Калинина.
Королева Сергея Павловича, кандидата в члены КПСС с марта месяца 1952 г.
к/к 10012568.
Заявление
Прошу принять меня в члены Коммунистической партии Советского Союза. Хочу быть в рядах активных участников построения Коммунистического общества в нашей стране.
Обязуюсь всегда высоко держать звание члена партии Ленина-Сталина.
30 июня 1953 г.
Королев.»
Собрание 15 июля 1953 года проходило в зале, где работали конструкторы. Доски с кульманами опустили, сразу стало просторно и светло. За распахнутыми окнами весело гомонили птицы, но люди их не слышали, все были очень серьезны, а Королев – серьезнее всех. Конструктор Евгений Александрович Тумовский, бывший позднее, в «космические» уже времена, секретарем парткома ОКБ, вспоминает: «На собрание пришли все коммунисты КБ. Королев заметно волновался. Рассказал биографию, ответил на ряд вопросов умно и строго, без лишних слов. Чувствовалось, что это событие имеет для него как руководителя особое значение, и в отношениях его с подчиненными наступают определенные изменения».
– За что вы были осуждены? – спросил секретарь парткома Медков.
Королев набычился, некоторое время молчал, потом ответил не глядя на Медкова:
– Мне разрешено на этот вопрос не отвечать....
Сергей Павлович находился в положении весьма щекотливом. Все дело в том, что он не был реабилитирован, т.е. не был объявлен человеком невинно осужденным. Он был помилован, со снятием судимости – юридически это совсем разные вещи. Формально рассуждая, в партию принимали прощенного и потому освобожденного преступника. Именно это обстоятельство вызвало большие сомнения при утверждении решения собрания в райкоме: ведь зек! Но все-таки приняли...
Став коммунистом уже после назначения Янгеля директором НИИ-88, Королев политически как бы сравнялся с ним, что предопределяло дальнейшее обострение соперничества. Устинов, кажется, уже понимал, что рассаживать этих двух медведей по разным берлогам все равно придется, что усмирить своенравие Королева никакой директор никогда не сможет и есть только один способ справиться с ним – лишить его монополии на ракеты дальнего действия, создать ему конкурента. Впрочем, конкурент нужнее был не только и даже не столько для обуздания непокорного Королева, сколько в интересах развития ракетостроения вообще.
Тут самое время, наверное, оговориться. При всех битвах честолюбий, при всех демонстрациях собственных амбиций, характера, воли, а подчас и упрямства, при всем разнообразии форм и методов руководства одними людьми и подчиненности другим, даже при несходстве взглядов на события, происходящие в стране, и разной степени преданности вождю – при всем при том и Королев, и Янгель, и Устинов были людьми идейными. Я понимают под этим беспредельную преданность идее своего труда, которая лежала в основе их нравственности. Создать оружие, способное защитить страну, – вот что их, действительно, всегда объединяло.
В начале 50-х годов стало ясно, что ракетная техника перерастает первоначально определенные ей рамки и требует создания новой отрасли промышленности, что один опытный завод в Подлипках не сможет обеспечить армию новым оружием в массовом количестве и никакая его реконструкция тут не поможет: ему просто некуда расти.
Сталин поручает Устинову изучить вопрос и представить свои соображения. Устинов понимает, что уже сам факт поручения Сталина развязывает ему руки. В этой ситуации он может не затевать нового многолетнего и многомиллионного строительства, а попытаться отнять у кого-нибудь уже готовый завод. Но у кого? Устинов был реалистом и понимал, что большой завод с налаженным производством, с добытым кровью и потом оборудованием, со своими людьми, наконец, без боя никто ему не отдаст. Причем невозможно заранее предсказать, на чью сторону в этом бою встанет Сталин, и есть весьма вероятный шанс бой этот проиграть, со всеми вытекающими отсюда последствиями. Вот, если бы найти новостройку, еще не закостеневшую в министерских планах, где дело только налаживается, где еще даже не все выстроено... Подобная экспроприация, когда один строит, а едва выстроит, появляется другой, нахрапистый, и, руководствуясь «высшими интересами государства», выстроенное присваивает, практиковалась довольно широко и даже нашла свое литературное отражение в известном рассказе Солженицына «Для пользы дела».
В конце концов, Устинов обнаружил то, что искал, и разработал свой коварный план. Еще в 1944 году, едва наши войска погнали немцев за Днепр, в Днепропетровске решено было начать строительство автомобильного завода. Строился он трудно и медленно, но в начале 50-х годов начал выпускать продукцию. Постепенно усложняя производство, от прицепов перешли к автопогрузчикам, от автопогрузчиков – к грузовикам и амфибиям. К тому времени, когда Устинов «положил глаз» на завод, там было выпущено только около сотни автомобилей. Место отличное, город индустриальный, с рабочими традициями, – лучше не найдешь. Устинов доложил Сталину. Обсуждение длилось недолго. Министр автомобильной промышленности пискнул было, что, мол, стране нужны грузовики, но в заключительном слове товарищ Сталин объяснил ему, что если у нас будут ракеты, то грузовики наверняка будут тоже, а если ракет не будет, то, возможно, не будет и грузовиков. Судьба автомобильного завода была решена.
Первоначально думали именно о заводе, который смог бы наладить массовое производство ракет. О том, что туда отправят Янгеля, речь не идет. В феврале 1952 года первый «московский десант» высаживается на берегах Днепра. Королев отправляет туда своего заместителя Василия Сергеевича Будника – он станет ненадолго Главным конструктором нового КБ, главного технолога опытного завода Сергея Николаевича Курдина – он станет Главным инженером, талантливого проектанта Вячеслава Михайловича Ковтуненко, будущего Главного конструктора межпланетных станций, начальника ОТК Тихона Романовича Соловьева, начальника цеха сборки Германа Яковлевича Семенова и многих других специалистов. (Семенов ехать не хотел, но Королев настоял, он страшился даже намека на какую-либо семейственность, а Герман был женат на родной сестре Нины Ивановны.) Все эти люди были нужны Королеву, но еще нужнее ему было наладить на новом заводе массовый выпуск своих ракет. Он все время наезжает в Днепропетровск – в мае, в июне, в сентябре 1952 г. – проверяет, как идут дела, помогает, как может. Завод очень быстро становится на ноги. Ясно, что на его базе нужно создать свое конструкторское бюро. Оно создается в апреле, а в июле 1954 года Михаил Кузьмич Янгель назначается руководителем нового КБ и одновременно завода. С этого момента заканчивается монополия Королева на ракеты дальнего действия.
Как раз в то лето я – студент ракетного факультета МВТУ – работал на производственной практике в цехах Автозавода, – так называли его в Днепропетровске по старой памяти. Все в городе, конечно, знали, что он выпускает: на заводе работало несколько десятков тысяч человек и сохранить тайну его производства было невозможно. Но готовую продукцию, пусть и в закрытых вагонах, служба режима распорядилась отгружать только с наступлением полной темноты, очевидно, вспомнив Гоголя: «Знаете ли вы украинскую ночь? О, вы не знаете украинской ночи! Всмотритесь в нее...» Служба режима стремилась, в противовес Николаю Васильевичу, чтобы как раз поменьше «всматривались».
Василий Сергеевич Будник
Михаил Кузьмич Янгель с внуком Димой
Партийный билет С.П. Королева
49
Мир стоит до рати, а рать до мира.
Русская пословица
Продолжим тему Гоголя...
В России не редкость, если самое серьезное дело вдруг обернется комедией, то и фарсом, если из строя, достойно радующего глаз единством линии, вдруг неожиданно вывалится что-то несообразное, курьезное и обращающее весь этот строй в конфуз, в, прости господи, какой-то пуф. Не потому ли великая русская литература дала миру таких писателей, как Гоголь и Салтыков-Щедрин, коим трудно найти аналога в литературах иных народов?
Увы, не миновала чаша сия и славнейшую нашу ракетную технику, которая тоже украсила свою летопись историей, доселе нигде не записанной, но настолько близко лежащей к истинно народным сказам и былям, что она, безусловно, достойна того, чтобы ее записать, не говоря уже об историческом значении сей летописи, повествующей о невозвратимом прошлом. Итак...
История о том, как мыши съели Волкодава
В одной из центральных областей России, в какой, – известно, но называть ее мы не будем, чтобы унять сердцебиение разведчиков, находился большой склад ракет дальнего действия. Этот факт не может представлять собою секрета сам по себе, коль скоро первый человек государства – Никита Сергеевич Хрущев с высокой трибуны сообщил всему миру, что ракеты эти мы делаем в великом множестве, как колбасы. Но при такой резвости производства, с одной стороны, и отсутствии войны – с другой, ракеты неизбежно должны накапливаться, а значит, и склад для их хранения необходим и обязателен с учетом важности и дороговизны самого предмета бережения. Склад был столь велик, что заведовал им не какой-нибудь старшина-сверхсрочник, тихо живущий, подобно яблочному червяку, в окружении бесплатной и сочной мякоти армейского довольства, а настоящий генерал с боевой фамилией Волкодав.
Неподалеку от склада протекала река, не большая, но и не маленькая, название которой Вам наверняка известно, но которое мы опять-таки называть не будем. И не только по упомянутой выше причине, но и потому еще, что всякие частные уточнения лишают нашу историю эпичности, низводя ее до разряда губернского приключения. Так вот, в январе 1953 года неожиданное и резкое потепление, охватившее всю Европейскую Россию привело к обильному таянию уже опустившихся на землю снегов, разливу рек и затоплению угодий. Однако склад ракет был сооружен столь расчетливо и продуманно, что никакой паводок не смел достичь его границ. Но вода настигла тысячи мышиных норок в полях и нивах, окружающих склад. Хозяева их готовились к мирной и тихой зимовке и теперь были изгнаны из родных пределов стихией, которая в одночасье лишила их накопленного многомесячным трудом пропитания. Бедным полевкам ничего не оставалось делать, как устремиться на склад ракет дальнего действия, ища спасение в сухом и теплом чреве огромных машин.
Подобно тому как в замечательной сказке о Коньке-Горбунке Рыба-Кит дала пристанище целому народцу, баллистическая ракета Р-1 населилась тысячами жертв капризной зимы. Ни проволочные и иные заграждения, ни образцово поставленная караульная служба, ни запретительные приказы самого генерала Волкодава не могли остановить великого похода невинных страдальцев. Наверное, самым правильным было бы, щедро расставив кормушки с зерном, отвлечь, таким образом, несчастных беженцев от боевой техники, однако то ли Волкодав не увидел такого решения, то ли посчитал зазорным для советского генерала подкармливать вредителей колхозных полей, но он этого не сделал. Великий инстинкт самосохранения заставил мышиную рать, не дождавшись политически близоруких решений Волкодава о подкормке, искать собственные пути к спасению. И они нашли их. Изоляция на электропроводах внутри ракет оказалась хотя и невкусной, но все-таки съедобной. И мыши изоляцию съели! А вместе с изоляцией съели и Волкодава: шуточное ли дело загубить столь важный арсенал!
В подобном умалении боеспособности нашей армии человек непредвзятый не сразу разглядит личную вину генерала Волкодава. Однако давно уже известно, что если солдата наказывают за провинности, лично им совершенные, то офицера, а тем паче генерала, чаще всего карают за проступки, персонально к нему никакого отношения не имеющие, а лишь случившиеся в пределах им контролируемых. Волкодав мышей на склад не звал, предвидеть и предотвратить мышиный налет не мог, но отвечать за него был обязан, поскольку армия тем и сильна, что какое бы печальное событие внутри нее не произошло, всегда можно найти человека, за него отвечающего, и наказать его.
Вскоре на склад приехал наш давний знакомый генерал Гайдуков и снял бедного Волкодава с поста за преступную халатность. В конструкторские бюро спустили дополнительные технические условия, исключающие применение в ракетах съедобных материалов. В ракетное хранилище срочно завезли ремонтников с опытного завода в Подлипках и котов. В течение нескольких дней последствия мышиного варварства были ликвидированы. Окончание ремонта отметили баней с вениками и квасом, а главных ремонтников Гайдуков пригласил на ужин с жареной уткой в окружении печеных яблок...
Всякому ясно, что история о том, как мыши съели Волкодава, – суть вздорное кривое зеркало, никак не отражающее истинную картину жизни армейских складов, но она продолжает жить долгие годы, передаваясь из уст в уста и веселя уже не одно поколение ракетчиков.
Узнав эту историю, Королев хохотал до слез. А потом задумался. Дело не в съедобной изоляции, конечно. Погубленный мышами Волкодав лишний раз напоминал о несовершенстве Р-1, родной сестры (если не сказать близняшке) Фау-2. Это была не его ракета, это был черновик, который он написал, прежде чем приступить к собственному сочинению. Он слишком хорошо видел несовершенства «единички», видел, что и в «двойке» ему удалось избавиться лишь от некоторых из них, и поэтому еще в то время, когда на заводе в Днепропетровске лишь готовились приступить к массовому производству ракет дальнего действия, он уже задумал новую машину, которая должна была прийти на смену «единичке». Сохраняя по возможности ее преимущества, она должна была освободиться от большинства ее недостатков. Прежде всего, требовалась мобильность, свобода от заранее сооруженной, забетонированной стартовой площадки. Жидкий кислород держал Р-1 на привязи, как собаку на цепи. Условия хранения сверххолодной жидкости делало ракету неповоротливой. Кислород надо было заменить так называемым высококипящим окислителем на основе азотной кислоты, который может храниться в заправленной ракете долгое время. Ракета должна быть небольшой, компактной, простой в эксплуатации, дешевой в производстве. Исаев предложил двигатель без турбонасосного агрегата, который стоит не меньше самого двигателя. Топливо пойдет в камеру сгорания без насосов, оно будет вытесняться, выдавливаться из баков повышенным давлением. Королев знал великую формулу Ломоносова: «Что в одном месте прибудет, то в другом убудет», и понимал, что за все эти преимущества – сокращения размеров, простоту, мобильность – платить придется. И он платил. Дальностью. Р-1 летала на 280-300 километров. Р-11 – так называлась новая машина, полетит на 140-150. Но если рассматривать эту ракету как оперативно-тактическую, а именно такой она задумывалась, то это цифры одного порядка. Кажется, и военные это понимали.
Да, конечно, Сергей Павлович был увлечен этой работой, но очень многие ветераны ОКБ говорили, что назвать эту ракету любимым детищем Королева было бы ошибкой. Он относился к ней со сдержанной холодностью, понимал, что она нужна армии, что ее ждут, понимал, что и ему самому она нужна для упрочения позиций ОКБ, но не более. «Крестным отцом» Р-11 был Василий Павлович Мишин. Эта машина во многом определила путь в ракетную технику и другого замечательного конструктора, выдающегося ракетного оружейника, будущего академика, дважды Героя Социалистического Труда, лауреата Государственной и Ленинской премий Виктора Петровича Макеева.
Макеев подключился к этой работе во время первых летных испытаний Р-11, которые проходили весной и летом 1953 года. Десять пусков выявили изъяны двигательной системы. Это была первая совместная работа Исаева с Королевым, и Алексею Михайловичу хотелось, чтобы его двигатели не уступали двигателям Глушко, на которых летали все ракеты Королева. Поэтому Исаев решил разобраться во всем фундаментально и на понукания Королева не реагировал. Только через год, в апреле–мае 1954 года, испытания были продолжены, ракета научилась летать хорошо, и уже в июле 1955 года Р-11 была принята на вооружение.
Королев отправил Макеева в Златоуст налаживать выпуск Р-11, а сам загорелся новой идеей: а что если сделать морской вариант? И даже не просто морской, а подводный?! В Ленинграде он находит Главного конструктора подводных лодок Исанина и с напором, только ему присущим, атакует Николая Никитича. Много раз писали о плодотворном сотрудничестве двух замечательных ученых – Королева и Курчатова, создавших ракетно-ядерный щит, и никогда не упоминалось не менее замечательное сотрудничество Королева и Исанина, которое не только щит этот еще более укрепило, но и потребовало коренного пересмотра многих глобальных военных доктрин.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157
Королева Сергея Павловича, кандидата в члены КПСС с марта месяца 1952 г.
к/к 10012568.
Заявление
Прошу принять меня в члены Коммунистической партии Советского Союза. Хочу быть в рядах активных участников построения Коммунистического общества в нашей стране.
Обязуюсь всегда высоко держать звание члена партии Ленина-Сталина.
30 июня 1953 г.
Королев.»
Собрание 15 июля 1953 года проходило в зале, где работали конструкторы. Доски с кульманами опустили, сразу стало просторно и светло. За распахнутыми окнами весело гомонили птицы, но люди их не слышали, все были очень серьезны, а Королев – серьезнее всех. Конструктор Евгений Александрович Тумовский, бывший позднее, в «космические» уже времена, секретарем парткома ОКБ, вспоминает: «На собрание пришли все коммунисты КБ. Королев заметно волновался. Рассказал биографию, ответил на ряд вопросов умно и строго, без лишних слов. Чувствовалось, что это событие имеет для него как руководителя особое значение, и в отношениях его с подчиненными наступают определенные изменения».
– За что вы были осуждены? – спросил секретарь парткома Медков.
Королев набычился, некоторое время молчал, потом ответил не глядя на Медкова:
– Мне разрешено на этот вопрос не отвечать....
Сергей Павлович находился в положении весьма щекотливом. Все дело в том, что он не был реабилитирован, т.е. не был объявлен человеком невинно осужденным. Он был помилован, со снятием судимости – юридически это совсем разные вещи. Формально рассуждая, в партию принимали прощенного и потому освобожденного преступника. Именно это обстоятельство вызвало большие сомнения при утверждении решения собрания в райкоме: ведь зек! Но все-таки приняли...
Став коммунистом уже после назначения Янгеля директором НИИ-88, Королев политически как бы сравнялся с ним, что предопределяло дальнейшее обострение соперничества. Устинов, кажется, уже понимал, что рассаживать этих двух медведей по разным берлогам все равно придется, что усмирить своенравие Королева никакой директор никогда не сможет и есть только один способ справиться с ним – лишить его монополии на ракеты дальнего действия, создать ему конкурента. Впрочем, конкурент нужнее был не только и даже не столько для обуздания непокорного Королева, сколько в интересах развития ракетостроения вообще.
Тут самое время, наверное, оговориться. При всех битвах честолюбий, при всех демонстрациях собственных амбиций, характера, воли, а подчас и упрямства, при всем разнообразии форм и методов руководства одними людьми и подчиненности другим, даже при несходстве взглядов на события, происходящие в стране, и разной степени преданности вождю – при всем при том и Королев, и Янгель, и Устинов были людьми идейными. Я понимают под этим беспредельную преданность идее своего труда, которая лежала в основе их нравственности. Создать оружие, способное защитить страну, – вот что их, действительно, всегда объединяло.
В начале 50-х годов стало ясно, что ракетная техника перерастает первоначально определенные ей рамки и требует создания новой отрасли промышленности, что один опытный завод в Подлипках не сможет обеспечить армию новым оружием в массовом количестве и никакая его реконструкция тут не поможет: ему просто некуда расти.
Сталин поручает Устинову изучить вопрос и представить свои соображения. Устинов понимает, что уже сам факт поручения Сталина развязывает ему руки. В этой ситуации он может не затевать нового многолетнего и многомиллионного строительства, а попытаться отнять у кого-нибудь уже готовый завод. Но у кого? Устинов был реалистом и понимал, что большой завод с налаженным производством, с добытым кровью и потом оборудованием, со своими людьми, наконец, без боя никто ему не отдаст. Причем невозможно заранее предсказать, на чью сторону в этом бою встанет Сталин, и есть весьма вероятный шанс бой этот проиграть, со всеми вытекающими отсюда последствиями. Вот, если бы найти новостройку, еще не закостеневшую в министерских планах, где дело только налаживается, где еще даже не все выстроено... Подобная экспроприация, когда один строит, а едва выстроит, появляется другой, нахрапистый, и, руководствуясь «высшими интересами государства», выстроенное присваивает, практиковалась довольно широко и даже нашла свое литературное отражение в известном рассказе Солженицына «Для пользы дела».
В конце концов, Устинов обнаружил то, что искал, и разработал свой коварный план. Еще в 1944 году, едва наши войска погнали немцев за Днепр, в Днепропетровске решено было начать строительство автомобильного завода. Строился он трудно и медленно, но в начале 50-х годов начал выпускать продукцию. Постепенно усложняя производство, от прицепов перешли к автопогрузчикам, от автопогрузчиков – к грузовикам и амфибиям. К тому времени, когда Устинов «положил глаз» на завод, там было выпущено только около сотни автомобилей. Место отличное, город индустриальный, с рабочими традициями, – лучше не найдешь. Устинов доложил Сталину. Обсуждение длилось недолго. Министр автомобильной промышленности пискнул было, что, мол, стране нужны грузовики, но в заключительном слове товарищ Сталин объяснил ему, что если у нас будут ракеты, то грузовики наверняка будут тоже, а если ракет не будет, то, возможно, не будет и грузовиков. Судьба автомобильного завода была решена.
Первоначально думали именно о заводе, который смог бы наладить массовое производство ракет. О том, что туда отправят Янгеля, речь не идет. В феврале 1952 года первый «московский десант» высаживается на берегах Днепра. Королев отправляет туда своего заместителя Василия Сергеевича Будника – он станет ненадолго Главным конструктором нового КБ, главного технолога опытного завода Сергея Николаевича Курдина – он станет Главным инженером, талантливого проектанта Вячеслава Михайловича Ковтуненко, будущего Главного конструктора межпланетных станций, начальника ОТК Тихона Романовича Соловьева, начальника цеха сборки Германа Яковлевича Семенова и многих других специалистов. (Семенов ехать не хотел, но Королев настоял, он страшился даже намека на какую-либо семейственность, а Герман был женат на родной сестре Нины Ивановны.) Все эти люди были нужны Королеву, но еще нужнее ему было наладить на новом заводе массовый выпуск своих ракет. Он все время наезжает в Днепропетровск – в мае, в июне, в сентябре 1952 г. – проверяет, как идут дела, помогает, как может. Завод очень быстро становится на ноги. Ясно, что на его базе нужно создать свое конструкторское бюро. Оно создается в апреле, а в июле 1954 года Михаил Кузьмич Янгель назначается руководителем нового КБ и одновременно завода. С этого момента заканчивается монополия Королева на ракеты дальнего действия.
Как раз в то лето я – студент ракетного факультета МВТУ – работал на производственной практике в цехах Автозавода, – так называли его в Днепропетровске по старой памяти. Все в городе, конечно, знали, что он выпускает: на заводе работало несколько десятков тысяч человек и сохранить тайну его производства было невозможно. Но готовую продукцию, пусть и в закрытых вагонах, служба режима распорядилась отгружать только с наступлением полной темноты, очевидно, вспомнив Гоголя: «Знаете ли вы украинскую ночь? О, вы не знаете украинской ночи! Всмотритесь в нее...» Служба режима стремилась, в противовес Николаю Васильевичу, чтобы как раз поменьше «всматривались».
Василий Сергеевич Будник
Михаил Кузьмич Янгель с внуком Димой
Партийный билет С.П. Королева
49
Мир стоит до рати, а рать до мира.
Русская пословица
Продолжим тему Гоголя...
В России не редкость, если самое серьезное дело вдруг обернется комедией, то и фарсом, если из строя, достойно радующего глаз единством линии, вдруг неожиданно вывалится что-то несообразное, курьезное и обращающее весь этот строй в конфуз, в, прости господи, какой-то пуф. Не потому ли великая русская литература дала миру таких писателей, как Гоголь и Салтыков-Щедрин, коим трудно найти аналога в литературах иных народов?
Увы, не миновала чаша сия и славнейшую нашу ракетную технику, которая тоже украсила свою летопись историей, доселе нигде не записанной, но настолько близко лежащей к истинно народным сказам и былям, что она, безусловно, достойна того, чтобы ее записать, не говоря уже об историческом значении сей летописи, повествующей о невозвратимом прошлом. Итак...
История о том, как мыши съели Волкодава
В одной из центральных областей России, в какой, – известно, но называть ее мы не будем, чтобы унять сердцебиение разведчиков, находился большой склад ракет дальнего действия. Этот факт не может представлять собою секрета сам по себе, коль скоро первый человек государства – Никита Сергеевич Хрущев с высокой трибуны сообщил всему миру, что ракеты эти мы делаем в великом множестве, как колбасы. Но при такой резвости производства, с одной стороны, и отсутствии войны – с другой, ракеты неизбежно должны накапливаться, а значит, и склад для их хранения необходим и обязателен с учетом важности и дороговизны самого предмета бережения. Склад был столь велик, что заведовал им не какой-нибудь старшина-сверхсрочник, тихо живущий, подобно яблочному червяку, в окружении бесплатной и сочной мякоти армейского довольства, а настоящий генерал с боевой фамилией Волкодав.
Неподалеку от склада протекала река, не большая, но и не маленькая, название которой Вам наверняка известно, но которое мы опять-таки называть не будем. И не только по упомянутой выше причине, но и потому еще, что всякие частные уточнения лишают нашу историю эпичности, низводя ее до разряда губернского приключения. Так вот, в январе 1953 года неожиданное и резкое потепление, охватившее всю Европейскую Россию привело к обильному таянию уже опустившихся на землю снегов, разливу рек и затоплению угодий. Однако склад ракет был сооружен столь расчетливо и продуманно, что никакой паводок не смел достичь его границ. Но вода настигла тысячи мышиных норок в полях и нивах, окружающих склад. Хозяева их готовились к мирной и тихой зимовке и теперь были изгнаны из родных пределов стихией, которая в одночасье лишила их накопленного многомесячным трудом пропитания. Бедным полевкам ничего не оставалось делать, как устремиться на склад ракет дальнего действия, ища спасение в сухом и теплом чреве огромных машин.
Подобно тому как в замечательной сказке о Коньке-Горбунке Рыба-Кит дала пристанище целому народцу, баллистическая ракета Р-1 населилась тысячами жертв капризной зимы. Ни проволочные и иные заграждения, ни образцово поставленная караульная служба, ни запретительные приказы самого генерала Волкодава не могли остановить великого похода невинных страдальцев. Наверное, самым правильным было бы, щедро расставив кормушки с зерном, отвлечь, таким образом, несчастных беженцев от боевой техники, однако то ли Волкодав не увидел такого решения, то ли посчитал зазорным для советского генерала подкармливать вредителей колхозных полей, но он этого не сделал. Великий инстинкт самосохранения заставил мышиную рать, не дождавшись политически близоруких решений Волкодава о подкормке, искать собственные пути к спасению. И они нашли их. Изоляция на электропроводах внутри ракет оказалась хотя и невкусной, но все-таки съедобной. И мыши изоляцию съели! А вместе с изоляцией съели и Волкодава: шуточное ли дело загубить столь важный арсенал!
В подобном умалении боеспособности нашей армии человек непредвзятый не сразу разглядит личную вину генерала Волкодава. Однако давно уже известно, что если солдата наказывают за провинности, лично им совершенные, то офицера, а тем паче генерала, чаще всего карают за проступки, персонально к нему никакого отношения не имеющие, а лишь случившиеся в пределах им контролируемых. Волкодав мышей на склад не звал, предвидеть и предотвратить мышиный налет не мог, но отвечать за него был обязан, поскольку армия тем и сильна, что какое бы печальное событие внутри нее не произошло, всегда можно найти человека, за него отвечающего, и наказать его.
Вскоре на склад приехал наш давний знакомый генерал Гайдуков и снял бедного Волкодава с поста за преступную халатность. В конструкторские бюро спустили дополнительные технические условия, исключающие применение в ракетах съедобных материалов. В ракетное хранилище срочно завезли ремонтников с опытного завода в Подлипках и котов. В течение нескольких дней последствия мышиного варварства были ликвидированы. Окончание ремонта отметили баней с вениками и квасом, а главных ремонтников Гайдуков пригласил на ужин с жареной уткой в окружении печеных яблок...
Всякому ясно, что история о том, как мыши съели Волкодава, – суть вздорное кривое зеркало, никак не отражающее истинную картину жизни армейских складов, но она продолжает жить долгие годы, передаваясь из уст в уста и веселя уже не одно поколение ракетчиков.
Узнав эту историю, Королев хохотал до слез. А потом задумался. Дело не в съедобной изоляции, конечно. Погубленный мышами Волкодав лишний раз напоминал о несовершенстве Р-1, родной сестры (если не сказать близняшке) Фау-2. Это была не его ракета, это был черновик, который он написал, прежде чем приступить к собственному сочинению. Он слишком хорошо видел несовершенства «единички», видел, что и в «двойке» ему удалось избавиться лишь от некоторых из них, и поэтому еще в то время, когда на заводе в Днепропетровске лишь готовились приступить к массовому производству ракет дальнего действия, он уже задумал новую машину, которая должна была прийти на смену «единичке». Сохраняя по возможности ее преимущества, она должна была освободиться от большинства ее недостатков. Прежде всего, требовалась мобильность, свобода от заранее сооруженной, забетонированной стартовой площадки. Жидкий кислород держал Р-1 на привязи, как собаку на цепи. Условия хранения сверххолодной жидкости делало ракету неповоротливой. Кислород надо было заменить так называемым высококипящим окислителем на основе азотной кислоты, который может храниться в заправленной ракете долгое время. Ракета должна быть небольшой, компактной, простой в эксплуатации, дешевой в производстве. Исаев предложил двигатель без турбонасосного агрегата, который стоит не меньше самого двигателя. Топливо пойдет в камеру сгорания без насосов, оно будет вытесняться, выдавливаться из баков повышенным давлением. Королев знал великую формулу Ломоносова: «Что в одном месте прибудет, то в другом убудет», и понимал, что за все эти преимущества – сокращения размеров, простоту, мобильность – платить придется. И он платил. Дальностью. Р-1 летала на 280-300 километров. Р-11 – так называлась новая машина, полетит на 140-150. Но если рассматривать эту ракету как оперативно-тактическую, а именно такой она задумывалась, то это цифры одного порядка. Кажется, и военные это понимали.
Да, конечно, Сергей Павлович был увлечен этой работой, но очень многие ветераны ОКБ говорили, что назвать эту ракету любимым детищем Королева было бы ошибкой. Он относился к ней со сдержанной холодностью, понимал, что она нужна армии, что ее ждут, понимал, что и ему самому она нужна для упрочения позиций ОКБ, но не более. «Крестным отцом» Р-11 был Василий Павлович Мишин. Эта машина во многом определила путь в ракетную технику и другого замечательного конструктора, выдающегося ракетного оружейника, будущего академика, дважды Героя Социалистического Труда, лауреата Государственной и Ленинской премий Виктора Петровича Макеева.
Макеев подключился к этой работе во время первых летных испытаний Р-11, которые проходили весной и летом 1953 года. Десять пусков выявили изъяны двигательной системы. Это была первая совместная работа Исаева с Королевым, и Алексею Михайловичу хотелось, чтобы его двигатели не уступали двигателям Глушко, на которых летали все ракеты Королева. Поэтому Исаев решил разобраться во всем фундаментально и на понукания Королева не реагировал. Только через год, в апреле–мае 1954 года, испытания были продолжены, ракета научилась летать хорошо, и уже в июле 1955 года Р-11 была принята на вооружение.
Королев отправил Макеева в Златоуст налаживать выпуск Р-11, а сам загорелся новой идеей: а что если сделать морской вариант? И даже не просто морской, а подводный?! В Ленинграде он находит Главного конструктора подводных лодок Исанина и с напором, только ему присущим, атакует Николая Никитича. Много раз писали о плодотворном сотрудничестве двух замечательных ученых – Королева и Курчатова, создавших ракетно-ядерный щит, и никогда не упоминалось не менее замечательное сотрудничество Королева и Исанина, которое не только щит этот еще более укрепило, но и потребовало коренного пересмотра многих глобальных военных доктрин.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157