В то время сам Шуман сидел на террасе отеля «Шепердс». Редко доводилось мне видеть более эффектное зрелище! Языки пламени взметнулись высоко в небо, а Шуман, окруженный друзьями, лишь заламывал в отчаянии руки.
Естественно, в развалинах обнаружили обгорелые останки. Поскольку Эль-Хакима нигде не могли найти, догадались, что это он. И решили – как и рассчитывал Шуман, – что Эль-Хаким, желая устранить конкурента, поджег его склад, но сам погиб при пожаре. Все назвали случившееся «небесной карой»; должен сказать, все именно так и выглядело. Шуману все сочувствовали. План оказался хорош».
– Вот, – громко произнес доктор Сандерс, – пример классического занижения. Ничего себе «план оказался хорош»!
Г. М. с серьезным видом кивнул.
– Разумеется, – согласился он, – при условии, что Фергюсон не лжет. В плане нет ни единого изъяна. Убийца не пытается спрятать труп, на чем прогорает большинство преступников. Он вообще ничего не скрывает. Полиция может расследовать дело сколько угодно, но на него не падает и тени подозрения. И с психологической точки зрения все правдоподобно. Как говорит Фергюсон, никто не поверит, что человек способен уничтожить свой собственный товар стоимостью в целое состояние ради того, чтобы скрыть другое преступление. – Он нахмурился. – Хм! Если – повторяю, если – все подтвердится, перед нами почти идеальное убийство. Единственное, что было нам известно заранее, – и это еще одно очко в пользу Мастерса и настоящего полицейского опыта, – Шуман действительно поджигатель.
– Так вы все знали? – удивился Блайстоун.
– Конечно. Трюк с будильником стар, как первородный грех. Он известен всем. Как только у подозрительной личности обнаруживается будильник без звонкового устройства, как в данном случае, можно биться об заклад, что перед нами поджигатель. Если в то же самое время в другом кармане мы обнаруживаем увеличительное стекло, дело приобретает еще большую ясность. В увеличительное стекло можно не только разглядывать мелкие предметы. С его помощью можно также и поджигать. И это приспособление так же старо, как и сам Египет.
Сандерс задумался. В тоне Г. М. он уловил сомнение.
– Да, сэр, но послушайте! Будильник, подброшенный в карман Шуману, не может быть тем же самым, с помощью которого подожгли склад в Каире. Тот будильник в огне должен был совершенно расплавиться!
– Да, – проворчал Г. М. – И это меня беспокоит. Впрочем, вполне возможно, Шуман просто пироман и постоянно что-нибудь поджигает. Мы не знаем, что раскопал Феликс Хей. Мы не знаем, что находилось в пяти коробках.
Марша искоса посмотрела на отца.
– Извините, – тоненьким голосом вмешалась она. – Фергюсон приводит немало пикантных подробностей о миссис Синклер, своей законной жене. Я не знала о том, что она жульничает с картинами, пока не прочла письмо.
– Марша!
– А ты знал?
– Не твое дело, – с раздражением буркнул Блайстоун. – Она не сделала ничего противозаконного. Разве не так, Мерривейл? Что пишет о ней Фергюсон?
– Фергюсон! – воскликнул Г. М., пробегая глазами строчки, выведенные мелким почерком. – Из одной лишь подлости Фергюсон всех подряд обливает грязью. Возможно, кое-кто обидел его в прошлом, но он мстит всем и каждому. Только о тебе, Денни, здесь нет ни слова. Видимо, он просто тебя не знал. Но все это несущественно; перейду непосредственно к убийству Хея.
И Г. М. вновь обратился к письму:
«У меня не было веских улик против Шумана, но он знал о том, что мне все известно. Когда я пожелал вернуться в Англию и потребовал должности управляющего лондонским отделением, он безропотно согласился.
Всякий раз, когда Бернард Шуман грубил мне или переходил границы дозволенного, я начинал бормотать как бы про себя: «Большой лондонский пожар, 1666 год… Большой лондонский пожар, 1666 год… Большой лондонский пожар, 1666 год». И это всегда действовало. Мне кажется, иногда мои слова снились ему в кошмарах.
Следует отметить, что я человек широких взглядов и разносторонних интересов. Мне стало тесно в конторе Шумана; я не планировал провести там всю жизнь. Я уехал в Европу, прихватив с собой деньги. Вы без труда догадаетесь, почему Бернард Шуман не подал на меня в суд».
Далее, – с удовольствием продолжал Г. М., – следует ряд замечаний относительно его женитьбы на миссис Синклер и их счастливой семейной жизни. Несмотря на ваши просьбы… – он глянул на Маршу, – мы их опустим. Потому что самое главное дальше. Вот как он повествует о позавчерашней ночи:
«Итак, старые друзья встретились вновь. На прошлой неделе, в понедельник, я явился домой к жене. Мы не виделись почти год. Не верю, что она действительно считала меня мертвым. Поверить в такое трудно. Жена – женщина сообразительная; вряд ли она не получила бы страховку, если бы не заподозрила ловушку.
Во всяком случае, встретила она меня с распростертыми объятиями, и мы славно провели ночь…»
– Наглая ложь! – воскликнул Блайстоун.
– В конце концов, сынок, – кротко возразил Г. М., – она его жена!
– Уже нет! Сейчас она скорее его вдова… Впрочем, это не имеет никакого значения! – Блайстоун смолк, вспомнив, что рядом стоит его дочь.
Г. М. смерил его внимательным взглядом.
– Сынок, пожалуй, стоит еще раз напомнить: будь осторожнее. Ты играешь с огнем. Ты связался едва ли не с самыми ловкими мошенниками во всей Англии. Бонита Синклер и ее муженек, Питер Синклер Фергюсон, то и дело пытались обхитрить и обжулить друг друга. У меня, старика, мурашки по коже бегут, когда я представляю, как хладнокровно и расчетливо они подставляли друг другу ножку. – Г. М. погладил ладонью огромный лысый череп. – Нет, я применил плохое сравнение. Лучше так: ты принадлежишь к другой весовой категории. Ладно, ладно! Не сердись. Продолжим.
«Естественно, она поняла, что я ей пригожусь. И очень ловко меня использовала.
Позвольте заметить: я не имел чести быть знакомым с мистером Феликсом Хеем. Я не знаю, кто он. Не знаю, почему он интересовался мною и почему считал, будто я хочу убить его, а также где он раздобыл негашеную известь и фосфор, которые в прошлом были мне нужны для известных занятий. Он был дураком!
Жена сообщила, что Хея пытались убить, кажется прислав ему бутылку отравленного эля. И Хей намеревался пригласить к себе всех, кто мог желать ему смерти. Самонадеянный болван каким-то образом и неизвестно почему собрал опасные улики против нескольких человек. Жена не знала, сколько всего подозреваемых. Она также считала, что Хей где-то спрятал свои улики или собирался спрятать. Она сказала, что в список вхожу и я, но я думал, что она лжет. Моя жена была очень напугана.
Вот что она мне предложила. Я должен незаметно пробраться в квартиру Хея, что нетрудно. Я с удивлением узнал, что Хей живет в том же доме, где помещается моя старая контора. Там мне знакомы все ходы и выходы; я затвердил их, как Коран (по-моему, он является самым поэтичным духовным произведением).
Мне следует сидеть в конторе Шумана. Войдя к Хею, она закроет дверь только на задвижку. Выждав некоторое время, когда все присутствующие окажутся в одном помещении, я должен проникнуть в квартиру и подслушивать.
Мистер Хей, по словам жены, редкостный хвастун и болтун. По ее мнению, он обязательно проболтается, где спрятаны улики, которых она так боится. Даже если он откажется говорить, она сумеет развязать ему язык.
Но хватит о пустяках. Я устал писать. Я понадобился жене потому, что могу взломать любой замок. Итак, теперь вам все известно. Мне нужно было подслушать признание Хея. Что до моей жены, то Хей раздобыл написанные ею два письма, в которых она ручалась за подлинность фальшивых Рубенса и Ван Дейка. За подобные действия дают пять лет. Затем мне следовало добыть письма. И я добыл бы их отовсюду, кроме, пожалуй, Английского банка – я не лгу. Я сказал, что выкраду письма за тысячу фунтов. Сговорились мы на семисот пятидесяти.
Я подождал, пока все собрались наверху, в квартире Хея, а потом взломал отмычкой дверь в контору Бернарда Шумана. Мне нравится взламывать замки. Люблю притворяться; если бы кто-нибудь вошел в контору, я бы притворился служащим. Я не боялся наткнуться на Шумана. Даже встреть я его случайно, наготове у меня была фраза: «Большой лондонский пожар 1666 года».
Но Шумана я не встретил. Наверх я поднялся в десять минут двенадцатого. Гости были на кухне, а идиот Хей, судя по звукам, изображал младенца. Я спрятался в спальне – оттуда вся гостиная как на ладони. И сразу увидел старину Шумана. Он вышел из кухни с подносом в руках; на подносе стояли шейкер, несколько стаканов и бокал. Он поставил все на столик и вернулся на кухню, где Хей продолжал пищать и агукать.
Если вы думаете, будто кто-то подмешал яд в шейкер или стаканы в то время, когда они стояли на столике, то ошибаетесь. Никто не подходил к столу. Я следил.
Через несколько минут все вошли в гостиную. Хей велел гостям садиться за стол. Потом задал им жару. Он начал словами: «Друзья, римляне, сограждане…» – в общем, валял дурака. По-моему, ему и в самом деле не хватало шариков в голове. Он так путано выражался, что я никак не мог понять, о чем он толкует и что у него есть против каждого из гостей. Но он сказал, что спрятал улики у своих адвокатов, в конторе Дрейка, Роджерса и Дрейка, а большего мне знать и не нужно было. Все вдруг начали хохотать – вроде как напились с одного глотка. Вначале я ничего не понял».
Г. М. поднял голову и посмотрел на Блайстоуна.
– Итак, – ровным голосом произнес он, – Хей не просто рассказывал анекдоты перед тем, как подействовал атропин.
Блайстоун, который думал о чем-то своем, встрепенулся и, не зная, что ответить, погладил подбородок.
– Да, – признался он. – Хей кое-что рассказал.
– Что именно?
– Мне трудно говорить, – попытался уклониться Блайстоун. – Хей не умел выражаться прямо. Напрямую он никого и не обвинял. Хей изъяснялся слишком уж… как получше сказать? Высокопарно. По примеру Генри Джеймса, не называл вещи своими именами. Ну и, конечно, на него уже подействовал атропин. В общем, он все запутал. Боюсь, я слушал только то, что касалось меня. Но…
– Что «но»?
– Вы верите, что свинья Фергюсон не лжет?
– Конечно. Во всяком случае, в том, что касается данных событий.
– Тогда как атропин попал в напитки? – спросил Блайстоун, наклоняясь вперед, словно лектор на кафедре. Казалось, он вложил в свой вопрос весь пафос, на какой был способен. – Вот что меня беспокоит! Клянусь, что Бонни… то есть миссис Синклер… этого не делала. Я наблюдал за ней.
– Насколько пристально? – презрительно фыркнула Марша, покраснев от возмущения.
– Я наблюдал и за остальными, – поправился Блайстоун. – Никто не подмешивал яда. Это совершенно невозможно!
«Я ждал, не скажет ли Хей чего-нибудь еще, но он только хохотал, – продолжил чтение Г. М. – Высокий прилично одетый тип распевал: «К берегу, моряк, правь к берегу!» Я спустился в контору Шумана и взял телефонный справочник, чтобы найти адрес «Дрейка, Роджерса и Дрейка». Я их не знал. На поиски ушло много времени, потому что в справочнике фамилия «Дрейк» занимает почти три колонки.
Тем временем наверху все стихло. Мне это не понравилось. Отыскав адрес, я собрался сматываться, но услышал, как из квартиры наверху кто-то выходит. К счастью, я успел выключить свет. Пройдя мимо конторы Шумана, незнакомец затопал дальше, вниз.
Я последовал за ним. На лестнице было темно. Тот человек спустился на первый этаж, отодвинул засов и снял цепочку с двери черного хода. Я последовал за ним. Когда он вышел на освещенную улицу, я увидел его лицо.
Вы удивитесь, когда я скажу, кто это был.
Человек направился быстрым шагом по Грейт-Рассел-стрит в направлении к Саутгемптон-роу. Мне все равно нужно было туда, так что я пошел за ним. С Саутгемптон-роу он повернул на Теобальдс-роуд; я заподозрил, что его целью, как и моей, является «Грейз Инн».
И оказался нрав. Тот человек (кстати, может, и не мужчина вовсе; я употребляю местоимение мужского рода просто для удобства) направлялся в контору адвокатов. Он прошел во дворик и взобрался вверх по пожарной лестнице. Я посмотрел на часы – было четверть первого. Злоумышленник (он или она) добрался до нужного окна и вроде бы поддел ножом шпингалет. Залез в окно, через две минуты вылез, спустился и ушел.
Я никогда не теряю головы. Всегда знаю, что делать. Но позавчера невольно растерялся. Жена заплатила мне авансом.
Однако, похоже, кто-то уже выполнил мою работу. Я не переживал, так как надеялся, что сумею выгодно воспользоваться создавшимся положением. Вот почему я не пытался остановить того человека. Но я решил проверить, забрал ли он улики из адвокатской конторы – он вполне мог что-то забыть.
Я тоже поднялся по пожарной лестнице. Все оказалось в порядке. Ящик с фамилией «Хей» валялся на полу; замок взломан – и как он успел? Ящик был пуст. Я обшарил всю контору, чтобы убедиться, что ничего не упустил. Я всегда все делаю правильно. Потом я решил, что лучше будет вернуться на Грейт-Рассел-стрит.
Когда я вылезал из окна, было половина первого. Меня заметил ночной сторож; он поднял шум, и мне пришлось заметать следы. Поэтому я вернулся позже, чем ожидал. Чтобы добраться от «Грейз Инн» до дома на Грейт-Рассел-стрит, требуется пятнадцать минут, но я пришел позже. Было без десяти час.
Проклятая задняя дверь, через которую мы вышли, оказалась запертой изнутри на задвижку и на цепочку. Этого я не ожидал; я ничего не понял. Несмотря на то что войти через дверь я не мог, проникнуть в дом для меня не составило труда (см. выше). Я поднялся по водосточной трубе и через окно влез в контору Шумана. Я весь перепачкался – как всегда, когда приходится лезть по водосточной трубе. Пришлось мне почистить одежду и вымыть руки. Тишина наверху была зловещей – но тогда я еще ничего не понимал.
Не успел я вымыться, как услышал, что кто-то поднимается по лестнице. К тому времени я уже догадался, что произошла грязная история и все пошло не так. Я решил, что лучше выясню все сам. Поэтому я притворился служащим Бернарда Шумана; я вышел и увидел взбалмошную девчонку и молодого доктора».
Вот, собственно, почти и все, – сказал Г. М., проглядывая последний листок. – Нам известно, почему Фергюсон не боялся сообщить свою настоящую фамилию и прикинуться служащим Шумана. Он думал, что Шуман ни за что его не выдаст. А ведь ему нужно было что-то сказать, объяснить, почему он там оказался: когда стало ясно, что совершено убийство, ему захотелось узнать, что же случилось на самом деле. И, только сообразив, что произошло, и увидев бесчувственные фигуры наверху, он решил исчезнуть. – Г. М. подмигнул Сандерсу. – Печально, знаете ли, но Фергюсон действительно ни о чем не догадывался, пока вы его не просветили.
– А потом? – спросил Сандерс.
– Он испытал потрясение и даже невольно выдал себя, осведомившись о своей жене. Он проявил беспечность. Должно быть, потом Фергюсон пожалел о своей болтливости. Но было, как всегда, слишком поздно. Ему никогда не везло. – Г. М. подбросил листки на ладони. Казалось, он оценивает их весомость.
– Отлично, – отрывисто произнес Блайстоун, – но он ведь ничего не сообщает! Кажется, ты обещал, что назовешь нам имя убийцы, а вместо того мы выслушали просто бессвязную болтовню. Фергюсон так и не сказал, даже не намекнул, кто же настоящий убийца и как атропин попал в…
– Нет, он все сказал, – возразил Г. М.
Блайстоун снова потер рукой щеку. Сандерс подметил, что на лице Марши появилось крайне сосредоточенное выражение.
– Я не шучу, сынок. – Г. М. потряс листами бумаги. – Все становится ясно, если внимательно читать. Правда вроде как всплывает между строк. Ее невозможно не увидеть. – Он оглядел собравшихся, криво улыбаясь. – В чем дело? Все тайны раскрыты, кроме пары мелочей: кто убил Хея и как отравили веселых гостей. У нас в руках четкий список подозреваемых. Питер Фергюсон – взломщик. Бонита Синклер – мошенница. Деннис Блайстоун – карманник. Бернард Шуман – поджигатель. Бернард Шуман интересует меня чрезвычайно. «Большой лондонский пожар 1666 года! Большой лондонский пожар 1666 года!» Насколько я понимаю Фергюсона, ему удалось превратить жизнь Шумана в настоящий кошмар. Но список будет не полон до тех пор, пока мы не поймем, кто такая Джудит Адамс. Хей думал, что всех перехитрил, а на самом деле все очень просто. «Джудит Адамс» надо понимать не в буквальном смысле. Никто до сих пор даже отдаленно не догадался о том, кто она такая.
– Чушь! – воскликнул Блайстоун.
– Что?
– Я сказал: чушь, – отрывисто повторил сэр Деннис. Вид у него был заинтересованный, хотя и озадаченный. – Я ведь уже начал говорить, но ты, как обычно, меня перебил. Никакой тайны здесь нет. Я прекрасно знаю, кто такая Джудит Адамс. Она…
Глава 16
ВСЕ ДЕЛО В ДРАКОНАХ
Сержант Поллард узнал, кто такая Джудит Адамс, почти сразу, как вошел в квартиру Феликса Хея.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26
Естественно, в развалинах обнаружили обгорелые останки. Поскольку Эль-Хакима нигде не могли найти, догадались, что это он. И решили – как и рассчитывал Шуман, – что Эль-Хаким, желая устранить конкурента, поджег его склад, но сам погиб при пожаре. Все назвали случившееся «небесной карой»; должен сказать, все именно так и выглядело. Шуману все сочувствовали. План оказался хорош».
– Вот, – громко произнес доктор Сандерс, – пример классического занижения. Ничего себе «план оказался хорош»!
Г. М. с серьезным видом кивнул.
– Разумеется, – согласился он, – при условии, что Фергюсон не лжет. В плане нет ни единого изъяна. Убийца не пытается спрятать труп, на чем прогорает большинство преступников. Он вообще ничего не скрывает. Полиция может расследовать дело сколько угодно, но на него не падает и тени подозрения. И с психологической точки зрения все правдоподобно. Как говорит Фергюсон, никто не поверит, что человек способен уничтожить свой собственный товар стоимостью в целое состояние ради того, чтобы скрыть другое преступление. – Он нахмурился. – Хм! Если – повторяю, если – все подтвердится, перед нами почти идеальное убийство. Единственное, что было нам известно заранее, – и это еще одно очко в пользу Мастерса и настоящего полицейского опыта, – Шуман действительно поджигатель.
– Так вы все знали? – удивился Блайстоун.
– Конечно. Трюк с будильником стар, как первородный грех. Он известен всем. Как только у подозрительной личности обнаруживается будильник без звонкового устройства, как в данном случае, можно биться об заклад, что перед нами поджигатель. Если в то же самое время в другом кармане мы обнаруживаем увеличительное стекло, дело приобретает еще большую ясность. В увеличительное стекло можно не только разглядывать мелкие предметы. С его помощью можно также и поджигать. И это приспособление так же старо, как и сам Египет.
Сандерс задумался. В тоне Г. М. он уловил сомнение.
– Да, сэр, но послушайте! Будильник, подброшенный в карман Шуману, не может быть тем же самым, с помощью которого подожгли склад в Каире. Тот будильник в огне должен был совершенно расплавиться!
– Да, – проворчал Г. М. – И это меня беспокоит. Впрочем, вполне возможно, Шуман просто пироман и постоянно что-нибудь поджигает. Мы не знаем, что раскопал Феликс Хей. Мы не знаем, что находилось в пяти коробках.
Марша искоса посмотрела на отца.
– Извините, – тоненьким голосом вмешалась она. – Фергюсон приводит немало пикантных подробностей о миссис Синклер, своей законной жене. Я не знала о том, что она жульничает с картинами, пока не прочла письмо.
– Марша!
– А ты знал?
– Не твое дело, – с раздражением буркнул Блайстоун. – Она не сделала ничего противозаконного. Разве не так, Мерривейл? Что пишет о ней Фергюсон?
– Фергюсон! – воскликнул Г. М., пробегая глазами строчки, выведенные мелким почерком. – Из одной лишь подлости Фергюсон всех подряд обливает грязью. Возможно, кое-кто обидел его в прошлом, но он мстит всем и каждому. Только о тебе, Денни, здесь нет ни слова. Видимо, он просто тебя не знал. Но все это несущественно; перейду непосредственно к убийству Хея.
И Г. М. вновь обратился к письму:
«У меня не было веских улик против Шумана, но он знал о том, что мне все известно. Когда я пожелал вернуться в Англию и потребовал должности управляющего лондонским отделением, он безропотно согласился.
Всякий раз, когда Бернард Шуман грубил мне или переходил границы дозволенного, я начинал бормотать как бы про себя: «Большой лондонский пожар, 1666 год… Большой лондонский пожар, 1666 год… Большой лондонский пожар, 1666 год». И это всегда действовало. Мне кажется, иногда мои слова снились ему в кошмарах.
Следует отметить, что я человек широких взглядов и разносторонних интересов. Мне стало тесно в конторе Шумана; я не планировал провести там всю жизнь. Я уехал в Европу, прихватив с собой деньги. Вы без труда догадаетесь, почему Бернард Шуман не подал на меня в суд».
Далее, – с удовольствием продолжал Г. М., – следует ряд замечаний относительно его женитьбы на миссис Синклер и их счастливой семейной жизни. Несмотря на ваши просьбы… – он глянул на Маршу, – мы их опустим. Потому что самое главное дальше. Вот как он повествует о позавчерашней ночи:
«Итак, старые друзья встретились вновь. На прошлой неделе, в понедельник, я явился домой к жене. Мы не виделись почти год. Не верю, что она действительно считала меня мертвым. Поверить в такое трудно. Жена – женщина сообразительная; вряд ли она не получила бы страховку, если бы не заподозрила ловушку.
Во всяком случае, встретила она меня с распростертыми объятиями, и мы славно провели ночь…»
– Наглая ложь! – воскликнул Блайстоун.
– В конце концов, сынок, – кротко возразил Г. М., – она его жена!
– Уже нет! Сейчас она скорее его вдова… Впрочем, это не имеет никакого значения! – Блайстоун смолк, вспомнив, что рядом стоит его дочь.
Г. М. смерил его внимательным взглядом.
– Сынок, пожалуй, стоит еще раз напомнить: будь осторожнее. Ты играешь с огнем. Ты связался едва ли не с самыми ловкими мошенниками во всей Англии. Бонита Синклер и ее муженек, Питер Синклер Фергюсон, то и дело пытались обхитрить и обжулить друг друга. У меня, старика, мурашки по коже бегут, когда я представляю, как хладнокровно и расчетливо они подставляли друг другу ножку. – Г. М. погладил ладонью огромный лысый череп. – Нет, я применил плохое сравнение. Лучше так: ты принадлежишь к другой весовой категории. Ладно, ладно! Не сердись. Продолжим.
«Естественно, она поняла, что я ей пригожусь. И очень ловко меня использовала.
Позвольте заметить: я не имел чести быть знакомым с мистером Феликсом Хеем. Я не знаю, кто он. Не знаю, почему он интересовался мною и почему считал, будто я хочу убить его, а также где он раздобыл негашеную известь и фосфор, которые в прошлом были мне нужны для известных занятий. Он был дураком!
Жена сообщила, что Хея пытались убить, кажется прислав ему бутылку отравленного эля. И Хей намеревался пригласить к себе всех, кто мог желать ему смерти. Самонадеянный болван каким-то образом и неизвестно почему собрал опасные улики против нескольких человек. Жена не знала, сколько всего подозреваемых. Она также считала, что Хей где-то спрятал свои улики или собирался спрятать. Она сказала, что в список вхожу и я, но я думал, что она лжет. Моя жена была очень напугана.
Вот что она мне предложила. Я должен незаметно пробраться в квартиру Хея, что нетрудно. Я с удивлением узнал, что Хей живет в том же доме, где помещается моя старая контора. Там мне знакомы все ходы и выходы; я затвердил их, как Коран (по-моему, он является самым поэтичным духовным произведением).
Мне следует сидеть в конторе Шумана. Войдя к Хею, она закроет дверь только на задвижку. Выждав некоторое время, когда все присутствующие окажутся в одном помещении, я должен проникнуть в квартиру и подслушивать.
Мистер Хей, по словам жены, редкостный хвастун и болтун. По ее мнению, он обязательно проболтается, где спрятаны улики, которых она так боится. Даже если он откажется говорить, она сумеет развязать ему язык.
Но хватит о пустяках. Я устал писать. Я понадобился жене потому, что могу взломать любой замок. Итак, теперь вам все известно. Мне нужно было подслушать признание Хея. Что до моей жены, то Хей раздобыл написанные ею два письма, в которых она ручалась за подлинность фальшивых Рубенса и Ван Дейка. За подобные действия дают пять лет. Затем мне следовало добыть письма. И я добыл бы их отовсюду, кроме, пожалуй, Английского банка – я не лгу. Я сказал, что выкраду письма за тысячу фунтов. Сговорились мы на семисот пятидесяти.
Я подождал, пока все собрались наверху, в квартире Хея, а потом взломал отмычкой дверь в контору Бернарда Шумана. Мне нравится взламывать замки. Люблю притворяться; если бы кто-нибудь вошел в контору, я бы притворился служащим. Я не боялся наткнуться на Шумана. Даже встреть я его случайно, наготове у меня была фраза: «Большой лондонский пожар 1666 года».
Но Шумана я не встретил. Наверх я поднялся в десять минут двенадцатого. Гости были на кухне, а идиот Хей, судя по звукам, изображал младенца. Я спрятался в спальне – оттуда вся гостиная как на ладони. И сразу увидел старину Шумана. Он вышел из кухни с подносом в руках; на подносе стояли шейкер, несколько стаканов и бокал. Он поставил все на столик и вернулся на кухню, где Хей продолжал пищать и агукать.
Если вы думаете, будто кто-то подмешал яд в шейкер или стаканы в то время, когда они стояли на столике, то ошибаетесь. Никто не подходил к столу. Я следил.
Через несколько минут все вошли в гостиную. Хей велел гостям садиться за стол. Потом задал им жару. Он начал словами: «Друзья, римляне, сограждане…» – в общем, валял дурака. По-моему, ему и в самом деле не хватало шариков в голове. Он так путано выражался, что я никак не мог понять, о чем он толкует и что у него есть против каждого из гостей. Но он сказал, что спрятал улики у своих адвокатов, в конторе Дрейка, Роджерса и Дрейка, а большего мне знать и не нужно было. Все вдруг начали хохотать – вроде как напились с одного глотка. Вначале я ничего не понял».
Г. М. поднял голову и посмотрел на Блайстоуна.
– Итак, – ровным голосом произнес он, – Хей не просто рассказывал анекдоты перед тем, как подействовал атропин.
Блайстоун, который думал о чем-то своем, встрепенулся и, не зная, что ответить, погладил подбородок.
– Да, – признался он. – Хей кое-что рассказал.
– Что именно?
– Мне трудно говорить, – попытался уклониться Блайстоун. – Хей не умел выражаться прямо. Напрямую он никого и не обвинял. Хей изъяснялся слишком уж… как получше сказать? Высокопарно. По примеру Генри Джеймса, не называл вещи своими именами. Ну и, конечно, на него уже подействовал атропин. В общем, он все запутал. Боюсь, я слушал только то, что касалось меня. Но…
– Что «но»?
– Вы верите, что свинья Фергюсон не лжет?
– Конечно. Во всяком случае, в том, что касается данных событий.
– Тогда как атропин попал в напитки? – спросил Блайстоун, наклоняясь вперед, словно лектор на кафедре. Казалось, он вложил в свой вопрос весь пафос, на какой был способен. – Вот что меня беспокоит! Клянусь, что Бонни… то есть миссис Синклер… этого не делала. Я наблюдал за ней.
– Насколько пристально? – презрительно фыркнула Марша, покраснев от возмущения.
– Я наблюдал и за остальными, – поправился Блайстоун. – Никто не подмешивал яда. Это совершенно невозможно!
«Я ждал, не скажет ли Хей чего-нибудь еще, но он только хохотал, – продолжил чтение Г. М. – Высокий прилично одетый тип распевал: «К берегу, моряк, правь к берегу!» Я спустился в контору Шумана и взял телефонный справочник, чтобы найти адрес «Дрейка, Роджерса и Дрейка». Я их не знал. На поиски ушло много времени, потому что в справочнике фамилия «Дрейк» занимает почти три колонки.
Тем временем наверху все стихло. Мне это не понравилось. Отыскав адрес, я собрался сматываться, но услышал, как из квартиры наверху кто-то выходит. К счастью, я успел выключить свет. Пройдя мимо конторы Шумана, незнакомец затопал дальше, вниз.
Я последовал за ним. На лестнице было темно. Тот человек спустился на первый этаж, отодвинул засов и снял цепочку с двери черного хода. Я последовал за ним. Когда он вышел на освещенную улицу, я увидел его лицо.
Вы удивитесь, когда я скажу, кто это был.
Человек направился быстрым шагом по Грейт-Рассел-стрит в направлении к Саутгемптон-роу. Мне все равно нужно было туда, так что я пошел за ним. С Саутгемптон-роу он повернул на Теобальдс-роуд; я заподозрил, что его целью, как и моей, является «Грейз Инн».
И оказался нрав. Тот человек (кстати, может, и не мужчина вовсе; я употребляю местоимение мужского рода просто для удобства) направлялся в контору адвокатов. Он прошел во дворик и взобрался вверх по пожарной лестнице. Я посмотрел на часы – было четверть первого. Злоумышленник (он или она) добрался до нужного окна и вроде бы поддел ножом шпингалет. Залез в окно, через две минуты вылез, спустился и ушел.
Я никогда не теряю головы. Всегда знаю, что делать. Но позавчера невольно растерялся. Жена заплатила мне авансом.
Однако, похоже, кто-то уже выполнил мою работу. Я не переживал, так как надеялся, что сумею выгодно воспользоваться создавшимся положением. Вот почему я не пытался остановить того человека. Но я решил проверить, забрал ли он улики из адвокатской конторы – он вполне мог что-то забыть.
Я тоже поднялся по пожарной лестнице. Все оказалось в порядке. Ящик с фамилией «Хей» валялся на полу; замок взломан – и как он успел? Ящик был пуст. Я обшарил всю контору, чтобы убедиться, что ничего не упустил. Я всегда все делаю правильно. Потом я решил, что лучше будет вернуться на Грейт-Рассел-стрит.
Когда я вылезал из окна, было половина первого. Меня заметил ночной сторож; он поднял шум, и мне пришлось заметать следы. Поэтому я вернулся позже, чем ожидал. Чтобы добраться от «Грейз Инн» до дома на Грейт-Рассел-стрит, требуется пятнадцать минут, но я пришел позже. Было без десяти час.
Проклятая задняя дверь, через которую мы вышли, оказалась запертой изнутри на задвижку и на цепочку. Этого я не ожидал; я ничего не понял. Несмотря на то что войти через дверь я не мог, проникнуть в дом для меня не составило труда (см. выше). Я поднялся по водосточной трубе и через окно влез в контору Шумана. Я весь перепачкался – как всегда, когда приходится лезть по водосточной трубе. Пришлось мне почистить одежду и вымыть руки. Тишина наверху была зловещей – но тогда я еще ничего не понимал.
Не успел я вымыться, как услышал, что кто-то поднимается по лестнице. К тому времени я уже догадался, что произошла грязная история и все пошло не так. Я решил, что лучше выясню все сам. Поэтому я притворился служащим Бернарда Шумана; я вышел и увидел взбалмошную девчонку и молодого доктора».
Вот, собственно, почти и все, – сказал Г. М., проглядывая последний листок. – Нам известно, почему Фергюсон не боялся сообщить свою настоящую фамилию и прикинуться служащим Шумана. Он думал, что Шуман ни за что его не выдаст. А ведь ему нужно было что-то сказать, объяснить, почему он там оказался: когда стало ясно, что совершено убийство, ему захотелось узнать, что же случилось на самом деле. И, только сообразив, что произошло, и увидев бесчувственные фигуры наверху, он решил исчезнуть. – Г. М. подмигнул Сандерсу. – Печально, знаете ли, но Фергюсон действительно ни о чем не догадывался, пока вы его не просветили.
– А потом? – спросил Сандерс.
– Он испытал потрясение и даже невольно выдал себя, осведомившись о своей жене. Он проявил беспечность. Должно быть, потом Фергюсон пожалел о своей болтливости. Но было, как всегда, слишком поздно. Ему никогда не везло. – Г. М. подбросил листки на ладони. Казалось, он оценивает их весомость.
– Отлично, – отрывисто произнес Блайстоун, – но он ведь ничего не сообщает! Кажется, ты обещал, что назовешь нам имя убийцы, а вместо того мы выслушали просто бессвязную болтовню. Фергюсон так и не сказал, даже не намекнул, кто же настоящий убийца и как атропин попал в…
– Нет, он все сказал, – возразил Г. М.
Блайстоун снова потер рукой щеку. Сандерс подметил, что на лице Марши появилось крайне сосредоточенное выражение.
– Я не шучу, сынок. – Г. М. потряс листами бумаги. – Все становится ясно, если внимательно читать. Правда вроде как всплывает между строк. Ее невозможно не увидеть. – Он оглядел собравшихся, криво улыбаясь. – В чем дело? Все тайны раскрыты, кроме пары мелочей: кто убил Хея и как отравили веселых гостей. У нас в руках четкий список подозреваемых. Питер Фергюсон – взломщик. Бонита Синклер – мошенница. Деннис Блайстоун – карманник. Бернард Шуман – поджигатель. Бернард Шуман интересует меня чрезвычайно. «Большой лондонский пожар 1666 года! Большой лондонский пожар 1666 года!» Насколько я понимаю Фергюсона, ему удалось превратить жизнь Шумана в настоящий кошмар. Но список будет не полон до тех пор, пока мы не поймем, кто такая Джудит Адамс. Хей думал, что всех перехитрил, а на самом деле все очень просто. «Джудит Адамс» надо понимать не в буквальном смысле. Никто до сих пор даже отдаленно не догадался о том, кто она такая.
– Чушь! – воскликнул Блайстоун.
– Что?
– Я сказал: чушь, – отрывисто повторил сэр Деннис. Вид у него был заинтересованный, хотя и озадаченный. – Я ведь уже начал говорить, но ты, как обычно, меня перебил. Никакой тайны здесь нет. Я прекрасно знаю, кто такая Джудит Адамс. Она…
Глава 16
ВСЕ ДЕЛО В ДРАКОНАХ
Сержант Поллард узнал, кто такая Джудит Адамс, почти сразу, как вошел в квартиру Феликса Хея.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26