Двух выстрелов хватило, чтобы превратить мебельный замок в клочья рваного металла. Ящик начальственного стола был вытащен и беспощадно перевернут, разнообразный хлам рассыпался по кожаной обивке.
- Ищите, - приказал доктор Джонс. - Вы, оба, - он имел в виду фельдфебелей.
- Между прочим, я и Ренара видела, - сообщила мисс Кэмден. - Помнишь, ты мне рассказывал про такого?
- Ренара? - произнес Джонс, и словно поперхнулся этой фамилией. - А этот дурак здесь причем?
- Его содержат там же, где твоего отца, в той же башне. Только он сломался, в отличии от Генри Джонса, согласился работать на немцев. Меня к нему водили, чтобы он рассказал, как это здорово - служить Третьему Рейху, как вкусно за это кормят, а если докажешь свое рвение, то и деньги начинают платить.
- Ренар… - повторил Индиана. - Кое-что начинает прояснятся. Обнадеживающий признак.
- Знаешь, - продолжила Лилиан, медленно и неуверенно - внезапно изменившимся голосом. - Я должна тебе признаться… - она опустила голову.
- Да? - рассеянно спросил он.
- Меня ведь тоже постоянно уговаривали сотрудничать с археологической службой СС. Еще в Стамбуле начали.
- Ну, и…
- Уговорили. Там же, в Турции.
- И что от тебя требуется?
- Пока никаких заданий не давали.
- Поздравляю, достойная работа.
- Насмехаешься! - пронзительно крикнула она, с готовностью человека, жаждущего заглушить свой стыд. - Да как ты смеешь! Я такое вынесла, такое наслушалась…
- Брось, - поморщился Индиана. - Я не насмехаюсь, мне давно уже не до смеха. Это я так разговариваю. Если бы ты не согласилась, тебя бы просто убрали и оставили в одной из канав нашего любимого Стамбула.
- Меня? - запнулась Лилиан. - Убрали бы?
- А ты как бы на их месте поступила?
Ответа не было. Она вновь изучала шахматный рисунок пола. Ее лицо покрылось красными пятнами - очевидно, так проявлялись сокрытые в хрупком теле эмоции.
Эсэсовцы усердно рылись в бумагах, стараясь угодить дорогому гостю, и очень быстро нашли искомое. Профессор торопливо просмотрел копии бухгалтерских документов, но вдруг расхохотался, в очередной раз напугав публику.
- Конечно! - объяснил он свою реакцию. - Не Джонс, а Иглвуд! Не того я здесь искал, не-то-го… - он отчеркнул одну из строчек пальцем и указал Лилиан. - Некоему Иглвуду каждый день носят жратву в комнату 511, видишь?
Женщина счастливо улыбнулась ему в ответ - ее настроение менялось, как зимний ветер над водами Марха.
- Ты знаешь, как найти комнату 511? - спросил Джонс у дежурного.
Тот кивнул.
- Пойдешь с нами, - было объявлено, и шарфюрер Коппи просиял, переполненный счастьем. Археолог задумчиво посмотрел на шарфюрера Заукера:
- Действительно, что теперь с тобой делать?
Немца залихорадило. Колени у него подкосились, он осел на пол, в ноги Джонсу, и заскулил, глядя снизу вверх:
- Ой, нет! Ой, нет! - с тоскливой собачьей обидой. В глазах его стояло искреннее непонимание причин такой несправедливости.
- Встань, позорище, - Джонс поднял его за шиворот. - Пойдем. - И потащил за собой.
- Куда?.. - беспрерывно оглядывался тот. - Ой, куда…
Однако ничего страшного не произошло. Его затолкали в камеру, где раньше сидела Лилиан, и заперли ключами, отобранными у дежурного. Иногда он был добрым, этот доктор Джонс.
Затем два бравых эсэсовца, деловитый шарфюрер из "питомника" и свирепого вида солдат, повели турецкую шпионку на допрос. Кабинет фон Урбаха, оказывается, также располагался в центральной башне, на пятом этаже. Почему бы главному начальнику было не захотеть повидаться с завербованной заключенной? Для того, например, чтобы выдать наконец важное задание? Индиана рассудил, что в этой ситуации есть некоторая доля правдоподобия, дающая шанс добраться до комнаты 511, а новый проводник Курт Коппи не рассуждал, мечтая пожить еще хоть чуть-чуть. Итак, три человека спустились вниз, на воздух, благополучно преодолели прямоугольный двор со сквериком посередине и вошли в центральную башню.
Замок представлял собой типичный образец позднего ренессанса, с четырьмя башнями по углам, только одна из которых явилась из раннеготических времен. Достаточно было одолеть сотню ярдов открытого пространства, чтобы переместиться на шесть столетий. Путников встретили прямые лестничные марши, украшенные парными пилястрами, просторные лестничные площадки с балюстрадами, высокие кессонированные потолки, росписи и фризы. И нигде никакой охраны - мирная страна за окнами, мирное время, чего бояться мирным феодалам со свастикой на щитах? Шарфюрер Коппи несколько раз поздоровался со встреченными по пути товарищами, пребывавшими либо в полусонном, либо в подвыпившем состоянии, - этим и ограничились препятствия.
Дверь, на которую указал проводник, не имела номерной таблички, точно так же, как и все остальные двери пятого этажа, однако ему можно было верить, поскольку он отвечал за свои слова головой. Более действенной формы ответственности человечество пока не придумало. Кроме того, именно к этой двери была подведена сигнализация. Индиана очень вовремя заметил датчики, а то выдрал бы преграду вместе с петлями - в очередном приступе болезненной грубости. Ломик, кстати, был у него с собой. Прежде чем покинуть донжон, он прихватил свой инструмент, заботливо спрятанный возле спуска в подвальные помещения. Очень полезная вещь. Без ломика было бы труднее вскрыть дверь, соседствующую с 511-й. Правда, еще и Коппи попытался встрять:
- Туда нельзя, там же лаборатория…
Но Индиана просто зажал ему рот ладонью. Если вход находится под сигнализацией, а стены толщиной в половину вытянутой руки, то остается только один способ проникнуть в комнату. Поэтому археолог без колебаний отжал запоры соседнего помещения и ворвался внутрь.
Пресловутая лаборатория, хоть и была плотно закупорена, отнюдь не пустовала. Люди работала, не взирая на поздний час. Яркий электрический свет пропитывал просторный зал. Свет концентрировался в двух точках: там, где стояли операционные столы, оборудованные специальными лампами с рефлекторами. Очевидно, лаборатория была медицинская. Собственно, столов насчитывалось всего два. Сотрудники в белых халатах вскинулись, подняли удивленные лица. Их также было двое: пожилой и молодой, причем, трудились они порознь, каждый за своим операционным столом.
- Что вы себе позволяете! - вне себя от гнева крикнул пожилой. Из-за вас я материал испортил!
Пациент, лежащий перед ним, рванулся вверх, странно выгибаясь, и через мгновение обмяк, бессильно упал обратно. Ноги и руки человека были крепко схвачены кожаными петлями, а сам он был гол, абсолютно гол.
- Как это "испорчен"? - Лилиан, скривившись, отвернулась.
- Умер, фройляйн! - возмущался старичок. - Пальцы из-за вас дернулись, и я дал запредельное напряжение!
Область половых органов лежащего на столе мужчины была утыкана большими окровавленными шилами, от которых тянулись многочисленные провода к современного вида электрическому агрегату.
- Может, бедняге пошло это на пользу? - предположил Джонс. В отличии от Лилиан, он не собирался отворачиваться. - Может, бедняге повезло, что он умер?
- Как вам не стыдно, - укоризненно покачал головой хозяин операционной.
- Чем вы, кстати, заняты?
- Мы делом заняты, молодой человек, а вы мешаете!
Мисс Кэмден вдруг затошнило - она зачем-то рассмотрела то, что лежало на противоположном столе. Второй обнаженный мужчина был еще жив. Он отчаянно трепыхался в точно таких же кожаных ремнях, пытаясь высвободиться, он выворачивал голову и смотрел на вошедших безумным взглядом, он в муках выдавливал из себя неразборчивое мычание и пускал изо рта коричневую пену. А по всему его телу торчали, колыхаясь от движений, длинные иглы - похожие на спицы, только с небольшими рукоятками на концах. Никаких проводов здесь не наблюдалось.
- Я спрашиваю, что вы делали с этим парнем? - зловеще осведомился доктор Джонс, указывая на умершего. Ответил пожилой медик:
- Кто вас уполномочил? - он до сих пор кипел возмущением.
- Урбах.
- Не сметь лгать! Райнгольд отсутствует, отбыл сегодня утром в Вену.
- Тогда меня уполномочило вот это, - Индиана показал револьвер. Затем прицелился для наглядности.
- Тему исследований утвердили герр Хорхер и герр Вольфганг, лично, заволновался ученый. - Что вам угодно?
- От чего вы лечите этих людей? Вы хирурги?
- Я историк, - с достоинством ответил ученый. - Я синаист. Специалист по древнему Китаю профессор фон Ойленбург, к вашим услугам…
- Историк? - удивился археолог. - Неужели коллега?
Времени было мало. Следовало поторапливаться. Доктор Джонс это прекрасно понимал, однако он не мог не задержаться на минуту-другую, чтобы поболтать с неожиданно встреченным коллегой. Тем более суть проводимых профессором фон Ойленбургом исследований прояснилась очень быстро. Оказывается, тому удалось обнаружить, а затем и расшифровать один из тайных трактатов по Чжень-Цзю - это такая область медицины, которая посвящена выявлению биологически активных точек организма и воздействию на них. Именно отсюда вышли иглотерапия, точеный массаж и прочие китайские штучки. Трактат был составлен в монастыре Южного Гуаньчжоу, где занимались выявлением "психических меридианов" человеческого тела. Особенно профессора Ойленбурга заинтересовали сведения о том, что предположительно в районе паха существуют "точки воли", воздействуя на которые можно полностью лишить человека способности сопротивляться - не только физически, но и, что самое главное, морально. Древние ученые исследовали эти точки слишком грубо, напрямик, и знали не большое их число. Кроме того, в монастыре не имели возможности пользоваться электричеством. Современный же ученый предположил, что если применить электроток, причем, разной степени интенсивности, удастся получить гораздо более широкий спектр реакций, в том числе и противоположных - то есть невероятное усиление воли. Но к сожалению, "точки воли" пока не обнаружены, приходится искать их вслепую…
Выстрел прервал короткую и увлекательную беседу. Рассказчик как бы случайно дотронулся до телефонного аппарата, а может, действительно случайно, так или иначе доктор Джонс среагировал совершенно автоматически. Историку-китаисту повезло, он умер без мучений, в отличии от его пациента.
- Ой, - Лилиан схватилась руками за щеки. - Сейчас сюда прибегут…
- Спокойно, - сказал Индиана. - Выгляни в коридор. Всем остальным стоять на местах.
Нет, на случайный выстрел никто не прибежал. Ночь, толстые стены, закупоренные окна, - все было, как в хорошем кино.
- Так будет с каждым, кто захочет поиграть в героя, - предупредил он. И посмотрел в глаза молодому сотруднику. - Ты тоже профессор, да?
Тот попятился:
- Я ассистент профессора Ойленбурга, я всего лишь ассистент…
- Твой Ойленбург был шизофреником, а не "профессором", - брезгливо бросил Джонс. - В этом замке, по-моему, вообще одни шизофреники собрались. Так какая у тебя "тема", парень? Ты убедился в моих полномочиях, чтобы ответить?
"Ассистент" забормотал:
- Под руководством профессора, честное слово… Тот же самый трактат, но мне поручили заняться "болевым меридианом"… Вот, пожалуйста, атлас точек, это я сам составлял… - он попытался взять дрожащими руками какие-то бумажки, но выронил их на пол. - Тема называется: "Исследование порога болевой чувствительности", отдельно по каждой точке. Вот диаграммы… - он рассыпал новую порцию бумажек, - …замеры времени до наступления шока… относительные характеристики, соотношение значимости точек, комбинации из точек…
- Они не шизофреники, а садисты, - выдохнула Лилиан. - Инди, я же ничего этого не знала!
- Нет, фройляйн, мы не какие-нибудь изверги, - с достоинством возразил человек в белом халате. - В других институтах, особенно медицинского профиля, исследования гораздо жестче. Я слышал, там ставят опыты по медленному обескровливанию организма, по переохлаждению, по перенагреванию, еще существует какая-то программа "камасутра казни", о которой я ничего кроме названия не знаю. А наш институт занимается прикладными вещами только в применении к древности.
- Ты где учился? - полюбопытствовал доктор Джонс.
- В Москве. Там многие наши учились. На историческом факультете МГУ, потом в исследовательском центре НКВД, с последующей стажировкой… "исследователь" начал успокаиваться, разговаривая на нейтральные темы. - В НКВД есть очень крупные синологи, и, кстати, это ведь я привез из Москвы копию китайского трактата, а фон Ойленбург присвоил…
- Сочувствую, - прервал его Джонс. - Лилиан, развяжи наконец несчастного. Вон, скальпель лежит. Что он так странно мычит, не понимаю?
Женщина, преодолев в себе что-то, взяла скальпель и подошла к столу. - Он не может разговаривать, - подал голос дежурный Коппи. - Его сегодня утром окончательно забрали, но вчера тоже забирали, чтобы голосовые связки подрезать.
- Подрезать? - изумился Джонс. Сколько лет занимается прикладной археологией, а до сих пор не потерял способности удивляться.
- Ну, да. Хотя, может, не голосовые связки, кто их разберет, умников. Здесь в лаборатории что-то делают против крика, они же без наркоза работают. А когда летом окна открывали, герру Урбаху все было слышно. Его это сильно раздражало, вот он и приказал принимать меры против шума, еще летом приказал.
- Встань рядом с операционным столом, - кивнул Джонс шарфюреру. Нет, с другой стороны, рядом с теоретиком-практиком.
Лилиан уже вспорола ремни, державшие жертву на столе и вернулась к Индиане. Мужчина неуверенно зашевелил освободившимися конечностями.
Индиана демонстративно достал "Парабеллум", - так, чтобы видно было каждое его движение, - освободил предохранитель и дослал патрон. Лица у немцев вдруг обвисли, колени резко ослабели, однако время для кары еще не наступило.
- Держи, - Индиана протянул оружие Лилиан. - Достаточно нажать на спусковой крючок, - затем обратился к поджавшим мошонки собеседникам:
- При малейшем вздохе она вас застрелит, и я не советую сомневаться в моих словах. Эта женщина - просто зверь, женщина-монстр. Гораздо страшнее меня, я сам ее побаиваюсь, - затем снова к Лилиан, уже по-английски: - Ты, главное, не психуй, я скоро. Держи этих ублюдков на мушке, ни на что не отвлекайся… - и прощальная речь была закончена.
Доктор Джонс открыл окно и без колебаний покинул комнату, встав ногами на наружный подоконник. Из под его одежды появился на свет верный "Пацифист". Рукоятку удалось закрепить в раме, а кнутовище доктор взял с собой, постепенно разматывая. Сзади была пропасть, высотой ровно с пятиэтажную башню. Он двигался осторожными мелкими шажками - лицом к стене, держась крепкими пальцами за детали орнамента.
На карниз подоконного парапета, в нишу со скульптурой кариатиды, обогнув полуколонну, снова в нишу, теперь со скульптурой герма, снова на карниз и - вот он, наружный подоконник заветного окна. Человек позволил себе отдохнуть несколько мгновений, ощущая спиной ледяное дыхание Марха… И побарабанил пальцами по стеклу.
Рамы открылись мгновенно.
Мгновенно же из тьмы комнаты вынесло руку с зажатой в ней вилкой. Импровизированное оружие было приставлено к горлу Индианы, а недовольный голос спросил:
- Что надо?
Вслед за рукой высунулся призрачный белый рот, обрамленный седой щетиной, который выдал в пространство следующий возглас:
- Младший? Это ты?
- Да, сэр, - севшим вдруг голосом откликнулся доктор Джонс.
3. ВСТРЕЧИ ПРОДОЛЖАЮТСЯ
Столько времени искать эту встречу, заготовить для нее столько справедливых, едких, точных слов, которые следовало бы швырнуть все разом, как колоду засаленных карт в лицо бесчестного шулера, - наслаждаясь и торжествуя, - однако не придумать ничего лучшего, чем сказать аккуратно-почтительное: "Да, сэр!" Что это? Привычка? Слабохарактерность? Издержки воспитания? Словно сама собой выскочила эта проклятая фраза, из мутных глубин несчастливого детства, и точно как в детстве - постыдный ненавистный трепет пронзил душу.
- Я за тобой, - ненавидя себя, сказал Индиана. - Вылезай, надо уходить.
- Неужели это ты, младший? - с неожиданной нежностью спросил отец. Не могу поверить.
- Не называй меня "младшим", сколько тебя просить.
Отец недоуменно разглядывал вилку в своих руках, не зная, что с ней делать. Затем бросил вниз, в крону дерева.
- Как ты здесь оказался?
- Шел по твоему запаху. Шел, и дошел. У меня отличный нюх, от нашей овчарки передалось.
Джонс-старший озадачился:
- Что ты имеешь в виду, малыш? Что за запах? Вообще-то меня здесь водили в баню. Или ты так шутишь?
Джонс-младший не ответил. Он крепко привязал конец кнутовища к торчащей из ниши ноге каменного герма, и только тогда возобновил разговор:
- Иди за мной. Старайся ступать шаг в шаг, держись за веревку.
- Мы же испортим скульптуру, - возразил отец. - Семнадцатый век. Как ты обращаешься с культурными ценностями?
- Вы предпочитаете упасть, сэр?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62