Это оказался ятаган. У него была свободная медная рукоятка с дешевыми стеклянными «самоцветами». Ножны старые, явно повидавшие виды, и когда я вытащил лезвие, вылетело облако ржавой пыли. Лезвие не меньше метра — намного длиннее и тяжелее, чем фехтовальная сабля. В нем был лишь небольшой изгиб, поэтому острие можно использовать для выпадов. Баланс был плохой — слишком тяжелое лезвие.
Я поднес меч к свету и потер лезвие. Булатная сталь! Лучшая сталь для мечей состоит из твердой стали с высоким содержанием углерода, запаянной между слоями гибкой стали с низким содержанием углерода. Высокоуглеродистая сталь не так быстро ржавеет, и в результате поверхность выглядит как пузырьки на воде — отсюда и название. Это был первый хороший кусок металла, виденный мной в тринадцатом веке.
Я пытался не показать виду, что взволнован. Это все равно что найти скрипку Страдивари в комиссионном магазине.
— Интересная вещица! — сказал я лавочнику. — Сарацинский меч, да?
Мало кто из польских рыцарей принимал участие в крестовом походе, поскольку в окрестностях обитало немало язычников, с которыми приходилось воевать.
— Верно, пан. Один великий рыцарь привез его со Священных войн. Это святая реликвия.
— Святая реликвия, сделанная неверными! Тот великий рыцарь скорее всего подарил его своей даме сердца, поскольку не хотел хранить дома. Это просто барахло, и мы оба это знаем. Он чересчур легок, чтобы причинить серьезный вред, и поэтому мне он нужен. У меня есть племянник, который хочет получить первый игрушечный меч. Что-нибудь дешевое, чтобы он мог размахивать им и не повредиться. Как насчет пяти гривен?
— Нет, пан, я не могу продать такую ценность дешевле, чем за пятьдесят.
И так я продолжал, подражая своему хозяину. Через десять минут мы остановились на четырнадцати, и я заплатил из своего кармана.
Покинув лавку, я обратился к Новацеку:
— Ну что, я хорошо усваиваю твои уроки?
Честно говоря, это были более чем странные уроки для добропорядочного социалиста.
— Вполне неплохо для новичка. Правда, я бы смог сбить цену до одиннадцати. Только вот зачем тебе эта хреновина?
— Ты просто не понимаешь. Эта вещь стоит не одиннадцать, а одиннадцать тысяч гривен. Будь добр, дай мне свой нож — правда, я могу его немного испортить.
В тринадцатом веке каждый человек носил с собой нож. Новацек протянул его мне. Я достал свой новый меч и отрезал от лезвия ножа тонкую полоску. Глаза Новацека расширились от изумления.
— Проба номер один — он может резать менее прочное лезвие!
— Менее прочное! Это же первоклассная сталь!
— Всего лишь хорошее кованое железо — вокруг такого добра навалом. Проба номер два: лезвие меча можно согнуть, и оно не сломается и даже не потрескается. — Я воткнул меч в землю и нагнул лезвие градусов на 90, но дальше не стал — на всякий случай.
— А третья проба есть?
— Будет позже, после того как я его наточу. Он будет разрезать парящий в воздухе шёлковый платок. А ты знаешь какого-нибудь кузнеца, способного укрепить рукоятку? Граммов пятьдесят меди значительно улучшат баланс.
Седла и уздечки продавались двумя разными гильдиями, поэтому невозможно было подобрать похожие. Седла для боевых коней были огромными. Седельная лука и спинка седла доходили мне до пояса. Противник мог переломить вам хребет, но ему ни за что не удалось бы выбить вас из седла.
Забираться в седло было делом непривычным. Пришлось поставить правую ногу в левое стремя, подтянуться, поставить левую ногу в специальную кожаную петлю, подтянуться еще выше, а затем плюхнуться в седло, не запутавшись и не задев гениталии.
Но я забегаю вперед.
Я позволил пану Новацеку выбрать седло и уздечку.
С копьями и щитами я был знаком разве что по фильмам. Собственно говоря, я не нуждался ни в том, ни в другом, но мой хозяин стал настаивать. Я выбрал щит и копье как можно легче по весу.
— А что изобразить на щите, пан?
Все щиты в лавке были белыми. Подержанные щиты продавались редко, потому что обычно их разрубали непосредственно перед тем, как нанести удар их обладателю.
— У нас есть время?
Я взглянул на Новацека. Уже перевалило за полдень, так как мы часто останавливались попить пива. Оставалось еще много дел, а он хотел отправиться в путь до рассвета.
— Постараюсь управиться за час, пан, если работа не слишком сложная.
Новацек утвердительно кивнул.
Возможно, причиной стало выпитое на голодный желудок пиво, а может, что-то в глубине моей души завопило: сделай это!
— Белый орел на красном фоне, — сказал я. — У орла на голове нарисуй корону.
Художник никак не отреагировал. Я предположил, что национальная символика еще не получила широкого распространения.
— Какой-нибудь девиз?
— Jeszcze Polska nie sginela<«Еще Польша не погибла» — первая строка польского национального гимна. (Примеч. пер.)>.
И полное отсутствие всякой реакции даже на первую строку польского национального гимна, который будет написан через пять с половиной столетий.
Седло и упряжь доставили в конюшню и надели на лошадь.
Я постарался усесться верхом как можно аккуратнее, чтобы ненароком не поставить себя в глупое положение.
Лошадь и впрямь оказалась отличная: спокойная, покорная и нисколько не пугливая. Ее приучили как к уздечке, так и к стременам. Ею можно было управлять одними только ногами. Конечно же, она ничуть не походила на свирепых боевых скакунов, но как раз это мне и нравилось.
Я не успел купить шпоры — еще одна гильдия, — но, очевидно, они мне и не понадобятся.
Наконец я возвращаюсь верхом обратно в монастырскую гостиницу, а мой хозяин идет рядом. На мне шлем, кольчуга и широкий красный плащ, отороченный овчиной. У меня лошадь и седло, а также меч, копье и «дерзкий» щит. Если не считать джинсов, видневшихся из-под моих железных доспехов, я выглядел как настоящий рыцарь.
А также на мне висит долг, выплатить который я смогу не раньше, чем через год.
ГЛАВА 7
Мы пустились в путь за час до рассвета.
В последний вечер мы быстро поужинали и вымылись; неизвестно, когда удастся помыться в следующий раз. Я собрал свои вещи.
Отец Игнаций пришел в мою келью, чтобы попрощаться со мной и пожелать доброго пути. Он дал мне рекомендательное письмо и список францисканских монастырей, где в случае необходимости я всегда смогу рассчитывать на пищу. Также он вручил мне послание, которое надлежало передать графу Ламберту в Окойтце.
— Это как раз по дороге, и ценой за твои труды будет обед и ночлег. Я нес это письмо из Венгрии, но сейчас ты должен доставить его по назначению. Ступай с Богом, и знай, сын мой, что здесь для тебя всегда открыты двери. — Он улыбнулся. — С тобой будет все в порядке, пан Конрад. Я чую это.
В коридоре поджидал Роман с моей одеждой, взятой напрокат. Она была постирана и сложена. Некоторые вещи выглядели так, будто их терли между двумя камнями, но я сделал вид, что не заметил. Еще он держал кошелек с серебряными монетами.
— Благодарю за то, что дал мне взаймы, пан Конрад. Возвращаю долг.
— Спасибо, приятель. Но почему бы тебе не оставить кроссовки? Они тебе в самый раз.
— Еще раз благодарю, но они не подходят к моей рясе. А ты слышал новости о той потаскушке Маленке?
— Нет, а что случилось?
— Она получила самую что ни на есть постоянную должность у владельца таверны.
— Правда?
— Да. Они уже вывесили объявление в церкви и через месяц поженятся.
— Просто невероятно, будь я проклят!
— Что ты, пан Конрад. Полагаю, ты спас ее душу своими тремя гривнами. Да благословит тебя Бог!
Что-то странное было в его взгляде. Зависть? Восхищение?
Я вернулся к Борису Новацеку, который все еще пил в гостинице.
Он удивил меня утром, облачившись в полное обмундирование. Мы съели холодный завтрак и отправились в путь, взяв с собой двух лошадей и мула. Я ехал на своей рыжей кобыле — в честь девушки из Закопане я назвал ее Анной, — используя в качестве одной из седельных сумок свой рюкзак. Сверху «ехал» мой щит. Копье одним концом упиралось в углубление в стремени, верхнюю часть древка удерживал зажим на седельной луке.
Борис (выпив прошлым вечером пива, мы решили в неофициальной обстановке называть друг друга по именам) ехал на сером мерине, везя пару небольших, но очень тяжелых седельных сумок. Он вел мула, нагруженного припасами, кожаным мешком с пивом и некоторыми «предметами роскоши» — сахаром и перцем. Обе эти «ценности» стоили одну пятую эквивалентного веса серебра. Их доставили из Индии.
Мы ехали по тропе к северу от Вислы, направляясь на запад. Анна уверенно ступала по дороге, которая была мне еле видна. Ее не пугали странные звуки или летящие по ветру листья. Замечательное животное. Нам нужно было идти по этой тропе до тех пор, пока река не повернет на юг, затем перейти на другую тропу, также ведущую на запад к реке Одре, а затем на юг в Моравию. В случае удачи мы надеялись добраться до Моравских ворот — низкого перевала между Карпатами и Судетами, вечером четвертого дня — 26 декабря.
После этого предстояло более легкое путешествие при теплой погоде в Венгрию, где мы купим 144 бочонка вина, чтобы весной доставить их краковскому архиепископу. Это вино предназначалось исключительно для мессы и, конечно же, не имело никакого отношения к пристрастию архиепископа к красным венгерским винам.
Утро было в самом разгаре, когда мы прошли бенедиктинское аббатство в Тынице, высоко на белых скалах на другой стороне реки, но с тех пор, как выехали из Кракова и до десяти часов утра мы не встретили ни единой живой души.
Борис ехал рядом со мной, и мы беседовали. Разговаривать в темноте было затруднительно, потому что мы не могли видеть жестикуляцию друг друга. Ему хотелось узнать об арабских цифрах, и я пустился в объяснения.
Борис быстро понял основные положения. Его позабавило существование нуля («Специальный знак, который обозначает „пустое место“! Ха-ха! ), но вскоре он понял всю его пользу. Я рисовал цифры в воздухе, как будто на школьной доске, и он без труда запомнил их очертания. Новая система числовых обозначений показалась ему выдающимся изобретением. Он все еще продолжал размышлять о десятой цифре, как вдруг мы услышали позади себя конский топот. Мы с Борисом расступились по краям тропы, чтобы пропустить всадника.
Тот резко остановился посередине и повернулся к моему хозяину. Он вел себя так, как будто меня вообще здесь не было.
— Ты Борис Новацек?
— Да.
— Ты вор! Ты не выплатил долг! — воскликнул незнакомец с сильным немецким акцентом.
— Кто ты и почему называешь меня вором?
— Я называю тебя вором, потому что ты не уплатил двадцать две тысячи гривен, которые должен торговцу тканями Швайбургеру. А он твой долг продал мне!
— Я тебе ничего не должен, потому что я тебя не знаю. Что до Швайбургера, то мой долг истекает на Рождество, а сегодня только двадцать третье декабря.
Перебранка накалялась все сильнее, и я насторожился. Я не был знаком с юридическими тонкостями дела, но очевидно, что моим долгом было защищать Бориса.
Незнакомец, кажется, забыл обо мне, потому что, потрясая кулаком, потянулся достать из-за спины нож.
Я не собирался пускать в ход меч и убивать его, поэтому схватил всадника за шиворот и вытряхнул из седла. Я намеревался перекинуть его через голову и бросить на землю. Затем я мог вытащить свое копье и предотвратить нападение.
Но он оказался намного тяжелее, чем я предполагал. Пролетая в воздухе, он выбил у меня из рук копье, которое я пытался подхватить правой ногой. Таким образом легко выпасть из седла — что, собственно, и произошло. Я никогда не считал себя хорошим наездником.
Я выскальзывал из седла вправо, но руками вцепился в кредитора, поэтому не мог схватить рукоятку меча. Моя правая нога выскользнула из стремени, что остановило падение копья. Отчаянно пытаясь найти стремя, я выпустил копье. В заключение я подумал: черт возьми, почему я? — и упал на землю, запутавшись в, клубке рук, ног и оружия.
Лошади бросились в разные стороны, и мы мгновенно расцепились. Не успел я подняться, как он уже вскочил на ноги и начал вытаскивать меч. К счастью, его первый удар был нацелен влево, потому что я парировал его прежде, чем вытащил меч из ножен.
Я вовремя вытащил меч, чтобы отразить сильный удар, направленный мне в голову.
— Эй! Остановись! Я с тобой не спорю! — закричал я и блокировал удар в правый бок.
— Ублюдок! — завопил мой противник, пытаясь еще трижды нанести удар по моему черепу.
— Я тебе не враг! — Я отразил удар в левую ногу. — Я просто пытаюсь не дать тебе совершить убийство.
Защита почти всегда требует меньше движений, чем нападение, и поэтому она быстрее. Кроме того, моему противнику недоставало умения обращаться с оружием и, главное, напрочь отсутствовала способность к обманным приемам и уловкам. Каждый удар он обозначал еще до того, как его нанести.
— Ты ездишь с ворами! — Он еще дважды нацеливался в мою правую ногу.
Что у него было, так это тяжелый меч и невероятная выносливость и настырность.
— Учти, я не хочу причинить тебе вреда!
Он снова нацеливался мне в голову.
Когда-то я лучше всех в университете владел саблей, но уже шесть лет не практиковался. К тому же я отражал выпады фехтовальной шпаги, которая весит в десять раз меньше, чем сабля моего противника.
— Ты польский вор и лжец, как и все твои друзья! — Он продолжал вращать саблей в воздухе.
— Может, мы остановимся и поговорим? Ты вообще когда-нибудь устаешь? — Моя правая рука начала неметь.
— Ублюдок! — завопил он и начал еще быстрее размахивать шпагой.
В двадцатом веке я подумал бы, что здесь не обошлось без допинга.
Наконец он приблизился ко мне и нанес удар в правое плечо. Он не повредил ни кожу, ни кость, но было больно. Я понял, что игра в защиту не может продолжаться бесконечно. Придется его обезвредить.
Как только подвернулась возможность, я отклонил его меч вправо. Противник же не рассчитал сил, и я согнулся пополам под его мечом. Затем, выставив руку вперед — голова и тело в вертикальном положении, — я сделал быстрый выпад в сторону противника.
В фехтовании все происходит настолько быстро, что даже не успеваешь рационально проконтролировать. Чтобы руки и ноги рефлекторно работали правильно, нужно тренироваться годами. Именно так набирают очки.
Именно так я вонзил свой меч в шею противника, разрезав его трахею и по меньшей мере две артерии. Вероятно, он был мертв еще до того, как упал на землю, но продолжал истекать кровью. О Боже, сколько было крови!
Я уставился на мертвое тело, не в силах поверить, что я сделал.
— Отличная работа, пан Конрад! Но была ли в этом такая уж необходимость?
— А?
Мне еще никогда не приходилось никого убивать.
— Зачем ты выкинул его из седла?
Борис собрал лошадей и спрыгнул на землю.
— Разве ты не видел? — немного погодя произнес я. — Он вытащил из-за спины нож. Собирался тебя убить.
— А, вон он, этот нож — лежит на земле! Прошу прощения, пан Конрад. Ты спас мне жизнь! Теперь я твой должник.
Борис наклонился над трупом и обыскал его.
— Я только зарабатываю свое жалованье и должен тебе примерно три тысячи гривен.
Я убийца.
— Больше не должен, пан Конрад. Смотри.
Он показал мне кошелек, который нашел у покойника. Там было с килограмм золота.
— Это примерно восемь тысяч гривен, или я не Борис Новацек. И еще вот что! У него под одеждой кольчуга! Если бы ты нанес ему удар мечом, то меч зацепился бы за кольца, и тогда бы он отсек тебе голову!
Борис быстро раздел убитого, а я тупо смотрел на него. Когда он справился, труп остался полностью голым.
— Оттащи его подальше от дороги, ладно? Когда он начнет разлагаться, то приобретет отвратительный вид, а вдруг тут будут проезжать дамы.
Так на языке тринадцатого века он объяснял мне, что мусорить нехорошо. Я оттащил труп. Когда я вернулся, к лошади убитого был приторочен сверток. Борис уже взобрался на своего коня.
— Пан Конрад, я полагаю, что смогу продать эту лошадь и доспехи за четыре тысячи гривен. За золото можно получить еще восемь, значит, всего двенадцать. Это наша общая добыча. Главную работу сделал ты, однако ты состоишь у меня на службе. Таким образом, я думаю, что нам причитается поровну. Согласен?
— Как скажешь.
Иисус Всемогущий! Я только что убил человека. Убил и спрятал тело. Теперь я делил его имущество. Борис увидел мое выражение лица.
— Не можем же мы оставить все это на дороге для какого-нибудь вора! Итак, твоя доля — шесть тысяч из двенадцати, но ты должен мне три, значит, тебе остается три.
Я положил деньги в кошелек. Вместе с моими пятьюдесятью гривнами теперь у меня была значительная сумма. Двухгодичный доход за одно убийство.
— Не забывай, что ты спас мне жизнь. Прошу, прими в знак моей признательности еще тысячу.
Я спрятал и ее в кошелек и взобрался на лошадь.
— И вот еще что, — сказал Борис, когда мы ехали по тропе. — Этот человек, кто бы он ни был, не имел при себе переводного векселя, и я думаю, что скорее всего он обыкновенный вымогатель.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27
Я поднес меч к свету и потер лезвие. Булатная сталь! Лучшая сталь для мечей состоит из твердой стали с высоким содержанием углерода, запаянной между слоями гибкой стали с низким содержанием углерода. Высокоуглеродистая сталь не так быстро ржавеет, и в результате поверхность выглядит как пузырьки на воде — отсюда и название. Это был первый хороший кусок металла, виденный мной в тринадцатом веке.
Я пытался не показать виду, что взволнован. Это все равно что найти скрипку Страдивари в комиссионном магазине.
— Интересная вещица! — сказал я лавочнику. — Сарацинский меч, да?
Мало кто из польских рыцарей принимал участие в крестовом походе, поскольку в окрестностях обитало немало язычников, с которыми приходилось воевать.
— Верно, пан. Один великий рыцарь привез его со Священных войн. Это святая реликвия.
— Святая реликвия, сделанная неверными! Тот великий рыцарь скорее всего подарил его своей даме сердца, поскольку не хотел хранить дома. Это просто барахло, и мы оба это знаем. Он чересчур легок, чтобы причинить серьезный вред, и поэтому мне он нужен. У меня есть племянник, который хочет получить первый игрушечный меч. Что-нибудь дешевое, чтобы он мог размахивать им и не повредиться. Как насчет пяти гривен?
— Нет, пан, я не могу продать такую ценность дешевле, чем за пятьдесят.
И так я продолжал, подражая своему хозяину. Через десять минут мы остановились на четырнадцати, и я заплатил из своего кармана.
Покинув лавку, я обратился к Новацеку:
— Ну что, я хорошо усваиваю твои уроки?
Честно говоря, это были более чем странные уроки для добропорядочного социалиста.
— Вполне неплохо для новичка. Правда, я бы смог сбить цену до одиннадцати. Только вот зачем тебе эта хреновина?
— Ты просто не понимаешь. Эта вещь стоит не одиннадцать, а одиннадцать тысяч гривен. Будь добр, дай мне свой нож — правда, я могу его немного испортить.
В тринадцатом веке каждый человек носил с собой нож. Новацек протянул его мне. Я достал свой новый меч и отрезал от лезвия ножа тонкую полоску. Глаза Новацека расширились от изумления.
— Проба номер один — он может резать менее прочное лезвие!
— Менее прочное! Это же первоклассная сталь!
— Всего лишь хорошее кованое железо — вокруг такого добра навалом. Проба номер два: лезвие меча можно согнуть, и оно не сломается и даже не потрескается. — Я воткнул меч в землю и нагнул лезвие градусов на 90, но дальше не стал — на всякий случай.
— А третья проба есть?
— Будет позже, после того как я его наточу. Он будет разрезать парящий в воздухе шёлковый платок. А ты знаешь какого-нибудь кузнеца, способного укрепить рукоятку? Граммов пятьдесят меди значительно улучшат баланс.
Седла и уздечки продавались двумя разными гильдиями, поэтому невозможно было подобрать похожие. Седла для боевых коней были огромными. Седельная лука и спинка седла доходили мне до пояса. Противник мог переломить вам хребет, но ему ни за что не удалось бы выбить вас из седла.
Забираться в седло было делом непривычным. Пришлось поставить правую ногу в левое стремя, подтянуться, поставить левую ногу в специальную кожаную петлю, подтянуться еще выше, а затем плюхнуться в седло, не запутавшись и не задев гениталии.
Но я забегаю вперед.
Я позволил пану Новацеку выбрать седло и уздечку.
С копьями и щитами я был знаком разве что по фильмам. Собственно говоря, я не нуждался ни в том, ни в другом, но мой хозяин стал настаивать. Я выбрал щит и копье как можно легче по весу.
— А что изобразить на щите, пан?
Все щиты в лавке были белыми. Подержанные щиты продавались редко, потому что обычно их разрубали непосредственно перед тем, как нанести удар их обладателю.
— У нас есть время?
Я взглянул на Новацека. Уже перевалило за полдень, так как мы часто останавливались попить пива. Оставалось еще много дел, а он хотел отправиться в путь до рассвета.
— Постараюсь управиться за час, пан, если работа не слишком сложная.
Новацек утвердительно кивнул.
Возможно, причиной стало выпитое на голодный желудок пиво, а может, что-то в глубине моей души завопило: сделай это!
— Белый орел на красном фоне, — сказал я. — У орла на голове нарисуй корону.
Художник никак не отреагировал. Я предположил, что национальная символика еще не получила широкого распространения.
— Какой-нибудь девиз?
— Jeszcze Polska nie sginela<«Еще Польша не погибла» — первая строка польского национального гимна. (Примеч. пер.)>.
И полное отсутствие всякой реакции даже на первую строку польского национального гимна, который будет написан через пять с половиной столетий.
Седло и упряжь доставили в конюшню и надели на лошадь.
Я постарался усесться верхом как можно аккуратнее, чтобы ненароком не поставить себя в глупое положение.
Лошадь и впрямь оказалась отличная: спокойная, покорная и нисколько не пугливая. Ее приучили как к уздечке, так и к стременам. Ею можно было управлять одними только ногами. Конечно же, она ничуть не походила на свирепых боевых скакунов, но как раз это мне и нравилось.
Я не успел купить шпоры — еще одна гильдия, — но, очевидно, они мне и не понадобятся.
Наконец я возвращаюсь верхом обратно в монастырскую гостиницу, а мой хозяин идет рядом. На мне шлем, кольчуга и широкий красный плащ, отороченный овчиной. У меня лошадь и седло, а также меч, копье и «дерзкий» щит. Если не считать джинсов, видневшихся из-под моих железных доспехов, я выглядел как настоящий рыцарь.
А также на мне висит долг, выплатить который я смогу не раньше, чем через год.
ГЛАВА 7
Мы пустились в путь за час до рассвета.
В последний вечер мы быстро поужинали и вымылись; неизвестно, когда удастся помыться в следующий раз. Я собрал свои вещи.
Отец Игнаций пришел в мою келью, чтобы попрощаться со мной и пожелать доброго пути. Он дал мне рекомендательное письмо и список францисканских монастырей, где в случае необходимости я всегда смогу рассчитывать на пищу. Также он вручил мне послание, которое надлежало передать графу Ламберту в Окойтце.
— Это как раз по дороге, и ценой за твои труды будет обед и ночлег. Я нес это письмо из Венгрии, но сейчас ты должен доставить его по назначению. Ступай с Богом, и знай, сын мой, что здесь для тебя всегда открыты двери. — Он улыбнулся. — С тобой будет все в порядке, пан Конрад. Я чую это.
В коридоре поджидал Роман с моей одеждой, взятой напрокат. Она была постирана и сложена. Некоторые вещи выглядели так, будто их терли между двумя камнями, но я сделал вид, что не заметил. Еще он держал кошелек с серебряными монетами.
— Благодарю за то, что дал мне взаймы, пан Конрад. Возвращаю долг.
— Спасибо, приятель. Но почему бы тебе не оставить кроссовки? Они тебе в самый раз.
— Еще раз благодарю, но они не подходят к моей рясе. А ты слышал новости о той потаскушке Маленке?
— Нет, а что случилось?
— Она получила самую что ни на есть постоянную должность у владельца таверны.
— Правда?
— Да. Они уже вывесили объявление в церкви и через месяц поженятся.
— Просто невероятно, будь я проклят!
— Что ты, пан Конрад. Полагаю, ты спас ее душу своими тремя гривнами. Да благословит тебя Бог!
Что-то странное было в его взгляде. Зависть? Восхищение?
Я вернулся к Борису Новацеку, который все еще пил в гостинице.
Он удивил меня утром, облачившись в полное обмундирование. Мы съели холодный завтрак и отправились в путь, взяв с собой двух лошадей и мула. Я ехал на своей рыжей кобыле — в честь девушки из Закопане я назвал ее Анной, — используя в качестве одной из седельных сумок свой рюкзак. Сверху «ехал» мой щит. Копье одним концом упиралось в углубление в стремени, верхнюю часть древка удерживал зажим на седельной луке.
Борис (выпив прошлым вечером пива, мы решили в неофициальной обстановке называть друг друга по именам) ехал на сером мерине, везя пару небольших, но очень тяжелых седельных сумок. Он вел мула, нагруженного припасами, кожаным мешком с пивом и некоторыми «предметами роскоши» — сахаром и перцем. Обе эти «ценности» стоили одну пятую эквивалентного веса серебра. Их доставили из Индии.
Мы ехали по тропе к северу от Вислы, направляясь на запад. Анна уверенно ступала по дороге, которая была мне еле видна. Ее не пугали странные звуки или летящие по ветру листья. Замечательное животное. Нам нужно было идти по этой тропе до тех пор, пока река не повернет на юг, затем перейти на другую тропу, также ведущую на запад к реке Одре, а затем на юг в Моравию. В случае удачи мы надеялись добраться до Моравских ворот — низкого перевала между Карпатами и Судетами, вечером четвертого дня — 26 декабря.
После этого предстояло более легкое путешествие при теплой погоде в Венгрию, где мы купим 144 бочонка вина, чтобы весной доставить их краковскому архиепископу. Это вино предназначалось исключительно для мессы и, конечно же, не имело никакого отношения к пристрастию архиепископа к красным венгерским винам.
Утро было в самом разгаре, когда мы прошли бенедиктинское аббатство в Тынице, высоко на белых скалах на другой стороне реки, но с тех пор, как выехали из Кракова и до десяти часов утра мы не встретили ни единой живой души.
Борис ехал рядом со мной, и мы беседовали. Разговаривать в темноте было затруднительно, потому что мы не могли видеть жестикуляцию друг друга. Ему хотелось узнать об арабских цифрах, и я пустился в объяснения.
Борис быстро понял основные положения. Его позабавило существование нуля («Специальный знак, который обозначает „пустое место“! Ха-ха! ), но вскоре он понял всю его пользу. Я рисовал цифры в воздухе, как будто на школьной доске, и он без труда запомнил их очертания. Новая система числовых обозначений показалась ему выдающимся изобретением. Он все еще продолжал размышлять о десятой цифре, как вдруг мы услышали позади себя конский топот. Мы с Борисом расступились по краям тропы, чтобы пропустить всадника.
Тот резко остановился посередине и повернулся к моему хозяину. Он вел себя так, как будто меня вообще здесь не было.
— Ты Борис Новацек?
— Да.
— Ты вор! Ты не выплатил долг! — воскликнул незнакомец с сильным немецким акцентом.
— Кто ты и почему называешь меня вором?
— Я называю тебя вором, потому что ты не уплатил двадцать две тысячи гривен, которые должен торговцу тканями Швайбургеру. А он твой долг продал мне!
— Я тебе ничего не должен, потому что я тебя не знаю. Что до Швайбургера, то мой долг истекает на Рождество, а сегодня только двадцать третье декабря.
Перебранка накалялась все сильнее, и я насторожился. Я не был знаком с юридическими тонкостями дела, но очевидно, что моим долгом было защищать Бориса.
Незнакомец, кажется, забыл обо мне, потому что, потрясая кулаком, потянулся достать из-за спины нож.
Я не собирался пускать в ход меч и убивать его, поэтому схватил всадника за шиворот и вытряхнул из седла. Я намеревался перекинуть его через голову и бросить на землю. Затем я мог вытащить свое копье и предотвратить нападение.
Но он оказался намного тяжелее, чем я предполагал. Пролетая в воздухе, он выбил у меня из рук копье, которое я пытался подхватить правой ногой. Таким образом легко выпасть из седла — что, собственно, и произошло. Я никогда не считал себя хорошим наездником.
Я выскальзывал из седла вправо, но руками вцепился в кредитора, поэтому не мог схватить рукоятку меча. Моя правая нога выскользнула из стремени, что остановило падение копья. Отчаянно пытаясь найти стремя, я выпустил копье. В заключение я подумал: черт возьми, почему я? — и упал на землю, запутавшись в, клубке рук, ног и оружия.
Лошади бросились в разные стороны, и мы мгновенно расцепились. Не успел я подняться, как он уже вскочил на ноги и начал вытаскивать меч. К счастью, его первый удар был нацелен влево, потому что я парировал его прежде, чем вытащил меч из ножен.
Я вовремя вытащил меч, чтобы отразить сильный удар, направленный мне в голову.
— Эй! Остановись! Я с тобой не спорю! — закричал я и блокировал удар в правый бок.
— Ублюдок! — завопил мой противник, пытаясь еще трижды нанести удар по моему черепу.
— Я тебе не враг! — Я отразил удар в левую ногу. — Я просто пытаюсь не дать тебе совершить убийство.
Защита почти всегда требует меньше движений, чем нападение, и поэтому она быстрее. Кроме того, моему противнику недоставало умения обращаться с оружием и, главное, напрочь отсутствовала способность к обманным приемам и уловкам. Каждый удар он обозначал еще до того, как его нанести.
— Ты ездишь с ворами! — Он еще дважды нацеливался в мою правую ногу.
Что у него было, так это тяжелый меч и невероятная выносливость и настырность.
— Учти, я не хочу причинить тебе вреда!
Он снова нацеливался мне в голову.
Когда-то я лучше всех в университете владел саблей, но уже шесть лет не практиковался. К тому же я отражал выпады фехтовальной шпаги, которая весит в десять раз меньше, чем сабля моего противника.
— Ты польский вор и лжец, как и все твои друзья! — Он продолжал вращать саблей в воздухе.
— Может, мы остановимся и поговорим? Ты вообще когда-нибудь устаешь? — Моя правая рука начала неметь.
— Ублюдок! — завопил он и начал еще быстрее размахивать шпагой.
В двадцатом веке я подумал бы, что здесь не обошлось без допинга.
Наконец он приблизился ко мне и нанес удар в правое плечо. Он не повредил ни кожу, ни кость, но было больно. Я понял, что игра в защиту не может продолжаться бесконечно. Придется его обезвредить.
Как только подвернулась возможность, я отклонил его меч вправо. Противник же не рассчитал сил, и я согнулся пополам под его мечом. Затем, выставив руку вперед — голова и тело в вертикальном положении, — я сделал быстрый выпад в сторону противника.
В фехтовании все происходит настолько быстро, что даже не успеваешь рационально проконтролировать. Чтобы руки и ноги рефлекторно работали правильно, нужно тренироваться годами. Именно так набирают очки.
Именно так я вонзил свой меч в шею противника, разрезав его трахею и по меньшей мере две артерии. Вероятно, он был мертв еще до того, как упал на землю, но продолжал истекать кровью. О Боже, сколько было крови!
Я уставился на мертвое тело, не в силах поверить, что я сделал.
— Отличная работа, пан Конрад! Но была ли в этом такая уж необходимость?
— А?
Мне еще никогда не приходилось никого убивать.
— Зачем ты выкинул его из седла?
Борис собрал лошадей и спрыгнул на землю.
— Разве ты не видел? — немного погодя произнес я. — Он вытащил из-за спины нож. Собирался тебя убить.
— А, вон он, этот нож — лежит на земле! Прошу прощения, пан Конрад. Ты спас мне жизнь! Теперь я твой должник.
Борис наклонился над трупом и обыскал его.
— Я только зарабатываю свое жалованье и должен тебе примерно три тысячи гривен.
Я убийца.
— Больше не должен, пан Конрад. Смотри.
Он показал мне кошелек, который нашел у покойника. Там было с килограмм золота.
— Это примерно восемь тысяч гривен, или я не Борис Новацек. И еще вот что! У него под одеждой кольчуга! Если бы ты нанес ему удар мечом, то меч зацепился бы за кольца, и тогда бы он отсек тебе голову!
Борис быстро раздел убитого, а я тупо смотрел на него. Когда он справился, труп остался полностью голым.
— Оттащи его подальше от дороги, ладно? Когда он начнет разлагаться, то приобретет отвратительный вид, а вдруг тут будут проезжать дамы.
Так на языке тринадцатого века он объяснял мне, что мусорить нехорошо. Я оттащил труп. Когда я вернулся, к лошади убитого был приторочен сверток. Борис уже взобрался на своего коня.
— Пан Конрад, я полагаю, что смогу продать эту лошадь и доспехи за четыре тысячи гривен. За золото можно получить еще восемь, значит, всего двенадцать. Это наша общая добыча. Главную работу сделал ты, однако ты состоишь у меня на службе. Таким образом, я думаю, что нам причитается поровну. Согласен?
— Как скажешь.
Иисус Всемогущий! Я только что убил человека. Убил и спрятал тело. Теперь я делил его имущество. Борис увидел мое выражение лица.
— Не можем же мы оставить все это на дороге для какого-нибудь вора! Итак, твоя доля — шесть тысяч из двенадцати, но ты должен мне три, значит, тебе остается три.
Я положил деньги в кошелек. Вместе с моими пятьюдесятью гривнами теперь у меня была значительная сумма. Двухгодичный доход за одно убийство.
— Не забывай, что ты спас мне жизнь. Прошу, прими в знак моей признательности еще тысячу.
Я спрятал и ее в кошелек и взобрался на лошадь.
— И вот еще что, — сказал Борис, когда мы ехали по тропе. — Этот человек, кто бы он ни был, не имел при себе переводного векселя, и я думаю, что скорее всего он обыкновенный вымогатель.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27