Косайдару было все равно. Спросил, потому что спросилось. Взяв ее быстрым движением за упругую талию, он обнял девушку и поцеловал в губы. Она не сопротивлялась. Но вроде бы не было в ней и желания целоваться. Она стояла без единого движения. Губы у нее были холодные-прехолодные. И вся она едва заметно дрожала. Сняв пиджак, Косайдар набросил его девушке на плечи. И, не дав надеть в рукава, застегнул его поверх ее рук. Пиджак был для этого чуть-чуть узковат.
— Руки связаны. Теперь ты моя пленница. Никакой страсти в нем не было, но он решил все же
снова обнять девушку и поцеловать. Девушка, однако, крутя головой, на этот раз не далась.
— Не думал я, что эта гора так невысока, — сказал Косайдар. — Жорга!1 Название-то какое. Малюсенький холмик!
— Стоите на самой вершине, вот и кажется невысокой, — сказала девушка.
1 Жорга — Иноходец.
— Да и с подножия смотреть — какая-то она, как расплющенная, — Косайдар усмехнулся.
— А это потому, что стоите у самой подошвы, — сказала девушка.
— Свой аул, своя гора — вот и защищаешь.
— Посмотрите вокруг, — попросила девушка. Косайдар повел взглядом по сторонам.
-^ На восток, — сказала девушка. — На дорогу, по которой вы сюда приехали.
— Вижу огни какой-то машины, — сказал Косайдар.
— На каком онд расстоянии, как вы думаете?
— Двадцать... двадцать пять — тридцать километров.
— Восемьдесят — девяносто, — объявила девушка.— А сколько между нею и нами еще всяких гор и перевалов! И этот вот наш небольшой, с тюбетейку, холмик выше всех.
— Да... — протянул Косайдар, вынужденный против воли признать ее правоту. — Кажется, мы эту вашу Жоргу увидели, едва из райцентра выехали, ехали — и весь долгий день не могли добраться до нее. Все впереди голубела. Озорная гора. — Он снова обнял девушку. Но на этот раз попытки поцеловать не сделал. — Ну, а в этой стороне что у вас есть? — спросил он, поворачивая ее лицом к западу. И сам все продолжал обнимать ее.
— Вон та гора, что как раз под луной темнеет, — сказала девушка, вытягивая вперед подбородок, — Жауыртагы — Лошадь с больной спиной.
— Ага... — сказал Косайдар. — Это которая с горбами?
— Да. А левее от нее — Шубарайгыр — Пестрый жеребец.
— Увидел.
— Ничего вы не увидели, — сказала девушка. — Мы слишком далеко от нее. Она видна только днем. Она к нам боком стоит.
То, что он принял за гору, было темной тучей, осевшей на горизонте. Косайдар рассмеялся.
— А, так это не гора, это, стало быть, туча.
— В стороне той тучи ваш Каркаралинск, пожалуй. Или еще немного правее...
Косайдар снова рассмеялся.
— Шубарайгыр... Жауыр... Жорга... а вот, скажем, Алыпсок1 или Борибасар2 — таких мест нет у вас?
— Есть, — ответила девушка холодно. — Озеро есть. Собачье озеро называется. Вот там.
1 Алыпсок — Бери и бей.
2 Борибасар — Волкодав.
— Интересные люди здешние казахи. Дают названия, какие только взбредут в голову.
— Ну, а вы знаете, почему именно такие названия в здешних краях?
— Знаю, — ответил Косайдар. — Мать рассказывала. Когда Айбас-батыр искал аул Баян, он оставил здесь своего загнанного иноходца.
— Верно, — сказала девушка. — Так говорится в "Козы-Корпеш-Баян-сулу"1. Но, по-моему, было не совсем так... — Она вдруг замолчала, прислушиваясь к чему-то, и, постояв еще немного, высвободила из-под пиджака руки, расстегнула пуговицы. —Вы продрогли...
Косайдар снова набросил пиджак ей на плечи.
— Вернемся, — сказала девушка. — Вон уже все расходятся.
И действительно, между домами замелькали темные фигурки. Доносились приглушенные расстоянием голоса. Кажется, разобрали уже и алтыбакан. Было слышно, как скребли по земле и поскрипывали шесты, которые волочили за собой дети. В крайней юрте, огонь в которой все еще не был погашен, широко откинулся полог двери, и показался кто-то во всем белом. Держа войлочный полог приподнятым, человек постоял так некоторое время, — в полосе света из юрты были видны лежавшие на привязи у входа козлята и ягнята.
— Эй, Усен, — прокричал человек старческим женским голосом. — Где твой старший брат? Косайдара-агу не видел?
— Не знаю где, Ай-аже, — откликнулся мальчишеский голос откуда-то из-за юрт. — Они все давно уже к роднику ушли.
Ай-аже, прикрыв дверь, побрела к центру аула, в темноте белел длинный ее кимешек, волочащийся по земле.
— Вон бабушка тебя ищет, — сказала девушка, впервые за весь вечер переходя на "ты". — Иди домой.
— Старики — интересные люди, — смеясь, покачал головой Косайдар. — Думают, враг нас здесь подстерегает? Или сами они не были молодыми?
Оживившийся на недолгое мгновение аул вновь погрузился в тишину. Никто не попадался Ай-аже навстречу, чтобы она могла спросить о внуке. Наконец она начала звать Крсайдара, окликая его по имени.
— Я здесь! — закричал Косайдар; грудь ему вдруг так и переполнило радостью.
1 Лиро-эпическая песнь о несчастных влюбленных Баян и Козы.
— Ой, господи, — испугалась от неожиданности Ай-аже. Она дошла уже почти до окраины аула и теперь, резко остановившись, огляделась по сторонам. — Бис-милла, бисмилла... Откуда он... джинн или шайтан?..
— Это я, Косайдар. Я стою на вершине горы. Сейчас приду! А рядЬм со мной здесь... — Но кто рядом с ним, сказать он не смог — девушка зажала ему рот ладонью.
— Напрасно, — сказал Косайдар, беззвучно смеясь,— Теперь тебя начнет искать твоя бабушка, будет беспокоиться.
— У меня нет бабушки, — сказала девушка.
— Ну, тогда никто не будет искать. Пошли.
Вершина горы представляла собой плоскую, изогнутую дугой площадку, заросшую серебрящимся ковылем. От самого центра ее уходил вниз глубокий овраг с петляющим, извилистым входом. На лунном свету он как бы дымился голубоватой пылью. Некоторые места его темнели округлыми котлованами.
— Пойдем так... Девушка не возражала.
Зиявшие глубокими провалами, эти темные пятна в овраге оказались зарослями высокого кустарника, местами редкого, местами же стоявшего тесной, сплошной стеной. Снизу ветки его густо оплетал ковыль. Не чувствовалось ни малейшего дуновения ветерка. Старый, вековой овраг с круто и высоко уходящими склонами еще не отдал накопленное дневное тепло. Переполнявший его мягкий теплый воздух, казалось, застрял в ветвях кустарника.
— Давайте посидим, — сказала девушка, первой вошедшая в заросли, останавливаясь на небольшой, с трехкрылую юрту, полянке.
— Сыро ведь...
"Я дурак", — тут же пронеслось в голове у Косай-дара.
— Ну и пусть, — отозвалась девушка. — У меня ноги устали.
Косайдар поспешил исправить свою ошибку.
— Погоди... — Он снял с девушки пиджак, сложил его подкладкой наружу, намереваясь постелить на землю.
— Оставьте, — испугалась девушка. — Нельзя садиться на мужскую одежду.
Косайдар опять смешался.
— Мы ведь вдвоем — один человек, — зашептал он потом девушке на ухо. — Так что можно.
Но девушка не согласилась и теперь.
— Нарвем лучше травы, — сказала она.
Нагнувшись, они нарвали немного травы. Сели рядом и обнялись, накрывшись пиджаком. Земля была совсем не сырой. Ковыль, до которого не дотрагивалась ни одна скотина, казался верблюжьей шерстью. Густой, мягкий и теплый.
— Какая ты суеверная, — сказал Косайдар.
— Я знала, что встречусь с тобой, — сказала девушка.
— Что, на бобах гадала?
— Здесь вот... — пробормотала она. — Именно здесь, в этом кустарнике, он и пасся.
— Ваш серый телок?
Девушка взглянула на него, словно силилась вспомнить, кто он такой, и снова ушла в себя.
— А-а, — понял Косайдар. — Это ты все про того иноходца... которого Айбас оставил.
— Я же сказала, — неожиданно повеселела девушка, — иноходца оставил не Айбас, это Баян его оставила. Чтобы Козы, который выехал следом, мог пересесть, когда лошадь его устанет; В этом овраге она и стреножила иноходца...
— Теперь понял, — сказал Косайдар. Крепко обняв, он тесно прижал девушку к себе. — Потому-то эта гора и называется Жорга. Ну, а та, с горбами, называется Жауыр, потому что Баян и там...
Девушка звонко рассмеялась.
— Интересно вы рассуждаете, Косайдар. Разве невеста будет дарить своему любимому какую-то дохлую лошадь с натертой спиной?
— А как же тогда? — спросил Косайдар.
— Так, как в песне. В том месте Айбас-батыр оставил одну из своих лошадей, загнанную и больную.
— Э-э... -О-о!..
Прижав к себе беззвучно смеющуюся девушку еще теснее, Косайдар поцеловал ее несколько раз подряд. Губы ее уже не были холодными, как тогда, на вершине. Но не было в них и ничего такого особенного. Обыкновенные губы. Обыкновенная девушка. Балкия, впрочем, думала, кажется, иначе. Крепко обвила рукой его шею.
— Спать хочу, — сказала она дурашливо.
— Тогда поспим.
Разжав объятия, Косайдар лег на спину. Девушка ничуть не смутилась. Не задумываясь, она обняла его за плечи, тесно легла рядом и положила голову ему на грудь.
Косайдар посмотрел на небо. Над ним расстилалась безоблачная бледневшая синь. Звезды заметно потускнели. Рассвет был уже совсем близок.
"Я дурак, — подумал Косайдар о себе во второй раз за этот вечер. — Был бы кто на моем месте посмелее, не болтал бы впустую столько времени, давно бы уже..." Кровь у него кипела, сердце в груди так и стучало. Но как начать, он не знал. Ну, а девушка будто и впрямь уснула — лежала без единого движения. Кончиком косы Косайдар провел ей по лицу, и она, с трудом разлепив, приоткрыла действительно сонные глаза.
— Не замерзла?
— Нет, милый.
Он перевернулся на бок, и она, положив голову ему на руку, снова смежила веки. И, сжавшись в комок, вся приткнулась к нему, то ли желая согреться, то ли просто ей было удобно лежать так.
— Ты меня любишь? — спросил Косайдар, не найдя никаких других слов для того, чтобы начать.
— Я ведь сказала, — отозвалась девушка. — Я все сказала...
"Вот оно!" — подумал Косайдар. Но все же он решил уточнить:
— А как ты... чем... чем ты это докажешь?
— Я с тобой... Я твоя... Навечно... — Она уткнулась лицом ему в грудь, как проголодавшийся младенец, ищущий сосок матери.
Теперь у Косайдара, который весь вечер только и думал об одном, не осталось никаких сомнений. Задрожавшими руками он перешел к решительным действиям. Но девушка, словно вдруг испугавшись чего-то во сне, тут же вскинула голову. Она удивленно и озадаченно поглядела на Косайдара и, не сказав ни слова, села. Не ожидавший от нее сопротивления, Косайдар приписал это ложной стыдливости. Он снова обнял ее и уложил рядом с собой. Но сколько он ни бился, навстречу ему она не пошла. Наоборот, видя его настойчивость, она наконец даже встала. Косайдар подумал, что теперь она рассердилась и выдаст ему по первое число. Но ничего подобного не произошло.
— Рассвело, давайте возвращаться, — только и сказала она.
Косы ее, спускающиеся ниже колен, наполовину расплелись. Девушка велела Косайдару подержать их и снова заплела. Отряхнула платье, сколько смогла — расправила образовавшиеся складки.
Обняв девушку за талию, Косайдар стал говорить о своей любви к ней. Не потому, что любовь так и распирала ему грудь. Просто он полагал это своим долгом, чем-то вроде обязательной повинности. Ему хотелось загладить вину перед ней за свое недавнее поведение.
Девушка слушала молча. Только уже на выходе из оврага, у самого аула, прощаясь, быстро обняла его за шею и сама поцеловала. Язык у нее был острый-острый и горячий-прегорячий. Никогда раньше Косайдар так не целовался. "Со многими, видать, успела, чертовка... больно уж опытная..." — подумал он. Но вслух опять сказал, что всем сердцем полюбил ее. Пообещал тотчас по приезде написать письмо. В тот день он должен был уезжать в Алма-Ату.
Сначала они переписывались беспрерывно. Косайдар, полагавший, что у молодого парня обязательно должна быть девушка, считал переписку с Балкией за тысячу километров не только приятным холостяцким развлечением, но и своего рода честью для себя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48