Я сделал несколько фотографий и спустился к своему коню.
Духовная возвышенность утра и мое правление руинами оборвались в долю секунды. В мгновение ока я превратился из Короля Рассвета в Нарушителя-гринго. Рядом с Мистером Твеном стоял злобный охранник в грязной униформе. Он указывал на меня своим карабином М-16 и что-то кричал по-испански. Мое царствование закончилось. Похоже, он собирался меня не только пристрелить, но и сожрать, если я не выполню его приказ.
И хотя ситуация была не из приятных, я пытался вспомнить, где же я видел этого парня.
Не знаю, ускоряет ли мыслительные процессы адреналин, но что дуло карабина заставляет соображать быстрее – это точно. Я действительно его знал. Разумеется, он не приходил в «Жирную игуану» в форме, но это лицо было мне знакомо.
Его звали Гектор, и он был фанатом Джимми Хендрикса. Он регулярно наведывался в бар и всегда выбирал песни Хендрикса в нашем музыкальном автомате. Я разделял его музыкальные пристрастия и однажды вечером, когда он бросал монетку в музыкальный автомат, спросил его, как он стал таким ярым поклонником Джимми.
Оказалось, подростком он жил в Сан-Франциско и работал на поставщика провизии, обслуживавшего все концерты Билла Грэма. Я думаю, Хендрикс правда любил мексиканскую пищу, и Гектор действительно его видел. Джимми расписался у него на бейсболке, и Гектор никогда ее не снимал.
– Гектор! – выпалил я. – Я – Талли, фанат Хендрикса из «Жирной Игуаны».
Гектор опустил карабин. Не успел я оглянуться, как мы пили кофе в его сторожке. Все стены были увешаны обнаженными девушками из журналов, постерами с Хендриксом и фотографиями Лас-Вегаса.
Именно здесь, в этой каморке, я впервые встретился с доктором Дестином Уокером. Доктор Уокер изучал окна башни. По легенде, индейцы майя использовали их как некую систему маяков и с их помощью проводили свои торговые суда через коралловый риф. Ученый хотел знать, так ли это на самом деле.
После длинной беседы с доктором Уокером в тот день я был околдован Тулумом. Кроме того, я начал чаще думать о мире волшебных маяков, возвышающихся на скалистых берегах и уберегающих нас от опасности. Я зачастил на руины. Доктор Уокер даже периодически нанимал меня помочь ему с исследованиями.
В день отъезда Донны Кей я отправился на руины в поисках той самой утренней магии, но после того, как мой джип подвергся нападению пришельцев, я очутился в несколько ином Тулуме, нежели тот, что предстал глазам первых испанцев.
В 1518 году испанская экспедиция, возглавляемая Хуаном де Грихальвой, покачивалась на волнах Карибского моря. Все взоры были устремлены на высокий утес, вклинившийся между синим небом и бирюзовым морем. Там, вдалеке, растянулся красно-бело-синий город. Тулум показался им таким же большим, как покинутая Севилья в Королевстве Инквизиции.
Нога испанца ступила на землю Тулума не сразу: майя храбро сражались с завоевателями. Но в конце концов порох взял верх над стрелами. Вот и все. Старый шовинизм – извините-подвиньтесь, идут Великие нации Европы – сломил индейцев, и вооруженные религиозные фанатики в доспехах, изнуренные болезнями, охваченные жаждой золота, самопровозглашенные крестоносцы из цивилизованного мира наконец-то сумели высадиться на берег. Штука в том, что после всего этого кровопролития во имя Бога и Родины свалить через три месяца их заставили какие-то москиты.
Чино высадил меня, мой водонепроницаемый мешок и мой кайф у главного входа на территорию развалин. Парковка была забита туристическими автобусами, ежедневно возившими от отелей в Канкуне до руин и обратно уйму гринго. В отличие от своих предшественников испанцев эти гринго были вооружены не стальными шлемами и мушкетами, а фотоаппаратами «Инстаматик» и видеокамерами.
Я купил билет и влился в толпу посетителей, снующих вокруг как муравьи. Сегодня эта толкотня была для меня желанным зрелищем. Я уже давно не был так близко к реальному миру и теперь с удовольствием и весельем наблюдал, как они предаются своим отпускным обязанностям: фотографируют, позируют перед камерами, едят мороженое, покупают футболки, орут что-то своим непослушным детишкам на четырех-пяти разных языках. Я справился о Гекторе, но охранник сказал мне, что он уехал в город на обед.
Я обошел толпу у основания Эль-Кастильо и побрел к берегу. Он тоже был битком набит туристами, но мне посчастливилось найти свободное местечко в тени утеса. Я расстелил полотенце, снял рубашку, вытащил книгу, купил хот-дог и пиво у пляжного торговца и пошел в отпуск.
После нескольких бутылочек я отправился прогуляться по пляжу мимо алтаря на северной оконечности городка. Я по-прежнему был слегка под кайфом, и усевшись на камни, принялся наблюдать за стаей пеликанов, «бомбочкой» нырявших прямо в косяк цихлид. Интересно, думал я, сколько раз за свою жизнь ныряет пеликан?
Мне надоело считать. Угол солнца изменился, и яркое мерцание на воде погасло. Начали собираться серые облака.
Я вернулся на свое место в тени утеса и перенес вещи под крышу хижины на берегу. Громкоговорители на парковке разразились объявлением, что автобусы отправляются, и пляж и море начали пустеть.
Пока мои соотпускники, готовясь к отъезду, собирали сумки и сувениры, я махал им рукой. По этому случаю я воспользовался творческой комбинацией махов, которым выучился еще в Хартэйке, когда участвовал в родео. Не очень-то просто держать флагшток одной рукой и приветствовать толпу другой – тут, знаете ли, надобно уменье. Я научился смешивать разные стили махания, начиная с маха «откручивание лампочки» и заканчивая махом «мытье окон» или нестареющим махом «Папа Римский». Последний был особенно сложен: я поднимал вверх обе руки, коленкой прижав флагшток к седлу. На родео я всегда имел огромный успех. Зрители махали в ответ, свистели и хлопали. Правда, на берегу в Тулуме люди смотрели на меня так, словно мне надо в психушку.
– Автобус уезжает, сэр, – прокричала мне одна властная американка.
Я помахал ей и сказал:
– Я не еду в автобусе, мэм, – и услышал, как она сказала своему мужу, ковыляя мимо:
– Он что, поедет на крыше?
Все это махание меня утомило. Кроме того, я по-прежнему не имел представления, как, черт возьми, доберусь домой. Я позвонил на базу с платного телефона у сторожки, но нарвался на автоответчик. Они еще рыбачили. Выражение лица Сэмми Рэя сегодня утром обещало рыбалку до заката. Я оставил сообщение о джипе и сказал, что придумаю, как вернуться.
Мой день в стране чудес прошел без всяких мыслей о том, как может произойти это самое возвращение. А потому, решил я, самое время составить какой-нибудь план. Я расстелил полотенце на водонепроницаемом мешке и устроил импровизированную подушку. Надо же думающему человеку куда-нибудь положить голову.
Через какое-то время думающего спящего человека разбудили странные звуки. Я открыл глаза и увидел Гектора. Он перебирал воображаемые струны своего М-16 и пел «Со сторожевой башни». Призыв Гектора сопровождался шелестом первых жалящих капель дождя. Солнечные лучи быстро уступили место внезапному шквалу, солнце спряталось, а горизонт заволокло туманом. Совсем близко ударил гром, вспыхнула молния, и я ринулся с пляжа в убежище под нависающим утесом.
Гектор бежал следом.
– Ты видел большую лодку? – спросил он по-испански.
– Какую лодку?
– Да вон ту, – ответил он, тыча карабином в сторону берега. Я посмотрел на серый океан. Сначала я ничего не видел, а потом услышал звон судового колокола. Мгновения спустя огромный бушприт внушительного парусного судна проткнул завесу дождя и тумана. За ним последовали грациозные очертания длинного зеленого корпуса.
Я мог поклясться, что вижу очень старую женщину в желтом непромокаемом плаще (или это травка до сих пор действует?). Она выкрикивала приказы команде, проворно сновавшей по палубам одной из самых красивых двухмачтовых шхун, которые я только видел в своей жизни.
– Увидимся позже, Талли. Мне надо работать, – крикнул Гектор и побежал под дождем на вершину утеса.
Я едва расслышал его. Снова ударил колокол, очередную команду передали серией выкриков, и большой якорь, качавшийся на стальном тросу под бушпритом, с шумом упал в воду.
15. Шхунная лихорадка
Если первая встреча с Клеопатрой Хайборн в тот вечер на берегу в Тулуме – начало одиссеи к далекому берегу Кайо-Локо, то ее судно – острие крючка, которым она втащила меня на борт.
Я подхватил «шхунную лихорадку» в раннем детстве, еще в Вайоминге. Носителями вируса были «Отважные капитаны», Бабушка-Призрак, сочинитель песен по имени Фред Нил, писатель по имени Патрик О'Брайан и капитан Адам Трои.
Капитан Трои не был призраком из моего прошлого или какой-то семейной страшилкой. Если верить моей матери, он был намного хуже. Он – актер, а его настоящее имя – Гарднер Маккей. Он играл шкипера шхуны «Тики» в сериале «Приключения в раю». Он попадал на экран нашего телевизора прямиком из павильона киностудии «Двадцатый век – Фокс» в Голливуде. Чтобы узнать о Гарднере Маккее, мне не пришлось идти в библиотеку: он сам постучался в дверь нашего дома в Хартэйке. Прямо с обложки журнала «Лайф». Я с жадностью набрасывался на любую информацию о своем новом герое.
Гарднер Маккей родился в семье потомственных кораблестроителей и моряков. Он дрессировал львов, играл за студийную баскетбольную команду и, если верить статье в журнале, не особенно пекся о славе.
Телевизионное плавание «Тики» длилось три года. Я был на борту все тридцать одну серию, хотя рос в мире коров, ранчо и снега. Я четко помню, что последний эпизод шоу назывался «Макет рая». Именно этим мне и казалась шхуна «Тики».
И вот, десяток или три десятка лет спустя, я стоял под дождем на тропическом берегу, и в мою жизнь снова вернулась шхуна. Команда спустила шлюпку и под руководством самой настоящей морской ведьмы направилась к берегу.
Если провел много времени среди кораблей и вдруг видишь, как к пристани или берегу плывет маленькое судно, просто инстинктивно подходишь ближе – чем помочь или линь подхватить. Эта привычка, вкупе с интересом к самому паруснику, бросившему якорь у руин, и погнала меня к берегу, куда направлялся тендер со шхуны.
Моя помощь не потребовалась: двое из четырех крепких чернокожих гребцов выпрыгнули из шлюпки и держали ее, стоя по колено в воде, пока выбирались остальные. За ними последовала женщина. Скоро она будет прокладывать курс и моей жизни.
Старушка проворно зашлепала ко мне по воде. Она была одета в зеленую соломенную шляпу с большими полями; из-под синей ленты торчал увядший цветок розового гибискуса. Декорациями к этому спектаклю служила зеленая шхуна, мерно покачивающаяся на бирюзовых волнах. Тем временем серые тучи порвались, как папиросная бумага, и заходящее солнце вновь появилось над горизонтом. Вот это было зрелище для ковбоя из Вайоминга.
– Эй, гринго! – крикнула старуха, обращаясь ко мне. Ее голос и взгляд заставили меня буквально примерзнуть к песку. – Я ищу Дестина Уокера. Слыхал о нем?
– Парень, помешанный на маяках? – спросил я.
– Мне он известен как доктор Уокер из Национального географического общества.
– Да, мэм, я его знаю. Недавно я выполнял для него кое-какую работу здесь, в Тулуме. Это было около месяца назад, – неловко ответил я.
– Эй, да ты просто кладезь информации, юноша. Ты кто будешь?
– Талли Марс.
– Скажи мне, Талли Марс, ты из тех пляжных лоботрясов, что околачиваются в Мексике без дела, или из тех, что пытаются тут его найти?
– Нет, мэм. Я живу здесь.
– Пусть так, но ты точно не отсюда.
– Не-а. Вообще-то я из Вайоминга. Я рыболовный гид.
– Помнится, ты говорил, что работал с доктором Уокером в Тулуме.
Один вопрос тащил за собой другой. Я чувствовал себя не в своей тарелке. Любому другому я бы посоветовал не совать свой поганый нос в мои дела – но только не Клеопатре. В ней было что-то особенное. Я покорно выдавал запрашиваемые сведения.
– Я работал на полставки: мне были интересны его эксперименты с маяком. Но моя настоящая работа…
– Тпру, тпру, тпру! – прервала она. – Сынок, ты только что произнес волшебное слово. Какие такие эксперименты с маяком?
Я вкратце объяснил ей суть экспериментов доктора Уокера с окнами и светом.
– Ты живешь в Тулуме, сынок?
– Нет. Я гид на рыболовной базе в Пунта-Маргарите, – ответил я.
– О, страна пиратов, – просияла она. – А ты пират, сынок?
– Нет, мэм. – Я уже порядком нервничал.
И должно быть, Клеопатра это заметила, потому что замолчала и пристально взглянула на меня.
– Расслабься, юноша. Я – не закон, – наконец сказала она с усмешкой.
– Это ваше судно? – спросил я.
– Ага. Называется «Лукреция», – ответила Клеопатра.
– Хорошее имя, – пробормотал я.
– Так звали мою мать. Но вернемся к первому вопросу, – сказала Клеопатра. – Дестин Уокер?
– Ах да. Они закончили работы примерно две недели назад.
– А куда отправился доктор Уокер?
– Он говорил, что собирается в Белиз, на островок в архипелаге Тернефф под названием Отмель Полумесяца. Там есть старый маяк, его здорово потрепало ураганом, и он собирался помочь местному обществу по охране памятников отремонтировать его.
– Что ж, ценная информация, и мне ни за что в жизни было бы ее не получить, если б я не решила нанести визит этому туристическому городу майя. Доктор Уокер занят благородным делом, жаль только, что это ни черта не поможет мне с моими поисками.
– А что вы ищете? – спросил я.
– Это, Талли Марс, длинная история, и лучше обсудим ее за ужином. Не желаешь ли присоединиться ко мне на борту сегодня вечером?
Все, на что я надеялся, – сфотографироваться на фоне шхуны, и вопрос Клеопатры оглушил меня, словно бортовой залп с корабля Джека Обри. Мысль о том, что я смогу подняться на борт шхуны, даже не приходила мне в голову.
– Я… я не одет для ужина, – выдавил я.
– Ты отлично выглядишь. Может быть, вы сочтете нас несколько неформальной компанией, «о смею предположить, это в вашем стиле, сэр. Думаю, сегодня у нас будет свежая дорада и парочка бутылок доброго чилийского вина.
Мгновение я просто молча стоял и пытался сообразить, происходит все это наяву или во сне.
– У тебя уже есть планы на вечер?
– Нет. Признаться, в последнее время моя бальная книжка пустует, – сказал я. – Я просто не знаю, что сказать.
– Начни с «я принимаю приглашение», – подсказала Клеопатра.
– Я принимаю приглашение.
16. Ужин и шоу
Сидя в безупречно белом тендере, я чувствовал себя так, словно сбылась еще одна моя мечта. Команда гребла к большой шхуне. Человек на румпеле представился Роберто, вторым помощником капитана, и помог забраться в шлюпку. Капитан Хайборн примостилась рядом. Одну руку он держал на румпеле, а другую предложил ей, и она устроилась поудобнее. Роберто говорил на восхитительном островном английском, глотая гласные и пересыпая речь красочными метафорами.
Его команда заработала, словно единый отлаженный механизм. Шлюпка выполнила пару маневров и помчалась прочь от линии прибоя. Роберто отдавал указания и корректировал курс.
Как только мы очутились на глубине, сидевший на носу парнишка вытащил отполированный панцирь черепахи.
– Давай, Бенджамин, – сказал Роберто, и мальчик начал выстукивать ритм маленькой колотушкой.
Гребцы подхватили темп, и Роберто разразился чем-то вроде ритмичного туземного напева. Это был точно не испанский. И не французский, кажется. Похоже, Роберто задавал вопрос, а команда отвечала. Музыка будто сняла бремя, и шлюпка проворно заскользила по волнам.
Я откинулся назад и наслаждался поездкой. С каждым взмахом весел шхуна впереди становилась все объемнее и реальней. У меня сложилось впечатление, что скоро в моей песне появится новая строка, и «Лукреция» каким-то образом будет ее частью.
Вскоре мы уже проплывали под носом быстроходной океанской шхуны. Я увидел крупные звенья якорной цепи и массивный отполированный бушприт. Он крепился цепью и стальным тросом и, казалось, охранял вырезанную из дерева фигуру внизу. Но это была не дева с грудями, торчащими навстречу волнам. Нет, вместо этого корабль вел дельфин из тика. На дощечке под носовой оградой черными буквами готическим шрифтом было выложено имя «Лукреция».
– Сколько в ней? – спросил я.
– Сто сорок два фута от носа до кормы, – гордо ответила Клеопатра.
– Она такая большая, но на вид быстрая, – тихо сказал я.
– Ты не ошибся. Предполагалось, что она будет гонять из Новой Шотландии в Гранд-Бэнкс. Там бы ее трюмы набивали треской, и она бы шла обратно.
– Как в «Отважных капитанах»? – спросил я.
– Она – одно из судов, которые были в «Отважных капитанах».
– Не может быть! – ахнул я, подумав о том, сколько раз я, оказывается, уже видел эту шхуну, мчащуюся назад в Глостер. Мачта сломалась, и Мануэля Фиделло придавило обломками.
– Сынок, мне сто один год.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42
Духовная возвышенность утра и мое правление руинами оборвались в долю секунды. В мгновение ока я превратился из Короля Рассвета в Нарушителя-гринго. Рядом с Мистером Твеном стоял злобный охранник в грязной униформе. Он указывал на меня своим карабином М-16 и что-то кричал по-испански. Мое царствование закончилось. Похоже, он собирался меня не только пристрелить, но и сожрать, если я не выполню его приказ.
И хотя ситуация была не из приятных, я пытался вспомнить, где же я видел этого парня.
Не знаю, ускоряет ли мыслительные процессы адреналин, но что дуло карабина заставляет соображать быстрее – это точно. Я действительно его знал. Разумеется, он не приходил в «Жирную игуану» в форме, но это лицо было мне знакомо.
Его звали Гектор, и он был фанатом Джимми Хендрикса. Он регулярно наведывался в бар и всегда выбирал песни Хендрикса в нашем музыкальном автомате. Я разделял его музыкальные пристрастия и однажды вечером, когда он бросал монетку в музыкальный автомат, спросил его, как он стал таким ярым поклонником Джимми.
Оказалось, подростком он жил в Сан-Франциско и работал на поставщика провизии, обслуживавшего все концерты Билла Грэма. Я думаю, Хендрикс правда любил мексиканскую пищу, и Гектор действительно его видел. Джимми расписался у него на бейсболке, и Гектор никогда ее не снимал.
– Гектор! – выпалил я. – Я – Талли, фанат Хендрикса из «Жирной Игуаны».
Гектор опустил карабин. Не успел я оглянуться, как мы пили кофе в его сторожке. Все стены были увешаны обнаженными девушками из журналов, постерами с Хендриксом и фотографиями Лас-Вегаса.
Именно здесь, в этой каморке, я впервые встретился с доктором Дестином Уокером. Доктор Уокер изучал окна башни. По легенде, индейцы майя использовали их как некую систему маяков и с их помощью проводили свои торговые суда через коралловый риф. Ученый хотел знать, так ли это на самом деле.
После длинной беседы с доктором Уокером в тот день я был околдован Тулумом. Кроме того, я начал чаще думать о мире волшебных маяков, возвышающихся на скалистых берегах и уберегающих нас от опасности. Я зачастил на руины. Доктор Уокер даже периодически нанимал меня помочь ему с исследованиями.
В день отъезда Донны Кей я отправился на руины в поисках той самой утренней магии, но после того, как мой джип подвергся нападению пришельцев, я очутился в несколько ином Тулуме, нежели тот, что предстал глазам первых испанцев.
В 1518 году испанская экспедиция, возглавляемая Хуаном де Грихальвой, покачивалась на волнах Карибского моря. Все взоры были устремлены на высокий утес, вклинившийся между синим небом и бирюзовым морем. Там, вдалеке, растянулся красно-бело-синий город. Тулум показался им таким же большим, как покинутая Севилья в Королевстве Инквизиции.
Нога испанца ступила на землю Тулума не сразу: майя храбро сражались с завоевателями. Но в конце концов порох взял верх над стрелами. Вот и все. Старый шовинизм – извините-подвиньтесь, идут Великие нации Европы – сломил индейцев, и вооруженные религиозные фанатики в доспехах, изнуренные болезнями, охваченные жаждой золота, самопровозглашенные крестоносцы из цивилизованного мира наконец-то сумели высадиться на берег. Штука в том, что после всего этого кровопролития во имя Бога и Родины свалить через три месяца их заставили какие-то москиты.
Чино высадил меня, мой водонепроницаемый мешок и мой кайф у главного входа на территорию развалин. Парковка была забита туристическими автобусами, ежедневно возившими от отелей в Канкуне до руин и обратно уйму гринго. В отличие от своих предшественников испанцев эти гринго были вооружены не стальными шлемами и мушкетами, а фотоаппаратами «Инстаматик» и видеокамерами.
Я купил билет и влился в толпу посетителей, снующих вокруг как муравьи. Сегодня эта толкотня была для меня желанным зрелищем. Я уже давно не был так близко к реальному миру и теперь с удовольствием и весельем наблюдал, как они предаются своим отпускным обязанностям: фотографируют, позируют перед камерами, едят мороженое, покупают футболки, орут что-то своим непослушным детишкам на четырех-пяти разных языках. Я справился о Гекторе, но охранник сказал мне, что он уехал в город на обед.
Я обошел толпу у основания Эль-Кастильо и побрел к берегу. Он тоже был битком набит туристами, но мне посчастливилось найти свободное местечко в тени утеса. Я расстелил полотенце, снял рубашку, вытащил книгу, купил хот-дог и пиво у пляжного торговца и пошел в отпуск.
После нескольких бутылочек я отправился прогуляться по пляжу мимо алтаря на северной оконечности городка. Я по-прежнему был слегка под кайфом, и усевшись на камни, принялся наблюдать за стаей пеликанов, «бомбочкой» нырявших прямо в косяк цихлид. Интересно, думал я, сколько раз за свою жизнь ныряет пеликан?
Мне надоело считать. Угол солнца изменился, и яркое мерцание на воде погасло. Начали собираться серые облака.
Я вернулся на свое место в тени утеса и перенес вещи под крышу хижины на берегу. Громкоговорители на парковке разразились объявлением, что автобусы отправляются, и пляж и море начали пустеть.
Пока мои соотпускники, готовясь к отъезду, собирали сумки и сувениры, я махал им рукой. По этому случаю я воспользовался творческой комбинацией махов, которым выучился еще в Хартэйке, когда участвовал в родео. Не очень-то просто держать флагшток одной рукой и приветствовать толпу другой – тут, знаете ли, надобно уменье. Я научился смешивать разные стили махания, начиная с маха «откручивание лампочки» и заканчивая махом «мытье окон» или нестареющим махом «Папа Римский». Последний был особенно сложен: я поднимал вверх обе руки, коленкой прижав флагшток к седлу. На родео я всегда имел огромный успех. Зрители махали в ответ, свистели и хлопали. Правда, на берегу в Тулуме люди смотрели на меня так, словно мне надо в психушку.
– Автобус уезжает, сэр, – прокричала мне одна властная американка.
Я помахал ей и сказал:
– Я не еду в автобусе, мэм, – и услышал, как она сказала своему мужу, ковыляя мимо:
– Он что, поедет на крыше?
Все это махание меня утомило. Кроме того, я по-прежнему не имел представления, как, черт возьми, доберусь домой. Я позвонил на базу с платного телефона у сторожки, но нарвался на автоответчик. Они еще рыбачили. Выражение лица Сэмми Рэя сегодня утром обещало рыбалку до заката. Я оставил сообщение о джипе и сказал, что придумаю, как вернуться.
Мой день в стране чудес прошел без всяких мыслей о том, как может произойти это самое возвращение. А потому, решил я, самое время составить какой-нибудь план. Я расстелил полотенце на водонепроницаемом мешке и устроил импровизированную подушку. Надо же думающему человеку куда-нибудь положить голову.
Через какое-то время думающего спящего человека разбудили странные звуки. Я открыл глаза и увидел Гектора. Он перебирал воображаемые струны своего М-16 и пел «Со сторожевой башни». Призыв Гектора сопровождался шелестом первых жалящих капель дождя. Солнечные лучи быстро уступили место внезапному шквалу, солнце спряталось, а горизонт заволокло туманом. Совсем близко ударил гром, вспыхнула молния, и я ринулся с пляжа в убежище под нависающим утесом.
Гектор бежал следом.
– Ты видел большую лодку? – спросил он по-испански.
– Какую лодку?
– Да вон ту, – ответил он, тыча карабином в сторону берега. Я посмотрел на серый океан. Сначала я ничего не видел, а потом услышал звон судового колокола. Мгновения спустя огромный бушприт внушительного парусного судна проткнул завесу дождя и тумана. За ним последовали грациозные очертания длинного зеленого корпуса.
Я мог поклясться, что вижу очень старую женщину в желтом непромокаемом плаще (или это травка до сих пор действует?). Она выкрикивала приказы команде, проворно сновавшей по палубам одной из самых красивых двухмачтовых шхун, которые я только видел в своей жизни.
– Увидимся позже, Талли. Мне надо работать, – крикнул Гектор и побежал под дождем на вершину утеса.
Я едва расслышал его. Снова ударил колокол, очередную команду передали серией выкриков, и большой якорь, качавшийся на стальном тросу под бушпритом, с шумом упал в воду.
15. Шхунная лихорадка
Если первая встреча с Клеопатрой Хайборн в тот вечер на берегу в Тулуме – начало одиссеи к далекому берегу Кайо-Локо, то ее судно – острие крючка, которым она втащила меня на борт.
Я подхватил «шхунную лихорадку» в раннем детстве, еще в Вайоминге. Носителями вируса были «Отважные капитаны», Бабушка-Призрак, сочинитель песен по имени Фред Нил, писатель по имени Патрик О'Брайан и капитан Адам Трои.
Капитан Трои не был призраком из моего прошлого или какой-то семейной страшилкой. Если верить моей матери, он был намного хуже. Он – актер, а его настоящее имя – Гарднер Маккей. Он играл шкипера шхуны «Тики» в сериале «Приключения в раю». Он попадал на экран нашего телевизора прямиком из павильона киностудии «Двадцатый век – Фокс» в Голливуде. Чтобы узнать о Гарднере Маккее, мне не пришлось идти в библиотеку: он сам постучался в дверь нашего дома в Хартэйке. Прямо с обложки журнала «Лайф». Я с жадностью набрасывался на любую информацию о своем новом герое.
Гарднер Маккей родился в семье потомственных кораблестроителей и моряков. Он дрессировал львов, играл за студийную баскетбольную команду и, если верить статье в журнале, не особенно пекся о славе.
Телевизионное плавание «Тики» длилось три года. Я был на борту все тридцать одну серию, хотя рос в мире коров, ранчо и снега. Я четко помню, что последний эпизод шоу назывался «Макет рая». Именно этим мне и казалась шхуна «Тики».
И вот, десяток или три десятка лет спустя, я стоял под дождем на тропическом берегу, и в мою жизнь снова вернулась шхуна. Команда спустила шлюпку и под руководством самой настоящей морской ведьмы направилась к берегу.
Если провел много времени среди кораблей и вдруг видишь, как к пристани или берегу плывет маленькое судно, просто инстинктивно подходишь ближе – чем помочь или линь подхватить. Эта привычка, вкупе с интересом к самому паруснику, бросившему якорь у руин, и погнала меня к берегу, куда направлялся тендер со шхуны.
Моя помощь не потребовалась: двое из четырех крепких чернокожих гребцов выпрыгнули из шлюпки и держали ее, стоя по колено в воде, пока выбирались остальные. За ними последовала женщина. Скоро она будет прокладывать курс и моей жизни.
Старушка проворно зашлепала ко мне по воде. Она была одета в зеленую соломенную шляпу с большими полями; из-под синей ленты торчал увядший цветок розового гибискуса. Декорациями к этому спектаклю служила зеленая шхуна, мерно покачивающаяся на бирюзовых волнах. Тем временем серые тучи порвались, как папиросная бумага, и заходящее солнце вновь появилось над горизонтом. Вот это было зрелище для ковбоя из Вайоминга.
– Эй, гринго! – крикнула старуха, обращаясь ко мне. Ее голос и взгляд заставили меня буквально примерзнуть к песку. – Я ищу Дестина Уокера. Слыхал о нем?
– Парень, помешанный на маяках? – спросил я.
– Мне он известен как доктор Уокер из Национального географического общества.
– Да, мэм, я его знаю. Недавно я выполнял для него кое-какую работу здесь, в Тулуме. Это было около месяца назад, – неловко ответил я.
– Эй, да ты просто кладезь информации, юноша. Ты кто будешь?
– Талли Марс.
– Скажи мне, Талли Марс, ты из тех пляжных лоботрясов, что околачиваются в Мексике без дела, или из тех, что пытаются тут его найти?
– Нет, мэм. Я живу здесь.
– Пусть так, но ты точно не отсюда.
– Не-а. Вообще-то я из Вайоминга. Я рыболовный гид.
– Помнится, ты говорил, что работал с доктором Уокером в Тулуме.
Один вопрос тащил за собой другой. Я чувствовал себя не в своей тарелке. Любому другому я бы посоветовал не совать свой поганый нос в мои дела – но только не Клеопатре. В ней было что-то особенное. Я покорно выдавал запрашиваемые сведения.
– Я работал на полставки: мне были интересны его эксперименты с маяком. Но моя настоящая работа…
– Тпру, тпру, тпру! – прервала она. – Сынок, ты только что произнес волшебное слово. Какие такие эксперименты с маяком?
Я вкратце объяснил ей суть экспериментов доктора Уокера с окнами и светом.
– Ты живешь в Тулуме, сынок?
– Нет. Я гид на рыболовной базе в Пунта-Маргарите, – ответил я.
– О, страна пиратов, – просияла она. – А ты пират, сынок?
– Нет, мэм. – Я уже порядком нервничал.
И должно быть, Клеопатра это заметила, потому что замолчала и пристально взглянула на меня.
– Расслабься, юноша. Я – не закон, – наконец сказала она с усмешкой.
– Это ваше судно? – спросил я.
– Ага. Называется «Лукреция», – ответила Клеопатра.
– Хорошее имя, – пробормотал я.
– Так звали мою мать. Но вернемся к первому вопросу, – сказала Клеопатра. – Дестин Уокер?
– Ах да. Они закончили работы примерно две недели назад.
– А куда отправился доктор Уокер?
– Он говорил, что собирается в Белиз, на островок в архипелаге Тернефф под названием Отмель Полумесяца. Там есть старый маяк, его здорово потрепало ураганом, и он собирался помочь местному обществу по охране памятников отремонтировать его.
– Что ж, ценная информация, и мне ни за что в жизни было бы ее не получить, если б я не решила нанести визит этому туристическому городу майя. Доктор Уокер занят благородным делом, жаль только, что это ни черта не поможет мне с моими поисками.
– А что вы ищете? – спросил я.
– Это, Талли Марс, длинная история, и лучше обсудим ее за ужином. Не желаешь ли присоединиться ко мне на борту сегодня вечером?
Все, на что я надеялся, – сфотографироваться на фоне шхуны, и вопрос Клеопатры оглушил меня, словно бортовой залп с корабля Джека Обри. Мысль о том, что я смогу подняться на борт шхуны, даже не приходила мне в голову.
– Я… я не одет для ужина, – выдавил я.
– Ты отлично выглядишь. Может быть, вы сочтете нас несколько неформальной компанией, «о смею предположить, это в вашем стиле, сэр. Думаю, сегодня у нас будет свежая дорада и парочка бутылок доброго чилийского вина.
Мгновение я просто молча стоял и пытался сообразить, происходит все это наяву или во сне.
– У тебя уже есть планы на вечер?
– Нет. Признаться, в последнее время моя бальная книжка пустует, – сказал я. – Я просто не знаю, что сказать.
– Начни с «я принимаю приглашение», – подсказала Клеопатра.
– Я принимаю приглашение.
16. Ужин и шоу
Сидя в безупречно белом тендере, я чувствовал себя так, словно сбылась еще одна моя мечта. Команда гребла к большой шхуне. Человек на румпеле представился Роберто, вторым помощником капитана, и помог забраться в шлюпку. Капитан Хайборн примостилась рядом. Одну руку он держал на румпеле, а другую предложил ей, и она устроилась поудобнее. Роберто говорил на восхитительном островном английском, глотая гласные и пересыпая речь красочными метафорами.
Его команда заработала, словно единый отлаженный механизм. Шлюпка выполнила пару маневров и помчалась прочь от линии прибоя. Роберто отдавал указания и корректировал курс.
Как только мы очутились на глубине, сидевший на носу парнишка вытащил отполированный панцирь черепахи.
– Давай, Бенджамин, – сказал Роберто, и мальчик начал выстукивать ритм маленькой колотушкой.
Гребцы подхватили темп, и Роберто разразился чем-то вроде ритмичного туземного напева. Это был точно не испанский. И не французский, кажется. Похоже, Роберто задавал вопрос, а команда отвечала. Музыка будто сняла бремя, и шлюпка проворно заскользила по волнам.
Я откинулся назад и наслаждался поездкой. С каждым взмахом весел шхуна впереди становилась все объемнее и реальней. У меня сложилось впечатление, что скоро в моей песне появится новая строка, и «Лукреция» каким-то образом будет ее частью.
Вскоре мы уже проплывали под носом быстроходной океанской шхуны. Я увидел крупные звенья якорной цепи и массивный отполированный бушприт. Он крепился цепью и стальным тросом и, казалось, охранял вырезанную из дерева фигуру внизу. Но это была не дева с грудями, торчащими навстречу волнам. Нет, вместо этого корабль вел дельфин из тика. На дощечке под носовой оградой черными буквами готическим шрифтом было выложено имя «Лукреция».
– Сколько в ней? – спросил я.
– Сто сорок два фута от носа до кормы, – гордо ответила Клеопатра.
– Она такая большая, но на вид быстрая, – тихо сказал я.
– Ты не ошибся. Предполагалось, что она будет гонять из Новой Шотландии в Гранд-Бэнкс. Там бы ее трюмы набивали треской, и она бы шла обратно.
– Как в «Отважных капитанах»? – спросил я.
– Она – одно из судов, которые были в «Отважных капитанах».
– Не может быть! – ахнул я, подумав о том, сколько раз я, оказывается, уже видел эту шхуну, мчащуюся назад в Глостер. Мачта сломалась, и Мануэля Фиделло придавило обломками.
– Сынок, мне сто один год.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42