Так стояла она, пока вдруг не увидела, что муж встает и, как лунатик, у
стремив перед собой неподвижный невидящий взор, направляется к той кров
ати, где спит девушка в темных очках. Она даже не попыталась остановить ег
о. Не шевелясь, смотрела, как он поднял одеяло, прилег рядом, и как девушка п
роснулась, приняла его безропотно, как поискали и нашли друг друга губы, к
ак потом случилось то, что и должно было случиться, смотрела, как дарят и п
олучают, обмениваясь им, наслаждение, слушала, как на приглушенно прошеп
танное: Доктор, что могло бы прозвучать смешно и нелепо, но почему-то не пр
озвучало, шепчут в ответ: Прости, сам не знаю, что на меня нашло, ну, так оно и
есть, как было заявлено нами чуть выше, и в самом деле, как можем мы, посторо
нние, всего-то лишь свидетели и очевидцы, судить о чем-то, раз уж он и сам не
знает. Лежа на узкой кровати, не могли представить себе те двое, что за ним
и наблюдают, но доктор вдруг встревожился, спросил себя, спит ли жена, може
т быть, как всегда по ночам, бродит где-нибудь в коридоре, и уж приподнялся
было, чтобы вернуться к себе, но раздался голос: Лежи, и рука, легче присевш
ей на ветку птички, легла ему на грудь, он хотел что-то сказать, может быть,
объяснить, что сам не знает, что на него нашло, но вновь раздался голос: Есл
и ничего не будешь говорить, я лучше пойму. Девушка в темных очках заплака
ла: Какие мы все несчастные, пролепетала она, а потом: Это я сама, сама, я тож
е хотела, доктор не виноват. Молчи, мягко ответила жена доктора, мы все пом
олчим, бывает, что от слов никакого проку и толку, ах, если бы я тоже могла пл
акать, все высказать слезами и обойтись без слов, чтоб тебя поняли. Она при
села на край кровати, простерла руку над обоими, словно обнимая разом и ег
о и ее, и, всем телом перегнувшись к девушке в темных очках, еле слышно прош
ептала ей на ухо: Я вижу. Та осталась спокойна и неподвижна, хоть и удивила
сь, что не чувствует никакого удивления, будто знала об этом с самого перв
ого дня, но просто считала, что нельзя вслух говорить об этом, как нельзя р
азглашать доверенный тебе секрет. Чуть повернула голову и в свой черед ш
епнула на ухо жене доктора: Я знала, не знаю, что сейчас уверена в этом, но, м
не кажется, знала. Только это тайна, никому ни слова. Будьте покойны. Смотр
и, я тебе доверилась. Не подведу, не выдам, умру, а не обману вас. Говори мне т
ы. Не могу, это я не могу. Все это говорилось на ухо, то на одно, то на другое, и
губы скользили по волосам, дотрагивались до мочки, и разговор шел о сущих
пустяках, и разговор шел о самом главном, если только могут сочетаться та
кие противоположности, и это был разговор сообщниц, и вроде бы не касался
мужчины, лежавшего между двух женщин, но вовлекал его в себя логикой, кото
рая была не от мира сего с расхожими его идеями, с обыденной действительн
остью. Потом жена доктора сказала ему: Побудь еще, если хочешь. Нет, я пойду
к нам. Постой, я помогу. Она привстала, освобождая ему место, и мгновение ра
зглядывала две слепые головы на грязной подушке, немытые лица, сбитые в к
олтун волосы, и только вот глаза, да, глаза сияли неистово и бесполезно. Ме
дленно, ища опору, поднялась, постояла у края кровати, словно внезапно пер
естала сознавать, где находится, потом, как всегда она это делала, ухватил
а мужа за руку, но теперь ее движение обрело новый смысл, потому что никогд
а еще доктор до такой степени не нуждался в том, чтобы его вели и направлял
и, хоть даже и не догадывался об этом в отличие от двух женщин, которые узн
али это досконально в миг, когда свободной рукой жена доктора прикоснула
сь к щеке девушки, а та порывисто перехватила эту руку и поднесла к губам.
Доктору почудился плач, тихий, почти неслышный, да и мог ли он быть иным, ес
ли всего несколько слезинок медленно прокатились по щекам к углам рта, и
счезли там, чтобы снова начать вечный цикл непостижимых горестей и радос
тей человеческих. Одна остается девушка в темных очках, и, значит, утешать
надо ее, и потому-то жена доктора все медлила, все не отнимала руки.
На следующий день, во время ужина, если это не слишком громко сказано по от
ношению к жалким ломтям хлеба и полупротухшего мяса, в дверях появились
трое слепцов из левого флигеля. Сколько у вас тут женщин, спросил один. Шес
ть, ответила жена доктора, исполненная благого намерения отставить в сто
рону ту, которая не спит по ночам, но угасший голос поправил: Семь. В ответ з
ахохотали: Негусто, сказал один, стало быть, придется как следует потруди
ться нынче ночью, а другой предложил: Может, из следующей доберем, но: Не на
до, отозвался третий, знавший арифметику, получается по трое на каждую, вы
держат, небось не смылятся. Все трое снова рассмеялись, и потом тот, кто сп
рашивал, сколько тут женщин, сказал: Ну, как покушаете, идите в третью, и доб
авил: Если, конечно, и впредь хотите есть и мужьям своим сиську совать. Эта
острота звучала во всех палатах, но продолжала пользоваться не меньшим у
спехом, чем в тот день, когда ее придумали. Они корчились от смеха, дрыгали
ногами, стучали толстыми палками об пол, но один из них вдруг предупредил:
Только смотрите, если у кого месячные, тех не надо, до другого раза пусть о
стается. Таких нет, спокойно ответила жена доктора. Ну, нет, так и хорошо, да
вайте, собирайтесь, и не тяните, мы ждать не любим. Повернулись и пошли. Пал
ата затихла. Через минуту сказала жена первого слепца: Больше не лезет, и,
хотя в руке у нее была самая что ни на есть малость, доесть не смогла. И в мен
я тоже, сказала та, которая не спит по ночам. И в меня, сказала та, про котору
ю ничего не известно. А я уже, сказала горничная из отеля. И я, сказала регис
траторша. Меня вывернет на первого, кто ко мне притронется, сказала девуш
ка в темных очках. Все они уже встали и, как ни била их дрожь, были тверды. Ск
азала жена доктора: Я пойду первой. Первый слепец натянул на голову одеял
о, как будто это могло помочь ему, слепцу, ничего не видеть, доктор притяну
л жену к себе, мимолетно коснулся губами ее лба, что еще оставалось ему, в о
тличие от всех остальных мужчин, у тех, кроме утех, ничего супружеского не
было Ц ни прав, ни обязанностей, и потому никто не заслуживал звания двой
ного рогача, такого то есть, кто знает, но терпит. Следом за женой доктора д
винулась девушка в темных очках, за ней стали горничная, регистраторша, ж
ена первого слепца, та, про кого ничего не известно, и наконец та, которая н
е спит по ночам, замкнула эту жутковато-комичную цепочку оборванных, гря
зных женщин, воняющих так, что поневоле задумаешься, сколь же неодолимо м
огущественна должна быть животная сила похоти, если удастся ей отбить об
оняние, деликатнейшее из всех пяти чувств, ведь недаром же уверяют нас ин
ые богословы, что грешникам в аду жить более-менее сносно не дает именно ц
арящий там смрад. Медленно, положив руку на плечо впереди идущей, зашагал
и они за женой доктора. Все были босы, потому что боялись потерять туфли в
грядущих горестях и бедствиях. Когда оказались в вестибюле, жена доктора
направилась к центральному входу, хотела, наверно, узнать, стоит ли еще ми
р. Ощутив свежесть, горничная испугалась: Нельзя выходить, там солдаты, но
та, которая не спит по ночам, сказала: Да это бы лучше, уже через минуту были
бы мертвыми, не так, как сейчас, а по-настоящему, целиком. Мы, спросила регис
траторша. Мы и все остальные, все, кто здесь, получили бы, по крайней мере, на
илучшее объяснение своей слепоте. Впервые с того дня, как ее привезли сюд
а, она произнесла столько слов подряд. Жена доктора сказала: Пошли, раньше
смерти умирать не надо, она сама выберет и о выборе не оповестит. Отворили
дверь, ведущую в левый флигель, повлеклись но длинным коридорам, а о том, ч
то ждет их, могли им при желании рассказать женщины из первых двух палат, н
о они затравленными зверьками лежали скорчась по койкам, и мужчины не ос
меливались ни дотронуться до них, ни хотя бы подойти поближе, потому что т
е немедленно принимались кричать.
В глубине последнего коридора жена доктора увидела слепца, как обычно, с
тоявшего если не на часах, так на стреме. Заслышав, должно быть, медленные,
шаркающие шаги, он оповестил: Пожаловали. Из палаты понеслись крики и ржа
ние, подобное конскому. Четверо быстро подошли к перегораживающей вход к
ровати: Давай, девчонки, давай заходи, мы тут все, как жеребцы стоялые, зажд
ались, сказал один. Слепцы окружили вошедших женщин, потянули к ним руки, н
о тотчас неуклюже шарахнулись в стороны, едва лишь главарь, а им наверняк
а был обладатель пистолета, крикнул: Я первый выбираю, забыли, так я напомн
ю. Все обитатели палаты жадно искали женщин невидящими глазами, кое-кто п
ротягивал к ним жадную руку, словно уразумев наконец, куда надо смотреть.
Женщины стояли в проходе между кроватями, как солдаты на строевом смотру
. Главарь, с пистолетом в руке, подошел так уверенно и проворно, будто глаз
а у него на лице были зрячими, свободной рукой общупал спереди и сзади кра
йнюю слева, и ею оказалась та, которая не спит по ночам, помял ей груди, бедр
а, ягодицы, залез между ног. Слепая вскрикнула, он отпихнул ее в сторону: Ни
куда не годишься, трухлявая ты какая-то. Перешел к следующей, это была та, п
ро кого ничего не известно, и, сунув пистолет в карман, повторил процедуру
уже обеими руками, приговаривая: А эта вроде ничего, ничего, потом взялся з
а жену первого слепца, потом за регистраторшу, потом за горничную и тут во
скликнул: Ребята, отличные телки, все при них, без обмана. Слепцы отозвалис
ь радостным ржанием, топотом, ревом: Ну давай, давай, не томи, пусти. А ну тих
о, сказал главарь, еще не все. Плотно ухватил девушку в темных очках и восх
ищенно присвистнул: Ух ты, пофартило нам сегодня, такое богатство подвал
ило. Войдя в раж и не выпуская девушку, другой рукой провел по телу последн
ей в шеренге и снова присвистнул: Малость переспелая, но тоже хороша, хоро
ша, очень даже. Дернул к себе обеих и, в предвкушении едва не захлебываясь
слюной, объявил: Эти две мои, потом получите, как оприходую. И потащил в глу
бь палаты, где штабелями громоздились коробки, жестянки, пакеты с продов
ольствием, которого хватило бы на целый полк. Все женщины уже подняли кри
к, перебиваемый звоном оплеух, глухими ударами, ревом: Да не ори, тварь, что
вы за народ такой, не можете не скулить. Врежь ей еще, пусть заткнется. Ниче
го, это поначалу, распробует, потом сама еще попросит. Ну, разложите вы ее, с
колько можно, нет больше сил терпеть. Уже пронзительно выла под грузным с
лепцом та, которая не спит по ночам, четырех других взяли в кольцо, плотно
обступили, тянули в разные стороны, отпихивая друг друга, огрызаясь, как г
иены над полуобглоданной падалью, стягивали с себя штаны. Жена доктора, с
веденными судорогой руками вцепившись в железную спинку кровати, к кото
рой ее толкнули, видела, как главарь рванул и разодрал юбку на девушке в те
мных очках, сорвал трусики, направил, помогая себе пальцами, и с усилием вд
винул член, слышала, как он хрипит, бормочет что-то невообразимо похабное
, девушка же в темных очках, не произнося ни слова, отвернула от него голов
у, устремив глаза на жену доктора, выгнулась в спазмах неукротимой рвоты,
покуда главарь, не замечая этого, даже не чуя характерного запаха, потому
что для этого нужно, чтобы воздух в палате был иным, резко, с маху, со всей мо
чи, двигал тазом вперед-назад, будто заколачивал сваю, потом еще трижды ко
нвульсивно дернулся и с каким-то кабаньим придушенным хрюканьем обмяк.
Девушка в темных очках беззвучно плакала. Главарь высвободил еще подкап
ывающий член, переводя дыхание, сказал, протягивая руку к жене доктора: Не
ревнуй, сейчас и до тебя очередь дойдет, и громче, обращаясь к своим приспе
шникам: Эй, эту можете забрать, только поласковей с ней, пригодится еще. Че
ловек шесть, сшибая друг друга, ринулись в проход, схватили девушку, едва л
и не волоком потащили в свой угол: Я первый, я первый, наперебой слышалось
оттуда. Главарь, как был, в спущенных штанах, присел на край кровати, свеси
в вялый, поникший член, сказал: На колени становись, сюда вот. Жена доктора
повиновалась. В рот возьми. Не буду. Побью и жратвы не дам. А не боишься, что
откушу. Попробуй только, я ж буду держать тебя за горло и сверну шею, чуть т
олько зубки пустишь в ход, ответил он. И потом вдруг: А-а, знакомый голос. И я
тебя узнала. Как ты могла меня узнать, ты же не видишь. Нет, не вижу. Чего тог
да врешь, что узнала. Легко представить, какое лицо у человека с таким голо
сом. Ладно, хватит разглагольствовать, соси давай. Не буду. Либо отсосешь,
либо твоей палате крошки хлеба больше не перепадет, ты им расскажешь, по ч
ьей милости они жратвы лишились, а потом вернешься сюда, покажешь, как они
тебя приласкали. Жена доктора подалась вперед, двумя пальцами правой рук
и взяла и приподняла липкий мужской орган, левую уперла в пол и вдруг ощут
ила ладонью под тканью спущенных брюк твердую, увесистую холодную сталь
. Можно убить его, подумала она. Нет, нельзя. Нечего и думать, чтобы залезть в
карман брюк, гармошкой спускавшихся до щиколоток, и достать пистолет. Вы
тянула шею, открыла, потом закрыла рот, зажмурилась, чтобы не видеть, и нач
ала.
Отпустили их только под утро. Ту, которая не спит по ночам, пришлось нести,
хотя шесть остальных сами еле передвигали ноги. Сколько-то часов кряду ж
енщины переходили из рук в руки, от унижения к унижению, из одного издеват
ельства в другое, испытали все, что только можно вытворить над женщиной, о
ставив ее при этом в живых: Ну, сами знаете, платим натурой, скажете там сво
им задохликам, пусть за супчиком приходят, нальем, сказал на прощанье гла
варь. И уже вслед глумливо произнес: До скорого свидания, красавицы, до нов
ых встреч, вы уж готовьтесь. Остальные подхватили более или менее слажен
ным хором: До свидания, до свидания, и одни добавляли: Сучки, а другие: Кисон
ьки, но в самом тоне чувствовалась уже некоторая пресыщенность и отсутст
вовал прежний половой задор. Женщины, слепые, а теперь еще оглохшие и онем
евшие, спотыкаясь, влачились по коридору, и сил хватало лишь на то, чтобы д
ержаться за руку идущей впереди, да, именно за руку, а не за плечо, словно в т
е времена, когда были зрячими, и спроси их: Почему вы за руки-то взялись, вед
ь споткнетесь, чего доброго, ни одна не смогла бы ответить, ибо есть движен
ия, которые просто не объяснить, да, впрочем, и сложно тоже едва ли получит
ся. Когда пересекали вестибюль, жена доктора снова выглянула наружу, где
были солдаты и стоял грузовик, который, наверно, развозил продовольствие
по карантинам. В этот самый миг та, которая не спит по ночам, вдруг упала за
мертво, без вскрика, как будто ее обезглавили одним ударом, раз Ц и нету, и
сердце тоже раз Ц и разорвалось, не успев сменить систолу диастолой, нак
онец-то узнали мы, почему ей не спалось по ночам, но теперь-то уж поспит, не
добудимся. Умерла, сказала жена доктора голосом, лишенным всякого выраже
ния, если только бывает так, чтобы не мертвенный, а столь же мертвый, как пр
оизнесенное им слово, голос исходил из живых покуда уст. Она подняла на ру
ки истерзанное тело женщины, у которой вдруг будто вывихнулись все суста
вы, ноги были окровавлены, живот весь в кровоподтеках, жалкие, ничем не при
крытые груди яростно исщипаны, и на плече остался след от зубов. Так выгля
дит и мое тело, подумала жена доктора, и всех, кто идет сейчас рядом, между н
ами и ею разница ничтожная и состоит она в том лишь, что мы пока живы. Куда п
онесем, спросила девушка в темных очках. В палату, потом похороним, сказал
а жена доктора.
Мужчины ждали у двери, за исключением первого слепца, который при появле
нии женщин снова натянул одеяло на голову, и косоглазого мальчика, котор
ый спал. Ни на миг не замешкавшись, не отсчитывая койки, жена доктора увере
нно положила тело той, кто не спал по ночам, на ее кровать. Ей дела не было, ч
то другие могут удивиться, в конце концов, вся палата знает, что она лучше
всех ориентируется. Умерла, повторила она. Как, спросил доктор, но жена не
ответила ему, потому что вопрос мог означать лишь то, что вроде бы и значил
: Как она умерла, но мог быть и обрывком другого: Как вы перенесли все это, и
ни на тот ни на другой ответа не имеется, умерла, вот и все, и не важно, как и о
тчего, глупо спрашивать, от чего умер человек, с течением времени причина
забывается, остается одно только слово: Умерла, и шесть женщин вернулись
не такими, как уходили отсюда, а слова, которые они могли произнести еще вч
ера, сегодня уже не выговорить, что же до иных слов, есть на свете такое, что
ими вообще не выразить, так оно и называется, только так и никак иначе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37
стремив перед собой неподвижный невидящий взор, направляется к той кров
ати, где спит девушка в темных очках. Она даже не попыталась остановить ег
о. Не шевелясь, смотрела, как он поднял одеяло, прилег рядом, и как девушка п
роснулась, приняла его безропотно, как поискали и нашли друг друга губы, к
ак потом случилось то, что и должно было случиться, смотрела, как дарят и п
олучают, обмениваясь им, наслаждение, слушала, как на приглушенно прошеп
танное: Доктор, что могло бы прозвучать смешно и нелепо, но почему-то не пр
озвучало, шепчут в ответ: Прости, сам не знаю, что на меня нашло, ну, так оно и
есть, как было заявлено нами чуть выше, и в самом деле, как можем мы, посторо
нние, всего-то лишь свидетели и очевидцы, судить о чем-то, раз уж он и сам не
знает. Лежа на узкой кровати, не могли представить себе те двое, что за ним
и наблюдают, но доктор вдруг встревожился, спросил себя, спит ли жена, може
т быть, как всегда по ночам, бродит где-нибудь в коридоре, и уж приподнялся
было, чтобы вернуться к себе, но раздался голос: Лежи, и рука, легче присевш
ей на ветку птички, легла ему на грудь, он хотел что-то сказать, может быть,
объяснить, что сам не знает, что на него нашло, но вновь раздался голос: Есл
и ничего не будешь говорить, я лучше пойму. Девушка в темных очках заплака
ла: Какие мы все несчастные, пролепетала она, а потом: Это я сама, сама, я тож
е хотела, доктор не виноват. Молчи, мягко ответила жена доктора, мы все пом
олчим, бывает, что от слов никакого проку и толку, ах, если бы я тоже могла пл
акать, все высказать слезами и обойтись без слов, чтоб тебя поняли. Она при
села на край кровати, простерла руку над обоими, словно обнимая разом и ег
о и ее, и, всем телом перегнувшись к девушке в темных очках, еле слышно прош
ептала ей на ухо: Я вижу. Та осталась спокойна и неподвижна, хоть и удивила
сь, что не чувствует никакого удивления, будто знала об этом с самого перв
ого дня, но просто считала, что нельзя вслух говорить об этом, как нельзя р
азглашать доверенный тебе секрет. Чуть повернула голову и в свой черед ш
епнула на ухо жене доктора: Я знала, не знаю, что сейчас уверена в этом, но, м
не кажется, знала. Только это тайна, никому ни слова. Будьте покойны. Смотр
и, я тебе доверилась. Не подведу, не выдам, умру, а не обману вас. Говори мне т
ы. Не могу, это я не могу. Все это говорилось на ухо, то на одно, то на другое, и
губы скользили по волосам, дотрагивались до мочки, и разговор шел о сущих
пустяках, и разговор шел о самом главном, если только могут сочетаться та
кие противоположности, и это был разговор сообщниц, и вроде бы не касался
мужчины, лежавшего между двух женщин, но вовлекал его в себя логикой, кото
рая была не от мира сего с расхожими его идеями, с обыденной действительн
остью. Потом жена доктора сказала ему: Побудь еще, если хочешь. Нет, я пойду
к нам. Постой, я помогу. Она привстала, освобождая ему место, и мгновение ра
зглядывала две слепые головы на грязной подушке, немытые лица, сбитые в к
олтун волосы, и только вот глаза, да, глаза сияли неистово и бесполезно. Ме
дленно, ища опору, поднялась, постояла у края кровати, словно внезапно пер
естала сознавать, где находится, потом, как всегда она это делала, ухватил
а мужа за руку, но теперь ее движение обрело новый смысл, потому что никогд
а еще доктор до такой степени не нуждался в том, чтобы его вели и направлял
и, хоть даже и не догадывался об этом в отличие от двух женщин, которые узн
али это досконально в миг, когда свободной рукой жена доктора прикоснула
сь к щеке девушки, а та порывисто перехватила эту руку и поднесла к губам.
Доктору почудился плач, тихий, почти неслышный, да и мог ли он быть иным, ес
ли всего несколько слезинок медленно прокатились по щекам к углам рта, и
счезли там, чтобы снова начать вечный цикл непостижимых горестей и радос
тей человеческих. Одна остается девушка в темных очках, и, значит, утешать
надо ее, и потому-то жена доктора все медлила, все не отнимала руки.
На следующий день, во время ужина, если это не слишком громко сказано по от
ношению к жалким ломтям хлеба и полупротухшего мяса, в дверях появились
трое слепцов из левого флигеля. Сколько у вас тут женщин, спросил один. Шес
ть, ответила жена доктора, исполненная благого намерения отставить в сто
рону ту, которая не спит по ночам, но угасший голос поправил: Семь. В ответ з
ахохотали: Негусто, сказал один, стало быть, придется как следует потруди
ться нынче ночью, а другой предложил: Может, из следующей доберем, но: Не на
до, отозвался третий, знавший арифметику, получается по трое на каждую, вы
держат, небось не смылятся. Все трое снова рассмеялись, и потом тот, кто сп
рашивал, сколько тут женщин, сказал: Ну, как покушаете, идите в третью, и доб
авил: Если, конечно, и впредь хотите есть и мужьям своим сиську совать. Эта
острота звучала во всех палатах, но продолжала пользоваться не меньшим у
спехом, чем в тот день, когда ее придумали. Они корчились от смеха, дрыгали
ногами, стучали толстыми палками об пол, но один из них вдруг предупредил:
Только смотрите, если у кого месячные, тех не надо, до другого раза пусть о
стается. Таких нет, спокойно ответила жена доктора. Ну, нет, так и хорошо, да
вайте, собирайтесь, и не тяните, мы ждать не любим. Повернулись и пошли. Пал
ата затихла. Через минуту сказала жена первого слепца: Больше не лезет, и,
хотя в руке у нее была самая что ни на есть малость, доесть не смогла. И в мен
я тоже, сказала та, которая не спит по ночам. И в меня, сказала та, про котору
ю ничего не известно. А я уже, сказала горничная из отеля. И я, сказала регис
траторша. Меня вывернет на первого, кто ко мне притронется, сказала девуш
ка в темных очках. Все они уже встали и, как ни била их дрожь, были тверды. Ск
азала жена доктора: Я пойду первой. Первый слепец натянул на голову одеял
о, как будто это могло помочь ему, слепцу, ничего не видеть, доктор притяну
л жену к себе, мимолетно коснулся губами ее лба, что еще оставалось ему, в о
тличие от всех остальных мужчин, у тех, кроме утех, ничего супружеского не
было Ц ни прав, ни обязанностей, и потому никто не заслуживал звания двой
ного рогача, такого то есть, кто знает, но терпит. Следом за женой доктора д
винулась девушка в темных очках, за ней стали горничная, регистраторша, ж
ена первого слепца, та, про кого ничего не известно, и наконец та, которая н
е спит по ночам, замкнула эту жутковато-комичную цепочку оборванных, гря
зных женщин, воняющих так, что поневоле задумаешься, сколь же неодолимо м
огущественна должна быть животная сила похоти, если удастся ей отбить об
оняние, деликатнейшее из всех пяти чувств, ведь недаром же уверяют нас ин
ые богословы, что грешникам в аду жить более-менее сносно не дает именно ц
арящий там смрад. Медленно, положив руку на плечо впереди идущей, зашагал
и они за женой доктора. Все были босы, потому что боялись потерять туфли в
грядущих горестях и бедствиях. Когда оказались в вестибюле, жена доктора
направилась к центральному входу, хотела, наверно, узнать, стоит ли еще ми
р. Ощутив свежесть, горничная испугалась: Нельзя выходить, там солдаты, но
та, которая не спит по ночам, сказала: Да это бы лучше, уже через минуту были
бы мертвыми, не так, как сейчас, а по-настоящему, целиком. Мы, спросила регис
траторша. Мы и все остальные, все, кто здесь, получили бы, по крайней мере, на
илучшее объяснение своей слепоте. Впервые с того дня, как ее привезли сюд
а, она произнесла столько слов подряд. Жена доктора сказала: Пошли, раньше
смерти умирать не надо, она сама выберет и о выборе не оповестит. Отворили
дверь, ведущую в левый флигель, повлеклись но длинным коридорам, а о том, ч
то ждет их, могли им при желании рассказать женщины из первых двух палат, н
о они затравленными зверьками лежали скорчась по койкам, и мужчины не ос
меливались ни дотронуться до них, ни хотя бы подойти поближе, потому что т
е немедленно принимались кричать.
В глубине последнего коридора жена доктора увидела слепца, как обычно, с
тоявшего если не на часах, так на стреме. Заслышав, должно быть, медленные,
шаркающие шаги, он оповестил: Пожаловали. Из палаты понеслись крики и ржа
ние, подобное конскому. Четверо быстро подошли к перегораживающей вход к
ровати: Давай, девчонки, давай заходи, мы тут все, как жеребцы стоялые, зажд
ались, сказал один. Слепцы окружили вошедших женщин, потянули к ним руки, н
о тотчас неуклюже шарахнулись в стороны, едва лишь главарь, а им наверняк
а был обладатель пистолета, крикнул: Я первый выбираю, забыли, так я напомн
ю. Все обитатели палаты жадно искали женщин невидящими глазами, кое-кто п
ротягивал к ним жадную руку, словно уразумев наконец, куда надо смотреть.
Женщины стояли в проходе между кроватями, как солдаты на строевом смотру
. Главарь, с пистолетом в руке, подошел так уверенно и проворно, будто глаз
а у него на лице были зрячими, свободной рукой общупал спереди и сзади кра
йнюю слева, и ею оказалась та, которая не спит по ночам, помял ей груди, бедр
а, ягодицы, залез между ног. Слепая вскрикнула, он отпихнул ее в сторону: Ни
куда не годишься, трухлявая ты какая-то. Перешел к следующей, это была та, п
ро кого ничего не известно, и, сунув пистолет в карман, повторил процедуру
уже обеими руками, приговаривая: А эта вроде ничего, ничего, потом взялся з
а жену первого слепца, потом за регистраторшу, потом за горничную и тут во
скликнул: Ребята, отличные телки, все при них, без обмана. Слепцы отозвалис
ь радостным ржанием, топотом, ревом: Ну давай, давай, не томи, пусти. А ну тих
о, сказал главарь, еще не все. Плотно ухватил девушку в темных очках и восх
ищенно присвистнул: Ух ты, пофартило нам сегодня, такое богатство подвал
ило. Войдя в раж и не выпуская девушку, другой рукой провел по телу последн
ей в шеренге и снова присвистнул: Малость переспелая, но тоже хороша, хоро
ша, очень даже. Дернул к себе обеих и, в предвкушении едва не захлебываясь
слюной, объявил: Эти две мои, потом получите, как оприходую. И потащил в глу
бь палаты, где штабелями громоздились коробки, жестянки, пакеты с продов
ольствием, которого хватило бы на целый полк. Все женщины уже подняли кри
к, перебиваемый звоном оплеух, глухими ударами, ревом: Да не ори, тварь, что
вы за народ такой, не можете не скулить. Врежь ей еще, пусть заткнется. Ниче
го, это поначалу, распробует, потом сама еще попросит. Ну, разложите вы ее, с
колько можно, нет больше сил терпеть. Уже пронзительно выла под грузным с
лепцом та, которая не спит по ночам, четырех других взяли в кольцо, плотно
обступили, тянули в разные стороны, отпихивая друг друга, огрызаясь, как г
иены над полуобглоданной падалью, стягивали с себя штаны. Жена доктора, с
веденными судорогой руками вцепившись в железную спинку кровати, к кото
рой ее толкнули, видела, как главарь рванул и разодрал юбку на девушке в те
мных очках, сорвал трусики, направил, помогая себе пальцами, и с усилием вд
винул член, слышала, как он хрипит, бормочет что-то невообразимо похабное
, девушка же в темных очках, не произнося ни слова, отвернула от него голов
у, устремив глаза на жену доктора, выгнулась в спазмах неукротимой рвоты,
покуда главарь, не замечая этого, даже не чуя характерного запаха, потому
что для этого нужно, чтобы воздух в палате был иным, резко, с маху, со всей мо
чи, двигал тазом вперед-назад, будто заколачивал сваю, потом еще трижды ко
нвульсивно дернулся и с каким-то кабаньим придушенным хрюканьем обмяк.
Девушка в темных очках беззвучно плакала. Главарь высвободил еще подкап
ывающий член, переводя дыхание, сказал, протягивая руку к жене доктора: Не
ревнуй, сейчас и до тебя очередь дойдет, и громче, обращаясь к своим приспе
шникам: Эй, эту можете забрать, только поласковей с ней, пригодится еще. Че
ловек шесть, сшибая друг друга, ринулись в проход, схватили девушку, едва л
и не волоком потащили в свой угол: Я первый, я первый, наперебой слышалось
оттуда. Главарь, как был, в спущенных штанах, присел на край кровати, свеси
в вялый, поникший член, сказал: На колени становись, сюда вот. Жена доктора
повиновалась. В рот возьми. Не буду. Побью и жратвы не дам. А не боишься, что
откушу. Попробуй только, я ж буду держать тебя за горло и сверну шею, чуть т
олько зубки пустишь в ход, ответил он. И потом вдруг: А-а, знакомый голос. И я
тебя узнала. Как ты могла меня узнать, ты же не видишь. Нет, не вижу. Чего тог
да врешь, что узнала. Легко представить, какое лицо у человека с таким голо
сом. Ладно, хватит разглагольствовать, соси давай. Не буду. Либо отсосешь,
либо твоей палате крошки хлеба больше не перепадет, ты им расскажешь, по ч
ьей милости они жратвы лишились, а потом вернешься сюда, покажешь, как они
тебя приласкали. Жена доктора подалась вперед, двумя пальцами правой рук
и взяла и приподняла липкий мужской орган, левую уперла в пол и вдруг ощут
ила ладонью под тканью спущенных брюк твердую, увесистую холодную сталь
. Можно убить его, подумала она. Нет, нельзя. Нечего и думать, чтобы залезть в
карман брюк, гармошкой спускавшихся до щиколоток, и достать пистолет. Вы
тянула шею, открыла, потом закрыла рот, зажмурилась, чтобы не видеть, и нач
ала.
Отпустили их только под утро. Ту, которая не спит по ночам, пришлось нести,
хотя шесть остальных сами еле передвигали ноги. Сколько-то часов кряду ж
енщины переходили из рук в руки, от унижения к унижению, из одного издеват
ельства в другое, испытали все, что только можно вытворить над женщиной, о
ставив ее при этом в живых: Ну, сами знаете, платим натурой, скажете там сво
им задохликам, пусть за супчиком приходят, нальем, сказал на прощанье гла
варь. И уже вслед глумливо произнес: До скорого свидания, красавицы, до нов
ых встреч, вы уж готовьтесь. Остальные подхватили более или менее слажен
ным хором: До свидания, до свидания, и одни добавляли: Сучки, а другие: Кисон
ьки, но в самом тоне чувствовалась уже некоторая пресыщенность и отсутст
вовал прежний половой задор. Женщины, слепые, а теперь еще оглохшие и онем
евшие, спотыкаясь, влачились по коридору, и сил хватало лишь на то, чтобы д
ержаться за руку идущей впереди, да, именно за руку, а не за плечо, словно в т
е времена, когда были зрячими, и спроси их: Почему вы за руки-то взялись, вед
ь споткнетесь, чего доброго, ни одна не смогла бы ответить, ибо есть движен
ия, которые просто не объяснить, да, впрочем, и сложно тоже едва ли получит
ся. Когда пересекали вестибюль, жена доктора снова выглянула наружу, где
были солдаты и стоял грузовик, который, наверно, развозил продовольствие
по карантинам. В этот самый миг та, которая не спит по ночам, вдруг упала за
мертво, без вскрика, как будто ее обезглавили одним ударом, раз Ц и нету, и
сердце тоже раз Ц и разорвалось, не успев сменить систолу диастолой, нак
онец-то узнали мы, почему ей не спалось по ночам, но теперь-то уж поспит, не
добудимся. Умерла, сказала жена доктора голосом, лишенным всякого выраже
ния, если только бывает так, чтобы не мертвенный, а столь же мертвый, как пр
оизнесенное им слово, голос исходил из живых покуда уст. Она подняла на ру
ки истерзанное тело женщины, у которой вдруг будто вывихнулись все суста
вы, ноги были окровавлены, живот весь в кровоподтеках, жалкие, ничем не при
крытые груди яростно исщипаны, и на плече остался след от зубов. Так выгля
дит и мое тело, подумала жена доктора, и всех, кто идет сейчас рядом, между н
ами и ею разница ничтожная и состоит она в том лишь, что мы пока живы. Куда п
онесем, спросила девушка в темных очках. В палату, потом похороним, сказал
а жена доктора.
Мужчины ждали у двери, за исключением первого слепца, который при появле
нии женщин снова натянул одеяло на голову, и косоглазого мальчика, котор
ый спал. Ни на миг не замешкавшись, не отсчитывая койки, жена доктора увере
нно положила тело той, кто не спал по ночам, на ее кровать. Ей дела не было, ч
то другие могут удивиться, в конце концов, вся палата знает, что она лучше
всех ориентируется. Умерла, повторила она. Как, спросил доктор, но жена не
ответила ему, потому что вопрос мог означать лишь то, что вроде бы и значил
: Как она умерла, но мог быть и обрывком другого: Как вы перенесли все это, и
ни на тот ни на другой ответа не имеется, умерла, вот и все, и не важно, как и о
тчего, глупо спрашивать, от чего умер человек, с течением времени причина
забывается, остается одно только слово: Умерла, и шесть женщин вернулись
не такими, как уходили отсюда, а слова, которые они могли произнести еще вч
ера, сегодня уже не выговорить, что же до иных слов, есть на свете такое, что
ими вообще не выразить, так оно и называется, только так и никак иначе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37