Янина разложила одежду в изножье кровати. Кровать эта была громадная: два с половиной метра в длину и более двух — в ширину. Над ней располагалась рама с пологом.
— Думаю, это будет тебе впору.
Она поднесла ко мне тунику и разгладила. Девушка так старательно разглаживала, что мне вскоре стали ясны ее намерения.
— Да, — сказал я. — Я уверен, она мне подойдет. Вышивка здесь просто замечательная. Вы сами вышивали?
— Да, пан Конрад. Но рукава получились слишком длинными, видишь? А тебе придется в самый раз. Мне всегда после бани так жарко! Ты не возражаешь?
Даже не дождавшись моих возражений, она сбросила с себя платье, оставшись в длинной сорочке.
— Все в порядке, главное, чтобы тебе было удобно. — Я порылся среди принесенных ею вещей. — Это чулки-брюки?
Я таких отродясь не видел. Чулки из ткани, но обтягивающие, наподобие женских колготок. Сверху на них были подвязки.
— С короткими штанами их не носят. Нужны вот такие, с поясом. — Она быстро стянула с меня трусы.
— Интересно. Какие башмаки странные.
Эта игра начала меня забавлять. Очень необычно ощущать себя жертвой, а не охотником!
— Думаю, они тебе подойдут. — Она наклонилась к моим ногам, чтобы я хорошо рассмотрел глубокий вырез ее сорочки. — О, у тебя такие холодные ноги! Нужно их согреть!
Игра продолжалась. Обнаженная Янина лежала на кровати, я пытался разобраться с пряжкой для пояса.
— К черту пряжку, пан Конрад, лучше иди сюда!
И я смирился с неизбежным и позволил ей делать с моим телом все, что пожелает, отлично зная: потом она заявит, что я взял ее силой. Она была не так красива, как Кристина, но молодость и жизнерадостность компенсируют недостаток красоты.
Я пообещал Янине свою последнюю футболку.
В последующие дни меня посетили остальные четыре девушки. Вероятно, они считали, что имеют на меня равные права. Типично социалистический принцип. Если на одного рыцаря приходилась сотня женщин-крестьянок, я не мог представить себе насилия в современном смысле этого слова. Мужчине просто физически тяжело удовлетворить всех желающих.
Позже я выяснил, что в дополнение к тому, что девушкам предоставлялась социально приемлемая возможность дать выход своей сексуальности и смешаться со знатью, рыцарь должен был обеспечить их приданым и найти подходящего мужа. Поскольку женщин это устраивало, я не видел в таком обычае ничего дурного.
Устраивало это и родителей девушек. Оправданный обществом обычай, избавляющий от необходимости собирать приданое и оплачивать свадьбу.
Меня одели в новые вещи. Полотняные нижние штаны на поясе дополняла такая же полотняная рубаха. К поясу привязывались темно-синие брюки, в действительности состоявшие из двух отдельных штанин. Посередине они соединялись чем-то вроде подгузника — это называлось гульфик. Такая «конструкция» имела свои преимущества, учитывая пользование отхожими местами в зимнее время. Сверху надевалась богато вышитая темно-бордовая рубаха с длинными рукавами. На шее она завязывалась чем-то наподобие обувных шнурков.
Мягкие ботинки из черной кожи — без толстых подошв — натягивались как чулки. Выходя на улицу, поверх них надевали толстые войлочные калоши. Неплохо, но мои туристские ботинки все же лучше.
К левому плечу пристегивалась накидка — темно-синяя, под цвет брюк.
Весь наряд немного портил мой простоватый кожаный ремень, но по этикету полагалось носить меч и нож. Внезапно ножны показались мне потрепанными, а футляр для ножа — невыразительным.
Янина заканчивала одевать меня, когда раздался стук в дверь.
— Войдите! — крикнула она, не стесняясь оставаться обнаженной.
— Пан Конрад, — сказал граф Ламберт, не обращая внимания на неодетую даму. — Я надеялся посмотреть на твои волшебные приборы… Должен признаться, тебе идет этот наряд, и он тебе впору.
За ним вошли все, кто был в сауне.
— Благодарю тебя, господин. Одежда красивая, а вышивка просто потрясающая.
— Верно. Мои дамы сделали ее для меня прошлой осенью, чтобы преподнести мне сюрприз. Они еще были здесь новенькими и не знали моего размера. Но тебе в самый раз, так что считай эти вещи моим подарком.
— Хорошо… Спасибо, мой господин! — Наверное, на одну только вышивку ушло несколько месяцев.
— Пожалуйста, не подумай, что я отдаю тебе обноски. Мне эта одежда не подошла, и дамы очень расстроились. Смотрю, ты им понравился. — Он указал на голую Янину.
— Но… пожалуйста, господин, надеюсь, что я не…
— Ни в коем случае, пан Конрад. Какая радость в обладании чем-то, если не можешь поделиться этим с друзьями? Только смотри, не забери их всех с собой, когда будешь уезжать. Оставь хоть нескольких, чтобы они обучали новеньких. Самому это делать ох как не хочется! Ну а теперь показывай свои волшебные приборы…
Я достал рюкзак и показал, как его нужно носить. Затем развернул спальный мешок, и Янина забралась в него. Комната не отапливалась, и девушке, очевидно, было холодно. Граф долго изучал застежку-молнию, прежде чем понял, как та работает.
— Просто невероятно, пан Конрад! Сможешь научить наших кузнецов делать подобные вещи?
— Возможно, мой господин, но вряд ли на это хватит тех нескольких недель, которые я проведу здесь.
— Понятно. А это что? Твой шатер?
— Да, господин. О, чуть не забыл! У меня есть для тебя письмо. Его доставил из Венгрии отец Игнаций.
Граф лишь мельком взглянул на конверт и бросил его Янине.
— Принесите мне это письмо, когда я буду в плохом настроении. А хорошее сейчас портить не хочется.
Я поставил нейлоновую палатку на деревянном полу. Для такой палатки не требовались прутья. Граф засыпал меня вопросами о палатке, материи, из которой она изготовлена, о фибергласовых шестах, зажимах, застежках и сетке от комаров.
— Самый настоящий дом! И такой легкий!
— Может быть еще легче, господин. Она все еще сырая. Пусть останется здесь и просохнет.
Я показал остальные вещи. Гостей поразило, насколько легки фляжка и котелок, однако в остальном особого впечатления на них ничего не произвело. Они выказали легкий интерес к пище сухой заморозки, но вряд ли представляли, как долго она может храниться. Швейцарский нож показался им хитроумной игрушкой. Они не знали, что такое сталь.
Аптечку первой помощи рассматривали равнодушно, по крайней мере граф и пан Мешко. Беспокоиться о ранении было ниже их рыцарского достоинства. Девушки немного заинтересовались — Янина все еще находилась в моем спальном мешке, — но решили воздержаться от комментариев.
— А эти пергаментные пакетики, пан Конрад?
— Семена. Я купил их в подарок матери.
Пан Мешко пришел в восторг от моего компаса.
— Так, значит, стрелка всегда указывает строго на север?
— Не совсем. Она немного отклоняется на запад. Но она всегда указывает в одном и том же направлении, и если ясной ночью сверить карту с Полярной звездой, то можно узнать, насколько сильно она отклонена. Сбить компас может только железо.
— Неудивительно. Холодное железо всегда перехитрит любой колдовской прибор.
— Нет, пан Мешко! Он изготовлен умелыми людьми, которые разбираются в науке. Наука — это искусство познать способы, которыми Бог создал мир, и к колдовству не имеет никакого отношения.
— Клянешься?
— Клянусь своей честью! Более того, если тебе компас понравился — возьми его. Пусть это будет моим рождественским подарком.
— Тогда, клянусь своей честью, я принимаю твой подарок, но вручить его ты должен вечером.
Швейный набор, особенно иглы с крошечными ушками, был с энтузиазмом встречен девушками. Я знал, что сделаю с четырьмя оставшимися подарками.
Напоследок я оставил бинокль. Он произвел немалое впечатление — люди стали вырывать его друг у друга из рук. Наконец, граф Ламберт забрал его у Янины.
— Дорогуша, ты что, хочешь замерзнуть до смерти? Ну-ка быстро оденься!
Он вышел на балкон, некоторое время приспосабливал линзы и стал рассматривать свои угодья.
— Извини, граф, — обратился я к нему, — я весь день не видел Бориса Новацека. Не знаешь, что с ним?
— Ушел рано утром — с двумя моими конюхами и пятью лошадьми. Кажется, прошлой ночью вы потеряли коня и поклажу. Они отправились на поиски. — Граф вновь посмотрел в бинокль. — А, вот и они, Богом клянусь! Смотри! Снег такой глубокий, что люди вынуждены идти впереди, чтобы расчищать дорогу лошадям. — Он опустил бинокль. — Нет! Так ничего не увидишь! Замечательный прибор, пан Конрад! — Он вновь поднес бинокль к глазам. — Смотри! Две лошади тянут за собой убитого боевого коня. А еще на одной — поклажа. Смотри, тот щит — черный орел на красном фоне! Ты расправился с ним, пан Конрад!
— С кем я расправился?
— Ты убил рыцаря Райнберга, подлого немецкого ренегата, который более года грабил и убивал моих торговцев! Этот черный орел погубил восьмерых моих рыцарей, полторы сотни простого народа и украл бог знает сколько скота! Но ты прикончил этого ублюдка, черт побери, ты прикончил его!
Граф Ламберт с энтузиазмом похлопал меня по спине.
— На тот момент это было делом простой необходимости, — сказал я.
— А сейчас это причина, чтобы возрадоваться! Более того, пан Конрад, награда за его голову — твоя! Десять тысяч гривен.
Ого! Я богатею на глазах. Кстати, где мой кошелек? Но спрашивать об этом как-то невежливо.
— Вижу, тебе понравился бинокль, господин, — сказал я.
— Понравился — это мягко сказано. Изумительнейший прибор! Как бы он пригодился на поле боя!..
— Значит, ты завершил мой список рождественских подарков! Дарю его тебе!
Покинув Катовице полтора месяца назад, я пользовался биноклем всего один раз, а компас вообще ни разу не пригодился. Это были скромные дары за оказанные мне услуги.
ГЛАВА 11
С позволения графа я ушел, оставив его осматривать в бинокль свои владения. Мне нужно было сходить в конюшню, тем более что обеда сегодня не будет, чтобы не перебивать аппетит перед пиршеством.
Анна, моя лошадь, обрадовалась мне. Ее поставили в хороший загон в большой, чистой конюшне и как следует почистили.
— С тобой хорошо обращаются, Анна?
Она утвердительно кивнула.
— Тебе что-нибудь нужно?
Лошадь отрицательно покачала головой.
— Отлично.
Я отказывался верить своим глазам.
Перед ней лежал несъеденный овес. Я потрепал ее по шее и отправился на поиски спасенного мной ребенка.
Все в замке и вокруг него суетились, занятые последними приготовлениями к празднику. Многие все еще были одеты в повседневную одежду из серой шерсти, но некоторые уже переоделись в яркие праздничные наряды с вышивкой.
Казалось, все знали, кто я такой. Проходя мимо, люди приветствовав меня кивками и улыбками. Я всегда думал, что в средние века крестьян жестоко угнетали, заставляя пресмыкаться перед господами. Вероятно, где-то так и было, но только не в Окойтце.
Когда я проходил мимо мельницы, меня остановил какой-то мужчина. В одной руке он нес корзину с едой, а в другой — бадью с пивом.
— Пан Конрад, — обратился он ко мне, — уж не спасенного ли ребенка ты ищешь?
— Угадал.
— Значит, я смогу отвести тебя в дом. Я — Михаил Малиньский, и этот младенец сейчас у моей жены.
— Тогда я твой должник, Михаил.
— Нет, пан Конрад. Это я твой должник. Два дня назад мой третий ребенок умер, едва появившись на свет. Жена моя безутешно скорбела по нему. Я думал, такое горе ее саму сведет в могилу. Но сейчас она счастлива. Понимаешь?
— Понимаю. Мы в долгу друг у друга. Давай пойдем к ним.
— Чуть погодя, пан. Сейчас у меня есть небольшое дело.
Он вошел в здание мельницы, и я последовал за ним. То, что я там увидел, повергло меня в шок. К тяжелому жернову, перемалывая зерно на муку, были прикованы четверо мужчин. Впервые в Окойтце я столкнулся с жестокостью.
— Что это?
— Жернов, что же еще, пан Конрад! А, ты имеешь в виду людей… Этих двоих поймали на прошлой неделе, они были пьяны, учиняли беспорядки и приставали к замужним женщинам. Они будут здесь до завтрашнего утра. А вот это мой брат. Я всегда предупреждал его насчет браконьерства. Он получил за это шесть месяцев.
— Я не браконьер! Я пристрелил оленя на своих землях и гнал до того места, где нас поймали.
— Прибереги свою ложь для тех, кто тебе поверит, братишка! Тебя поймали в четырех милях от твоих земель, и у оленя в сердце торчала стрела. Он не смог бы пройти такое расстояние!
— А этот, последний? — спросил я.
— Это плохой человек. Его поймали, когда он грабил купца. Он проработал здесь примерно половину из пяти лет, которые он получил.
Михаил поставил корзину и пиво на пол.
— Твое рождественское угощение, брат! Если хочешь, поделись с остальными.
Покинув мельницу, я сказал Михаилу:
— Пять лет за кражу — суровое наказание.
— Если бы он ограбил простого крестьянина, то получил бы всего полгода. Но купцов нужно защищать. В противном случае они перестанут приходить сюда, кому мы тогда будем продавать зерно и шкуры?
— Понятно. А что, если кто-нибудь ограбит рыцаря?
— Что-то не припоминаю, чтобы такое случалось, пан Конрад. Полагаю, если бы рыцарь оставил грабителя в живых, тот получил бы куда больше пяти лет.
Я перестал беспокоиться о местонахождении моего золота.
— А что же вы делаете, если преступников нет?
— В любом случае зерно нужно перемалывать на муку, так ведь? Обычно на мельнице есть одно или два свободных места, и остальные мужчины по очереди там работают. Но мы зорко следим за нарушителями закона.
— Еще бы. Ты все время говоришь о мужчинах. А как вы поступаете с женщинами-преступницами?
— Такое редко случается, пан Конрад. Женщины более законопослушны. Однажды, два года назад, двенадцатилетняя девчонка украла кинжал с серебряной рукояткой — и не у кого-нибудь, а у самого графа!
— И что же сделал граф?
— Забрал свой кинжал обратно и поставил в известность отца девочки. Тот устроил дочери знатную порку! Затем граф приговорил отца к месяцу работ на мельнице — за то, что плохо воспитывал свою дочь. Но подобное происходит крайне редко.
— А если бы она была замужем?
— В двенадцать лет? Не следует выдавать девушку замуж, пока она не созреет.
— Да нет же, Михаил. Я имею в виду женщин постарше.
— Ее участь решит муж. — И Михаил зашагал в сторону дома.
В двадцатом веке этот дом можно было бы назвать сараем. Три метра в ширину и пять в длину, он был одной из многочисленных бревенчатых построек, которые вплотную прилегали к внешней стене. Возле стены, над сараями, тянулся деревянный помост шириной два метра — вероятно, для стражников. Остальная часть крыши была соломенной.
— Все это построено согласно планам самого графа. Если дома строить вплотную друг к дружке, то они сохраняют тепло, да и стен нужно возводить меньше. Соседи иногда шумят, но в этом нет вины графа.
На двери не было петель; ее нужно было просто поднять и отставить в сторону. Михаил вошел без стука, я последовал за ним.
Очевидно, отсутствие запрета на наготу распространялось также и на замужних женщин. Судя по распаренному телу, пани Малиньская только что вернулась из бани. На вид ей казалось лет тридцать, но потом я узнал, что ей всего лишь девятнадцать. Она заплетала свои длинные волосы и даже не подумала встать и хоть чем-нибудь прикрыться.
— Пан Конрад! Прости, что не поговорила с тобой вчера вечером. Ты же понимаешь, ребенок…
— Конечно, пани Малиньская.
В центре комнаты горел огонь, от которого поднимался дым. На деревянных крючках по бревенчатым стенам была развешана одежда, мешки с продуктами, связки чеснока и единственный котелок для приготовления пищи. Набитые соломой тюки служили постелями. На земляном полу играли двое маленьких детей. И все же было заметно, что Михаил гордился своим домом! Где же тогда он родился?
— Граф говорит, что на следующий год у нас будет настоящий деревянный пол, — сообщил Михаил.
— Он хороший правитель, да?
— Лучше не бывает! Он бы на каждого человека здесь поселил еще добрую дюжину, было бы только место.
Проходя мимо отхожих мест и амбара, я задумался. Здесь жили хорошие люди, и я во многом мог им помочь. Но как только дороги расчистят, я должен покинуть это место.
Оставалось сделать еще одно дело. Здесь есть церковь, а значит, и священник. Я убил — или по меньшей мере стал причиной смерти — пятерых человек. Я согрешил с двумя очень молодыми девушками. Мне требовалось исповедаться.
Когда я пришел в церковь, там царила суета. Алтарь убрали, а заодно и свечи, реликвию — как я впоследствии выяснил, клочок волос святого Адальберта — и все прочие церковные принадлежности. Вместо прибитых к полу скамей в этой церкви были передвижные стулья; подозреваю, что скамьи в церквах появились позднее — для того, чтобы не допустить мирского использования церковных помещений. Стулья переставили и принесли длинные складные деревянные столы. Дело в том, что церковь — единственное помещение в Окойтце, способное вместить все его население.
Я узнал, что священник отец Иоанн со своей женой (!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27