Отдал
только часы, без объяснений. Сначала - часы, а год спустя - письмо. Кирби
уже знал, что письмо как-то связанно с часами. Но почему через год?
А что, если б он засунул часы куда-нибудь и забыл бы о них? Если бы,
находясь в самолете, в автомобиле или в поезде стал, ни о чем не
подозревая, передвигать серебряную стрелку. И почему дядюшка Омар дал ему
и Вильме Фарнхэм такие инструкции, что сразу после его смерти они
оказались в крайне затруднительном положении? Он, конечно же, не мог не
предвидеть, что это произойдет.
Распутать сей головоломный узел Кирби никак не удавалось.
Впервые самым тщательным образом он изучил часы. Выгравированные
инициалы О.Л.К. едва виднелись. Рядом с головкой находились маленькая
выемка - для открывания задней крышки. Поколебавшись немного, Кирби
подцепил ее ногтем и вскрыл. Внутри оказался еще один корпус -
цельнометаллический. На внутренней поверхности крышки было выгравировано
еще что-то, точно таким же шрифтом, что и инициалы на другой стороне. С
некоторым усилием Кирби перевел с латыни: "Время ждет лишь одного".
Выражение весьма характерное для своеобразного юмора Омара Креппса. Кирби
захлопнул крышку и впервые задумался над сущностью самого открытия.
Естественно предположить, что для такого сильного воздействия на
пространство и время необходим мощный источник энергии. Часы были довольно
тяжелыми. Конечно, замедлить время невозможно чисто механическим путем.
Кирби поднес часы к уху, и опять ему показалось, что он слышит звучание
слабой музыкальной ноты, напоминающее гудение далекого ветра где-то в
проводах высокого напряжения. Интересно узнать, как долго смогут они
работать. Информация об этом, по-видимому, содержится в письме.
А что если Винтермор пробовал переводить серебряную стрелку, когда
часы находились у него? Кирби почувствовал внезапное раздражение. Как мог
дядюшка Омар, с его умом, так много отдать в руки случаю!
Что же дальше? Тщательно и аккуратно планируя каждый шаг, он сможет,
с помощью часов, решить любые вставшие перед ним проблемы. Но прежде всего
он должен успокоить общественное мнение, загасить интерес к своей особе и
впредь избегать новых вспышек. Всеобщая известность, как прекрасно понимал
дядюшка Омар, делает жизнь совершенно невозможной. Тебя найдут и на краю
земли - сумасшедшие, вымогатели, фанатики, маньяки или репортеры.
Начало получилось неудачное. То, что он допустил, чтобы часы попали в
руки Бонни Ли, было непростительным нарушением оказанного ему доверия. С
часами следует обращаться с осторожностью и почтением, как с кобальтовой
бомбой. Четырежды он попытался сбежать из-под опеки дядюшки Омара в
непритязательную жизнь малых достижений и скромных удовольствий, в жизнь
среднего обывателя. Теперь для этого утерян последний шанс. Если только он
не струсит и не откажется от взваленной на него ответственности, разбив
часы или забросив их в море. Сейчас, однако, даже думать об этом -
безумие: как-то же, надо выкарабкиваться из того положения, в котором он
очутился:
У него снова оставалось пять минут. Кирби посмотрел на Бонни Ли и
внезапно мощная волна желания поднялась в нем. Его влекло к этой девушке
неудержимо, но в бурном порыве чувства появилось что-то новое, прежде
небывалое. Год назад в Риме его тоже тянуло к женщине, которую звали Энди,
тянуло ничуть не меньше, но тогда, издерганный неудачами, он весь
находился в каком-то болезненном перенапряжении. Постоянное разочарование
раздувало значение секса до размеров чудовищной преграды, взять которую
становилось чуть не главным делом жизни. Все прочие стороны его
существования были ущерблены и унижены: он мало о них думал. Душа его
превратилась в непропорционального уродца с огромной головой и хилыми
недоразвитыми членами, на все его дела и поступки легла печать
неуверенности и неудачи. Теперь все встало на свои места. Значимость секса
уменьшилась, в душе восстанавливалась гармония частей. Секс переставал
быть манией. Из сферы нездоровых вожделений и мечтаний Кирби вступил на
твердую почву. Отдаваясь порыву страсти, он чувствовал счастливое
умиротворение и безоглядное спокойствие. Даже в шутливой форме он не мог
бы подумать сейчас о том, о чем раньше болезненно грезило его истомленное
воображение.
Я был хромым, подумал Кирби, я видел, как все вокруг весело ходят,
бегают, и прыгают, и сознание ущербности окрашивало каждый мой шаг. Я
только изо всех сил старался делать вид, что у меня ноги в порядке, чтобы
никто не заметил, что я - инвалид. Теперь же я твердо стою на ногах, я
выздоровел, и хотя радость и желание двигаться по-прежнему не оставляют
меня, я понял, что ходить - не значит жить. Жизнь этим не исчерпывается. Я
стал полноценным человеком.
Кирби подошел к Бонни Ли, наклонился и, едва коснувшись ее
неподвижных губ, перешел в мир света, движений и красок. Мягкость и тепло
вернулись мгновенно, и она, вздрогнув, вскрикнула от неожиданности. Ее
карие глаза сузились.
- Совсем незаметно, - прошептала она, - я чуть не выпрыгнула из
туфель ты, паршивец! Это то, к чему никогда нельзя привыкнуть, милый.
Бонни Ли, вытерла крем с пальцев, вышла в соседнюю комнату и закрыла
входную дверь. Вернувшись, скользнула в его объятия, легко поцеловала его
в подбородок и широко, сладко зевнула.
- Кирби, я совершенно измотана. - Она высвободилась из его объятий,
присела на кровать и снова зевнула. - Не подходи к окну, а то тебя заметит
кто-нибудь их моих любопытных старушек.
- Нам есть о чем подумать, Бонни Ли.
Она сбросила босоножки и вытянулась на кровати.
- Не хочу ни о чем думать, пока не посплю. А ты не желаешь
вздремнуть?
- Да, пожалуй. - Кирби подошел, сел на край кровати, наклонился и
вторично поцеловал ее в губы.
Она усмехнулась.
- О, я вижу, ты совсем не так уж сильно хочешь спать.
- Бонни Ли!
- Нет, милый. Это будет напрасная трата сил и таланта. Пожалуйста дай
мне поспать, а там посмотрим. И самому тебе необходимо поспать. Ты бы
прилег на диван, отдохнул, успокоился.
- Я не могу терять время на сон, когда столько...
Внезапным жестом она заставила его замолчать, прикусила губу и
сказала:
- Дай-ка мне часы, милый.
- Я бы не советовал тебе сейчас...
- Я ничего особенного и не собираюсь делать, глупый! И обманывать
тебя не собираюсь. Дай их мне.
Поколебавшись, Кирби неохотно протянул часы Бонни Ли. Девушка сразу
нажала на колесико. Ему почудилось, что он видит легкую тень движения, -
она уже лежала совсем в другом положении, свернувшись калачиком, часы в
нескольких дюймах от ее расслабленной руки, глаза закрыты, дыхание
медленное и спокойное сквозь полуоткрытые губы. Кирби позвал ее, но Бонни
Ли не отвечала. Тогда он потряс ее за плечо. Простонав, она протянула руку
к часам. В следующее мгновение она уже лежала совершенно обнаженная.
Только что была одета, а через миг ее одежда очутилась в воздухе, падая на
пол. Он снова разбудил ее, девушка что-то пробубнила сквозь сон,
потянулась к часам и снова оказалась в другом положении. На этот раз,
только он коснулся ее плеча, как она тут же проснулась. Веки слегка
припухли, как после долгого сна. Она сладко зевнула и с наслаждением
потянулась. Все это продолжалось, включая пробуждение, всего несколько
минут.
Улыбнувшись ему, она негромким, чуть хрипловатым голосом протянула:
- Как хорошо! Целых три часа. Теперь давай ты. - Она подвинулась,
освобождая ему место. - Устраивайся сразу поудобнее, милый. Эта чертова
кровать и подушка становятся жесткими как камень. И лучше сразу разденься,
- одежда страшно мешает.
Кирби растянулся на кровати и, полным поворотом стрелки обеспечив
себе час времени, включил красный мир. Бонни Ли казалась вырезанной из
полированного красного дерева. Она опиралась на локоть и улыбалась ему.
Лежа в жесткой вмятине, образовавшейся под тяжестью его тела, Кирби
пытался заснуть, но одежда действительно стесняла. Он поднялся с кровати и
сделал попытку раздеться, но одежда была, как толстая жестяная фольга.
Тогда он возвратился в привычный мир и повернувшись к Бонни Ли спиной,
принялся быстро скидывать с себя все, что на нем было. От непривычки лицо
его горело. Никогда еще ему не приходилось при дневном свете раздеваться
перед женщиной. Справившись с этим делом, Кирби, торопливо и неуклюже
бросился обратно в кровать, нырнул в красный мир и тут же заснул.
Неожиданно пробужденный чьим-то прикосновением, он увидел лицо Бонни Ли на
подушке в нескольких дюймах от своего лица.
- Поспи еще часок, милый, - прошептала она. - Или два, я могу
подождать.
Он снова вернулся в красное безмолвие, а когда вторично проснулся, то
увидел перед собой то же улыбающееся лицо.
- Ну как, здорово получается? - прошептала она.
Он зевнул, восхищаясь той быстротой, с которой она нашла применение
часам дядюшки Омара. Прошло бы немало времени, прежде чем он сам додумался
бы до чего-либо подобного.
- Дядюшка Омар обладал замечательной способностью обходиться почти
без сна. Мы часто удивлялись по этому поводу.
- Да, неслабую штуку придумал твой старикан, Кирби! Всего минуты две
прошло, как я проснулась, никак не больше. Хочешь еще немного поспать?
- Н-нет. Сейчас нет.
- Ты знаешь, и мне тоже не хочется, - прошептала Бонни Ли.
Она придвинулась к нему и прижалась теплым шелковистым бедром. Ее
лицо находилось так близко, что ему был виден только огромный коричневый
глаз, влажный и яркий. Он чувствовал тепло ее дыхания.
- Как замечательно тебя любить, Кирби. - Она сладко вздохнула. - Ты -
такой милый. И такой... немножко... испуганный. Я начинаю чувствовать, что
это так важно, так важно. И вся становлюсь, как пастила или теплый суп, а
сердце начинает стучать: тук-тук-тук - вот здесь, в горле, и, кажется, я
вот-вот заплачу. Давай будем делать это медленно и нежно. И говори мне
ласковые слова, а я их стану тебе повторять.

10
Кирби Винтер и Бонни Ли занимались любовью, по очереди спали в
красном мире, вместе весело принимали душ, подшучивали друг над другом,
устраивали бесконечные потасовки из-за мыла и полотенец - развлечения
настолько несвойственные прежнему Кирби, что не оставалось никаких
сомнений в его целительном перерождении. Раньше, замкнувшись в своем
одиночестве, он по-пуритански судил подобные забавы, убеждая себя, что они
по сути своей порочны и достойны справедливого наказания. Но неожиданно
круг был разорван, он оказался окружен теплом и музыкой жизни. Не грязный
порок, не безнравственное разложение увлекли его за собой, а захватил
счастливый, радостный праздник естественности и чистоты, где каждая мелочь
была восхитительным, но вместе и простым человеческим удовольствием.
Подведя под свои чувства теоретический фундамент, он сформулировал
это следующим образом. Бонни Ли, его чудная Бонни Ли обладала формами,
цветом и фактурой плоти, привлекательной для всех органов чувств Кирби
Винтера. Сам этот процесс академического изучения ее как объекта
эстетической ценности нисколько, оказывается, не унижал в его сознании
Бонни Ли. Он сумел выстроить и обратное рассуждение - прийти к выводу, что
для нее он так же являлся не только индивидуальностью, не только Кирби
Винтером, но и объектом, который доставлял ей всестороннее удовольствие.
Это позволяло ему изменить свое прежнее отношение к собственному телу как
к чему-то нелепому, смешному и постыдному, нуждающемуся в сокрытии.
Теперь ему нравилось, что он высокий и мускулистый, он радовался
своей природной наследственности и тому, что в свое время не забывал
тренировать тело. Огорчало только, что у него небольшой животик. Он
обратил на это внимание, когда Бонни Ли пребольно ущипнула его за складку,
которую он прежде не замечал, и тогда пообещал себе, что станет таким же
гибким и подтянутым, как она, зная, что обязательно доставит ей этим
удовольствие. Его желания поначалу проявлялись настолько часто и
недвусмысленно, что он сделался объектом ее постоянных непристойных шуток.
С шутками он быстро примирился, а от своей неуемной активности скоро
чувствовал удовлетворение, граничившее с глупостью.
В процессе этих игр, несмотря на свою неопытность и на годы
невольного воздержания, Кирби понял, как милостив к нему был случай, что
свел его с Бонни Ли в трудный момент жизни. Видно, она являлась тем
единственным существом в мире, что способно без задержек и проволочек,
одним махом преодолев сомнения и угрызения, ввести Кирби Винтера в жизнь
подлинных человеческих чувств и желаний. Заметь он в ней хотя бы малейшую
неестественность, и он снова превратился бы в рефлектирующего, неуклюжего
урода, отравленного стыдом, разочарованием и пуританской уверенностью, что
все прелестное и очаровательное, по сути своей, есть зло. Но как ни
старалась издыхающая мнительность вновь поднять голову, убеждая его
приглядеться внимательнее, все было напрасно: он видел перед собой
подлинно счастливое, щедрое на чувства, жизнерадостное, изобретательное и
детски резвящееся прелестное существо - без малейшего пятнышка.
Кирби наслаждался. Есть схема во всякой любовной игре. Есть время
просьб и обещаний прекратить всю эту чепуху, затем инстинктивное понимание
того, чья очередь быть активной стороной, быть игриво отвергнутым, а чья -
отвергать, с мрачной серьезностью наносить ответный удар, иногда, на
мгновение, нежно принимать неизбежное, чтобы в последний момент быстро
отскочить, - и так до тех пор, пока все не зайдет настолько далеко, что
остановится уже станет невозможно.
Только что она сидела на краю голубой ванны, а он вытирал ей волосы
большим бордовым полотенцем, глядя, как распрямляются ее влажные упругие
локоны. Но неожиданно, без лишних слов, чувствуя, что игры кончились, он
поднял ее на руки и понес в постель. Без остатка отдавая всю накопленную
страсть, он стремительно и радостно перешел с ней все границы. От полноты
чувств она засмеялась странным замедленным смехом, и сжала его с такой
внезапной силой, что некоторое время он не мог двинуться в ее объятиях.
Двухчасовые новости они слушали с удивлением и недоверием. После их
окончания пошел специальный пятнадцатиминутный выпуск, посвященный Кирби
Винтеру.
Когда выпуск завершился, Бонни Ли выключила маленький приемник и
поставила его на тумбочку возле кровати.
- Хотя это не новости, а сплошное сумасшествие, все перекрывает тот
факт, что сейчас два часа дня. Мне кажется, я вконец обалдела от этих
скачков во времени и перерывов на сон. Сейчас уже должно быть завтра. Все,
больше никакого сна, Кирби, ты знаешь к чему это приведет. Мы отдохнем, и
снова захотим друг друга, потом еще поспим и... Проклятье, если мы будем
продолжать в том же духе, тебя вынесут отсюда на носилках или ты
выпорхнешь в окно.
- Я не могу понять, как Бетси Олден...
Она села и нахмурилась.
- Слушай, твой дядюшка Омар, он выглядел старше своих лет?
- Что? - переспросил Кирби, занятый другими мыслями.
- Сутки должны содержать в себе двадцать четыре часа. Дай-ка мне
подумать. Знаешь, ведь я втиснула в сегодняшний день никак не меньше
одиннадцати лишних часов. Лишняя половина суток. Могу поспорить, что если
я буду делать так ежедневно в течение десяти лет, то мне будет тридцать
пять лет вместо тридцати. Он казался стариком?
- Кто? Ах да, пожалуй, он выглядел старше своего возраста.
Бонни Ли подняла свою длинную загорелую ногу и согнула ее.
- Пока я бегала по пляжу, у меня устали ноги. А сейчас такое
ощущение, какое бывает на следующий день после того, как ты слишком много
ходил.
- Ты слышала, что они сказали?
- Что за дурацкие вопросы ты задаешь? Конечно, слышала. Я же сказала:
они все свихнулись окончательно.
- Они говорят, что явно опознали меня. Получается, я обезоружил двух
полицейских, сковал их наручниками и скрылся в толпе. И теперь я вооружен
и очень опасен.
Она усмехнулась.
- Ник Картер идет по твоим следам, милый. А что еще, спрашивается,
эти глупые копы способны сказать? Знаешь, я умираю от голода. У меня есть
бифштексы. Тебе их как поджарить?
- Не слишком сильно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28