– Я велел тебе пить воду, а не нести всякую ерунду! Сунь Сань спохватилась, что сболтнула лишнее, и быстро ушла. Воины как следует напились из опасной реки и благополучно переправились на другой берег. Никто не заболел, наоборот, многие ощутили в себе прилив новых сил.
Скоро войско подошло к Кипящей реке: вода в ней искрилась под лучами яркого солнца и бурлила, как кипяток. Над рекой клубился пар, даже приближаться к ней было страшно. Хун велела разбить стан и дождаться ночи. Когда стемнело, она вышла на берег и стала ждать. Вот водяные часы показали полночь – и река затихла и тут же покрылась льдом. Хун приказала не мешкая переходить реку.
Войско наконец одолело последнюю из пяти коварных рек! Все поздравляли друг друга с удачным исходом дела, прославляли мудрость полководца Хун Хунь-то. Но тайну удачи поняла одна Хун. Она знала, что Желтая река была сутью Воды, а Воду побеждает Земля. Железная река являла суть Железа, но Железо плавится под действием Огня. Персиковая река несла персиковый яд, а яд изгоняют ядом. Глухонемая река походила на игру судьбы: раз напьешься из нее – заболеешь, другой раз напьешься – исцелишься. Кипящая же река олицетворяла южный огонь, владыку дня; в полночь реку наполняли воды севера и на время покоряли воды юга. Лед заменял огонь, и реку можно было перейти, не замочив ног.
Тем временем Тосе, правитель страны Хунду, и его жена Маленькая бодисатва, прослышав, что на них движется многотысячное минское воинство, перепугались и обратились за подмогой к князю Босе, правителю земли Шаотай.
– Войско минов движется к Пятиречью. Как будем обороняться?
Босе, подняв сжатый кулак, в ответ:
– Чтоб их одолеть, мне одного кулака хватит! О какой обороне вы думаете?
– Глупости болтаешь! – прикрикнул Тосе. – Даю тебе три тысячи воинов, укрепи крепость Турачи и останови минов.
Босе кивнул и ушел.
Между тем войско Яна шло дальше и дальше. Однажды инспектор заметил высокую гору: деревья с вершины дотягивались до самого неба, а на маковке горы – одинокая крепость. Хун подозвала проводника узнать, что там такое. Проводник в ответ:
– Я здесь не бывал. Слышал только, что главная дорога идет мимо крепости под названием Турачи.
Хун обращается к Яну:
– Если Тосе расположил здесь засаду, то он сможет ударить нашему войску в тыл, поэтому, я считаю, мы должны сначала взять эту крепость.
– А как будем брать ее? – спрашивает Ян. – Станем у подножья горы на ночлег, а Ма Да и Дун Чу с пятитысячным отрядом пошлем на север от крепости. С рассветом, когда выйдем основными силами в путь, Тосе попытается напасть на нас сзади и застать врасплох. Крепость останется без охраны, и Ма Да и Дун Чу захватят ее.
Ян одобрил план. Войско расположилось привалом у горы, Ма Да и Дун Чу ушли со своим отрядом в засаду. Поутру загремели барабаны, и войско выступило в поход. Босе открыл ворота и поскакал по склону горы, крича:
– Эй, жалкий крысенок Ян! Ты осмелился приблизиться к пасти тигра! Сейчас поглядим, какой ты храбрый!
Хлестнув коня, он помчался вдогонку за войском минов. Хун без промедления перестроила отряд: передовой стал замыкающим, замыкающий – передовым, воины повернули коней и бросились навстречу варварам. Ян с начальниками отрядов наблюдал за сражением с возвышения. Босе своим черным лицом, тигриными глазами, медвежьим станом и всей повадкой напоминал необузданного дикого зверя ростом в десять чи. Держа в каждой руке по железной булаве, он с воплями мчался на минов.
– Да это не люди, а настоящие дьяволы! – проговорил Ян и приказал Лэй Тянь-фэну выйти на поединок с варваром. Подняв секиру, Лэй попытался нанести удар, но Босе, зажав булавы под мышкой, схватил ее левой рукой и начал оттягивать в сторону. Рассвирепевший Лэй, напрягаясь изо всех сил, потянул секиру к себе, но тут варвар отнял руку, и Лэй, потеряв равновесие, свалился с коня на землю.
– Ну и герой! – захохотал Босе. – На тебе мою булаву, попытай силенки еще раз!
И он швырнул булаву Лэю, – страшная дубина наполовину ушла в землю. Лэй ухватился за ручку и потащил, с огромным трудом выдернул булаву из земли, приподнял и тут же уронил – она весила много тысяч цзиней. Вконец раздосадованный, минский богатырь вскочил на коня и ускакал.
– Это не человек, – пробурчал Лэй, представ перед Яном, – он как тот легендарный герой, что опрокинул гору Шушань, или как знаменитый потомок чуского бавана, что поднял зараз девять котлов!
А Босе кричит во все горло:
– Твои богатыри мне нипочем! Веди сюда хоть все свое государство во главе с самим императором, я и тогда вас не убоюсь!
– Ну и наглец! – осерчал Ян. – Клянусь не вернуться живым, если не добуду его голову!
– Позвольте для начала сразиться с ним мне, ничтожному! – улыбнулась Хун.
Ян промолчал, а Хун продолжает:
– Я не возьму с собой мои любимые мечи, жаль пачкать их грязной кровью. У меня в колчане пять стрел – этого хватит, чтобы проучить негодяя. Если не попаду в него с трех раз, можете меня разжаловать!
Хун сняла с пояса мечи и, отдав их Сунь Сань, вскочила на коня. Она показала Босе чудеса ловкости, все время держа его на некотором удалении от себя. Воины обеих сторон наблюдали за схваткой, инспектор поднялся на возвышение, чтобы лучше видеть. Он был готов двинуть вперед все войско, если Хун будет грозить опасность. А чем окончился поединок, вы узнаете из следующей главы.
Глава двадцать вторая
О ТОМ, КАК ИНСПЕКТОР ЯН ПИЛ ВИНО И СЛУШАЛ ПЕНИЕ ЛЕСНЫХ КУРОПАТОК И КАК ХУН ПРИСЛАЛА ЯНУ ЛИСЬЮ ШУБУ

Когда князь Босе, правитель земли Шаотай, размахивая булавами, ринулся навстречу минским воинам, осыпая их грубой бранью, против него верхом на горячем скакуне выехал юноша в блестящем шлеме и шелковом халате с луком через плечо и колчаном у пояса. Глаза прекрасного юноши сияли, как звезды, белое лицо напоминало нефрит, искрились драгоценные украшения на оружии. Увидев его, Босе захохотал.
– Дряхлый старик убрался восвояси, теперь мне прислали смазливую девицу! Что ж, я не прочь с нею поразвлечься!
Бахвалясь своей силой, он зашвырнул под небеса булаву и закричал:
– Судя по лицу, ты либо бесовка, лицо первая красавица вашей страны. Я это узнаю, когда возьму тебя живой!
Зажав булаву под мышкой, он помчался к юноше. Хун с улыбкой повернула коня, подняла лук – и стрела пронзила левый глаз варвара. Изрыгая проклятия, Босе выдернул стрелу, в ярости скинул с себя кольчугу, поднял булаву и заорал:
– Веришь в свои таланты? Ладно, попробуй-ка еще разок, – целься мне прямо в грудь!
Скрежеща зубами, он бросился на Хун, но та повернула коня и присвистнула, изображая звук летящей мимо стрелы.
Повеселевший Босе выпятил живот и крикнул:
– Я приму твою стрелу пузом, а ты прими мою булаву своей башкой!
Он поднял булаву и швырнул ее, целясь в голову Хун. Она увернулась, повела белыми руками, – просвистела стрела и впилась прямо в изрыгающий проклятья язык варвара. Тот вырвал ее, выплюнул кровь. В уцелевшем глазу клокотала ярость. Босе спрыгнул с коня и, словно тигр, начал подбираться к Хун. Прыгнул, а она стегнула скакуна плетью, и Босе схватил руками воздух.
– У тебя были оба глаза, но ты не разглядел ими величия Неба, – сказала Хун, – тогда я выстрелил первый раз. У тебя был язык, но на нем рождалась только непотребная ругань, – тогда я выстрелил второй раз. Тебя это ничему не научило. Следующая моя стрела продырявит твое гнусное сердце!
В воздухе раздался свист. Босе, хоть и был разъярен, успел прикрыться, но тут же сообразил, что его опять провел этот юный воин – стрела осталась на тетиве. Как взбешенный тигр, он начал снова прыжками приближаться к Хун. Та прищурила глаз, и стрела пронзила грудь варвара насквозь. Вскрикнув, он свалился наземь. Вытащив кинжал, Хун срезала с Босе шлем и, вернувшись к минам, вручила его Яну. Тот был в восторге и перед всем войском расхвалил искусство и мужество Хун Хунь-то.
Между тем, дождавшись, когда Босе открыл ворота и вышел из крепости со своим отрядом, Ма и Дун ворвались внутрь, не встретив сопротивления. Ян вступил в крепость, которая оказалась прямо-таки сокровищницей: в амбарах полно хлеба и мяса, а на складах – оружия, пригодного даже для морского сражения.
Ян нахмурился.
– Наши войска не обучены сражению на воде. Что мы станем делать, если Тосе навяжет его нам?
– Я хоть и не большой знаток морского дела, – улыбнулась Хун, – но когда-то изучала его, так что если бы даже ожили Чжоу Юй и Чжугэ Лян, я им не много бы уступила!
Инспектор распорядился досыта накормить воинов, определил каждому отряду место для постоя. Потом взошел на высокую площадку в восточной стороне крепости, откуда открывался великолепный вид на окрестности, и сказал, обращаясь к Хун:
– Наши дни проходят в тревогах и ратных делах, мы совсем забыли об отдыхе – взгляни, какая вокруг красота! Давай возьмем вина и посидим здесь за мирной беседой!
Хун улыбнулась, попросила позволения ненадолго отлучиться, спустилась к себе, переоделась и, взяв с собой Сунь Сань, снова поднялась к Яну. Закат окрасил горы печальным багрянцем, высоко по краям неба толпились округлые облака, с земли доносилось грустное щебетание куропаток. Инспектор приказал налить вина, все трое выпили. И неожиданно Хун, опустив голову, закручинилась. Ян взял ее за руку.
– Отчего ты загрустила?
– Я слышала, – вздохнула Хун, – что рыба тоскует по своей заводи, а человек – по своей родине. Пение куропаток я знаю еще с Цзяннани, мне хорошо знакомы их голоса. Помнится, тогда они радовали меня, а сейчас печалят. Вы спрашиваете – отчего? Я губила свою жизнь в зеленом тереме, но мне посчастливилось – я встретила вас. Кажется, чего мне еще не хватает? Однако женщины устроены так, что им всегда мало того, что у них есть, им еще нужны слезы Цзингуна и вздохи Ян Шу-цзы. Я немногое понимаю в обязанностях замужней женщины, все свои помыслы я не один год отдавала поэзии, песням и танцам, поэтому часто вздыхаю о быстротечности жизни, горюю о недолговечности счастья. Прислушайтесь к пению здешних птиц! На горе полно цветов, зеленеют листья, весна в самом разгаре, куропатки парами перелетают с ветки на ветку и поют друг для друга. Их песни так радостны, что даже ивы на берегу ручья пританцовывают и травы на лугу немеют от восхищения. Пропоют – и юноша-воин придержит своего скакуна, пропоют еще раз – и девушка, только что бездумно хохотавшая в зеленом тереме, задумается и предастся мечтам. А когда кончится весна, пролетит лето, опадут листья и задует осенний ветер, то пение куропаток станет печальным. Пропоют они – и дрогнет душа смелого воина, пропоют еще раз – и. одежду красавицы омочат слезы. У птиц нет души, но они хорошо поют, а человек все слышит душой! Я соединилась с вами узами любви в далекой Цзяннани, мы снова встретились здесь, на юге, где край земли. Ни мечи Начжа и Огненного князя, ни стрелы и камни не сломили нашу любовь – мы снова сидим рядом. Но меня огорчает вот что: побелеют наши волосы, сойдет красота с лица, а пение куропаток будет все так же длиться и все так же радовать или навевать печаль! Как знать, где будут наши души через сто лет?!
– Отчего тебя одолевают такие мысли? – улыбнулся Ян. – Здесь мы оказались по воле случая и пение куропаток услышали по воле того же случая. И живем мы, и связаны любовью по прихоти судьбы, умрем мы – и ничего не останется. Если проживем в благополучии сто лет, узнаем сто лет счастья; если только один день подарит нам восторг и умиротворение, и счастье будет однодневным. Проводить солнце на запад и встретить ясную луну с востока, – разве это не огромное счастье?! Если есть еще вино, давайте его сюда! Выпьем и развеем твои грустные думы!
До глубокой ночи они беседовали и пили вино. Наступило утро, и роса увлажнила их одеяния.
– Вы ведь ведете войско, – проговорила Хун наконец, – на вас ответственности больше, чем на всех других военачальниках вместе. Ночь подошла к концу, а вино пьянит. Пора заканчивать утехи, время вернуться к себе.
– Я так давно не пил вина, – рассмеялся Ян, – что даже соскучился по нему. Сегодня слышать не желаю о ратных делах, хочу только любоваться красотой мира. Налей-ка мне еще бокал! Пусть будет целиком нашей эта ночь вдали от родины!
– Наши воины, не выпуская из рук оружия, проводят ночи в беспокойстве, – покачала головой Хун. – Разве вас это не заботит? Вы забыли о них, и это моя вина. Отныне я не уединюсь с вами до конца похода.
– Смотрю я на тебя ныне и удивляюсь, – начал сердиться Ян. – Упрямство в тебе поселилось, меня не слушаешь, всем недовольна!
Опустив голову, Хун промолчала, подогрела вино и поднесла инспектору, почтительно поклонившись.
– Я хоть и неученая, но понимаю, что супругу перечить нельзя, а нужно ему во всем угождать и всегда повиноваться. Да и кого же мне слушаться, как не вас? Вы старше меня, знаете свои силы, ночь напролет пьете вино. Жаль только, что вы не вспомнили о своих престарелых родителях, которые все время думают о вас.
Инспектор выслушал эти слова, нахмурился, отстранил бокал и удалился в свой шатер.
Хун пришла к себе опечаленная. Странно устроена жизнь. Вот она, Хун, любит Яна, верит ему, и он, Ян, тоже любит Хун, – так что, казалось бы, ему гневаться, а ей обижаться? Но таковы люди: пока томятся друг по другу, встречам всегда радуются, а когда становятся друг другу близкими, тут и начинают ссориться. Умом и знаниями Хун уступала Яну, но когда ему было весело, веселилась и Хун, когда его одолевала печаль, и ей становилось грустно. Его неласковость больно поразила ее, она впервые поняла, что не все может быть гладко между мужем и женой. Не будь женщина нежной, она перестала бы быть женщиной, а с другой стороны, и чрезмерная нежность к добру не ведет. Есть о чем подумать!
Припоминая упреки Хун, Ян в душе восхищался своей наложницей: «Создавая человека, природа обычно обделяет красивых хорошим нравом, а талантливых – красотой. Но вот уже несколько лет, как я знаю Хун, и не могу упрекнуть ее ни в каком недостатке. Если бы я был разумнее, то больше заботился бы о ней. Яшма разбивается от легкого удара, самые красивые цветы увядают быстрее других! Завтра, когда начнется бой, Хун снова придет мне на помощь, а ведь она все последние дни покоя не ведала. Пусть я обижу ее, но сделаю вид, что рассердился, и запрещу ей покидать шатер. Ей надо отдохнуть!» И через Сунь Сань он приказал Хун оставаться в шатре до его распоряжения.
И вот когда совсем рассвело, вошла Сунь Сань и сообщила, что Ян собирается напасть на варваров Пятиречья. Хун подумала-подумала, встала и отправилась к Яну. Тот читал военный трактат.
– Вчера я совершила оплошность, – проговорила Хун, – вы можете казнить меня за нее, мне станет легче. Но я никак не ждала, что вы отстраните меня от участия в сражении. Босе был силен, но Тосе не слабее его. Пятиречье – опасный край, а сегодняшний бой у нас первый. Мы неважно знаем обстановку, правильное решение принять будет трудно. И разве могу я находиться в стороне, зная, что ваша жизнь подвергается опасности? До сих пор я всюду была рядом с вами! Сейчас я хочу одного: пойти возле вас в сражение и разделить с вами ратные тяготы.
– Вы, может быть, думаете, что без вас мы не справимся с врагом? – холодно спросил Ян. – Однако исход сражения зависит от умения верховного командующего. Предстоящую битву проведет сам инспектор Юга, поэтому можете не беспокоиться.
Обиженная и взволнованная Хун ушла, а вскоре Сунь Сань объявила приказ инспектора: военачальнику Хун Хунь-то оставаться с трехтысячным отрядом в крепости Турачи, остальным войскам на рассвете выступать против варваров.
Потом к Хун забежал Су Юй-цин и сказал:
– Нам предстоит трудный бой. Наверно, поэтому инспектор решил возглавить войско сам и не подвергать вас опасности. Он очень заботится о вас!
– Вы неправильно поняли действия инспектора Яна, – ответила Хун. – Верно, что Хун Хунь-то умело владеет копьем, хорошо дерется мечом и может взять приступом крепость, но даже десяток таких, как Хун Хунь-то, не сравнятся с инспектором в искусстве военных построений и сплочении всех сил для разгрома врага. Я просто нездоров и не могу следовать за войском. Ступайте к своему отряду, а если произойдет что-либо непредвиденное, немедля дайте мне знать, чтобы сообща мы одолели беду.
На рассвете Ян поднял войско. От Турачей до Пятиречья предстояло пройти около двадцати ли. Инспектор разделил войско: первый отряд возглавил Лэй Тянь-фэн, второй – Дун Чу, начальник отряда, что слева от середины, третий – Ма Да, начальник отряда, что справа от середины, четвертый – храбрый Су Юй-цин, а пятый, основной, – сам Ян.
Войско построилось недалеко от Пятиречья. Конница стала с востока и с запада, колесницы и пешие воины – посередине. Такое расположение казалось настолько уязвимым, что Су Юй-цин даже подумал: «Варвары любят наскакивать внезапно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88