А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Последив полчаса с замиранием сердца за обтянутой красным эластиком поджарой задницей, Сергеев решил поговорить с ее обладателем — и дождался, пока спустится чернявый красавчик-яки в красных велосипедных штанах. По уверениям экстремального скалолаза, ничего архисложного в этом не было: надо было лишь правильно рассчитать свои силы и правильно выбрать маршрут. Вот если ты просчитал его неправильно, тогда — швах. Ты ведь не можешь отдыхать, искать и пробовать один вариант за другим, ты должен пройти с первой попытки.
Сейчас Сергеев чувствовал себя именно так: на отвесной стене, без малейшей поддержки, он мог рассчитывать только на собственную силу. И малейшее отклонение от маршрута в сторону будет гибельным. Он должен пройти с одного раза, и хотя хозяева толкают его в смертельный тупик под нависающим карнизом, он туда не пойдет.
Вопрос — куда?
Пока что Сергеев видел лишь одного человека, с которым его объединял общий интерес: остаться в живых. Человека этого звали Вадим Востоков.
Складывалась интересная система, треугольник Сергеев-Востоков-Ниночка. Трое в одной лодке. Как можно использовать девчонку? Пока не ясно, но понятно одно: нужно не допустить, чтобы первыми ее перехватили люди Пренеприятнейшего…
Он вывел машину на одностороннюю улочку по какому-то наитию. Ведь в принципе не собирался нарушать, хотел проехать как полагается… А мог и не успеть…
Легки на помине. «Скорая», двое амбалов, третий за рулем, сучка-врачиха…
— Стоять! — крикнул он. — А ну, стоять!
Он не рассчитывал, что они послушаются, просто отыгрывал для себя и Ниночки секунду-другую. Конечно, если эти суки решили использовать тетрадотоксин, эти секунды псу под хвост. Но, может быть, они хотели сначала кое-что узнать. Ради Нины — пусть будет так!
Он вывернул руль, как мог, машина вильнула и зацепила одного из громил, того, что держал носилки. Громила полетел в одну сторону — носилки — в другую. Врачиха замахнулась на Ниночку, тонко блеснула игла — не иначе, стерва гэбэшная хотела вогнать ее девчонке в глаз. Но вот тут он уже успел… Бросился к ней, выкатываясь из-за руля, а в ладони уже лежит удобно рифленая рукоять «Стечкина», и стерва не успевает, и отлетает на четыре шага, и на белом халатике у нее горит алая клякса на месте правой груди… Вторым выстрелом Сергеев зацепил по голове державшего Ниночку амбала. Совсем слегка зацепил — но «Стечкин» хорош именно своим останавливающим действием. Действие в данном случае было не останавливающим, а приводящим в движение: амбала вместе с Ниночкой бросило на стену. Это ее, дурочку, и спасло: водитель промахнулся, выстрелил в Сергеева и тоже промахнулся, а Сергеев задел его по ребрам и сбил прицел, и он промахнулся снова, и уже вторым выстрелом полковник попал ему в живот.
Два контрольных: в первого амбала и в водителя. Ниночка вытирает с лица чужие мозги и чужую кровь и остолбенело оглядывается по сторонам.
— В машину! — он пихает ее в сторону «Волги», тащит волоком. — Быстро, быстро!
На этот раз опередил он. На этот раз. Когда же мера его везения исчерпается?
Он рванул с места, быстро, быстро поменять машину! Доставить Ниночку в безопасное место, переговорить с Востоковым.
Он не врал Лучникову: счет действительно шел на часы.

* * *
Тот же день, Москва, 2100-2215
— Тяжелая утрата постигла весь советский народ, — скорбно возвестил диктор программы «Время». — Сегодня в результате внезапного сердечного приступа на семьдесят четвертом году жизни скончался выдающийся деятель коммунистического движения, верный сын советского народа, пятикратный Герой Советского Союза (Что-о? — ахнула страна), Генеральный Секретарь Коммунистической партии Советского Союза, председатель Политбюро ЦК КПСС, председатель Верховного Совета СССР, заслуженный деятель искусств, автор романов «Малая земля», «Возрождение», «Целина»…
Все прогрессивное человечество с глубокой скорбью встретило известие о кончине этого выдающегося сына нашей страны. Свои соболезнования прислали товарищи Тодор Живков, Войцех Ярузельский, Эрих Хонеккер, Фидель Кастро, Николае Чаушеску, Ясир Арафат, Андреас Папандреу. Похороны состоятся 3-го мая на Красной Площади. Председателем похоронной комиссии большинством голосов утвержден товарищ А. (фамилия Пренеприятнейшего).
Вот тебе, бабушка, и Юрьев День!
— Опоздали, блядь, — высказал общее мнение Окающий. — Прозаседались. Вот вам и рыбалка, и водочка под шашлычок…
Да-а… Что ж теперь будет-то? Едрена вошь, вот ведь хитрая скотина, и не подкопаешься — большинством голосов… Как же это мы проебали-то, а? В Барвиху поехать, что ли, с сердечным приступом полежать… давай, езжай, одному, вон, уже устроили… сердечный.
— Я, товарищи, не вижу причин для паники, — начал Замкнутый, когда все умолкли. — Председатель похоронной комиссии — это еще не Генеральный Секретарь ЦК КПСС. Я понимаю, что обычно происходит именно так. Но правомерно спросить: а может ли человек, подозреваемый в столь чудовищных преступлениях, быть утвержден в должности Генерального Секретаря нашей с вами партии?
— А кто? — выдержав значительную паузу, спросил Тугодум.
— Я думаю, что пока на этот вопрос однозначно ответить нельзя. — Замкнутый скользнул своими рептильными глазами по жадным лицам присутствующих. — Но ясно одно: генеральный секретарь должен иметь БЕЗУПРЕЧНУЮ репутацию.
— Ясный хрен, безупречную, — проворчал Окающий. — А как разбираться будем?
— Не следует забывать, — старый василиск гипнотизитровал того, кому отвечал, — не следует забывать о принципе демократического централизма, священном и нерушимом… Генеральный Секретарь должен быть утвержден на Политбюро большинством голосов при полном кворуме. Это вам не выборы в похоронную комиссию, здесь должны присутствовать ВСЕ.
— Вот ВСЕ его и поддержат, — Окающий мрачно бросил недоеденный шашлык на тлеющие угли.
— Возможно, — согласился Замкнутый. — Но если он к тому времени не будет состоять в Политбюро? Если он будет выведен из состава?
— Большинством голосов? Дохлый номер. — Окающий отвернулся от костра, встал и шагнул в темноту. Из кустов донеслось журчание.
— Отдельные товарищи, — Замкнутый говорил громко, перекрывая звук струи. — Не верят в торжество принципа демократического централизма. Они думают, что победит тот, у кого в руках грубая сила. А между прочим, на всякую силу найдется и другая сила. Как неоднократно доказывали коммунисты. Опять же, могущество советской науки, работающей для обороны, признают все, даже наши враги за океаном…
Тугодум присвистнул.
— Это да, — сказал он, борясь с шашлыком, — Юрца (так звали Пренеприятнейшего в узком кругу)… Юрца Он не любит. Только Он многих не любит. А кто к нему разговаривать пойдет?
— Пускай наш Маршал пойдет, — медленное мигание кожистых век было аналогично фамильярному похлопыванию по плечу. Маршал, еще вчера не помышлявший быть допущенным к этим шашлыкам, затаил дух.
— А что… Что с белогвардейцами делать будем? — спросил он. — Решили вы… мы что-нибудь?
— Решили, мил-друг… — Окающий сверился во взглядами окружающих. — Пока наших там бьют, Юрец в жопе. А если они там побеждать начнут, он на коне. Тебе кого надо поддерживать?
— Вас понял, — Маршал поднялся с низенького раскладного стульчика, вытянулся. — Разрешите идти?
— Я, пожалуй, с тобой поеду… — Окающий тоже встал. — Всем до свидания. Хозяину спасибо, хорошие шашлыки.
Разошлись быстро, разъезжались по одному, как заговорщики.

* * *
— Спокойно, девочка… Спокойно…
Нину колотила крупная дрожь.
Господи, еще позавчера жила как нормальный человек, да что же это за наказание такое? Почему ее опять хотели схватить, накачать наркотиками, куда-то увезти?
— Не увезти, Нина, — поправил полковник Сергеев, — Не увезти, а убить. Вы для них теперь опасны. Ваши показания — бомба, которую они хотят обезвредить. Но мы им не дадим.
— А потом?
— А потом будет видно. Не бойтесь, Нина. Мы с вами в одной лодке.
Они ехали по кольцевой в военном УАЗике, снаружи неприметном, но внутри оборудованном как раз для похищений: мягкие стены, глубокие кресла, носилки с ремнями…
Надо отдать Сергееву должное — Ниночка находилась в кресле, а не на носилках.
Они пили коньяк. Хороший армянский коньяк. Самое то, что нужно после короткой перестрелки.
— А может, это вы подстроили? — внезапная мысль обожгла. — Выпустите меня!
— Нина, Ниночка! — его захват был мягким, но крепким. — Пожалуйста, не вырывайтесь. Ну, поверьте мне, что это не мы подстроили! Мне нечем доказать, вы просто поверьте.
— Куда мы едем?
— На одну очень важную дачу. Там хорошо, Нина, там вас будут надежно охранять.
— И если меня там убьют, никто ничего не узнает.
— Ниночка, не думайте об этом. Вы нужны мне живой.
— Пока не дам показания.
— Нет. И дальше — тоже. Вы нужны мне…
Она посмотрела полковнику в лицо. В сущности, очень хорошее, приятное лицо. Профессия, наверное, требует. Если не знать, что гебист, можно и увлечься.
Впрочем, а почему бы и нет? Как будто гебисты чем-то хуже сыновей гебистов.
Она положила руку на подлокотник, и он моментально положил сверху свою.
Работа такая?
Да какая разница! Один раз живем, — это Ниночка в последние дни поняла быстро.
— Сергей, — сказала она. — Я вам нравлюсь или это по должности?
— Да. Нравитесь. Вы мне действительно очень нравитесь, Нина. Я вам никогда не угрожал. Ничего не требовал. Я хочу, чтоб вам было хорошо. Чтобы вас не убили. Чтобы не убили меня. Я пальцем вас не трону, если вы не скажете мне «Да».
Она откинулась на спинку кресла.
Врет или нет?
Кажется, они оба здорово поддали.
— Да, — сказала она.
Машина остановилась перед массивными воротами, произошли короткие переговоры, после чего они въехали во двор.
Сергеев привел ее в комнату на первом этаже — Ниночка решила было, что это медицинский кабинет.
— Я сейчас, — сказал он, уходя. — Я скоро вернусь.

* * *
Поговорить с Востоковым — вот, что было самым трудным.
Естественно, вся дача прослушивалась. Сергеев понятия не имел, сколько микрофонов и видеокамер установлено и где.
Только насчет одной комнаты он мог быть уверен — насчет той самой, куда привел Ниночку.
Так уж вышло, что хлопчик, который следил за этими мониторами в определенные ему графиком дни, был на контроле не только у Видного Лица, но и у Сергеева. Ну, так уж получилось. Видное Лицо, как это бывает свойственно всем видным лицам, забыло, что материал — он не на кустах растет, а собирается простыми полевыми агентами, одним из которых и был когда-то он, Сергеев.
Короче, Сергеев про этого хлопчика кое-что знал, и если бы полковник пошел ко дну, то и старший лейтенант отправился бы туда же. Поэтому старлей по просьбе полковника отключил на время все мониторы и магнитофоны в тюремном секторе дачи, и подсоединил к ним хитрое приспособление, которое позволяет показывать, что на участке наблюдения была тишь да гладь, да Божья благодать, в то время как происходило там совсем иное…

* * *
— Знакомьтесь, Нина, это Вадим Востоков, полковник ОСВАГ. Настоящий дворянин и контрразведчик.
Востоков поцеловал Нине руку.
— Я — человек старомодного воспитания. Мадемуазель — не феминистка?
— В СССР не может быть феминисток, — вяло огрызнулась Ниночка. — Женский вопрос у нас решен полностью и окончательно.
— Надеюсь, не теми же методами, какими Гитлер решал еврейский вопрос? Мне было бы очень жаль.
Ниночка рассмеялась. Востоков огляделся кругом.
— Я знал, что здесь есть кабинетик в таком духе, — невозмутимо сказал он. — Зубоврачебное кресло, бормашина и одностороннее зеркало… Стены обиты пробкой?
— А что обычно используете вы?
— Пенополиуретан. Пробка, знаете ли, дороговата.
— Уж как будто ОСВАГ не может себе позволить.
— Увы, бюджетная комисия следит за тем, как расходуются деньги налогоплательщиков.
— Это камера пыток? — Ниночка тоже с интересом огляделась, только сейчас до нее дошло, что это за комната. Страх прокатился холодной волной от затылка до пяток, но почему-то ей удалось быстро успокоиться. То ли она еще не протрезвела, то ли ее так подбадривало веселое спокойствие Востокова.
— Представляли себе все иначе, мадемуазель?
— Нет, почему же… Во всяком случае ржавых цепей не воображала.
— Да, это вышло из моды. На самом деле все не так жутко. Для допросов чаще всего используются медикаменты (Нину передернуло). Эти ремни — для того, чтобы человек под наркотиками не начал делать резких движений…
— Слишком похоже на зубной кабинет.
— Только там нет стоков в полу.
— Рассаживайтесь, граждане, — сказал Сергеев. — Востоков, попрошу в кресло. Нина, на этот стул.
— А что у нас происходит?
— Очная ставка.
— Ага. — Востоков развалился в кресле самым непринужденным образом. — Конечно, самое удобное сиденье надо бы предложить даме, но я не думаю, что Нина Сергеевна согласится поменяться местами со мной.
Нина кивком подтвердила его слова и села на стул стенографиста. Сергеев устроился прямо на столе.
— Нас всех троих убьют, — сказал он. — Пока есть время, мы должны решить, как нам действовать.
— Э-э… — Востоков обвел глазами комнату.
— Микрофоны отключены.
— Вы уверены?
— Уверен. Я рискую гораздо больше, чем вы.
— Да ладно вам, все мы рискуем одинаково. Все мы смертники.
Ниночка улыбалась, если эту гримасу можно было назвать улыбкой.
— Нам придется бежать, если мы хотим жить, — продолжал Сергеев. — Вы слышите?
— Слышу. Вы предлагаете бежать. Товарищ… Господин Востоков, вы как думаете, нам удастся?
— При известной сноровке и настойчивости, madamoiselle, почему бы нет? Видите ли, наши с коллегой головы набиты сведениями такого рода что никак не могут уцелеть. Мы живы, пока у наших хозяев есть в нас надобность. Например, мы с вами нужны, чтобы дать показания против вашего несостоявшегося тестя.
— Надо добить эту сволочь. Или он не даст нам покоя, — вставил Сергеев. — Надо стравить их как следует, и пока они будут кусать друг друга… Короче, Нина, ты должна дать показания…
— А кто гарантирет мне жизнь после того, как я их дам?
— Никто, — резко бросил Сергеев. — Никто, Нина! Мы знаем слишком много, все трое, мы — мишени номер один. Учтите, если вы играете не в моей команде, то я сбегу один. Но тогда они от вас все равно добьются чего хотят. Получат свои показания — и после уже никто вам не поможет, ни Бог, ни царь и ни герой.
— Насчет того, что мы знаем слишком много… Мне так не кажется, Сергей. Я знаю мало. Расскажите мне все — хоть не так обидно будет умирать.
— Это началось чуть больше года назад, — покорно начал полковник. — На нас вышел сотрудник ОСВАГ по имени Вадим Востоков…
Когда он закончил, Ниночка покачала головой.
— Господи, какое же вы все говно, — печально сказала она.
— Говно, Нина, — так же печально отозвался полковник. — А что поделаешь? Такая жизнь, такая работа…
— Вот только не надо, ладно? Жизнь, работа… Еще про долг перед Родиной скажи. Вонючие интриги, мышиная возня — урвать, зацапать, кто первый… Как в стаде павианов. Только у них честнее.
— Возможно, Нина Сергеевна. — В голосе Востокова слышалось одобрение. — Итак, вы были завербованы агентом КГБ, своим женихом. А контакты поддерживали с агентом ОСВАГ по кличке…
— Вилли, — подсказал Востоков. — Сейчас мы состряпаем подходящую легенду. Это будет открытый процесс?
— В том-то вся и закавыка, что нет, — Сергеев почесал ногу. — Поэтому удирать придется быстро.
— Ничего, это только придаст весу нашим показаниям. Что лучше подтвердит нашу вину, чем побег? Только смерть.
— Не надо, — Ниночка почувствовала, что сейчас расплачется. — Прошу вас, не надо.
— Осталось обсудить детали легенды… — сказал Сергеев. — Я предлагаю следующее…

* * *
Тот же день, Москва, 2235 — 0016
Великий Ученый и Великий Администратор был таким великим, что в иные кремлевские кабинеты двери открывал ногами.
И нельзя сказать, что это ему не нравилось.
Он был почти что царь, почти что Бог. На него работали миллионы людей. Одним кивком пальца он мог казнить и миловать не только простых смертных, а вплоть до первых секретарей обкомов (включительно). Смертоносных игрушек, придуманных и сделанных им за свою жизнь, хватило бы, чтоб стереть человечество с лица Земли, и еще осталось бы на окончательное решение вопроса «Есть ли жизнь на Марсе»…
Но вот кое-где он был совершенно бессилен. И, в частности, когда дело касалось той конторы, которой ведал Пренеприятнейший.
Люди Пренеприятнейшего совали везде свои носы, заводили толстые папки на его ученых, директоров и конструкторов, всюду бдили и держали все под контролем. Они покушались на всевластие Великого Ученого в его империи, что он терпел, скрипя сердцем и зубами.
Равновесие сил долго оставалось нерушимым. Империя Великого Ученого была нужна Советской Империи как воздух.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80