Вначале он инстинктивно зажмурился, потом любопытство взяло верх, он робко приподнял веки и попытался рассмотреть, что творится в окружающем мраке. Он быстро привык к темноте и вскоре различил скамьи, трапы, переборки, ящики и огромные мотки веревок. То, что при первом пробуждении он принял за звезды, было погасшими прожекторами и задраенными металлическими шторами иллюминаторов. Космический ад крейциан удивительно напоминал внутренность старинного парусного судна, которое они осматривали вместе с па в морском музее Зугаса.
Ужасающий хохот иногда заканчивался долгим хрипением или яростным воплем. Маленькому анжорцу казалось, что люди над его головой в беспорядке бегали по палубе. К грохоту беготни, от которой дрожали стекла конуса, примешивались трески, шорохи, визги, словно на чердаке старого дома бесновались кошкокрысы.
Вдруг туман, окутывавший мозг Жека, разорвался, и все элементы мозаики сложились у него в голове. Он не переступил порог врат голубого света, не бродил в адской пустоте, на пребывание в которой были обречены неверующие, он не покинул мира живых, а крысы пустыни были не его мучителями, а людьми из клана, вернувшимися за ним. Он был внутри глиссера. Он успокоился, поскольку это объясняло бинты, которыми спеленали его тело: кто будет бинтовать существо, обреченное на адские скитания до скончания времен? Жек решил, что имя видука Папиронды и было причиной возвращения крыс пустыни. Артак, старый мудрец, не зря назвал это имя: оно звучало паролем, открывающим все двери. Теперь следовало узнать, с кем сражались его спасители. Судя по воплям, рычанию, ударам и беспрерывному грохоту оружия, наверху шел нешуточный бой.
Жек недолго колебался между любопытством и страхом. Он был в постоянном напряжении с момента, как покинул родительский дом, но ни газовая атака, ни заливка бетоном Северного Террариума, ни долгое бегство по эвакуационной галерее, ни агрессивность спасшихся карантинцев, ни прожорливость воронов-мутантов не сломили его. Кто-то, быть может, призрак Артака или Найа Фикит, если не Шри Лумпа, казалось, не выпускал его из виду и убирал с его дороги все препятствия. Эта мысль отогнала страх, как горные ветры отгоняют городскую вонь.
Уверенный, что защищен непробиваемой броней, заклятием, которое держало смерть на расстоянии, он поспешно развязал бинты и высвободился. Кое-какие пришлось срывать с ран, и из них начала сочиться густая жидкость. Он сжал зубы, борясь с головокружением. Снова объятые болью раны вызывали судороги и тошноту. Корпус глиссера качался из стороны в сторону, словно попал в бурю. Продолжительные стоны привносили мрачную нотку в доносившийся грохот, усиливавшийся с каждой секундой.
Жек был обнажен, и прохлада ночи обожгла его. Некоторые раны снова начали кровоточить. Он встал и на ощупь направился к стеклянной перегородке. Каждое движение вызывало ощущение, что его пронзали острые лезвия, глубоко взрезая его плоть. Он потратил несколько минут, пока отыскал тамбур конуса, вертикальный люк на двух петлях без ручки, но с герметичной прокладкой. Он с трудом справился с ним, поскольку пришлось одновременно поднимать тяжелую стеклянную дверцу и на карачках проползать в узкое отверстие. После трех безуспешных попыток он выбрался наружу, придержав плечом створку и выпрыгнув из клетки, пока люк не захлопнулся. Он покатился по полу, гримасничая и плача от боли. Ему показалось, что он сломал позвонки. Боль охватила все тело, парализовала его, пригвоздив к холодному металлическому полу.
Трап заканчивался широким квадратом, сквозь который виднелось небо в звездах. Мелькали тени, вспыхивали огни и скрещивались сверкающие лучи. Глиссер сотрясался от мощных толчков. Адский шум вызывал все большее беспокойство Жека. К крикам и хрипам крыс пустыни добавлялся яростный, нечеловеческий рев. Вонь в трюме напоминала вонь, которая растекалась по аллеям синегенетического парка Анжора.
Жек догадался, что крысы пустыни сражались с дикими зверьми, и хищники не были смирными от анестезии, как в парке. Ему вдруг захотелось вернуться и спрятаться в стеклянном конусе. Но он превозмог трусость, которую счел несовместимой со своим новым статусом непобедимого существа. Дрожа не только от холода, он встал, скрестил руки на груди, собирая крупицы тепла. Потом осторожно поднялся по первым ступеням металлического трапа.
На верхней палубе валялось шесть крыс пустыни с разодранным горлом. В отличие от прочих хищников, гиены не дрались за трупы, а распределяли задачи между собой: одна перегрызала горло раненой жертве, а остальные помогали атакующим, которые продолжали наседать на защитников глиссера, собравшихся в центре палубы. И только по окончании сражения доминирующая самка, матриарх стаи, приступит к справедливому разделу. Около тридцати зверей уже перепрыгнули через ограждение и носились по верхней палубе. Вначале они клыками и когтями разорвали кабели, подававшие магнитную энергию на прожектора. Они знали, что людям необходим искусственный свет, чтобы видеть в темноте. Гигантские снопы искр осветили ночь, и глиссер погрузился в плотную непроницаемую тьму.
Члены экипажа, сгрудившиеся вокруг ДохонФила и Поцелуя Смерти, пытались пробраться к квадратному отверстию люка, ведущего в трюм. Волнометы еще держали гиен на расстоянии, но раскалившееся оружие обжигало руки людей. И запасы энергии стремительно сокращались. Боцман отдал приказ к отступлению в сторону изолирующего конуса. Он не знал, смогут ли стенки из свинцового стекла выдержать напор гиен и дадут ли им хищники возможность проскользнуть в узкое отверстие, но иного выхода не видел.
– Проклятые звери! – прошипел ДохонФил. – Они отрезают нам путь к трюму!
Гиены действительно сообразили, что люди пытаются скрыться в чреве глиссера, и образовали плотный заслон перед квадратным люком. Они подрыгивали на месте и бросались в сторону, чтобы избежать лучей волнометов, но при малейшей передышке переходили в атаку. Огромные челюсти щелкали в нескольких сантиметрах от ног людей. Гиены были так быстры и проворны, что не давали возможности прицелиться. Их желтые светящиеся глаза, единственные точки для ориентации в ночной тьме, носились по немыслимым траекториям. Чаще всего лучи ударялись о металлическую палубу и терялись в пространстве.
– Новые на подходе! – простонал чей-то голос.
Гиены хлынули со всех сторон. Уверенные в исходе битвы, они уже не прятались. Их прыжки и вой были полны радости. В ядерной пустыне редко возникала возможность ощутить радость. Дичь становилась все более редкой, и иногда приходилось поедать раненых членов стаи, а когда голод хватал за глотку, гиены набрасывались и на малышей.
И вдруг гиены, перекрывшие дорогу к трюму, ощутили позади себя чье-то присутствие. Вначале они решили, что это люди, прятавшиеся в чреве глиссера, нападают на них с тыла, и, толкаясь, бросились в сторону, чтобы уйти с линии огня. Но, оправившись от паники, оглянулись, приглушенно зарычали и, присев на задние лапы, приготовились к нападению на новых бойцов.
Когда Жек вынырнул в самом центре схватки, он различил желтые угрожающие пятна в двух метрах от себя. И сразу сообразил, что во тьме прятались гигантские звери, чьи глаза сверкали диким огнем. На палубе он увидел подвижные тени. Сверкающие лучи бросали отблеск на палубу, едва пробивая густые клубы белого дыма. Ночной воздух был насыщен горячей вонью горящей плоти и крови.
И в это мгновение ужас окончательно оставил маленького анжорца. Он без малейшего страха преодолел последние ступени трапа, поставил ногу на палубу и двинулся к гиенам. Он разглядывал их острые уши, вытянутые морды, длинные острые клыки, широкую грудь, могучие лапы, коричневую шкуру, усыпанную светлыми пятнами. Они тихо рычали, но не нападали. Звери начали зевать, потягиваться, вытягивать передние лапы, словно склоняя головы перед маленьким человечком, появившимся на палубе.
– Что еще они замышляют? – прошептал ДохонФил.
Одна задругой гиены отворачивались от группки людей и направлялись к люку трюма. Боцман решил, что они используют новую стратегию, группируются в одном месте, чтобы броситься в окончательную контратаку всей стаей, но сообразил, что поведение зверей было необычным. Они вдруг лишились агрессивности, мирно переступали с лапы на лапу, опускали головы – признак покорности, – собирались у квадратного люка и ложились на палубу плотными рядами, бок к боку, лапа к лапе, хвост к хвосту. Их внезапный отказ от борьбы обескуражил ДохонФила: пятнистые гиены, способные вести многодневную осаду, не имели привычки поворачиваться спиной к вооруженному противнику, а тем более отказываться от схватки. Члены экипажа, усталые и удивленные не меньше командира, забыли о спусковых крючках своего оружия. Они сопровождали взглядами серые силуэты, зачастую превосходившие их по высоте. Звери проходили мимо и тенями растворялись в ночи. Глиссер погрузился в мертвую тишину.
Боцман опомнился первым. Каковы бы ни были причины их странного поведения, но гиены стали теперь легкой добычей, застыв и давая возможность прицелиться. Эту возможность не следовало упускать.
– Чего вы ждете? Хотите, чтобы они вас сожрали? Громкий голос начальника пробудил экипаж от летаргии. Они подняли волнометы и направили на окаменевших гиен.
– Огонь! – приказал ДохонФил.
– Нет! – завопил Поцелуй Смерти.
Колдун схватил дуло оружия боцмана и резко дернул его вниз. Луч ударил в металлическую палубу, оставив глубокий дымящийся след. Пораженные члены экипажа замерли.
– Что с тобой? – обезумев от ярости, закричал ДохонФил. Сильная рука колдуна не позволяла поднять оружие.
– Убью первого, кто шевельнет пальцем! – резким голосом предупредил колдун.
Его выпученные глаза метали молнии. Колючая борода словно насытилась электричеством. Когда бортовой колдун находился в таком состоянии, крысы пустыни опасались нарушать его приказы. Как, впрочем, и остальные боцманы, и даже сам капитан Годован. ДохонФил решил не настаивать. Но если колдун ошибется, то он поклялся, что перережет ему горло своим кинжалом. И это будет его последним делом, делом свободного и живого человека.
Горячее дыхание гиен ласкало обнаженную кожу Жека. Лежа перед ним, звери занимали добрую треть палубы. В их желтых, широко раскрытых глазах не осталось ни капли агрессивности. Ночную тишь нарушали лишь жалобные постанывания и их прерывистое дыхание.
Жек сделал шаг вперед. Они не шелохнулись. Лежащие звери по-прежнему выглядели огромными. Они превосходили размерами хищников из парка Анжора и походили на собакольвов, но не имели гривы и были пятнистыми. Их когти до тридцати сантиметров в длину могли одним ударом обезглавить его. Он медленно протянул руку. Ближайшая к нему гиена вытянула шею. Он испугался, что мощные челюсти раздробят ему кости, но морда осторожно протиснулась под его ладонь. Он присел на корточки, чтобы погладить гиену по лбу, голове, груди. Его пальцы ощутили биение сердца, прошлись по наростам шкуры, шрамам, оставшимся от прежних схваток, по сосцам, наполненным молоком… Шкура гиены рассказала ему о борьбе за выживание, о голоде, об охоте, о воспроизведении рода… Волнующая биография хищника ядерной пустыни. Они напали на глиссер из необходимости, потому что малыши, оставшиеся позади под присмотром старых зверей, визжали от голода, потому что дичь стала редкой от ядерных ветров и от руки человека, жившего в зараженной зоне. На глазах Жека выступили слезы. Он обнял гиену за шею, и та прижалась к нему. Кончиком языка она осторожно облизала ему плечи и шею. Еще никогда он не испытывал такого чувства тепла, безопасности, нежности.
Долгий пронзительный вой разорвал тишину. Гиена тряхнула головой и с невероятной осторожностью вырвалась из объятий Жека. Потом встала, переступила через сестер и неспешно направилась к одному из трупов. Передними лапами и мордой она протолкнула мертвое тело под ограждение. Несколько гиен поступили так же с оставшимися пятью трупами. Жек не стал протестовать. Ему казалось справедливым, что они получат плоды своей охоты, охоты, которая была бы более успешной, если бы гиены не решили пощадить остальных.
Одна за другой гиены разбежались и перепрыгнули через ограждение, растаяв во мраке. Жек подошел к ограждению. И различил десятки темных фигур, которые неслись к сердцу пустыни. Два желтых глаза пронзали тьму и настойчиво глядели на него. Он понял, что они принадлежали доминирующей самке стаи, матриарху клана. Она долго смотрела на него с печалью и признательностью, потом взревела и бросилась вслед за стаей.
Несмотря на усталость, крысы пустыни почти не спали. Они чинили кабели магнитной энергии, но, поскольку ночь стала их надежным союзником, не стали включать прожектора. Люди остались на палубе, стояли, облокотившись на заграждение, вглядывались в звезды, машинально жуя мясной рацион и сушеные зерна.
Поцелуй Смерти утащил мальчика в каюту, расположенную в заднем трюме глиссера. Колдун уложил его на лежанку и натер желтой благоухающей мазью вновь открывшиеся раны. Он не стал бинтовать их. Отыскал в металлическом ящике старую форму из черной кожи, ножом обрезал рукава и штанины. Изготовил из обрезков пояс. Одев Жека, он оторвал часть тюрбана и обвязал ему голову.
Потом отступил, чтобы полюбоваться на творение своих рук.
– Ну, вот ты и стал настоящей крысой пустыни!
Жеку показалось, что в его бороде прячется улыбка.
– Хочешь еще поспать?
Жек кивнул. Его изломанное, отяжелевшее тело молило об отдыхе. Он закрыл глаза. И пленительный шорох сна мгновенно подхватил его. Он только успел ощутить, что колдун накрыл его толстым шерстяным одеялом. Он нырнул в сердце спирали, на дне которой сверкали громадные желтые глаза, наполненные печалью.
Жека разбудило ощущение ожога. Дневной свет, врывавшийся через иллюминатор, бил по закрытым векам.
Ему показалось, что он проспал долгие годы. Тонкие перегородки каюты дрожали от ровного гула. Он сладко потянулся, разминая затекшие конечности. Желудок напомнил о себе недовольным ворчанием. Мальчуган вспомнил, что не ел с того момента, как покинул нору старого Артака.
Он вскочил с постели, вышел из каюты, прошел по длинному коридору, в глубине которого стоял странный черный шар, быстро взбежал по трапу, заканчивавшемуся узким проходом.
Утренние ветры зарядили ячейки, и глиссер скользил на высоте двух метров над серым застывшим океаном пустыни. Ветер был таким сильным, что Жек с трудом сохранил равновесие. Вначале он схватился за тюрбан, который едва не слетел с его головы, и на четвереньках прополз несколько метров, отделявших его от ограждения. Там он схватился за поручни, выпрямился и вгляделся в прозрачный полушар, за стенкой которого виднелось штурвальное колесо и силуэт рулевого.
Когда члены экипажа и боцман ДохонФил заметили мальчика, они сбежались со всей палубы и сгрудились вокруг него. Вначале они стояли на расстоянии, словно отделенные невидимым барьером, мешавшим подойти ближе. Их зооморфные лица в обрамлении тюрбанов были серьезными и почтительными. И несмотря на их безобразие, Жек нашел, что они красивее расплывшихся от довольства анжорцев, затянутых в облетаны.
После долгих колебаний крысы пустыни решились дотронуться до него, погладить его лицо и шею. Жек не испытывал никакого отвращения от их прикосновений, хотя у них были шершавые ладони и пальцы. Он понял, что они не только благодарили его за спасение, но и ощущали горячее желание вновь ощутить связь с прошлым, со своими истоками. Хотя они знали только зараженную зону и были бетазооморфными существами, само прикосновение к шелковистой коже здорового человека пробуждало воспоминания, похороненные в глубинах их души. Они позволили мощным потокам тоски, текущим из бездны времени, подхватить их, заставив вспомнить слова предков и колыбельные матерей.
Жек увидел безмолвные слезы, брызнувшие из их глубоко посаженных глаз. Он был голоден, изнывал от жажды, но не решился пошевелиться из боязни нарушить очарование. Они спасли его от крылатых стервятников, а ему, быть может, даже не удалось бы выразить им свою признательность.
– Оставьте его в покое!
Вопль Поцелуя Смерти разогнал их, как стаю воронов-мутантов. Колдун подошел к мальчику и протянул ему металлический котелок и небольшой бурдюк.
– Их надо простить… Они никогда не видели жителя поверхности… Тем более такого, который разговаривает с пятнистыми гиенами… Значит, ты знаком с видуком Папирондой?
Жек буквально сорвал крышку котелка и сунул в рот одну из сухих соленых галет, наполнявших его.
– Ты прав, – продолжил колдун. – На полное брюхо разговаривать легче. В любом случае, знаешь ты его или нет, необходимо сделать так, чтобы посланница Гареса доставила тебя в порт твоего назначения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52
Ужасающий хохот иногда заканчивался долгим хрипением или яростным воплем. Маленькому анжорцу казалось, что люди над его головой в беспорядке бегали по палубе. К грохоту беготни, от которой дрожали стекла конуса, примешивались трески, шорохи, визги, словно на чердаке старого дома бесновались кошкокрысы.
Вдруг туман, окутывавший мозг Жека, разорвался, и все элементы мозаики сложились у него в голове. Он не переступил порог врат голубого света, не бродил в адской пустоте, на пребывание в которой были обречены неверующие, он не покинул мира живых, а крысы пустыни были не его мучителями, а людьми из клана, вернувшимися за ним. Он был внутри глиссера. Он успокоился, поскольку это объясняло бинты, которыми спеленали его тело: кто будет бинтовать существо, обреченное на адские скитания до скончания времен? Жек решил, что имя видука Папиронды и было причиной возвращения крыс пустыни. Артак, старый мудрец, не зря назвал это имя: оно звучало паролем, открывающим все двери. Теперь следовало узнать, с кем сражались его спасители. Судя по воплям, рычанию, ударам и беспрерывному грохоту оружия, наверху шел нешуточный бой.
Жек недолго колебался между любопытством и страхом. Он был в постоянном напряжении с момента, как покинул родительский дом, но ни газовая атака, ни заливка бетоном Северного Террариума, ни долгое бегство по эвакуационной галерее, ни агрессивность спасшихся карантинцев, ни прожорливость воронов-мутантов не сломили его. Кто-то, быть может, призрак Артака или Найа Фикит, если не Шри Лумпа, казалось, не выпускал его из виду и убирал с его дороги все препятствия. Эта мысль отогнала страх, как горные ветры отгоняют городскую вонь.
Уверенный, что защищен непробиваемой броней, заклятием, которое держало смерть на расстоянии, он поспешно развязал бинты и высвободился. Кое-какие пришлось срывать с ран, и из них начала сочиться густая жидкость. Он сжал зубы, борясь с головокружением. Снова объятые болью раны вызывали судороги и тошноту. Корпус глиссера качался из стороны в сторону, словно попал в бурю. Продолжительные стоны привносили мрачную нотку в доносившийся грохот, усиливавшийся с каждой секундой.
Жек был обнажен, и прохлада ночи обожгла его. Некоторые раны снова начали кровоточить. Он встал и на ощупь направился к стеклянной перегородке. Каждое движение вызывало ощущение, что его пронзали острые лезвия, глубоко взрезая его плоть. Он потратил несколько минут, пока отыскал тамбур конуса, вертикальный люк на двух петлях без ручки, но с герметичной прокладкой. Он с трудом справился с ним, поскольку пришлось одновременно поднимать тяжелую стеклянную дверцу и на карачках проползать в узкое отверстие. После трех безуспешных попыток он выбрался наружу, придержав плечом створку и выпрыгнув из клетки, пока люк не захлопнулся. Он покатился по полу, гримасничая и плача от боли. Ему показалось, что он сломал позвонки. Боль охватила все тело, парализовала его, пригвоздив к холодному металлическому полу.
Трап заканчивался широким квадратом, сквозь который виднелось небо в звездах. Мелькали тени, вспыхивали огни и скрещивались сверкающие лучи. Глиссер сотрясался от мощных толчков. Адский шум вызывал все большее беспокойство Жека. К крикам и хрипам крыс пустыни добавлялся яростный, нечеловеческий рев. Вонь в трюме напоминала вонь, которая растекалась по аллеям синегенетического парка Анжора.
Жек догадался, что крысы пустыни сражались с дикими зверьми, и хищники не были смирными от анестезии, как в парке. Ему вдруг захотелось вернуться и спрятаться в стеклянном конусе. Но он превозмог трусость, которую счел несовместимой со своим новым статусом непобедимого существа. Дрожа не только от холода, он встал, скрестил руки на груди, собирая крупицы тепла. Потом осторожно поднялся по первым ступеням металлического трапа.
На верхней палубе валялось шесть крыс пустыни с разодранным горлом. В отличие от прочих хищников, гиены не дрались за трупы, а распределяли задачи между собой: одна перегрызала горло раненой жертве, а остальные помогали атакующим, которые продолжали наседать на защитников глиссера, собравшихся в центре палубы. И только по окончании сражения доминирующая самка, матриарх стаи, приступит к справедливому разделу. Около тридцати зверей уже перепрыгнули через ограждение и носились по верхней палубе. Вначале они клыками и когтями разорвали кабели, подававшие магнитную энергию на прожектора. Они знали, что людям необходим искусственный свет, чтобы видеть в темноте. Гигантские снопы искр осветили ночь, и глиссер погрузился в плотную непроницаемую тьму.
Члены экипажа, сгрудившиеся вокруг ДохонФила и Поцелуя Смерти, пытались пробраться к квадратному отверстию люка, ведущего в трюм. Волнометы еще держали гиен на расстоянии, но раскалившееся оружие обжигало руки людей. И запасы энергии стремительно сокращались. Боцман отдал приказ к отступлению в сторону изолирующего конуса. Он не знал, смогут ли стенки из свинцового стекла выдержать напор гиен и дадут ли им хищники возможность проскользнуть в узкое отверстие, но иного выхода не видел.
– Проклятые звери! – прошипел ДохонФил. – Они отрезают нам путь к трюму!
Гиены действительно сообразили, что люди пытаются скрыться в чреве глиссера, и образовали плотный заслон перед квадратным люком. Они подрыгивали на месте и бросались в сторону, чтобы избежать лучей волнометов, но при малейшей передышке переходили в атаку. Огромные челюсти щелкали в нескольких сантиметрах от ног людей. Гиены были так быстры и проворны, что не давали возможности прицелиться. Их желтые светящиеся глаза, единственные точки для ориентации в ночной тьме, носились по немыслимым траекториям. Чаще всего лучи ударялись о металлическую палубу и терялись в пространстве.
– Новые на подходе! – простонал чей-то голос.
Гиены хлынули со всех сторон. Уверенные в исходе битвы, они уже не прятались. Их прыжки и вой были полны радости. В ядерной пустыне редко возникала возможность ощутить радость. Дичь становилась все более редкой, и иногда приходилось поедать раненых членов стаи, а когда голод хватал за глотку, гиены набрасывались и на малышей.
И вдруг гиены, перекрывшие дорогу к трюму, ощутили позади себя чье-то присутствие. Вначале они решили, что это люди, прятавшиеся в чреве глиссера, нападают на них с тыла, и, толкаясь, бросились в сторону, чтобы уйти с линии огня. Но, оправившись от паники, оглянулись, приглушенно зарычали и, присев на задние лапы, приготовились к нападению на новых бойцов.
Когда Жек вынырнул в самом центре схватки, он различил желтые угрожающие пятна в двух метрах от себя. И сразу сообразил, что во тьме прятались гигантские звери, чьи глаза сверкали диким огнем. На палубе он увидел подвижные тени. Сверкающие лучи бросали отблеск на палубу, едва пробивая густые клубы белого дыма. Ночной воздух был насыщен горячей вонью горящей плоти и крови.
И в это мгновение ужас окончательно оставил маленького анжорца. Он без малейшего страха преодолел последние ступени трапа, поставил ногу на палубу и двинулся к гиенам. Он разглядывал их острые уши, вытянутые морды, длинные острые клыки, широкую грудь, могучие лапы, коричневую шкуру, усыпанную светлыми пятнами. Они тихо рычали, но не нападали. Звери начали зевать, потягиваться, вытягивать передние лапы, словно склоняя головы перед маленьким человечком, появившимся на палубе.
– Что еще они замышляют? – прошептал ДохонФил.
Одна задругой гиены отворачивались от группки людей и направлялись к люку трюма. Боцман решил, что они используют новую стратегию, группируются в одном месте, чтобы броситься в окончательную контратаку всей стаей, но сообразил, что поведение зверей было необычным. Они вдруг лишились агрессивности, мирно переступали с лапы на лапу, опускали головы – признак покорности, – собирались у квадратного люка и ложились на палубу плотными рядами, бок к боку, лапа к лапе, хвост к хвосту. Их внезапный отказ от борьбы обескуражил ДохонФила: пятнистые гиены, способные вести многодневную осаду, не имели привычки поворачиваться спиной к вооруженному противнику, а тем более отказываться от схватки. Члены экипажа, усталые и удивленные не меньше командира, забыли о спусковых крючках своего оружия. Они сопровождали взглядами серые силуэты, зачастую превосходившие их по высоте. Звери проходили мимо и тенями растворялись в ночи. Глиссер погрузился в мертвую тишину.
Боцман опомнился первым. Каковы бы ни были причины их странного поведения, но гиены стали теперь легкой добычей, застыв и давая возможность прицелиться. Эту возможность не следовало упускать.
– Чего вы ждете? Хотите, чтобы они вас сожрали? Громкий голос начальника пробудил экипаж от летаргии. Они подняли волнометы и направили на окаменевших гиен.
– Огонь! – приказал ДохонФил.
– Нет! – завопил Поцелуй Смерти.
Колдун схватил дуло оружия боцмана и резко дернул его вниз. Луч ударил в металлическую палубу, оставив глубокий дымящийся след. Пораженные члены экипажа замерли.
– Что с тобой? – обезумев от ярости, закричал ДохонФил. Сильная рука колдуна не позволяла поднять оружие.
– Убью первого, кто шевельнет пальцем! – резким голосом предупредил колдун.
Его выпученные глаза метали молнии. Колючая борода словно насытилась электричеством. Когда бортовой колдун находился в таком состоянии, крысы пустыни опасались нарушать его приказы. Как, впрочем, и остальные боцманы, и даже сам капитан Годован. ДохонФил решил не настаивать. Но если колдун ошибется, то он поклялся, что перережет ему горло своим кинжалом. И это будет его последним делом, делом свободного и живого человека.
Горячее дыхание гиен ласкало обнаженную кожу Жека. Лежа перед ним, звери занимали добрую треть палубы. В их желтых, широко раскрытых глазах не осталось ни капли агрессивности. Ночную тишь нарушали лишь жалобные постанывания и их прерывистое дыхание.
Жек сделал шаг вперед. Они не шелохнулись. Лежащие звери по-прежнему выглядели огромными. Они превосходили размерами хищников из парка Анжора и походили на собакольвов, но не имели гривы и были пятнистыми. Их когти до тридцати сантиметров в длину могли одним ударом обезглавить его. Он медленно протянул руку. Ближайшая к нему гиена вытянула шею. Он испугался, что мощные челюсти раздробят ему кости, но морда осторожно протиснулась под его ладонь. Он присел на корточки, чтобы погладить гиену по лбу, голове, груди. Его пальцы ощутили биение сердца, прошлись по наростам шкуры, шрамам, оставшимся от прежних схваток, по сосцам, наполненным молоком… Шкура гиены рассказала ему о борьбе за выживание, о голоде, об охоте, о воспроизведении рода… Волнующая биография хищника ядерной пустыни. Они напали на глиссер из необходимости, потому что малыши, оставшиеся позади под присмотром старых зверей, визжали от голода, потому что дичь стала редкой от ядерных ветров и от руки человека, жившего в зараженной зоне. На глазах Жека выступили слезы. Он обнял гиену за шею, и та прижалась к нему. Кончиком языка она осторожно облизала ему плечи и шею. Еще никогда он не испытывал такого чувства тепла, безопасности, нежности.
Долгий пронзительный вой разорвал тишину. Гиена тряхнула головой и с невероятной осторожностью вырвалась из объятий Жека. Потом встала, переступила через сестер и неспешно направилась к одному из трупов. Передними лапами и мордой она протолкнула мертвое тело под ограждение. Несколько гиен поступили так же с оставшимися пятью трупами. Жек не стал протестовать. Ему казалось справедливым, что они получат плоды своей охоты, охоты, которая была бы более успешной, если бы гиены не решили пощадить остальных.
Одна за другой гиены разбежались и перепрыгнули через ограждение, растаяв во мраке. Жек подошел к ограждению. И различил десятки темных фигур, которые неслись к сердцу пустыни. Два желтых глаза пронзали тьму и настойчиво глядели на него. Он понял, что они принадлежали доминирующей самке стаи, матриарху клана. Она долго смотрела на него с печалью и признательностью, потом взревела и бросилась вслед за стаей.
Несмотря на усталость, крысы пустыни почти не спали. Они чинили кабели магнитной энергии, но, поскольку ночь стала их надежным союзником, не стали включать прожектора. Люди остались на палубе, стояли, облокотившись на заграждение, вглядывались в звезды, машинально жуя мясной рацион и сушеные зерна.
Поцелуй Смерти утащил мальчика в каюту, расположенную в заднем трюме глиссера. Колдун уложил его на лежанку и натер желтой благоухающей мазью вновь открывшиеся раны. Он не стал бинтовать их. Отыскал в металлическом ящике старую форму из черной кожи, ножом обрезал рукава и штанины. Изготовил из обрезков пояс. Одев Жека, он оторвал часть тюрбана и обвязал ему голову.
Потом отступил, чтобы полюбоваться на творение своих рук.
– Ну, вот ты и стал настоящей крысой пустыни!
Жеку показалось, что в его бороде прячется улыбка.
– Хочешь еще поспать?
Жек кивнул. Его изломанное, отяжелевшее тело молило об отдыхе. Он закрыл глаза. И пленительный шорох сна мгновенно подхватил его. Он только успел ощутить, что колдун накрыл его толстым шерстяным одеялом. Он нырнул в сердце спирали, на дне которой сверкали громадные желтые глаза, наполненные печалью.
Жека разбудило ощущение ожога. Дневной свет, врывавшийся через иллюминатор, бил по закрытым векам.
Ему показалось, что он проспал долгие годы. Тонкие перегородки каюты дрожали от ровного гула. Он сладко потянулся, разминая затекшие конечности. Желудок напомнил о себе недовольным ворчанием. Мальчуган вспомнил, что не ел с того момента, как покинул нору старого Артака.
Он вскочил с постели, вышел из каюты, прошел по длинному коридору, в глубине которого стоял странный черный шар, быстро взбежал по трапу, заканчивавшемуся узким проходом.
Утренние ветры зарядили ячейки, и глиссер скользил на высоте двух метров над серым застывшим океаном пустыни. Ветер был таким сильным, что Жек с трудом сохранил равновесие. Вначале он схватился за тюрбан, который едва не слетел с его головы, и на четвереньках прополз несколько метров, отделявших его от ограждения. Там он схватился за поручни, выпрямился и вгляделся в прозрачный полушар, за стенкой которого виднелось штурвальное колесо и силуэт рулевого.
Когда члены экипажа и боцман ДохонФил заметили мальчика, они сбежались со всей палубы и сгрудились вокруг него. Вначале они стояли на расстоянии, словно отделенные невидимым барьером, мешавшим подойти ближе. Их зооморфные лица в обрамлении тюрбанов были серьезными и почтительными. И несмотря на их безобразие, Жек нашел, что они красивее расплывшихся от довольства анжорцев, затянутых в облетаны.
После долгих колебаний крысы пустыни решились дотронуться до него, погладить его лицо и шею. Жек не испытывал никакого отвращения от их прикосновений, хотя у них были шершавые ладони и пальцы. Он понял, что они не только благодарили его за спасение, но и ощущали горячее желание вновь ощутить связь с прошлым, со своими истоками. Хотя они знали только зараженную зону и были бетазооморфными существами, само прикосновение к шелковистой коже здорового человека пробуждало воспоминания, похороненные в глубинах их души. Они позволили мощным потокам тоски, текущим из бездны времени, подхватить их, заставив вспомнить слова предков и колыбельные матерей.
Жек увидел безмолвные слезы, брызнувшие из их глубоко посаженных глаз. Он был голоден, изнывал от жажды, но не решился пошевелиться из боязни нарушить очарование. Они спасли его от крылатых стервятников, а ему, быть может, даже не удалось бы выразить им свою признательность.
– Оставьте его в покое!
Вопль Поцелуя Смерти разогнал их, как стаю воронов-мутантов. Колдун подошел к мальчику и протянул ему металлический котелок и небольшой бурдюк.
– Их надо простить… Они никогда не видели жителя поверхности… Тем более такого, который разговаривает с пятнистыми гиенами… Значит, ты знаком с видуком Папирондой?
Жек буквально сорвал крышку котелка и сунул в рот одну из сухих соленых галет, наполнявших его.
– Ты прав, – продолжил колдун. – На полное брюхо разговаривать легче. В любом случае, знаешь ты его или нет, необходимо сделать так, чтобы посланница Гареса доставила тебя в порт твоего назначения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52