А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


Королев: – В Юре сочетаются природное мужество, аналитический ум, исключительное трудолюбие. Я думаю, что если он получит надежное образование, то мы услышим его имя среди самых громких имен наших ученых.
Валентина Ивановна Гагарина: – Как-то дети меня спросили: «Мама, почему именно наш папа первым полетел в космос?» Вопрос естественный. Почему он, а не другой, когда их была целая группа, подготовленных, тренированных? Были и одинокие, а он женат, двое маленьких детей, мало ли что может случиться...
– Не знаю, девочки, – ответила им. – Наверное, так было надо.
Ответила и подумала: «А ведь я так ничего, и не сказала им, и вопрос остался вопросом. Впрочем, вопросом не только для них, но и для меня...»
Все эти слова были написаны и сказаны уже после полета Гагарина, когда люди, даже если они этого и не хотели, находились под впечатлением гагаринского триумфа, когда в первого космонавта пристально всматривалось все человечество и многие его качества действительно выявлялись в это время более ярко. Но вот что писала о нем комиссия 23 августа 1960 года, когда будущих космонавтов решили аттестовать: «... Наделен беспредельным самообладанием. Тренировки переносит легко, работает результативно. Развит весьма гармонично. Чистосердечен. Чист душой и телом. Вежлив, тактичен, аккуратен до пунктуальности. Любит повторять: „Как учили!“ Скромен. Смущается, когда пересолит в своих шутках. Интеллектуальное развитие у Юры высокое. Прекрасная память. Выделяется среди товарищей широким объемом активного внимания, сообразительностью, быстрой реакцией. Усидчив. Тщательно готовится к занятиям и тренировкам. Уверенно манипулирует формулами небесной механики и высшей математики. Не стесняется отстаивать точку зрения, которую считает правильной. Похоже, что знает жизнь больше, чем некоторые его друзья».
В другом документе Гагарина характеризует известный советский психолог Константин Константинович Иоселиани: «... Эмоционально устойчив. В контакт вступает охотно... Выдержан, корректен, доброжелателен. Пользуется богатым словарным запасом и свободным стилем изложения. Не боится опасности, решителен, инициативен».
Летом 1960 года Гагарин не был еще общепризнанным лидером в «шестерке», но, безусловно, был одним из претендентов на лидерство.
Претендентами были и Герман Титов, и Григорий Нелюбов. Нелюбов нравился Раушенбаху. Карпов ценил в нем быстроту ума, темперамент и умение держать слово, хотя он видел и его недостатки: не всегда оправданное стремление к первенству во всем, почти полное отсутствие самокритики. Карпов говорил мне, что в разные периоды подготовки он отдавал предпочтение сначала Поповичу, потом Титову. В Титове больше всего ему нравилась прямота. Герман, если попадал впросак, никогда не выкручивался, не изобретал себе оправданий. С другой стороны, в Титове Карпова настораживала его импульсивность: уж если он срывался, то становился практически неуправляем. Высоко ценил Титова и Галлай, который говорил об этом Королеву. Сам Королев, очевидно, тоже отдавал должное Титову, но в еще большей степени – Гагарину.
Писатель Юрий Нагибин в одном из рассказов о Гагарине утверждает, что Юра заинтересовал Сергея Павловича после разговора об испытаниях в сурдобарокамере. На вопрос Королева: «О чем вы там думали?» почти все космонавты отвечали:
– Всю свою жизнь перебрал... А Гагарин ответил:
– О чем я думал? О будущем, товарищ Главный! Королеву этот ответ понравился:
– Черт возьми, товарищ Гагарин, вашему будущему можно только позавидовать!
Так ли, нет ли, но и Леонов утверждает, что Гагарин понравился Королеву еще во время первой поездки космонавтов в КБ. Яздовский рассказывал, что Королев сказал ему однажды о Гагарине: «Мне нравится этот мальчишка. Такой коммуникабельный, такой ласковый...»
Быковский вспоминает, что впервые о том, что первым полетит Гагарин, заговорили как-то вдруг в самолете, когда «шестерка» осматривала предполагаемое место посадки «Востока» под Саратовом. Гагарин тогда удивился: «Почему?»
Стать первым очень хотелось Григорию Нелюбову. И может быть, именно эта откровенная жажда лидерства мешала ему им стать. Судя по воспоминаниям свидетелей всех этих событий, Нелюбов был человеком незаурядным. Хороший летчик, спортсмен, он выделялся и своим общим кругозором, удивительной живостью, быстротой реакций, природным обаянием, помогавшим очень быстро находить общий язык с людьми. Нелюбов был человеком нестандартным, и это очень раздражало Каманина, убежденного сталиниста, который, подобно своему кумиру, допускал всякое проявление личности лишь в рамках, тому предопределенных. Гагарин был «тише по характеру», а потому больше устраивал Каманина. В Нелюбове Каманин чувствовал какой-то вызов, и то, что, по словам Шонина, Григорий был «проходной парень», тоже Каманину не нравилось. А он действительно был «проходной». Никто не умел так хорошо «договариваться» с врачами, преподавателями, тренерами. Нелюбов обладал завораживающей способностью, иногда даже вопреки воле собеседника, вводить его в круг собственных забот и превращать в своего союзника и помощника. Это был шутник, анекдотчик, «душа компании», любитель шумных застолий, короче – «гусар». При всех плюсах Григория, психологи, внимательно его изучавшие, не могли не заметить его постоянного желания быть центром всеобщего внимания. Этот бесспорный эгоцентризм мешал ему соотносить личные интересы с интересами дела.
Упорное стремление Нелюбова пробиться в лидеры, подкрепленное напряженной работой, привело к тому, что, в конце концов, он стал как бы вторым (после Титова) дублером Гагарина, хотя официально так не назывался. Перед полетом на космодром они втроем: Гагарин, Титов и Нелюбов – фотографировались на Красной площади. Во время старта Гагарина его, в отличие от Титова, не одевали в скафандр, но он ехал на старт в том же автобусе и провожал Юрия до самой ракеты. По общему мнению почти всех ребят из первого отряда, Нелюбов мог со временем оказаться в первой пятерке наших космонавтов.
Но случилось иначе. Невиданная, вселенская, совершенно неожиданная слава, которая обрушилась на Гагарина и Титова после их полетов, ореол героизма, их окруживший, заставляли Нелюбова и себя воспринимать уже не просто как кандидата в космонавты, а как кандидата в Герои. Произошла резкая переоценка собственной значимости, и выдержать это испытание, не славой еще, а лишь перспективой славы, Григорий не смог: подвело как раз его «гусарство». Случилось это уже после полета Титова. Однажды Нелюбов, Аникеев и Филатьев отправились выпить пива. Стычка с военным патрулем произошла на железнодорожной платформе. Дерзкая надменность Нелюбова в комендатуре грозила рапортом командованию. Руководство Центра упросило дежурного по комендатуре не посылать рапорта. Тот скрепя сердце согласился, если Нелюбов извинится. Объективно говоря, Григорий, который был под легким хмельком, действительно вел себя в комендатуре не лучшим образом, и дежурного понять можно: он требовал справедливости, но Нелюбов извиняться отказался. Рапорт ушел наверх. Разгневанный Каманин отдал распоряжение отчислить всех троих. Космонавты считают, что Аникеев и Филатьев пострадали исключительно по вине Нелюбова. Этим спокойным, уравновешенным ребятам всякое «гусарство» и бравада вовсе не были свойственны. Они, что называется, погорели за компанию. «Мы тяжело переживали их уход, – пишет Георгий Шонин. – И не только потому, что это были хорошие парни, наши друзья. На их примере мы увидели, что жизнь – борьба и никаких скидок или снисхождения никому не будет. Нас стало меньше, и мы сплотились теснее».
Не слишком мудрое поведение жены подвело и Марса Рафикова. С женой он расстался, в конце концов, но и с гагаринским отрядом – тоже. Нелетавшим космонавтом остался, к сожалению, и Дмитрий Заикин. Он упорно тренировался многие годы. Когда во время подготовки к старту «Восхода-2» заболел Виктор Горбатко – дублер Павла Беляева, его сменил Заикин. Возможно, он стал бы командиром одного из первых «Союзов», но в апреле 1968 года медицинская комиссия обнаружила у Заикина язву двенадцатиперстной кишки, и с мечтами о космосе пришлось расстаться. Он остался в Центре подготовки, работал много и самоотверженно, дослужился до полковника, стал ведущим инженером Центра по подготовке космонавтов к технологическим экспериментам на орбите.
Отчисление из отряда космонавтов не означало увольнения из ВВС. Но известно: летчик-испытатель, что балерина, – век его не долог, а медкомиссии безжалостны. Пришло время уйти в запас Ивану Николаевичу Аникееву. Он поселился с семьей в городе Бежецке. Валентин Игнатьевич Филатьев службу закончил в частях ПВО. В молодости он получил диплом педагогического училища и, выйдя в запас, начал преподавать в одном из ГПТУ города Орла, потом ушел на пенсию – хотелось повозиться с внуком Павликом. Много летал в Прикарпатье и Закавказье Марс Закирович Рафиков, выполнял сложные опытные полеты, даже катапультироваться пришлось однажды. В холостяках он ходил недолго. Расставшись с авиацией, поселился с семьей в Алма-Ате, работал на домостроительном комбинате, потом в штабе гражданской обороны. Трагически сложилась судьба Григория Григорьевича Нелюбова. В апреле 1963 года он был направлен в одну из частей ВВС на Дальний Восток. И вот Гагарин и Титов, а за ними – Николаев, Попович, Быковский – вчерашние друзья уже слетали в космос! Даже Комаров, которого не было в их «шестерке», и тот слетал! А он?!! И все из-за кружки пива?!! Нелюбов всем рассказывал, что он тоже был космонавтом, был даже дублером Гагарина! Не все верили ему. Не все могли понять, как ему тяжело, как ранят его эти улыбочки и шуточки: «Тоже мне, „космонавт“!» Жизнь переполнилась тоской по былому. Он стал много пить. В выписке из рапорта я прочел: «18 февраля 1966 года в пьяном состоянии был убит проходящим поездом на железнодорожном мосту станции Ипполитовка Дальневосточной железной дороги».
Нелюбов, конечно, фигура трагическая. Трудно винить здесь судьбу – она была благосклонна к нему. Не хватило ума и воли выстроить свою жизнь, так счастливо и интересно начавшуюся...
Но все эти грустные истории случились уже потом, до старта Гагарина никто ни за какие дисциплинарные грехи отчислен не был. Да и грешить, честно сказать, некогда было: все чувствовали, как повысился ритм их жизни. «Шестерка» первая проходила положенные испытания на стендах, вне очереди занимались на тренажере в Летно-исследовательском институте. В декабре «шестерку» снова принимал в ОКБ Королев, обсуждал предстоящий полет, расспрашивал, как идет подготовка, а потом отправил их в цех, где лежала собранная на днях «семерка». Ведущий конструктор по носителю для пилотируемого «Востока» Александр Сергеевич Кашо, его заместитель Юрий Павлович Антонов показывали им ракету, объясняли что к чему. Вообще, надо сказать, что, несмотря на то, что той зимой ведущие конструкторы корабля и ракеты – Олег Ивановский и Александр Кашо, их заместители – Евгений Фролов и Юрий Антонов были, наверное, самыми занятыми людьми в ОКБ, им приходилось довольно много заниматься с космонавтами, и чем дальше, тем больше.
Вскоре в Центре подготовки состоялись зачетные тренировки. На них приехал главком Вершинин. Ожидали какой-нибудь накладки, какого-нибудь «визит-эффекта», но все прошло хорошо, а космонавты, хотя и волновались конечно, отвечали уверенно и правильно на все вопросы.
Наконец на 17–18 января 1961 года были назначены экзамены. Если вдуматься, это тоже было событие историческое, поскольку никто и никогда не сдавал экзамены на право летать в космическом корабле. Впрочем, тогда все было «впервые», но об этом как-то не задумывались... В первый день сдавали «практику» – в тренажере проверялось умение управлять кораблем. На следующий день – теория. В экзаменационную комиссию под председательством Николая Петровича Каманина входили: Волынкин и Яздовский – медицина; Феоктистов – корабль; Алексеев – система жизнеобеспечения; Галлай – пилотирование; Карпов – вообще за всех и за все отвечал. Через много лет, вспоминая этот день, Марк Лазаревич Галлай напишет: «Сейчас, в наши дни, готовность к полету будущих космонавтов проверяют уже летавшие космонавты. Тогда такой возможности не было».
Председатель комиссии – генерал Каманин – вызывает первого экзаменующегося.
– Старший лейтенант Гагарин к ответу готов.
– Занимайте свое место в тренажере. Задание – нормальный одновитковый полет.
И снова, как тогда в сборочном цехе у Королева, он первым сел в макет корабля...
Через много лет член этой экзаменационной комиссии Семен Михайлович Алексеев показал мне старую записную книжку, в которой он помечал ответы космонавтов знаками плюс и минус. «Крестики» стояли рядом с фамилиями: Гагарин, Титов, Нелюбов. «Палочки» – Николаев, Попович, Быковский. Вторая группа космонавтов сдавала экзамены 4 апреля 1961 года, накануне отлета первой группы на космодром. Оценку 5+ Алексеев поставил Комарову и Леонову. Просто 5 – Аникееву, Волынову, Филатьеву и Шонину. Беляев, Горбатко, Рафиков и Хрунов, по мнению Алексеева, заслужили 4. Карташова и Варламова уже списали медики. Бондаренко погиб.
Гибель Валентина Бондаренко была тайной первого отряда наших космонавтов в течение четверти века. Только весной 1986 года в Известиях, получив поддержку на уровне членов Политбюро и преодолев сопротивление всевозможных цензур, напечатали мой рассказ об этой трагической истории.
Валя Бондаренко был самым молодым в отряде – 24 года. Согласно утвержденному расписанию тренировок второй группы, 23 марта 1961 года он заканчивал десятисуточный эксперимент в сурдобарокамере, где его, как и других космонавтов, испытывали одиночеством и тишиной. В тот день он работал при пониженном давлении, что компенсировалось избытком кислорода. Сняв с себя датчики после медицинских проб, Валентин протер места их крепления ваткой, смоченной в спирте, и не глядя бросил эту ватку, которая упала на спираль включенной электроплитки. Плиткой пользовались для подогрева пищи, – увы, в испытательных стендах и тренажерах тогда было еще немало несовершенств. В перенасыщенной кислородом атмосфере пламя мгновенно охватило тесное пространство сурдобарокамеры. На Валентине загорелся шерстяной тренировочный костюм, но он не сразу подал сигнал тревоги на пульт, пробовал сам сбить пламя. Дежурный врач Михаил Александрович Новиков сразу открыть герметичную дверь, не выравнив давления снаружи и внутри, не мог. На все это требовались лишние секунды. А их не было. Когда Валентина вытащили, он был еще в сознании, все время повторял: «Я сам виноват, никого не вините...» Восемь часов врачи боролись за его жизнь, но спасти Бондаренко не удалось: он погиб от ожогового шока. Похоронили его на родине, в Харькове, где жили его родители. А жена Аня и пятилетний сын Сашка остались в Звездном городке. В архиве ВВС я читал выписку из приказа: «Обеспечить семью старшего лейтенанта Бондаренко всем необходимым, как семью космонавта. 15.4.61. Малиновский».
Бондаренко я не знал. О нем мне рассказывали его товарищи по отряду. Это был славный, незлобивый парень, выросший в простой работящей украинской семье.
Окончив в 1954 году школу в Харькове, добровольцем ушел в армию, поступил в военное авиационное училище, мечтал стать военным летчиком и стал им. Потом был отобран в отряд космонавтов и с конца апреля 1960 года приступил к занятиям. В отряде его любили за добродушную расположенность к людям. «Прозвище ему дали – „Звоночек“, – рассказывал Павел Попович, – а вот почему „Звоночек“ – не помню». «Он хорошо играл в футбол, – добавил Алексей Леонов, – а в настольный теннис Валентина в нашем отряде никто обыграть не мог. Никогда не обижался на дружеские розыгрыши, если „покупался“, смеялся вместе со всеми. А когда у человека чувство юмора распространяется и на самого себя, это, как правило, хороший человек». «Порой Валентин мог вспылить, но без злости и обиды, – вспоминает Георгий Шонин, который некоторое время жил с Бондаренко в одной квартире. – Буквально на мгновение взорвется и тут же покраснеет, застесняется за свою несдержанность. Я всегда восторгался его самоотверженностью и решительностью. Меня до сих пор знобит, когда я вспоминаю, как он взбирался по водосточной трубе на пятый этаж к стоявшему на подоконнике ребенку, рискуя ежесекундно свалиться вместе со скрипящей трубой... Валентин очень любил своего отца. Он гордился им, бывшим партизанским разведчиком. Вечерами, когда мы выходили на балкон подышать перед сном, он много и интересно рассказывал о нем, прерывая вдруг себя вопросом:
– Я тебе говорил, что папаха моего батьки лежит в музее партизанской славы?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157