В жестком взгляде ее голубых глаз, не содержавшем ни тени сожаления о почившем супруге, он увидел черствость и бессердечие, вызвавшие у него крайнюю неприязнь. Поскольку брак, в котором состоял он сам, был безупречен, у него были очень возвышенные представления о том, что необходимо для счастливого супружества. Он считал, что, если в семье отсутствуют любовь и дружба, то мужчина становится всего лишь источником пропитания, и тогда последнему гораздо разумнее и экономнее просто нанять домработницу.
Он всегда был склонен причислять Веру к паразитическому типу людей, частью оттого, что на его отношение к блотдинкам оказала большое влияние Анита Лус *, частью — из-за симпатии к Чарли, с которым он чувствовал родство души.
* Анита Лус (1893 — 1981) — американская писательница, драматург, сценаристка Ее перу принадлежит сатирический роман «Джентльмены предпочитают блондинок», (1925), где изобра^гена «пустоголовая» блондинка, рыщущая в поисках мужа.
Вплоть до того момента, когда гроб опустили в могилу, Вера понятия не имела, что вызвала у этого человека враждебность. Она изобразила подобающие минуте сдавленные рыдания и отвернулась, прижав ко рту кружевной платок.
И тут она встретилась глазами с пронизывающим взглядом того, кого у тее были все основания бояться.
Это был Уильям Эйкорн — страховой агент.
Глава XI
Что-нибудь на память
От других скорбевших по Чарли Бэкстеру безвестных женщин мисс Белсон отличалась тем, что первая заподозрила неладное в Джесмин-Коттедже. Хотя в своих домыслах об убийстве она зашла слишком далеко, на следующее утро она проснулась, уверенная в двух своих чувствах: глубокого недоверия к Вер и острой жалости к Чарли.
В течение всего короткого зимнего дня она не переставая думала о нем, и в конце концов собственная память ввела ее в изрядное заблуждение. Она позабыла о том, что он был просто отзывчивым танцевальным партнером, овеянным ореолом ее последней романтической мечты. Вместо него появился совсем другой образ — натуры возвышенной и нежной, зачахшей от разочарования в жизни и робко блуждавшей в поисках упущенного счастья.
В мисс Белсон росла уверенность, что его брак был одной из скрытых для постороннего глаза семейных трагедий. Вера в ее глазах была людоедкой, не только лишившей Чарли всякого права на индивидуальность, но к тому же всегда оттеснявшей беднягу на задний план, так что от него никто уже не ожидал ничего, кроме неудач.
Скоро она вконец измучила себя своими сентиментальными фантазиями и окончательно потеряла чувство реальности, что усугублялось повышенной температурой: мисс Белсон была простужена. Хотя температура продолжала расти, она настояла на том, чтобы пойти в церковь на заупокойную службу. Когда ее сестра, леди Фрай, поставила под сомнение разумность этого поступка, мисс Белсон, высморкавшись, сказала ей:
— Я возьму такси. А в церкви будет тепло. Мне... мне бы хотелось лично принести наши соболезнования.
Ее сестра сначала было скривила свое дряблое морщинистое лицо, но потом все-таки согласно кивнула.
— Ну, только если это тебе ничем не повредит.
— Обещаю надеть шубу... и гетры.
Сестры во всем стремились к удобству. Они были типичные представительницы того класса и того поколения, которые возбуждают гнев молодых драматургов. Но именно они делают жизнь в Англии такой уютной и покойной. У них были все достоинства и недостатки, присущие их типу; и хотя на Страшном Суде им самим уготована роль слепых нищих, на улице они подавали милостыню каждому слепому.
До церкви мисс Белсон доехала на машине. Она была тепло укутана и едко благоухала, последнее—для
защиты паствы от инфекции Однако, что защищено не было—так это собственное воображение бедняжки.
Печальная музыка, красота и торжественность службы, общий дух скорби — все способствовало отрыву от реальности. Ее мирок первых четвергов и вечерних чаепитий растворился, оставив лишь пустоту, наполненную тенями и отголосками.
Жизнь в нем угасла, ибо Чарли — ее любовь — был мертв. Она чуть не упала без чувств, увидев засыпанный цветами гроб, когда куклу несли по центральному проходу. После окончания службы она смешалась с толпой, впервые в жизни почувствовав благодарность к простуде, оправдывавшей ее красные глаза и осипший голос.
Сразу после ее возвращения домой, они стали пить чай. Сидя у камина в своем кресле, леди Фрай ожидала услышать описание церемонии, которой она собиралась насладиться, не расставаясь с домашним комфортом.
Сестры жили в одном из тех прелестных особнячков, где по утрам комнаты залиты солнцем, вышколенные горничные подают завтрак на серебряных подносах, и где не жалеют угля. В тот день за высокими французскими окнами не было видно копошащихся в траве дроздов, глазам представал лишь унылый вид укрытой снегом покатой лужайки, так что горничная предусмотрительно задернула занавески, включила свет и раньше времени отправила день на покой.
Но ни горячий чай, ни сдобные пышки не могли поднять настроение мисс Белсон, добросовестно передававшей сестре все подробности заупокойной службы по Чарльзу Бэкстеру.
-- Священник так прекрасно говорил о нем! Он прочитал из «Рабби Бен Эзра».
— Неужели? - леди Фрай поджала губы.— Это, кажется, Браунинг?
— Да. Может, я найду и почитаю тебе немного?
— О, спасибо. Поищи, он там после Теннисона. Мисс Белсон стала листать страницы и задержалась
на другом стихотворении. «Слишком поздно» бросилось ей в глаза своим названием, и уже первые строки приковали ее внимание:
«Та мертва, что была всегда ему, увы, чужой;
И тот, что был чужим ей всегда™ может уйти теперь».
Стихи пронзительно подходили к ее собственно истории, и она отказалась читать, почувствовав, что н сможет совладать со своим голосом.
— Лучше возьми ты книжку,— сказала она сестре.— Я ведь охрипла и только все испорчу.
Леди Фрай, которая была убеждена, что стихи следует читать вслух, сипло, но решительно продекламировала стихотворение.
— Прелестно,— заявила она.— Я прямо слышу, как это читает наш священник. Бедный мистер Бэкстер... Ужасно грустно, что лица так быстро забываются, правда? Весь вечер пытаюсь вспомнить его лицо. Как он выглядел?
Мисс Белсон стала перечислять его черты и только тут поняла, что облик Чарли Бэкстера и в ее памяти запечатлелся не слишком четко.
— Нехорошо, —сказала леди Фрай, покачав головой.— У меня никогда не было памяти на лица. Надо спросить миссис Бэкстер, нет ли у нее его фотографии, которую не жалко отдать.
Мисс Белсон что-то невнятно пробормотала в знак согласия. Температура ее все росла, а в голове похоронным колоколом звучала измененная строчка из «Слишком поздно»:
«Умерают, что был всегда ей, увы, чужим»
Внезапно тепло и комфорт гостиной стали для нее невыносимы. Ей представилось, что это —уютная и мягкая ловушка, где ей не хватает места, чтобы зализать свои раны. Ее неудержимо потянуло в темноту. На улице, окунувшись в печаль холодных сумерек, она могла бы избавиться от своего жара.
Леди Фрай дала ей повод, сказав, что уже дочитала роман.
— Я принесу тебе другой из библиотеки,— предложила мисс Белсон,
— Спасибо, но я отпущу тебя только под тем условием, что ты возьмешь такси.
- - О, конечно. Мисс Белсон не сдержала обещания. Едва затворив за собой дверь, она позабыла о книге. Вместо юго, чтобы идти к центру города, где тротуары были очищены
от снега, она побрела по холодной полужидкой слякоти к окраине.
На кладбище она пойти не могла, но почувствовала непреодолимое желание бросить взгляд на пустой дом, где еще так недавно жил Чарли. Когда она достигла цели, небо еще излучало немного света, и она увидела, что окна безжизненны, а над трубами нет ни струйки дыма.
Стоя, словно прикованная к мостовой, и взирая на дом, она говорила себе, что, возможно, какая-то частица души Чарли еще витает в этих стенах. Окажись она внутри, она могла бы попрощаться с его тенью. Стоило этой мысли пронестись в ее голове, как истерическое состояние, в котором она пребывала, немедленно толкнуло ее вперед. За калитку, по мощеной дорожке, на крыльцо. Ее пальцы прикоснулись к стеклу небольшой двери, выкрашенной в зеленый цвет.
Ее словно током ударило—дверь подалась. На мгновение ей показалось, что она тоже невидима и может пройти сквозь запертую преграду, как дым.
Но затем она спустилась на землю и осознала, что чуть было беспардонно не нарушила уединения вдовы. Из услышанной краем уха в церкви беседы она поняла, что Вера Бэкстер собиралась уехать, но теперь было очевидно: говоривший ошибался.
«Я попрошу у нее фотографию сейчас, пока она не уехала,— решила мисс Белсон.—Скажу, что это для моей сестры. Она так хорошо держалась в церкви, что, я уверена, она поймет меня. Кроме того, надо посмотреть, все ли в порядке».
Выдумывая оправдания, мисс Белсон знала, что обманывает себя. Кто-то был внутри — но не Вера... Какая-то сила тянула ее войти, подсказывая не нарушать тишину звонком.
Затаив дыхание, мисс Белсон раскрыла дверь пошире и проскользнула в темный коридор. Справа от себя она увидела светлое пятно — это было окно гостиной. Боязливо и осторожно она вошла и на цыпочках прокралась по вытертому брюссельскому ковру.
В идущем от снега отраженном свете комната выглядела мрачно и запущенно. Угрюмый холод царствовал в ней. Белые хризантемы с потемневшими лепестками и покрытыми слизью стеблями стояли в вазе из мутного стекла. Камин был полон холодной золы.
И все же, несмотря на такое запустение, у мисс Белсон было чувство, что кто-то недавно в этой комнате был. Воздух еще слегка дрожал, будто потревоженный несколько мгновений назад. На столе стояла пепельница с наполовину выкуренной сигаретой.
Она взяла ее, и ей показалось, что сигарета еще теплая. Но здравый смысл подсказал ей, что это всего лишь фантазия, и она поглядела на нее глазами, полными слез. Она подумала, что, может быть, это последняя его сигарета. А поскольку его одиозного приятеля — Пагги Уильямса — она всегда видела с зажатой в зубах трубкой, она уже было собиралась забрать окурок как реликвию — на память, но вдруг вспомнила, что его могла здесь оставить и Вера.
В комнате не было фотографии Чарли, и тем не менее она чувствовала его присутствие. Наверху, где он умер, это ощущение наверняка должно быть сильнее. Она сможет соприкоснуться с ним, протянуть ему руку через могильную бездну.
Мисс Белсон вспомнила, что в одной из спален должна быть прикреплена к зеркалу его фотокарточка. Она заметила ее, в тот единственный раз, когда была в Джесмин-Коттедже — на бридже — и зашла в ту комнату, чтобы снять шаль. Фотография была пустяковая, и о ней наверняка не будут жалеть, а для нее она стала бы самой драгоценной реликвией. Владея ей, она уже не позабудет его черты. Внезапно она решила раздобыть ее. Это было довольно смело, так как, покуда она находилась недалеко от входа, ее действия еще можно было как-то объяснить. Но уж если она поднимется наверх, то определенно станет нарушителем частных владений...
Несколько минут она стояла в холле, прислушиваясь. Тишина была нерушима, и, собрав все свое мужество, мисс Белсон стала карабкаться вверх по узкой лестнице. На полпути она нашла на ступеньке цветок гиацинта, а поднявшись на площадку, увидела множество растоптанных лепестков, отмечавших собой вход в обитель смерти.
С неровно колотящимся сердцем она прокралась внутрь. Первым, что привлекло ее взгляд, была оголенная кровать, покрытая лишь льняной простыней. От этого зрелища она чуть не лишилась чувств. Ослепнув от слез, она стала искать фотографию, но той на зеркале не оказалось. Она не смогла найти ее, хотя, осмелев,
Рдаже пошарила в ящиках туалетного столика. Медлить уже было нельзя. В любой момент кто-нибудь мог войти и застать ее за поисками. Скорее, скорее! Ее щеки пылали, а руки дрожали, так как жар достиг пика.
Здесь, как и в гостиной, ее не оставляло странное ощущение только что прерванного присутствия. Большой стенной шкаф, полный одежды, был открыт, будто кто-ю недавно выбирал или доставал оттуда вещи. В пустом доме определенно кто-то обитал.
— Я чувствую, что он здесь,— прошептала она.
Вдруг она услышала слабые звуки откуда-то снизу: до нее донесся скрип, а затем глухой удар, как будто кто-то осторожно открыл и опять закрыл входную дверь.
В панике она схватилась за сердце, пытаясь унять его бешеный стук.
«Показалось»,—успокоила она себя.
Она знала, чго в пустом доме все звуки усиливаются. Мышь пробежала по коридору. Вот и все. Но пора было уходить, пока дорога для отступления еще свободна.
Уже направившись к двери, она ясно различила приглушенные шаги внизу. Они стали приближаться — человек поднимался по лестнице.
Ее глаза забегали, ища укрытия, но мышцы оцепенели и собственное тело отказывалось подчиниться. Кровь отлила у нее от головы, она стояла, уставившись на открытую дверь, еще не зная, чего же она боится.
Мертвеца в саване, с пустыми глазницами, или Веру, живую как никогда, готовую уличить ее во вторжении.
Ужас охватил ее прежде, чем она что-либо поняла. Из мрака лестничной площадки появилось белое лицо с мерцающими глазами и темной остроконечной бородкой.
Не отрывая взгляда, она зажала себе рот, чтобы сдержать вопль. Каким-то далеким уголком мозга она понимала, что происхрдит, но полностью осознать это была не в силах.
Тьма окутала ее и опрокинула назад,— она потеряла сознание. Но за мгновение до того, как полностью отключиться, ее разум содрогнулся от узнавания.
Глава XII
О, ветвь омелы!
В панике Чарли Бэкстер повернул ключ в замке стенного шкафа и бросился вон из спальни. Сколько-нибудь в безопасности он мог почувствовать себя только за пределами этой комнаты. Стоя на площадке и прислушиваясь, он вытер блестящий от пота лоб. От испуга у него тряслись колени, сердце билось, как бешеное.
Перед тем он ходил по пустому дому, уверенный в надежности своего укрытия, когда вдруг понял, что кто-то вторгся в его крепость. Незваный гость незаметно проник внутрь и забрался в самое сердце его убежища— собственную его спальню.
Тут же ему представилось, как их великолепный проект вспыхивает и шутихой взлетает на воздух, с шипением чертя по ночному небу огненный след. Все рушится, а им в удел остается лишь позорное разоблачение. Он не узнал женщину, так как был слишком взволнован, но лицо ее он смутно помнил, поэтому не было никаких сомнений, что она узнала его.
Хуже того, он понял, что не только виноват в катастрофе, но виноват дважды. Во-первых, он, вопреки инструкциям, открыл входную дверь; но даже этот промах не оказался бы роковым, выполни он указание Веры немедленно сбрить бороду. Если бы леди, сейчас сидевшая в гардеробе, увидела незнакомое гладковыбритое лицо, еще была бы надежда избежать последствий.
Но его подвело чувство собственного достоинства. За дом платил он, и он был его хозяином, однако, несмотря на это, его унизили до того, что ему приходилось прятаться под кроватью. Пагги Уильяме, носясь по комнатам, крикнул ему, будто собаке: «Вылезай!»
Ему, как всякому уважающему себя человеку, этого было достаточно, чтобы не сдвинуться с места, и он подождал, пока воцарилась полная тишина, уверившая его, что никто не будет над ним издеваться, когда он станет выползать из-под кровати на животе.
Стоило ему встать на ноги и распрямиться, как его
Г захлестнуло новое чувство свободы и покоя. Рядом не было ни Веры с ее бесконечными упреками, ни ухмыляющегося, вечно сосущего виски Пагги. Даже прислуга не гремела на кухне. Он, конечно, понимал, что в конце концов ему придется побриться, но оставил это на потом, считая спешку излишней.
Отныне и впредь ничьим распоряжениям он подчиняться не будет. Это решение тут же повлекло за собой необходимость завешивать ковриком окно в ванной, чтобы не зависеть от дневного света, а иметь возможность спокойно включать электричество. Потом он стал бродить по дому, обходя подальше окна. Приятно было опять оказаться в гостиной, где он задержался, чтобы выкурить сигарету. Утомившись, он отправился на кухню и провел там пару часов в блаженном безделье, греясь у открытой газовой духовки. Он уже пошел было наверх, собираясь окончательно подготовиться к отбытию, как вдруг увидел в окно малиновку, прыгающую под кустом. В этом углу сада снег растаял, обнажив кусок земли.
От такого зрелища в глазах его появилась нежность. Он подумал, что это, вероятно, один из его подопечных, ждет — не дождется своего ежедневного рациона. Все, что он мог сделать из соображений гуманности, это положить под куст остатки хлеба птицам в запас на несколько дней.
Трудность была в том, чтобы добраться до места незамеченным, так как задняя дверь выходила к соседскому дому и была открыта для любопытных глаз. Если бы, однако, ему удалось выскользнуть через парадную дверь и пробраться по боковому проходу, то его надежно скрыла бы стена.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22