А
вчера никто не входил в комнату после того, как ее покинула мадам.
- Попросите миссис Дэнверс ко мне, и мы сейчас покончим с этим делом.
Что это была за статуэтка?
- Статуэтка из китайского фарфора.
- О боже, это одно из наших сокровищ. Позовите миссис Дэнверс.
- Слушаю, сэр.
Фритс вышел из комнаты, и мы с Максимом остались одни.
- Неприятно, - сказал Максим. - Эта статуэтка стоила кучу денег. Но я
не понимаю, почему слуги обращаются ко мне, это ведь твоя компетенция,
дорогая.
Я подняла голову, и он увидел мое залитое краской смущения лицо.
- Дорогой, - сказала я, - я хотела рассказать тебе раньше, но просто
забыла. Дело в том, что статуэтку разбила я.
- Почему же ты не сказала об этом при Фритсе?
- Я боялась, что он сочтет меня сумасшедшей.
Теперь это случится скорее. Ты должна будешь сказать все и ему, и
миссис Дэнверс.
- О нет, Максим, скажи лучше ты, а мне позволь уйти наверх.
- Не будь дурочкой. Можно подумать, что ты их боишься.
- Я действительно боюсь их.
В этот момент дверь раскрылась, и Фритс ввел миссис Дэнверс. - Миссис
Дэнверс, все это просто недоразумение. Миссис де Винтер разбила статуэтку
и забыла сказать об этом.
Он глядел на меня, смеясь и сердясь одновременно
- Мне очень жаль, - сказала я, глядя на миссис Дэнверс. - Я никак не
думала, что подозрение падет на Роберта.
- Может быть, можно реставрировать статуэтку? - спросила миссис
Дэнверс.
Она глядела на меня с вызовом, и я поняла, что она все знала раньше и
нарочно обвинила Роберта, желая проверить, хватит ли у меня храбрости
сознаться во всем.
- Боюсь, что реставрировать ничего нельзя. Она разбилась на мелкие
кусочки.
- А куда ты дела эти кусочки? - спросил Максим.
- Положила их в конверт.
- А куда дела конверт?
- В ящик письменного стола.
- Миссис де Винтер, кажется, боится, что вы посадите ее в тюрьму, -
сказал Максим, - не правда ли, миссис Дэнверс? Возьмите конверт и
поглядите, нельзя ли что-нибудь сделать.
- Все в порядке, Фритс, - обратился он к дворецкому, - скажите
Роберту, чтобы он перестал лить слезы.
Как только Фритс вышел, миссис Дэнверс сказала:
- Я, конечно, извинюсь перед Робертом, но все улики были против него.
А что миссис де Винтер сама разбила статуэтку? - мне просто в голову не
пришло.
Если что-нибудь случится еще раз, я очень прошу миссис де Винтер
прямо сказать мне об этом. Таким образом мы избежим недоразумений. Может
быть, миссис де Винтер не знала, что это очень дорогая вещь?
- Нет, я именно предполагала, что это большая ценность, поэтому и
собрала все осколки так тщательно.
- И спрятала так далеко, чтобы никто не смог их найти? - насмешливо
спросил Максим. - Так обычно ведут себя младшие горничные, не правда ли,
миссис Дэнверс?
- Младшим горничным не разрешается трогать такие дорогие вещи в
Мандерли. И вообще в будуаре до сих пор еще не была разбита ни одна вещь.
Когда была жива первая миссис де Винтер, мы часто убирали будуар вместе с
ней.
- Ну, все, - нетерпеливо сказал Максим. - Ничего не поделаешь, миссис
Дэнверс.
И она вышла из комнаты, а Максим вернулся к своим газетам.
- Мне очень совестно, Максим, - сказала я. - Это случилось тогда,
когда я хотела поставить свои книги на полку.
- Мое дорогое дитя, какое это имеет значение?
- Мне следовало бы быть более осторожной. Миссис Дэнверс страшно
обозлится на меня.
- Из-за чего она может злиться? Насколько мне известно, китайский
фарфор принадлежит не ей.
- Но она так гордится всеми этими безделушками, и так любит их. И до
сих пор еще никто ничего не разбил.
- Лучше, что это сделала ты, чем если бы это это случилось со
злополучным Робертом.
- А я была бы рада, если бы виноват был Роберт! Мне миссис Дэнверс
этого никогда не простит.
- Да будь она проклята, миссис Дэнверс! Она же не всемогущий Господь!
Я тебя совершенно не понимаю, когда ты говоришь, что боишься ее. И ты так
странно ведешь себя. Представь себе, что, разбив статуэтку, ты бы позвала
миссис Дэнверс и сказала ей просто: "Уберите осколки". А вместо этого ты
собираешь и прячешь осколки, как будто ты младшая горничная, а не хозяйка
этого дома!
- Я действительно похожа на младшую горничную. Поэтому мне так хорошо
с Клариссой. Мы с ней на дружеской ноге. Ты знаешь, я недавно навестила ее
мать и спросила: довольна ли Кларисса своей работой? "О да, мадам,
Кларисса говорит, что совсем не чувствует себя в подчинении, а живет как
будто бы в своем кругу".
- Я понимаю мать Клариссы и ее насквозь пропахший луком капустный
домик. У нее было девять человек детей моложе одиннадцати лет, она сама
обрабатывала огород, босиком, с надетым на голову чулком. Каким образом
Кларисса выглядит так мило и опрятно, я просто не понимаю, - сказал
Максим.
- О, она воспитывалась в другом доме, у тетки. Должна тебе сознаться,
что ее мать, хоть и простая женщина, но мне легче находиться в ее
обществе, чем в обществе жены епископа, где я всегда чувствую себя не в
своей тарелке.
- Конечно, если ты поехала с визитом в этой старой юбке, то это
вполне естественно.
- Нет на мне было выходное платье, но я не люблю людей, которые судят
о других по их нарядам.
- Не думаю, чтобы жена епископа обращала хоть какое-нибудь внимание
на наряды, но если ты сидишь на самом кончике стула и открываешь рот
только для того чтобы сказать "да" или "нет", как это было в последний
раз, когда мы с тобой вместе ездили с визитом, то понятно, что всем тяжко
и неловко...
- Да, я очень застенчива и ничего не могу с этим поделать.
- Понимаю, тебе трудно, но необходимо постараться преодолеть это
смущение.
- Ты несправедлив ко мне. Я стараюсь изо всех сил, изо дня в день. Ты
просто не понимаешь того, что я выросла в другом окружении и никогда не
вела светского образа жизни. Не думаешь ли ты, что все эти визиты
доставляют мне удовольствие?
- Ничего не поделаешь. Здесь принято вести себя именно так, как бы
это ни было скучно, - ответил Максим.
- Дело совсем не в скуке, а в том, что люди рассматривают меня, как
призовую корову.
- Кто именно?
- Все.
- Какая тебе, в сущности, разница? Это придает какой-то интерес их
жизни.
- Почему я должна быть для них постоянным объектом критики?
- Потому что ты хозяйка Мандерли, а испокон века у всех здешних
обитателей жизнь в нашем поместье вызывала жгучий интерес.
- Я у всех, как сучок в глазу. Думаю, что ты женился на мне из-за
того, что я глупа, неопытна и не могу им предоставить никакого материала
для сплетен.
- Что ты хочешь этим сказать?
Он отбросил свои газеты и уставился на меня мрачными, злыми глазами.
В голосе звучали незнакомые мне металлические нотки.
- Почему ты глядишь так строго?
- Какие сплетни о Мандерли ты слышала? Кто говорил с тобой об этом?
- Никто ничего мне не говорил. Я просто злюсь из-за того, что мне
нужно ездить с визитами и служить вечным объектом критики.
- То, что ты сказала, не слишком приятно слышать.
- Это было гадко с моей стороны. Извини меня, Максим.
Он стоял, покачиваясь на каблуках, держа руки в карманах, и улыбался
горькой улыбкой.
- Я думаю о том, - сказал он, - что я поступил очень эгоистично,
женившись на тебе.
- Почему ты так думаешь?
- Между нами слишком большая разница в возрасте. Тебе следовало
немного подождать и выйти замуж за своего ровесника. Человек, который
прожил большую часть своей жизни, не может быть тебе товарищем.
- Это просто смешно, - возразил я. - Возраст не играет никакой роли в
супружестве. И, конечно, мы подходим друг другу как товарищи.
- В самом деле?
Я подошла к нему и обняла.
- Ты знаешь, что я люблю тебя больше всего на свете. Ты для меня
отец, брат, сын - в одном лице.
- Во всем виноват я, - захватил тебя нахрапом и не дал тебе
возможности обдумать свой поступок, - сказал Максим.
- А я не собиралась его обдумывать, так как у меня не было никакого
выбора, как ты понимаешь, Максим. Если человек любит, то...
- Счастлива ли ты здесь? - спросил он, глядя в сторону. - Я иногда
сомневаюсь в этом. Ты побледнела и похудела здесь.
- Конечно, счастлива. Я люблю Мандерли, его сады и леса, и не буду
больше возражать против гостей. Я согласна каждый день ездить с визитами,
если ты этого хочешь. Я никогда не раскаивалась в том, что вышла замуж за
тебя.
Он обнял меня и поцеловал в макушку.
- Бедная овечка, - сказал он. - Ты не слишком весела со мной, боюсь,
что со мной вообще не просто ладить.
- О нет, Максим, с тобой очень легко ладить. Я всегда боялась
замужества: мне казалось, что муж непременно будет пьянствовать, ругаться,
будет крайне неприятен и, может быть, еще будет издавать дурной запах. Все
это к тебе никак не относится.
- О боже! Надеюсь, что нет, - и он улыбнулся.
Я обрадовалась этой улыбке, взяла его руку и поцеловала ее.
- Смешно, будто мы не товарищи. Мы очень хорошие товарищи и оба,
безусловно, счастливы. Ты говоришь так, словно наш брак неудачен, тогда
как на самом деле он очень удачен.
- Если ты это говоришь, то уже хорошо.
- Да, но ты согласен со мной, не правда ли? Мы оба счастливы, очень
счастливы, а если для тебя это иначе, то я предпочту уехать от тебя, чем
огорчать тебя. Почему ты не отвечаешь мне?
- Как я могу тебе ответить, когда я и сам этого не знаю. Если ты
говоришь, что мы оба счастливы, давай на этом остановимся и будем считать,
что это так.
Он взял мою голову в руки и снова поцеловал меня.
- Боюсь, что ты разочаровался во мне, - сказал я. - Я неловка,
застенчива, лишена элегантности, и ты считаешь, что я никак не подхожу к
Мандерли.
- Не болтай глупостей: я никогда этого не говорил. Ну, а твою
застенчивость ты со временем преодолеешь. Я тебе говорил уже это.
- Мы вернулись к тому, с чего начали. А началось все с того, что я
разбила статуэтку. Не будь этого, мы спокойно выпили бы кофе и пошли
гулять в сад.
- Будь проклята эта статуэтка! Неужели ты думаешь, что меня заботит
этот фарфор?
- Он был очень ценный?
- Возможно. Не помню.
- По-видимому, все вещи в будуаре представляют большую ценность. А
почему именно там сосредоточены самые лучшие вещи?
- Не знаю. Возможно, потому что именно там они выглядят лучше всего.
- Эти вещи собраны там твоей матерью?
- Нет, все появилось, когда я женился.
- Откуда же все это появилось?
- Я думаю, что это были свадебные подарки, а Ребекка хорошо
разбиралась в китайском фарфоре.
О чем он задумался? Наверное, о том, что свадебный подарок,
преподнесенный мне, разрушил подарок, преподнесенный по тому же поводу
Ребекке.
- О чем ты думаешь?
- Ни о чем особенном. Я обдумывал вопрос о том, когда и в каком
составе будет проходить крикетное соревнование между графствами Миддлсекс
и Сэррэй.

13
В конце июня Максим уехал на два дня в Лондон на какое-то совещание
по делам графства.
Увидев отъезжающую машину, я почувствовала себя так, словно
расставалась с Максимом навсегда и никогда его больше не увижу.
...Когда я вернусь с прогулки, Фритс встретит меня с бледным
испуганным лицом и скажет, что по телефону сообщили о несчастном случае в
дороге, и я должна собрать все свое мужество.
Я уже представляла себе похороны Максима и довела себя до такого
состояния, что во время ленча не могла проглотить ни кусочка.
После ленча я сидела в тени каштана и делала вид, что читаю книгу, а
на самом деле была во власти своего беспокойства.
Незаметно подошел Роберт и сказал, что только что звонили из Лондона.
- Звонили из клуба, мадам. Мистер де Винтер прибыл десять минут
назад.
Я не сразу поняла смысл его слов.
- Спасибо, Роберт. Как они быстро доехали. Мистер де Винтер звал меня
к телефону или просил что-нибудь передать?
- Нет, мадам. Только то, что они благополучно прибыли. Со мной
говорил шофер.
Я испытала колоссальное облегчение и одновременно ощутила голод, так
как ничего не ела. Потихоньку зашла в столовую, вынула из серванта
несколько печений и яблоко и отправилась с этой провизией на прогулку в
лес.
Звонок из Лондона и импровизированная трапеза привели меня в
прекрасное настроение. Я одна и вольна делать все, что мне
заблагорассудится. Я чувствовала себя школьницей, отпущенной на каникулы.
Подозвала Джаспера и мы с ним направились к Счастливой долине и
маленькой бухте.
Азалии уже отцвели, и только колокольчики все еще украшали сад. Я
легла на траву и наслаждалась полным покоем. Если бы Максим был рядом со
мной, я бы все время наблюдала за его настроением, думала о том, не
скучает ли он со мной. Он был моей единственной отрадой и смыслом всей
моей жизни, и все-таки я отдыхала без него.
Джаспер лазил уже по скалам. Я окликнула его, но он и не собирался
возвращаться ко мне. Вслед за ним я спустилась к бухточке. Был полный
отлив, и море простиралось передо мной, спокойное и тихое. Светило яркое
солнце, и все не казалось мне таким заброшенным, как тогда, когда я видела
этот пейзаж в первый раз, сумрачным и дождливым днем. Маленький залив был
очень мелкий, не более трех фунтов глубины. В стенку пристани было вделано
железное кольцо, к которому, вероятно, раньше привязывали лодку. Здесь же
была надпись на французском языке "Возвращаюсь". Наверное, это название
лодки. Неплохое название, если бы она в действительности возвратилась
назад. Это была небольшая лодка, как рассказывал мне Фрэнк Кроули, с
маленькой каютой на палубе.
Я подошла к коттеджу и с удивлением увидела, что дверь, которую я
плотно закрыла за собой в прошлый раз, была снова приоткрыта.
- Есть здесь кто-нибудь? - крикнула я, в то время как Джаспер
заливался истерическим лаем. Я взяла его на поводок. Заглянув в следующую
комнату, я увидела притаившегося в углу Бена.
- В чем дело? - спросила я. - Что тебе здесь нужно?
- Я ничего не сделал.
- И все же, я думаю, что тебе следует уйти отсюда. Мистер де Винтер
не хочет, чтобы кто-нибудь заходил сюда.
В руке у Бена я увидела удочку.
- Эта удочка твоя?
Ответ был нечленораздельным.
- Послушай, Бен, можешь взять себе эту удочку, если она тебе нужна,
но больше этого не делай. Брать чужие вещи - нечестно.
- Вы ведь не станете помещать меня в приют? Не правда ли?
- Ну конечно, нет, - мягко ответила я.
- Я не сделал ничего дурного и никогда никому ничего не рассказывал,
- и слезы потекли у него из глаз.
- Успокойся, Бен. Никто не собирается тебя обижать. Но тебе не
следует больше ходить в коттедж.
Он шел за мной по пятам. Вдруг, нагнувшись, поднял со скалы креветку
и преподнес ее мне.
- Спасибо. Прекрасная креветка.
- У вас глаза ангела, - вдруг сказал он, - и вы вовсе не похожи на
ту, другую.
- О ком ты говоришь, Бен?
Он приложил палец к губам:
- Она была высокая, тонкая и черная, как змея. Я никогда ничего
никому не говорил, так она мне велела. "Вы меня никогда не видели и не
увидите", - сказала она. Вы не поместите меня в приют, не правда ли? Там
обращаются с больными очень жестоко. Она уехала?
- Я не знаю, о ком речь, Бен, - внятно и четко ответила я. - Никто не
собирается тебя обижать. До свидания, Бен.
"Бедняга совершенно безвреден" - сказал мне Максим и подтвердил
Фрэнк. Вряд ли кто-нибудь угрожал ему отправкой в приют. Вероятно, он
где-нибудь случайно подслушал разговор и теперь никак не может этого
забыть.
Но бормотание идиота нагнало на меня тоску, захотелось бежать из
этого заброшенного уголка. Казалось, что меня кто-то подстерегает, следит
за мной. Я вышла на тропинку и бросилась бежать, таща за собой Джаспера.
Приняв это за новую игру, пес залился радостным лает.
Теперь я заметила, как сильно заросла эта тропинка, как по ней было
трудно идти и как здесь было темно. Нужно сказать Максиму, чтобы здесь
расчистили.
Наконец, мы достигли лужайки, и я с радостью увидела перед собой наш
прекрасный и величавый дом. Вдруг я заметила какую-то машину, стоявшую на
подъездной аллее, позади рододендронов. Это было очень странно. Гости
обычно подъезжали к подъезду, а коммивояжеры и всякого рода посыльные - со
стороны служебного входа, который находился возле конюшен и гаража.
Подойдя поближе, я рассмотрела длинную низкую спортивную машину, мне
совершенно незнакомую.
Я задумалась.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26