То ли оттого, что она слишком мала для “Одесской резни”, как нашу высадку долгое время называли в прессе. То ли оттого, что она все же слишком велика: аналогичных случайных жертв уличных боев во всем Крыму было 78. Шестьдесят лет военного противостояния с СССР выковали неплохую систему гражданской обороны: каждый обыватель отлично знал, куда нужно прятаться, если у тебя на улице начинают стрелять, а командиры, в свою очередь, старались обеспечить эвакуацию граждан.
Но жертвы случайного попадания наших ракет во время поединка пилотов и зенитчиков, были последними среди мирного населения Одессы: подполковник Сидиков сложил оружие. Других боев в городе не было, и противоположное утверждение — ложь, которую я буду опровергать всеми доступными средствами…”
Арт Верещагин
“The Trigger: a Battle for Island of Crimea”
* * *
Одесса, тот же день, 1850
— Господа! — Верещагин надеялся, что выглядит убедительно. — Я принял решение пробиваться в Скадовск. У вас есть десять минут — попытаться переубедить меня. За последнее время появились какие-то новости, которые резко меняют картину?
— Что думает полковник Казаков? — спросил Ровенский.
Арт редко когда в своей жизни испытывал такое сильное желание соврать.
— Полковник Казаков по-прежнему в тяжелом состоянии. Ближайшим транспортом его отправят в Симфи.
— Арт, вы с ума сошли? — сдавленом голосом спросил полковник Шалимов, командир второго отдела. — Вообразили себя Наполеоном?
— У вас есть возражения по существу, Энвер Аблямитович? Не касающиеся моей персоны?
— Где вы рассчитываете прорвать линию обороны красных? — спросил Ровенский.
— В районе Березовки… — Верещагин изложил свои соображения.
— Может получиться, — спокойно заметил Ровенский.
— Возражения, Энвер Аблямитович? — Верещагин повернулся к полковнику. — Вы только что говорили, что ресурсов у нас не хватит, чтобы обороняться в течение суток. А чтобы бежать — хватит.
— Я боюсь, что мы не пробьемся.
— Я тоже боюсь.
— Что мы делаем с теми кораблями, которые не успеем повернуть? — Траубе не поднимал глаз от стола.
— Пусть конвой следует в Скадовск. При малейшей опасности — авиацию в воздух.
— В воздух — и куда?
— Увидим. По обстоятельствам.
— Значит, сворачивать отступление из-под Березовки? — начальник первого отдела покачал головой. — Шлыков будет в восторге…
* * *
“Через пять минут после сдачи “королевского полка” к штабу фронта подъехал полковник Казаков. Мы сели в штабной вертолет и полетели в гражданский аэропорт: именно там было решено развернуть штаб группировки.
Сделав крюк к порту, мы увидели высадку группы “Дрейк-3”. “Дрейк-1” и “Дрейк-2” уже направлялись к своим целям: авиабазам Лиманское и Буялык. “Дрейк-3” должен был уничтожить Одесскую авиабазу.
Каждая группа состояла из горноегерского батальона и саперной роты. “Дрейку-3” ввиду большого объема работ придали две саперные роты.
Группа “Ингленд” (бронемобильная бригада) закончила выгрузку и следовала в направлении Солдатской Слободы. Один из ее батальонов пересекся с “Дрейком-2”, который, по идее, должен был следовать на Пересыпь. Вся Одесса, конечно, очень велика, но они умудрились пересечься. Иногда мне кажется, что главное военное искусство заключается в умении всех правильно развести, так чтоб никто не путался у других под ногами.
В аэропорту уже развернули мобильный диспетчерский пункт. Разгонять гражданские самолеты и эвакуировать пассажиров не пришлось: красные это сделали до нас, рассчитывая использовать аэродром как военный. Теперь на него садились две эскадрильи поддержки с воздуха: F-15A и А-7Е. “Сапсаны” (будь прокляты главштабовские орнитологи! — “Харриеры”) по-прежнему базировались на “Севастополе”: мы считали разумным держать яйца в разных корзинках. Один из секторов был отдан вертолетам: “Воронам”, “Кречетам” и “Дроздам”. Диспетчеры готовились также к приему транспортников С-130 (“Лебедей”), которые должны были привезти боекомплект для нашей авиации.
А в это время, как писали в приключенческих романах начала века, в Николаеве готовилась к выходу мотострелковая дивизия. Несмотря на объявленную готовность номер один, по нашим прикидкам, им понадобилось бы два часа на то, чтобы прийти действительно в боевую готовность, и три часа на выдвижение — по самой короткой дороге, через Коблево. Это при самом оптимистичном для них раскладе.
Против нас было развернуто три дивизии: в Скадовске, Херсоне и Николаеве. Но выдвигаться они могли только по одной дороге, нанизанные на нее как бусины на нить. Эта дорога пересекала разветвленную, заболоченную дельту Днепра, устье Южного Буга, и вот уже здесь, на выходе из Николаева, раздваивалась, широкой рогатиной обходя Тилигульский Лиман. С севера — через Березовку, пересекая речку Тилигул, а с юга — перепрыгивая через реку Березань и ПГТ поселок Березанка и протискиваясь между лиманом и морем в районе поселка Коблево.
Такая ситуация дала нам неоценимое преимущество: драться не со всеми одновременно, а по очереди.
Четырехкилометровое “бутылочное горлышко” у Коблево было очень легко перекрыть оборонительным рубежом, поэтому предполагалось, что основные силы красных все-таки пройдут не здесь, потому что какой смысл терять людей и технику в бесплодных атаках? Гораздо, гораздо опаснее представлялся Березовский участок. Перекрыть его было невозможно, да и незачем: любую позицию красные легко обойдут. Поэтому оборона здесь должна быть мобильной и грамотной… Этому участку при планировании операции уделили особое внимание, выделив на Коблево, с которым вроде как все было ясно, группу “Сильвер”: четвертый батальон горноегерской бригады, минометный и противотанковый дивизионы, батарею “Князь-пушек”, батарею “Князь-гаубиц” и подразделения обеспечения. В качестве мобильного резерва, и заодно проследить, чтобы красные на форсировали лиман, в Коминтерновское был направлен второй батальон морской пехоты.
Операцию рассчитывали, исходя из естественной реакции противника на происходящее — концепция Шлиффена. Но точки зрения на естественное поведение были разные. Что естественно для советского командира дивизии — развернуть широкое наступление в районе Березовки или попытаться мясом продавить оборону под Коблево? Со своей дивизией я сделал бы первое. А с красной мотострелковой дивизией — второе, ибо первое требовало на порядок большего мастерства…
Я решил лететь в Березовку. Посмотреть своими глазами на местность, виденную до того лишь на картах и спутниковых фотографиях. Проверить, не возникнет ли здесь то самое “гладко было на бумаге”…
В районе Березовки долина Тилигула заболочена на ширину от трехсот до тысячи метров. По длине заросшая кустарником, камышами и вербами низина тянется в общей сложности на пятьдесят километров: от Донской Балки, где начинается Тилигульский Лиман до деревни с трогательным названием Сиротинка. Это место, казалось, самим Господом создано, чтобы держать здесь оборону. Семь автомобильных мостов и один железнодорожный уничтожались легко. “Коршунам” авиаподдержки для этого хватило одного рейда — три “Мэврика” понадобились только железнодорожному мосту в Березовке.
Все это время мы вели радиопереговоры с группой “Ингленд” и с двумя “Ястребами” воздушной разведки. От них мы узнали, что из Николаева уже выдвинулись первые части 150-й мотострелковой дивизии и 61-го отдельного полка морской пехоты. В Варваровке они разделились: танковый полк повернул на Березовку, полк морской пехоты и разведывательный батальон двинулись по дороге на Коблево. Я велел связаться с 5-й бригадой и штабом, “обрадовал” Казакова и Шлыкова. В этот же миг радист, поддерживавший связь с группой воздушной разведки, получил сигнал, что их атакуют советские истребители. Сигнал тут же прервался: разведчиков, по всей видимости, сбили.
Мы подлетали к Коминтерновскому, где, по расчетам, уже должен был находиться батальон морской пехоты. Впрочем, неприбытие на место грозило неприятностями скорее ему, чем нам: местные жители представляли собой куда меньшую опасность, чем атакующие советские штурмовики, которые прошли над нашей головой через несколько минут.
Налету подверглись позиции группы “Ингленд”, разворачивающейся по линии Степановка — Викторовка, и Одесский гражданский аэродром. Особого вреда там не наделали: все наши самолеты на тот момент были в воздухе, красные эскадрильи получили отпор и отступили с потерями. Я спешил в Одессу и приказал вылетать.
В штабе меня встретили три плохие новости, одна хорошая и одна неизвестно какая.
Собственно, первую плохую новость я уже знал: налет, в ходе которого было потеряно 4 “Харриера” и 2 F-15А.
Вторая плохая новость пришла из Крыма: налет на авиабазы морской авиации Ту-22М не удался. Из трех аэродромов — Прилуки, Полтава, Белая Церковь — только в первом удалось разрушить ВПП и разбросать мины. К двум другим штурмовые группы не смогли пробиться — их перехватили “МиГи” из Чугуево.
Третья плохая новость состояла в том, что во время авианалета был тяжело контужен полковник Казаков.
Хорошей новостью было то, что группы “Флинт” и “Дрейк-3 ” выполнили свои задания. Авиабазу в Червоноглинском взорвали, минирование авиабазы Одесса закончилось и сейчас всем заинтересованным лицам предлагалось зажать уши, открыть рты и отойти подальше от еще не выбитых стекол.
Взрыв действительно был грандиозным. Одновременно взлетели на воздух ангары самолетов, склад боеприпасов и топливный склад, ВПП и центр управления. “Гриб” видели в гражданском аэропорту, земля дрогнула, в радиусе трех километров вылетели стекла. Авиабаза восстановлению уже не подлежала, проще было построить новую.
“Неизвестно какая” новость заключалась в том, что в аэропорту сел гражданский самолет, угнанный каким-то террористом, который назвался господином Коккинаки…”
Арт Верещагин
“The Trigger: a Battle for Island of Crimea”
* * *
9 мая 1980 года, 1110, борт 4591 компании Аэрофлот, рейс Киев-Ереван
…Один из пассажиров, вернее, одна из пассажирок, женщина явно не на первом месяце беременности, нежно опекаемая своим мужем с самого начала полета, подозвала стюардессу. Легкий нерв ее голосе, заставил Наташу Смирнову, бортпроводницу, предположить, что эта дура ненормальная, вздумавшая летать на этаком-то сроке, нацелилась тут рожать. Наташе было не в новинку, но приятного мало: стоны, вопли, кровь, иногда дерьмо, белая скользкая пуповина, орущее синюшное создание… Не дай Бог, несчастный случай — тюрьма или крест на карьере. В лучшем случае — застрянешь на всю жизнь на внутренних линиях и мира не повидаешь…
Но все оказалось значительно хуже. Эта дура ненормальная вовсе не собиралась рожать. У нее под платьем был вовсе не беременный живот. У нее там была бомба.
Слегка расстегнув платье, она продемонстрировала Наташе жилет, надетый на голое тело и опутанный цветными проводами. Если этот жилет попытаются снять — с живой ли, с мертвой пассажирки — бомба взорвется. Если самолет не изменит курс и не полетит в Одессу, бомба взорвется. Если ее мужа сейчас же не пропустят в кабину — бомба взорвется.
Все это она объяснила очень тихо, почти на ухо, чтобы не создавать паники, и старушка в соседнем ряду подумала, что видать совсем у беременной дело плохо, ежели бортпроводница так побледнела. Да «мамочка» и сама была бледновата, но держалась молодчиком, не охала и не стонала. А мужик ее зачем-то вслед за стюардессой в кабину пошел. Не иначе за лекарствами. Не пришлось бы садиться где-то в Краснодаре или в Тбилиси… И то — почти на полсуток рейс задержали, пришлось в Борисполе на чемоданах ночевать… Совсем оголтелая молодежь пошла, на девятом месяце в самолет прется…
Ну, так и есть!
— Товарищи пассажиры! По техническим причинам рейс задерживается. Мы совершим временную посадку в Одессе…
* * *
— Это чтоб вам было понятно, — сказал муж «роженицы», рассовывая по карманам личное оружие пилота и штурмана. — Нам обоим с ней корячится «вышак». Поэтому мне начхать, разгерметизируется ли кабина от случайной пули, собьют ли нас белые или наши ракетчики, или мне придется взорвать бомбу. Двум смертям не бывать, одной не миновать — знаешь такую поговорку, Юрик? — обратился он к пилоту.
— Одесса посадки не дает, — шевельнул белыми губами пилот.
— Скажи, что летит хороший друг Остерманна. Спроси кого-нибудь из разведки или ОСВАГ.
— Нас собьют…
В разрыве облаков свистнул хищный силуэт “F-15”. Одна из стюардесс заплакала.
— Говорят, что посадки не дают… — голос пилота приобрел истерический оттенок.
— Ну-ка, дай сюда наушники, — угонщик протиснулся к микрофону. Через секунду он уже орал что-то по-английски невидимому и неведомому пилоту.
— Порядок, — сказал он, услышав ответ. — Велят следовать на посадку. За ним. — впереди снова замаячил истребитель. Еще два возникли сзади по бокам, готовые в любой момент выпустить в незваного гостя ракету.
— Все нормально, ребята, — голос террориста, несмотря на всю дикость обстановки, звучал успокаивающе. — Вы жить хотите. И мы жить хотим. Так что интересы у нас, можно сказать, общие…
* * *
То же время, Москва.
Без бороды Востоков узнавался с трудом. Стрижка «ебрик» (ежик+бобрик) и кепка-аэродром делали его еще менее узнаваемым.
Ковалев выдал ему лицензионную «Мальборо» и поднес огоньку. Закурил сам.
— Где Сергеев и Калинина?
— Не знаю, — спокойно ответил Востоков. — Спасибо, товарищ майор. Целые сутки без приличной сигареты. Редкостное дерьмо эта ваша «Прима».
— Востоков, — майор Ковалев слегка нервничал. — Не валяйте дурака. Хуже будет.
— Эдик, я отлично знаю, что может быть хуже, и насколько хуже — я тоже знаю. Я же не университетский диссидент, которых ваши коллеги гребут оптом… Предполагалось, что вы меня возьмете. Предполагалось, что будете спрашивать. Сергеев не посвятил меня в свои планы. Он ведь тоже профи.
— Ты, может, скажешь, что и бежать-то вовсе не собирался? — спросил Ковалев.
— Конечно. Я уже два дня знаю, что вы взяли Вилли. Стал бы я приходить сюда, если бы собирался бежать?
— А зачем бежал-то?
— Выигрывал время. У меня здесь есть одно важное дело, и пока я его не закончу, не побегу. Не бойтесь, Эдик, я уже никуда не побегу.
Все это он сказал с расстановкой, глядя Ковалеву в глаза. Майор переваривал информацию.
Ни слова лжи. Ни единого характерного признака, говорящего, что человек лжет. Скорее всего, это действительно правда. Сергеев не сказал, где он ТОЧНО находится. Но Востоков наверняка знал, что он собирается ДЕЛАТЬ.
— Пентотал, — приказал майор. — Пробу.
— И пусть лучше у вас не будет аллергии на этот препарат, — сказал он, наклоняясь к Востокову. — Для вас же лучше.
— Спешу вас обрадовать, Эдик. У меня ее нет.
— Что-то вы больно спокойны.
— Мне бояться уже нечего. И скрывать тоже. Но предназначаются ли эти сведения для ушей рядового состава? Неужели нельзя дотерпеть до нашей гостеприимной дачки?
— С хозяином побеседовать желаете, ваше благородие?
— Высокоблагородие, Эдуард, не забывайтесь… Да, желаю. Это — часть моего важного дела. Повторяю, скрывать мне уже нечего…
Дальнейший допрос показал: Востокову действительно нечего скрывать…
Он рассказал все: как им троим удалось бежать при помощи Сергеева, как он целые сутки кружил по Москве и путал следы, куда могут направляться и что делать Ниночка и полковник КГБ…
Он рассказал все, но когда на станции ПВО поступил приказ сбить самолет «Як-40», следующий в Одессу, было уже поздно… Да и не до этого.
* * *
9 мая 1980 года, район Коблево, 1900
Командир 84-й мотострелковой дивизии генерал-майор Шарламян и командир 150-й мотострелковой дивизии генерал-лейтенант Дударев друг друга не любили.
Их неприязнь возникла еще в академии Генштаба, где оба — тогда еще майор и подполковник — шли на отличие. Хороших мест по распределению, как водится, было меньше, чем желающих на них попасть. Оба интриговали, и оба в результате своих интриг получили желаемое, но с легкой поправкой: Шарламян, который хотел в Николаев, получил Херсон, а Дударев, желавший в Херсон, получил Николаев. Таким образом, оба считали, что конкурент вырвал себе самый смачный кусок, и обоим спесь не позволяла признать, что своими назначениями они недовольны.
Время шло, из подполковников оба выросли в генералы, а из командиров полка — в командиры дивизии, но осадок остался. Соперничество перешло в щеголяние машинами, дачами и женами, и, конечно же, в отчаянные попытки выслужиться раньше и лучше противника.
Увы, карьера в советской армии находилась не в прямой, а скорее в обратной зависимости от боеготовности вверенного соединения. Командир, серьезно занимавшийся подготовкой войск, получал нагоняй за перерасход патронов, снарядов и горючего, внешний вид солдат и неважно убранную территорию части.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80
Но жертвы случайного попадания наших ракет во время поединка пилотов и зенитчиков, были последними среди мирного населения Одессы: подполковник Сидиков сложил оружие. Других боев в городе не было, и противоположное утверждение — ложь, которую я буду опровергать всеми доступными средствами…”
Арт Верещагин
“The Trigger: a Battle for Island of Crimea”
* * *
Одесса, тот же день, 1850
— Господа! — Верещагин надеялся, что выглядит убедительно. — Я принял решение пробиваться в Скадовск. У вас есть десять минут — попытаться переубедить меня. За последнее время появились какие-то новости, которые резко меняют картину?
— Что думает полковник Казаков? — спросил Ровенский.
Арт редко когда в своей жизни испытывал такое сильное желание соврать.
— Полковник Казаков по-прежнему в тяжелом состоянии. Ближайшим транспортом его отправят в Симфи.
— Арт, вы с ума сошли? — сдавленом голосом спросил полковник Шалимов, командир второго отдела. — Вообразили себя Наполеоном?
— У вас есть возражения по существу, Энвер Аблямитович? Не касающиеся моей персоны?
— Где вы рассчитываете прорвать линию обороны красных? — спросил Ровенский.
— В районе Березовки… — Верещагин изложил свои соображения.
— Может получиться, — спокойно заметил Ровенский.
— Возражения, Энвер Аблямитович? — Верещагин повернулся к полковнику. — Вы только что говорили, что ресурсов у нас не хватит, чтобы обороняться в течение суток. А чтобы бежать — хватит.
— Я боюсь, что мы не пробьемся.
— Я тоже боюсь.
— Что мы делаем с теми кораблями, которые не успеем повернуть? — Траубе не поднимал глаз от стола.
— Пусть конвой следует в Скадовск. При малейшей опасности — авиацию в воздух.
— В воздух — и куда?
— Увидим. По обстоятельствам.
— Значит, сворачивать отступление из-под Березовки? — начальник первого отдела покачал головой. — Шлыков будет в восторге…
* * *
“Через пять минут после сдачи “королевского полка” к штабу фронта подъехал полковник Казаков. Мы сели в штабной вертолет и полетели в гражданский аэропорт: именно там было решено развернуть штаб группировки.
Сделав крюк к порту, мы увидели высадку группы “Дрейк-3”. “Дрейк-1” и “Дрейк-2” уже направлялись к своим целям: авиабазам Лиманское и Буялык. “Дрейк-3” должен был уничтожить Одесскую авиабазу.
Каждая группа состояла из горноегерского батальона и саперной роты. “Дрейку-3” ввиду большого объема работ придали две саперные роты.
Группа “Ингленд” (бронемобильная бригада) закончила выгрузку и следовала в направлении Солдатской Слободы. Один из ее батальонов пересекся с “Дрейком-2”, который, по идее, должен был следовать на Пересыпь. Вся Одесса, конечно, очень велика, но они умудрились пересечься. Иногда мне кажется, что главное военное искусство заключается в умении всех правильно развести, так чтоб никто не путался у других под ногами.
В аэропорту уже развернули мобильный диспетчерский пункт. Разгонять гражданские самолеты и эвакуировать пассажиров не пришлось: красные это сделали до нас, рассчитывая использовать аэродром как военный. Теперь на него садились две эскадрильи поддержки с воздуха: F-15A и А-7Е. “Сапсаны” (будь прокляты главштабовские орнитологи! — “Харриеры”) по-прежнему базировались на “Севастополе”: мы считали разумным держать яйца в разных корзинках. Один из секторов был отдан вертолетам: “Воронам”, “Кречетам” и “Дроздам”. Диспетчеры готовились также к приему транспортников С-130 (“Лебедей”), которые должны были привезти боекомплект для нашей авиации.
А в это время, как писали в приключенческих романах начала века, в Николаеве готовилась к выходу мотострелковая дивизия. Несмотря на объявленную готовность номер один, по нашим прикидкам, им понадобилось бы два часа на то, чтобы прийти действительно в боевую готовность, и три часа на выдвижение — по самой короткой дороге, через Коблево. Это при самом оптимистичном для них раскладе.
Против нас было развернуто три дивизии: в Скадовске, Херсоне и Николаеве. Но выдвигаться они могли только по одной дороге, нанизанные на нее как бусины на нить. Эта дорога пересекала разветвленную, заболоченную дельту Днепра, устье Южного Буга, и вот уже здесь, на выходе из Николаева, раздваивалась, широкой рогатиной обходя Тилигульский Лиман. С севера — через Березовку, пересекая речку Тилигул, а с юга — перепрыгивая через реку Березань и ПГТ поселок Березанка и протискиваясь между лиманом и морем в районе поселка Коблево.
Такая ситуация дала нам неоценимое преимущество: драться не со всеми одновременно, а по очереди.
Четырехкилометровое “бутылочное горлышко” у Коблево было очень легко перекрыть оборонительным рубежом, поэтому предполагалось, что основные силы красных все-таки пройдут не здесь, потому что какой смысл терять людей и технику в бесплодных атаках? Гораздо, гораздо опаснее представлялся Березовский участок. Перекрыть его было невозможно, да и незачем: любую позицию красные легко обойдут. Поэтому оборона здесь должна быть мобильной и грамотной… Этому участку при планировании операции уделили особое внимание, выделив на Коблево, с которым вроде как все было ясно, группу “Сильвер”: четвертый батальон горноегерской бригады, минометный и противотанковый дивизионы, батарею “Князь-пушек”, батарею “Князь-гаубиц” и подразделения обеспечения. В качестве мобильного резерва, и заодно проследить, чтобы красные на форсировали лиман, в Коминтерновское был направлен второй батальон морской пехоты.
Операцию рассчитывали, исходя из естественной реакции противника на происходящее — концепция Шлиффена. Но точки зрения на естественное поведение были разные. Что естественно для советского командира дивизии — развернуть широкое наступление в районе Березовки или попытаться мясом продавить оборону под Коблево? Со своей дивизией я сделал бы первое. А с красной мотострелковой дивизией — второе, ибо первое требовало на порядок большего мастерства…
Я решил лететь в Березовку. Посмотреть своими глазами на местность, виденную до того лишь на картах и спутниковых фотографиях. Проверить, не возникнет ли здесь то самое “гладко было на бумаге”…
В районе Березовки долина Тилигула заболочена на ширину от трехсот до тысячи метров. По длине заросшая кустарником, камышами и вербами низина тянется в общей сложности на пятьдесят километров: от Донской Балки, где начинается Тилигульский Лиман до деревни с трогательным названием Сиротинка. Это место, казалось, самим Господом создано, чтобы держать здесь оборону. Семь автомобильных мостов и один железнодорожный уничтожались легко. “Коршунам” авиаподдержки для этого хватило одного рейда — три “Мэврика” понадобились только железнодорожному мосту в Березовке.
Все это время мы вели радиопереговоры с группой “Ингленд” и с двумя “Ястребами” воздушной разведки. От них мы узнали, что из Николаева уже выдвинулись первые части 150-й мотострелковой дивизии и 61-го отдельного полка морской пехоты. В Варваровке они разделились: танковый полк повернул на Березовку, полк морской пехоты и разведывательный батальон двинулись по дороге на Коблево. Я велел связаться с 5-й бригадой и штабом, “обрадовал” Казакова и Шлыкова. В этот же миг радист, поддерживавший связь с группой воздушной разведки, получил сигнал, что их атакуют советские истребители. Сигнал тут же прервался: разведчиков, по всей видимости, сбили.
Мы подлетали к Коминтерновскому, где, по расчетам, уже должен был находиться батальон морской пехоты. Впрочем, неприбытие на место грозило неприятностями скорее ему, чем нам: местные жители представляли собой куда меньшую опасность, чем атакующие советские штурмовики, которые прошли над нашей головой через несколько минут.
Налету подверглись позиции группы “Ингленд”, разворачивающейся по линии Степановка — Викторовка, и Одесский гражданский аэродром. Особого вреда там не наделали: все наши самолеты на тот момент были в воздухе, красные эскадрильи получили отпор и отступили с потерями. Я спешил в Одессу и приказал вылетать.
В штабе меня встретили три плохие новости, одна хорошая и одна неизвестно какая.
Собственно, первую плохую новость я уже знал: налет, в ходе которого было потеряно 4 “Харриера” и 2 F-15А.
Вторая плохая новость пришла из Крыма: налет на авиабазы морской авиации Ту-22М не удался. Из трех аэродромов — Прилуки, Полтава, Белая Церковь — только в первом удалось разрушить ВПП и разбросать мины. К двум другим штурмовые группы не смогли пробиться — их перехватили “МиГи” из Чугуево.
Третья плохая новость состояла в том, что во время авианалета был тяжело контужен полковник Казаков.
Хорошей новостью было то, что группы “Флинт” и “Дрейк-3 ” выполнили свои задания. Авиабазу в Червоноглинском взорвали, минирование авиабазы Одесса закончилось и сейчас всем заинтересованным лицам предлагалось зажать уши, открыть рты и отойти подальше от еще не выбитых стекол.
Взрыв действительно был грандиозным. Одновременно взлетели на воздух ангары самолетов, склад боеприпасов и топливный склад, ВПП и центр управления. “Гриб” видели в гражданском аэропорту, земля дрогнула, в радиусе трех километров вылетели стекла. Авиабаза восстановлению уже не подлежала, проще было построить новую.
“Неизвестно какая” новость заключалась в том, что в аэропорту сел гражданский самолет, угнанный каким-то террористом, который назвался господином Коккинаки…”
Арт Верещагин
“The Trigger: a Battle for Island of Crimea”
* * *
9 мая 1980 года, 1110, борт 4591 компании Аэрофлот, рейс Киев-Ереван
…Один из пассажиров, вернее, одна из пассажирок, женщина явно не на первом месяце беременности, нежно опекаемая своим мужем с самого начала полета, подозвала стюардессу. Легкий нерв ее голосе, заставил Наташу Смирнову, бортпроводницу, предположить, что эта дура ненормальная, вздумавшая летать на этаком-то сроке, нацелилась тут рожать. Наташе было не в новинку, но приятного мало: стоны, вопли, кровь, иногда дерьмо, белая скользкая пуповина, орущее синюшное создание… Не дай Бог, несчастный случай — тюрьма или крест на карьере. В лучшем случае — застрянешь на всю жизнь на внутренних линиях и мира не повидаешь…
Но все оказалось значительно хуже. Эта дура ненормальная вовсе не собиралась рожать. У нее под платьем был вовсе не беременный живот. У нее там была бомба.
Слегка расстегнув платье, она продемонстрировала Наташе жилет, надетый на голое тело и опутанный цветными проводами. Если этот жилет попытаются снять — с живой ли, с мертвой пассажирки — бомба взорвется. Если самолет не изменит курс и не полетит в Одессу, бомба взорвется. Если ее мужа сейчас же не пропустят в кабину — бомба взорвется.
Все это она объяснила очень тихо, почти на ухо, чтобы не создавать паники, и старушка в соседнем ряду подумала, что видать совсем у беременной дело плохо, ежели бортпроводница так побледнела. Да «мамочка» и сама была бледновата, но держалась молодчиком, не охала и не стонала. А мужик ее зачем-то вслед за стюардессой в кабину пошел. Не иначе за лекарствами. Не пришлось бы садиться где-то в Краснодаре или в Тбилиси… И то — почти на полсуток рейс задержали, пришлось в Борисполе на чемоданах ночевать… Совсем оголтелая молодежь пошла, на девятом месяце в самолет прется…
Ну, так и есть!
— Товарищи пассажиры! По техническим причинам рейс задерживается. Мы совершим временную посадку в Одессе…
* * *
— Это чтоб вам было понятно, — сказал муж «роженицы», рассовывая по карманам личное оружие пилота и штурмана. — Нам обоим с ней корячится «вышак». Поэтому мне начхать, разгерметизируется ли кабина от случайной пули, собьют ли нас белые или наши ракетчики, или мне придется взорвать бомбу. Двум смертям не бывать, одной не миновать — знаешь такую поговорку, Юрик? — обратился он к пилоту.
— Одесса посадки не дает, — шевельнул белыми губами пилот.
— Скажи, что летит хороший друг Остерманна. Спроси кого-нибудь из разведки или ОСВАГ.
— Нас собьют…
В разрыве облаков свистнул хищный силуэт “F-15”. Одна из стюардесс заплакала.
— Говорят, что посадки не дают… — голос пилота приобрел истерический оттенок.
— Ну-ка, дай сюда наушники, — угонщик протиснулся к микрофону. Через секунду он уже орал что-то по-английски невидимому и неведомому пилоту.
— Порядок, — сказал он, услышав ответ. — Велят следовать на посадку. За ним. — впереди снова замаячил истребитель. Еще два возникли сзади по бокам, готовые в любой момент выпустить в незваного гостя ракету.
— Все нормально, ребята, — голос террориста, несмотря на всю дикость обстановки, звучал успокаивающе. — Вы жить хотите. И мы жить хотим. Так что интересы у нас, можно сказать, общие…
* * *
То же время, Москва.
Без бороды Востоков узнавался с трудом. Стрижка «ебрик» (ежик+бобрик) и кепка-аэродром делали его еще менее узнаваемым.
Ковалев выдал ему лицензионную «Мальборо» и поднес огоньку. Закурил сам.
— Где Сергеев и Калинина?
— Не знаю, — спокойно ответил Востоков. — Спасибо, товарищ майор. Целые сутки без приличной сигареты. Редкостное дерьмо эта ваша «Прима».
— Востоков, — майор Ковалев слегка нервничал. — Не валяйте дурака. Хуже будет.
— Эдик, я отлично знаю, что может быть хуже, и насколько хуже — я тоже знаю. Я же не университетский диссидент, которых ваши коллеги гребут оптом… Предполагалось, что вы меня возьмете. Предполагалось, что будете спрашивать. Сергеев не посвятил меня в свои планы. Он ведь тоже профи.
— Ты, может, скажешь, что и бежать-то вовсе не собирался? — спросил Ковалев.
— Конечно. Я уже два дня знаю, что вы взяли Вилли. Стал бы я приходить сюда, если бы собирался бежать?
— А зачем бежал-то?
— Выигрывал время. У меня здесь есть одно важное дело, и пока я его не закончу, не побегу. Не бойтесь, Эдик, я уже никуда не побегу.
Все это он сказал с расстановкой, глядя Ковалеву в глаза. Майор переваривал информацию.
Ни слова лжи. Ни единого характерного признака, говорящего, что человек лжет. Скорее всего, это действительно правда. Сергеев не сказал, где он ТОЧНО находится. Но Востоков наверняка знал, что он собирается ДЕЛАТЬ.
— Пентотал, — приказал майор. — Пробу.
— И пусть лучше у вас не будет аллергии на этот препарат, — сказал он, наклоняясь к Востокову. — Для вас же лучше.
— Спешу вас обрадовать, Эдик. У меня ее нет.
— Что-то вы больно спокойны.
— Мне бояться уже нечего. И скрывать тоже. Но предназначаются ли эти сведения для ушей рядового состава? Неужели нельзя дотерпеть до нашей гостеприимной дачки?
— С хозяином побеседовать желаете, ваше благородие?
— Высокоблагородие, Эдуард, не забывайтесь… Да, желаю. Это — часть моего важного дела. Повторяю, скрывать мне уже нечего…
Дальнейший допрос показал: Востокову действительно нечего скрывать…
Он рассказал все: как им троим удалось бежать при помощи Сергеева, как он целые сутки кружил по Москве и путал следы, куда могут направляться и что делать Ниночка и полковник КГБ…
Он рассказал все, но когда на станции ПВО поступил приказ сбить самолет «Як-40», следующий в Одессу, было уже поздно… Да и не до этого.
* * *
9 мая 1980 года, район Коблево, 1900
Командир 84-й мотострелковой дивизии генерал-майор Шарламян и командир 150-й мотострелковой дивизии генерал-лейтенант Дударев друг друга не любили.
Их неприязнь возникла еще в академии Генштаба, где оба — тогда еще майор и подполковник — шли на отличие. Хороших мест по распределению, как водится, было меньше, чем желающих на них попасть. Оба интриговали, и оба в результате своих интриг получили желаемое, но с легкой поправкой: Шарламян, который хотел в Николаев, получил Херсон, а Дударев, желавший в Херсон, получил Николаев. Таким образом, оба считали, что конкурент вырвал себе самый смачный кусок, и обоим спесь не позволяла признать, что своими назначениями они недовольны.
Время шло, из подполковников оба выросли в генералы, а из командиров полка — в командиры дивизии, но осадок остался. Соперничество перешло в щеголяние машинами, дачами и женами, и, конечно же, в отчаянные попытки выслужиться раньше и лучше противника.
Увы, карьера в советской армии находилась не в прямой, а скорее в обратной зависимости от боеготовности вверенного соединения. Командир, серьезно занимавшийся подготовкой войск, получал нагоняй за перерасход патронов, снарядов и горючего, внешний вид солдат и неважно убранную территорию части.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80