Как бы то ни было, он не попытался определить, откуда был сделан звонок.
Однако Чарли еще долго не мог успокоиться. Боясь быть узнанным, он не отваживался появляться в Вест-Энде и почти не выезжал из Брикстона. Иногда он отправлялся в трамвае вверх по Брикстон-Хилл и заходил в «Локарно» на Стритем-Хилл, чтобы поглазеть на танцующих. Это давало ему приятную возможность почувствовать свое превосходство и покритиковать чужие недостатки, но сам он никогда не выходил на площадку.
Большую часть его времени занимали грезы о будущем богатстве, будто он был монарх, ожидающий конца изгнания. Хотя хозяйка пансиона брала весьма приемлемую цену за свои в высшей степени сносные жилье и услуги, он уже ненавидел и все, что его окружало, и то, чем его кормили, и тех, с кем ему приходилось общаться. Но ему так успешно удавалось прятать свои чувства, что вскоре он стал самым популярным из постояльцев.
Местные леди в ответ на оказываемое им внимание часто приглашали его в кафе и кино. А так как они всегда настойчиво желали платить сами — ведь каждой он напоминал любимого сына или другого столь же обожаемого родственника — у него не было недостатка в бесплатных развлечениях.
Это, безусловно, помогало убить время, но вот закончился первый месяц, и его нетерпение достигло апогея. Вера говорила, что дело, возможно, займет месяца два. После его отъезда из Старминстера прошло семь недель, восьмая должна быть последней, не исключено даже, что в эту неделю приедет Вера и освободит его.
Дни проходили за днями, но, вместо ожидаемого письма или хоть какой-го весточки, приносили лишь разочарование. Пошел третий месяц, и его тревога обострилась до невыносимости. Дни стали длиннее, во всех садах на Брикстон-Хилл кусты и деревья окутались зеленой дымкой, а Чарли оказался в опасной близости от полного истощения своих средств. Вскоре ему пришлось самому -- украдкой, в ванной—стирать носки и носовые платки, а также чистить зубы, белизной которых он гордился, стянутой из буфета солью вместо зубной пасты.
Крайняя необходимость раздобыть хоть какие-нибудь гроши заставила его вновь обратить свои помыслы к детским конкурсам.
Маленький Честер Бивербрук — десяти лет от роду— начал пробовать свои силы в кроссвордах и ребусах.
К несчастью, теперь, когда успех был жизненно необходим, он оказался гораздо менее способным, чем маленький Чарльз Бэкстер, который в свое время был настоящим счастливчиком. Однако ни единого денежного перевода в брикстонский пансион не пришло. Правда, как-го раз Тетушка Флосси на своей «Страничке» похвалила его за чудесный почерк, но приз присудила кому-то еще.
Больше всего его выводили из себя подлые уловки газетчиков: часто у них имелось в запасе по нескольку вариантов правильных ответов. У гадких маленьких богатеев, которые могли себе позволить покупать сразу по два-три номера газеты, было нечестное преимущество перед молодым способным конкурсантом, уже начавшим считать каждый пенс и экономить на стирке носков. Вне себя от несправедливости, Чарли решил поискать сочувствия у своей любимой вдовы.
— Вы только посмотрите,— указал он на детскую страничку в ежедневной газете.— Конкурс по-настоящему трудный, а приз у них — всего два фунта шесть шиллингов. Как недостойно экономить на детях!
Еще одна леди, известная тем, что играла в бридж, как Сара Бэттл*—ради «суровой простоты игры», фыркнула.
— Им вообще не следует обещать деньги. Любой неиспорченный ребенок будет участвовать и просто из интереса.
Она пожалела о своих словах, так как Чарли тихо вышел из комнаты, как бы в доказательство исключительной ранимости своей натуры, которая не могла перенести одергивания при всех.
Он отправился наверх пересчитать свои деньги, хотя и так великолепно помнил, сколько у него осталось. При самой строгой экономии он может оставаться в пансионе еще не более недели. Он прекрасно знал, как добрая хозяйка относится к не платящим за жилье постояльцам.
На этот случай всегда имелся некий старый и уважаемый клиент, которому необходимо было подыскать комнату, возможно, ущемив кого-то из нынешних жильцов. Устрашенный образом «мистера Дженкинса», безусловно, достойного предпочтения, когда речь зайдет о его каморке, Чарли вдруг понял, что пансион для него — самое желанное место на земле.
Он уже и не помышлял сравнивать его с роскошью отеля. «Я был здесь счастлив»,— думал он, и мягкие карие глаза наполнялись слезами. Чистые постели, добротная пища. Очаровательные и столь милые его сердцу пожилые леди, которых молодые клерки из Сити так безжалостно называли «старыми перечницами».
* Сара Бэттл - один из персонажей «Очерков Элии» английского писателя Чарльза Лэма (1775- 1834) («Суждения миссис Бэттл о висте»).
В этом затруднительном положении Чарли поступил очень для себя характерно. Окажись рядом Вера, она убедила бы его, что, хотя дела со страховкой малость застопорились, вести себя надо с тройной осторожностью, поскольку они уже так близки к победе. Требуется только потуже затянуть пояс и попробовать раздобыть денег.
Но Чарли уже совершенно потерял присутствие духа, как будто тогда, заставив похоронщика поверить в то, что он труп, он и в самом деле убил в себе последние остатки личности. Хотя ему было строго запрещено писать Вере, он решил послать ей письмо с намеком на то, что он нуждается в немедленной помощи.
«У нее же было двадцать фунтов,—думал он.— И ей не приходилось так тратиться, как мне, платить за гостиницы. Ей-то хорошо. Она может покупать в лавках в кредит или занять у старика Райта».
Кабы не это, он, конечно, не стал бы добавлять ей забот. Убедив себя, Чарли составил дипломатическую ноту.
«Уважаемая мадам! Некий человек, Чарльз, который когда-то временно служил у вас садовником, обратился ко мне за материальной помощью. Не могли бы вы сообщить мне в письме, заслуживает ли он доверия. Мне бы не хотелось быть обманутым, с другой стороны, совершенно нет желания обрекать беднягу на голод.
Искренне Ваш, Честер Бивербрук».
Отправив письмо, он опять преисполнился надеждой. Вечером он даже пошел в кино со вдовой — своей любимицей. Показывали «Нелл Гвинн» *, и, сочтя это за доброе предзнаменование, он вполне уверился, что Вера «не станет обрекать бедного Чарльза на голод».
Он ежедневно выходил навстречу почтальону, но от Веры ответа не было. В конце последней недели своего благоденствия он, как всегда, с улыбкой, оплатил счет, будто это было его привилегией, а не обязанностью, и поднялся к себе, чтобы поразмыслить.
* «Нелл Гвин» — популярный историко-авантюрный фильм английского режиссера X. Уилкокса о танцовщице, ставшей любовницей короля Карла И. (1926, повторная экранизация в 1935 г.)
В понедельник утром он почти истратил последние медяки на трамвай, добираясь до Пале-де-Данс, расположенного за городом, в безопасном удалении от Брикстона. Он успешно прошел испытание, и его пустили в специально отгороженное место, где он стал ждать, пока его кто-нибудь не выберет себе в партнеры для танца. Плата была шесть пенсов, из которых над было еще отчислять проценты администрации.
Но такой же, как он, жиголо уверил его, что работенка это весьма прибыльная.
— Танцы ведь очень короткие,— сказал он.— Так что, если клиентка хочет тебя ангажировать на час, получается довольно дорогое удовольствие, для леди, конечно.
Чарли, однако, перепадало до обидного мало. Он чувствовал себя несчастным, ну и выглядел соответственно, поэтому его, как правило, обходили. Сознание же собственных неудач только подстегивало его комплекс неполноценности.
Сидя в своем закутке, он предавался меланхолии, и настроение его как раз подходило для того, чтобы принимать унижения. Хрупкие дамочки — тяжелые, как слоны—наступали ему на ноги, толстые—легкие, как мыльные пузыри, критиковали его танцевальные способности, хотя он знал, что танцует лучше всех в этом зале.
Целая неделя прошла в душевных муках, но тем не менее не дала ему достаточно денег для оплаты счета.
Покуда он пытался придумать, как бы добрать недостающее, ему вдруг улыбнулось счастье. Его любимая вдова, немного напоминавшая своим видом персидскую кошку, попросила его сыграть с ней в безик.
Моментально произведя в уме расчет, Чарли галантно согласился. Пришла пора перехода на летнее время, а вместе с ней—апрельская теплынь, поэтому вечерние танцы в Пале-де-Данс стали приносить совсем мало дохода.
— Предупреждаю: я буду жульничать,— сказал он с улыбкой.
Успокоив свою совесть этим признанием, и, таким образом, предоставив леди полагаться на собственную осмотрительность, он начал ее обдирать. Она была очень близорука, а очки носить стеснялась, так что оказалась легкой добычей.
Когда он вышел из комнаты, имея в кармане достаточно денег, чтобы, как подобает честному человеку, сполна оплатить свой счет, очень старая леди, весь день дремавшая, как черепаха, в особом личном кресле, приподняла одно морщинистое веко.
— Этот молодой человек жульничал,—заявила она глубоким басом.
Глупая вдова улыбнулась, поскольку была не такой уж дурой. Просто она недавно увидела в ванной забытую Чарли пару носков и захотела немножко помочь ему с оплатой услуг прачечной.
— Я тоже,— сказала она.— Было очень забавно. Он точно как мой сын, который утонул в море.
— Мой муж тоже утонул в море,— проворчала старуха.— В море виски. Что-то у всех находятся родственники, похожие на этого молодого человека; будь это и в самом деле так, мы все должны бы состоять в перекрестных браках, что очень пикантно.
Когда леди обсуждали его персону, Чарли услышал звонок почтальона и бегом спустился в холл. На полу его ожидало официальное письмо. Оно пришло из Отдела обратных доставок и внутри содержало его послание Вере.
На конверте было нацарапано: «Адресат выбыл».
Глава XXIII
Под часами
Уставившись на эти два слова, так просто подводившие черту под всеми его переживаниями и надеждами, Чарли думал, что от гнева и отчаяния голова его сейчас взорвется, как паровой котел. Он сразу понял: никакой задержки с выплатой страховки не было. Вера получила чек и уехала из Старминстера, не оставив своего нового адреса.
Это была обдуманная измена. Она с успехом надула его, ведь теперь ее следов уже не найдешь. Сейчас она, наверное, на континенте или на пути в Штаты. Она же знала его адрес и тем не менее не написала. Ну, допустим, написала, но письмо затерялось, тогда она сама могла бы приехать в пансион.
Глухо рассмеявшись, он обратился к собственному бледному отражению в зеркале.
— А зачем ей приезжать? Я ведь всего лишь ее муж!
Еще раз все вспомнив, он осознал, каким же безмозглым простаком он был. Он честно исполнил свою роль в их затее. И деньги на нее тоже дал он. Если он слегка и сомневался, когда Вера и Пагги шептались по углам, все же верил он им слишком безоговорочно них ожидал только такого же отношения.
Ну, вот и дождался: сидит в Лондоне, без денег и всеми покинутый.
Этот вечер в Пале-де-Данс был особенно неудачным. По пути к автобусу самый популярный танцевальный партнер, которого всегда нанимали на целый час, снизойдя с вершины своей славы, покровительственно обратился к неудачнику.
— Послушай, старина, ничего, если я дам тебе совет? Танцуешь ты неплохо, но... снял бы ты эти очки. Оно конечно, знаешь, идет, ну, там, Генри Холлу или Гарольду Ллойду, но у них свой особый смак, они — личности. А ты в них смахиваешь на школьного учителя, ей-Богу! Ты не обиделся, старина?
— Что вы, я только рад поучиться у знатока,— заверил ею Чарли.
— Ох, да гут просто удача нужна, сгарина И к тебе она придет.
Хотя внутри у Чарли все переворачивалось от злости, он изобразил на лице лучезарную улыбку, которая всегда помогала ему завоевывать сердца. Однако ночью, лежа без сна и думая, как бы в ответ уязвить звезду танцзала, он все-таки свел с ним счеты.
— Только один маленький совет, дружище,— ухмыльнулся он своей подушке.— Торчи в своем задрипанном пригороде. Никогда не вылезай в Вест-Энд. А мы будем работать головой, а не ногами!
Депо в том, что ему вспомнился тот наемный танцор, что так здорово исполнял танго и чья физиономия, как сказала девушка Пегги, была результатом косметических ухищрений.
— Вот оно! — взволнованно воскликнул он. — Так я и сделаю!
Проснувшись через несколько часов, он обнаружил, что воодушевление прошло, а осталась тишь тоска от ожидания предстоявшей ему пытки. Однако необходимость заставляла его осуществить это намерение. Поэтом} он отправился в два места: сначала к ростовщику, которому заложил свои часы, а потом — в косметический салон.
На протяжении долгой процедуры окраски волос его терзали мысли об ожидавшем его унижении, так как у него было достаточно времени, чтобы представить себе собственное будущее. Недели, годы сидения в закутке, в тоскливой надежде стать избранником какой-нибудь толстухи, носящей вместе жесткого корсета эластичный пояс.
В салоне, располагавшемся в подвале, было тесно и душно от пара и пахло горячими волосами. От этого Чарли подташнивало, да еще его мучили подозрения, что парикмахер за своей профессиональной лестью скрывает презрение, у самого-то — вон, какая роскошная седая шевелюра!
Наконец, Чарли поднялся из кресла и содрогнулся, увидев в зеркале незнакомое лицо. Поглядывая на него уголком глаза, он расплатился и выскользнул из заведения.
Только уже на улице он осознал, какие его ждут осложнения. Ведь в пансионе придется объяснять свое преображение. Щурясь от весеннего солнца, ужасно стесняясь, он пошел перекусить в кондитерскую, стремясь отсрочить пытку.
Растянув, насколько возможно, поглощение яйца-пашот, Чарли купил дешевый билет в кино, ища, конечно, не развлечения, а убежища. Безучастно уставившись на экран, он горько раскаивался в своем визите в косметический салон. Ведь теперь он потерял право называться «джентльменом», которым так гордился в Старминстере, и превратил себя в крашеного фигляра.
Он сидел в кинотеатре, пока голод не заставил его выйти. Когда он вернулся в пансион, как раз послышался первый удар гонга. Вернув на свое лицо очки и надвинув на глаза шляпу, он шагнул в холл.
Мисс Эванс, уставясь на него, замерла с молотком от гонга в руке. Как ни странно, она его узнала и рассмеялась.
— А я сперва и не поняла, что это вы,— сказала она.— Шейха, что ли, собираетесь изображать на маскараде?
— Да...— вяло солгал он, откладывая на потом неизбежное признание.
— Надеюсь, она этого стоит. Счастливой охоты. О, тут вам телеграмма.
Чарли разорвал пакет и не поверил своим глазам, которым предстала счастливая весть:
«Встречай семь под часами вокзале Виктория — Вера».
Когда отхлынула первая волна облегчения, его охватило знакомое чувство вины. Можно себе представить едкие издевательства Веры, когда они встретятся. Хорошо, хоть мисс Эванс его узнала, не хватало ему еще обвинений в самозванстве!
— Когда она пришла?
— Утром, вскоре после вашего ухода. А что? Это важно?
— Я мог бы сберечь немало денег и нервов.
— Что, она не может прийти? Маскарад отменяется?
— Решительно отменяется. Мисс Эванс, что, очень большим идиотом я сейчас выгляжу?
— Да нет, не так уж плохо вы выглядите. Потом, говорят, любовь слепа...
— Будем надеяться. Сегодня вечером я не вернусь. Только не падайте. Телеграмма от моей жены.
Мисс Эванс уныло усмехнулась.
— Так вы женаты? Что же скажут ваши пожилые приятельницы?
— Ах, они не будут по мне скучать. А я вот по ним — буду. Хотелось бы попрощаться с ними, но...— он потрогал свое бронзовое лицо и закончил.— Я хочу, чтобы они запомнили меня.
— Мы будем скучать по вас,—тихо сказала мисс Эванс.
Он улыбнулся и протянул ей руку.
— Я был здесь так счастлив. Спасибо вам ... за все. Интересно, а... Можно мне поцеловать вас?
Он вел себя просто, как мальчишка, благодарящий хозяйку за веселую вечеринку, поцелуй же его мисс Эванс смогла оценить, потому что—как всякая порядочная женщина слегка за тридцать — она в этом деле знала толк.
В пансионе обедали рано, так что трамвай, шедший до Стоквелла, подвез Чарли к вокзалу Виктория как раз вовремя. К часам он пришел первым, потекли минуты, и его опять начали терзать сомнения и страхи.
Вера явилась в пять минут восьмого; Чарли, который вглядывался в снующую толпу, тщетно пытаясь найти знакомую проворную фигурку, удивленно уставился на нее и несколько мгновений не мог вымолвить ни слова. Это произошло не только из-за ее нового дорогого наряда, но также потому, что она хромала, а голова ее была перевязана. — Вера! —воскликнул он, осипнув от волнения.— Не могу поверить, что это ты! Резко обернувшись на знакомый голос, она с недоверием вгляделась в Чарли, а потом бросилась к нему на шею.
— Но, милый,— сказала она,— ты-то что с собой сделал?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22
Однако Чарли еще долго не мог успокоиться. Боясь быть узнанным, он не отваживался появляться в Вест-Энде и почти не выезжал из Брикстона. Иногда он отправлялся в трамвае вверх по Брикстон-Хилл и заходил в «Локарно» на Стритем-Хилл, чтобы поглазеть на танцующих. Это давало ему приятную возможность почувствовать свое превосходство и покритиковать чужие недостатки, но сам он никогда не выходил на площадку.
Большую часть его времени занимали грезы о будущем богатстве, будто он был монарх, ожидающий конца изгнания. Хотя хозяйка пансиона брала весьма приемлемую цену за свои в высшей степени сносные жилье и услуги, он уже ненавидел и все, что его окружало, и то, чем его кормили, и тех, с кем ему приходилось общаться. Но ему так успешно удавалось прятать свои чувства, что вскоре он стал самым популярным из постояльцев.
Местные леди в ответ на оказываемое им внимание часто приглашали его в кафе и кино. А так как они всегда настойчиво желали платить сами — ведь каждой он напоминал любимого сына или другого столь же обожаемого родственника — у него не было недостатка в бесплатных развлечениях.
Это, безусловно, помогало убить время, но вот закончился первый месяц, и его нетерпение достигло апогея. Вера говорила, что дело, возможно, займет месяца два. После его отъезда из Старминстера прошло семь недель, восьмая должна быть последней, не исключено даже, что в эту неделю приедет Вера и освободит его.
Дни проходили за днями, но, вместо ожидаемого письма или хоть какой-го весточки, приносили лишь разочарование. Пошел третий месяц, и его тревога обострилась до невыносимости. Дни стали длиннее, во всех садах на Брикстон-Хилл кусты и деревья окутались зеленой дымкой, а Чарли оказался в опасной близости от полного истощения своих средств. Вскоре ему пришлось самому -- украдкой, в ванной—стирать носки и носовые платки, а также чистить зубы, белизной которых он гордился, стянутой из буфета солью вместо зубной пасты.
Крайняя необходимость раздобыть хоть какие-нибудь гроши заставила его вновь обратить свои помыслы к детским конкурсам.
Маленький Честер Бивербрук — десяти лет от роду— начал пробовать свои силы в кроссвордах и ребусах.
К несчастью, теперь, когда успех был жизненно необходим, он оказался гораздо менее способным, чем маленький Чарльз Бэкстер, который в свое время был настоящим счастливчиком. Однако ни единого денежного перевода в брикстонский пансион не пришло. Правда, как-го раз Тетушка Флосси на своей «Страничке» похвалила его за чудесный почерк, но приз присудила кому-то еще.
Больше всего его выводили из себя подлые уловки газетчиков: часто у них имелось в запасе по нескольку вариантов правильных ответов. У гадких маленьких богатеев, которые могли себе позволить покупать сразу по два-три номера газеты, было нечестное преимущество перед молодым способным конкурсантом, уже начавшим считать каждый пенс и экономить на стирке носков. Вне себя от несправедливости, Чарли решил поискать сочувствия у своей любимой вдовы.
— Вы только посмотрите,— указал он на детскую страничку в ежедневной газете.— Конкурс по-настоящему трудный, а приз у них — всего два фунта шесть шиллингов. Как недостойно экономить на детях!
Еще одна леди, известная тем, что играла в бридж, как Сара Бэттл*—ради «суровой простоты игры», фыркнула.
— Им вообще не следует обещать деньги. Любой неиспорченный ребенок будет участвовать и просто из интереса.
Она пожалела о своих словах, так как Чарли тихо вышел из комнаты, как бы в доказательство исключительной ранимости своей натуры, которая не могла перенести одергивания при всех.
Он отправился наверх пересчитать свои деньги, хотя и так великолепно помнил, сколько у него осталось. При самой строгой экономии он может оставаться в пансионе еще не более недели. Он прекрасно знал, как добрая хозяйка относится к не платящим за жилье постояльцам.
На этот случай всегда имелся некий старый и уважаемый клиент, которому необходимо было подыскать комнату, возможно, ущемив кого-то из нынешних жильцов. Устрашенный образом «мистера Дженкинса», безусловно, достойного предпочтения, когда речь зайдет о его каморке, Чарли вдруг понял, что пансион для него — самое желанное место на земле.
Он уже и не помышлял сравнивать его с роскошью отеля. «Я был здесь счастлив»,— думал он, и мягкие карие глаза наполнялись слезами. Чистые постели, добротная пища. Очаровательные и столь милые его сердцу пожилые леди, которых молодые клерки из Сити так безжалостно называли «старыми перечницами».
* Сара Бэттл - один из персонажей «Очерков Элии» английского писателя Чарльза Лэма (1775- 1834) («Суждения миссис Бэттл о висте»).
В этом затруднительном положении Чарли поступил очень для себя характерно. Окажись рядом Вера, она убедила бы его, что, хотя дела со страховкой малость застопорились, вести себя надо с тройной осторожностью, поскольку они уже так близки к победе. Требуется только потуже затянуть пояс и попробовать раздобыть денег.
Но Чарли уже совершенно потерял присутствие духа, как будто тогда, заставив похоронщика поверить в то, что он труп, он и в самом деле убил в себе последние остатки личности. Хотя ему было строго запрещено писать Вере, он решил послать ей письмо с намеком на то, что он нуждается в немедленной помощи.
«У нее же было двадцать фунтов,—думал он.— И ей не приходилось так тратиться, как мне, платить за гостиницы. Ей-то хорошо. Она может покупать в лавках в кредит или занять у старика Райта».
Кабы не это, он, конечно, не стал бы добавлять ей забот. Убедив себя, Чарли составил дипломатическую ноту.
«Уважаемая мадам! Некий человек, Чарльз, который когда-то временно служил у вас садовником, обратился ко мне за материальной помощью. Не могли бы вы сообщить мне в письме, заслуживает ли он доверия. Мне бы не хотелось быть обманутым, с другой стороны, совершенно нет желания обрекать беднягу на голод.
Искренне Ваш, Честер Бивербрук».
Отправив письмо, он опять преисполнился надеждой. Вечером он даже пошел в кино со вдовой — своей любимицей. Показывали «Нелл Гвинн» *, и, сочтя это за доброе предзнаменование, он вполне уверился, что Вера «не станет обрекать бедного Чарльза на голод».
Он ежедневно выходил навстречу почтальону, но от Веры ответа не было. В конце последней недели своего благоденствия он, как всегда, с улыбкой, оплатил счет, будто это было его привилегией, а не обязанностью, и поднялся к себе, чтобы поразмыслить.
* «Нелл Гвин» — популярный историко-авантюрный фильм английского режиссера X. Уилкокса о танцовщице, ставшей любовницей короля Карла И. (1926, повторная экранизация в 1935 г.)
В понедельник утром он почти истратил последние медяки на трамвай, добираясь до Пале-де-Данс, расположенного за городом, в безопасном удалении от Брикстона. Он успешно прошел испытание, и его пустили в специально отгороженное место, где он стал ждать, пока его кто-нибудь не выберет себе в партнеры для танца. Плата была шесть пенсов, из которых над было еще отчислять проценты администрации.
Но такой же, как он, жиголо уверил его, что работенка это весьма прибыльная.
— Танцы ведь очень короткие,— сказал он.— Так что, если клиентка хочет тебя ангажировать на час, получается довольно дорогое удовольствие, для леди, конечно.
Чарли, однако, перепадало до обидного мало. Он чувствовал себя несчастным, ну и выглядел соответственно, поэтому его, как правило, обходили. Сознание же собственных неудач только подстегивало его комплекс неполноценности.
Сидя в своем закутке, он предавался меланхолии, и настроение его как раз подходило для того, чтобы принимать унижения. Хрупкие дамочки — тяжелые, как слоны—наступали ему на ноги, толстые—легкие, как мыльные пузыри, критиковали его танцевальные способности, хотя он знал, что танцует лучше всех в этом зале.
Целая неделя прошла в душевных муках, но тем не менее не дала ему достаточно денег для оплаты счета.
Покуда он пытался придумать, как бы добрать недостающее, ему вдруг улыбнулось счастье. Его любимая вдова, немного напоминавшая своим видом персидскую кошку, попросила его сыграть с ней в безик.
Моментально произведя в уме расчет, Чарли галантно согласился. Пришла пора перехода на летнее время, а вместе с ней—апрельская теплынь, поэтому вечерние танцы в Пале-де-Данс стали приносить совсем мало дохода.
— Предупреждаю: я буду жульничать,— сказал он с улыбкой.
Успокоив свою совесть этим признанием, и, таким образом, предоставив леди полагаться на собственную осмотрительность, он начал ее обдирать. Она была очень близорука, а очки носить стеснялась, так что оказалась легкой добычей.
Когда он вышел из комнаты, имея в кармане достаточно денег, чтобы, как подобает честному человеку, сполна оплатить свой счет, очень старая леди, весь день дремавшая, как черепаха, в особом личном кресле, приподняла одно морщинистое веко.
— Этот молодой человек жульничал,—заявила она глубоким басом.
Глупая вдова улыбнулась, поскольку была не такой уж дурой. Просто она недавно увидела в ванной забытую Чарли пару носков и захотела немножко помочь ему с оплатой услуг прачечной.
— Я тоже,— сказала она.— Было очень забавно. Он точно как мой сын, который утонул в море.
— Мой муж тоже утонул в море,— проворчала старуха.— В море виски. Что-то у всех находятся родственники, похожие на этого молодого человека; будь это и в самом деле так, мы все должны бы состоять в перекрестных браках, что очень пикантно.
Когда леди обсуждали его персону, Чарли услышал звонок почтальона и бегом спустился в холл. На полу его ожидало официальное письмо. Оно пришло из Отдела обратных доставок и внутри содержало его послание Вере.
На конверте было нацарапано: «Адресат выбыл».
Глава XXIII
Под часами
Уставившись на эти два слова, так просто подводившие черту под всеми его переживаниями и надеждами, Чарли думал, что от гнева и отчаяния голова его сейчас взорвется, как паровой котел. Он сразу понял: никакой задержки с выплатой страховки не было. Вера получила чек и уехала из Старминстера, не оставив своего нового адреса.
Это была обдуманная измена. Она с успехом надула его, ведь теперь ее следов уже не найдешь. Сейчас она, наверное, на континенте или на пути в Штаты. Она же знала его адрес и тем не менее не написала. Ну, допустим, написала, но письмо затерялось, тогда она сама могла бы приехать в пансион.
Глухо рассмеявшись, он обратился к собственному бледному отражению в зеркале.
— А зачем ей приезжать? Я ведь всего лишь ее муж!
Еще раз все вспомнив, он осознал, каким же безмозглым простаком он был. Он честно исполнил свою роль в их затее. И деньги на нее тоже дал он. Если он слегка и сомневался, когда Вера и Пагги шептались по углам, все же верил он им слишком безоговорочно них ожидал только такого же отношения.
Ну, вот и дождался: сидит в Лондоне, без денег и всеми покинутый.
Этот вечер в Пале-де-Данс был особенно неудачным. По пути к автобусу самый популярный танцевальный партнер, которого всегда нанимали на целый час, снизойдя с вершины своей славы, покровительственно обратился к неудачнику.
— Послушай, старина, ничего, если я дам тебе совет? Танцуешь ты неплохо, но... снял бы ты эти очки. Оно конечно, знаешь, идет, ну, там, Генри Холлу или Гарольду Ллойду, но у них свой особый смак, они — личности. А ты в них смахиваешь на школьного учителя, ей-Богу! Ты не обиделся, старина?
— Что вы, я только рад поучиться у знатока,— заверил ею Чарли.
— Ох, да гут просто удача нужна, сгарина И к тебе она придет.
Хотя внутри у Чарли все переворачивалось от злости, он изобразил на лице лучезарную улыбку, которая всегда помогала ему завоевывать сердца. Однако ночью, лежа без сна и думая, как бы в ответ уязвить звезду танцзала, он все-таки свел с ним счеты.
— Только один маленький совет, дружище,— ухмыльнулся он своей подушке.— Торчи в своем задрипанном пригороде. Никогда не вылезай в Вест-Энд. А мы будем работать головой, а не ногами!
Депо в том, что ему вспомнился тот наемный танцор, что так здорово исполнял танго и чья физиономия, как сказала девушка Пегги, была результатом косметических ухищрений.
— Вот оно! — взволнованно воскликнул он. — Так я и сделаю!
Проснувшись через несколько часов, он обнаружил, что воодушевление прошло, а осталась тишь тоска от ожидания предстоявшей ему пытки. Однако необходимость заставляла его осуществить это намерение. Поэтом} он отправился в два места: сначала к ростовщику, которому заложил свои часы, а потом — в косметический салон.
На протяжении долгой процедуры окраски волос его терзали мысли об ожидавшем его унижении, так как у него было достаточно времени, чтобы представить себе собственное будущее. Недели, годы сидения в закутке, в тоскливой надежде стать избранником какой-нибудь толстухи, носящей вместе жесткого корсета эластичный пояс.
В салоне, располагавшемся в подвале, было тесно и душно от пара и пахло горячими волосами. От этого Чарли подташнивало, да еще его мучили подозрения, что парикмахер за своей профессиональной лестью скрывает презрение, у самого-то — вон, какая роскошная седая шевелюра!
Наконец, Чарли поднялся из кресла и содрогнулся, увидев в зеркале незнакомое лицо. Поглядывая на него уголком глаза, он расплатился и выскользнул из заведения.
Только уже на улице он осознал, какие его ждут осложнения. Ведь в пансионе придется объяснять свое преображение. Щурясь от весеннего солнца, ужасно стесняясь, он пошел перекусить в кондитерскую, стремясь отсрочить пытку.
Растянув, насколько возможно, поглощение яйца-пашот, Чарли купил дешевый билет в кино, ища, конечно, не развлечения, а убежища. Безучастно уставившись на экран, он горько раскаивался в своем визите в косметический салон. Ведь теперь он потерял право называться «джентльменом», которым так гордился в Старминстере, и превратил себя в крашеного фигляра.
Он сидел в кинотеатре, пока голод не заставил его выйти. Когда он вернулся в пансион, как раз послышался первый удар гонга. Вернув на свое лицо очки и надвинув на глаза шляпу, он шагнул в холл.
Мисс Эванс, уставясь на него, замерла с молотком от гонга в руке. Как ни странно, она его узнала и рассмеялась.
— А я сперва и не поняла, что это вы,— сказала она.— Шейха, что ли, собираетесь изображать на маскараде?
— Да...— вяло солгал он, откладывая на потом неизбежное признание.
— Надеюсь, она этого стоит. Счастливой охоты. О, тут вам телеграмма.
Чарли разорвал пакет и не поверил своим глазам, которым предстала счастливая весть:
«Встречай семь под часами вокзале Виктория — Вера».
Когда отхлынула первая волна облегчения, его охватило знакомое чувство вины. Можно себе представить едкие издевательства Веры, когда они встретятся. Хорошо, хоть мисс Эванс его узнала, не хватало ему еще обвинений в самозванстве!
— Когда она пришла?
— Утром, вскоре после вашего ухода. А что? Это важно?
— Я мог бы сберечь немало денег и нервов.
— Что, она не может прийти? Маскарад отменяется?
— Решительно отменяется. Мисс Эванс, что, очень большим идиотом я сейчас выгляжу?
— Да нет, не так уж плохо вы выглядите. Потом, говорят, любовь слепа...
— Будем надеяться. Сегодня вечером я не вернусь. Только не падайте. Телеграмма от моей жены.
Мисс Эванс уныло усмехнулась.
— Так вы женаты? Что же скажут ваши пожилые приятельницы?
— Ах, они не будут по мне скучать. А я вот по ним — буду. Хотелось бы попрощаться с ними, но...— он потрогал свое бронзовое лицо и закончил.— Я хочу, чтобы они запомнили меня.
— Мы будем скучать по вас,—тихо сказала мисс Эванс.
Он улыбнулся и протянул ей руку.
— Я был здесь так счастлив. Спасибо вам ... за все. Интересно, а... Можно мне поцеловать вас?
Он вел себя просто, как мальчишка, благодарящий хозяйку за веселую вечеринку, поцелуй же его мисс Эванс смогла оценить, потому что—как всякая порядочная женщина слегка за тридцать — она в этом деле знала толк.
В пансионе обедали рано, так что трамвай, шедший до Стоквелла, подвез Чарли к вокзалу Виктория как раз вовремя. К часам он пришел первым, потекли минуты, и его опять начали терзать сомнения и страхи.
Вера явилась в пять минут восьмого; Чарли, который вглядывался в снующую толпу, тщетно пытаясь найти знакомую проворную фигурку, удивленно уставился на нее и несколько мгновений не мог вымолвить ни слова. Это произошло не только из-за ее нового дорогого наряда, но также потому, что она хромала, а голова ее была перевязана. — Вера! —воскликнул он, осипнув от волнения.— Не могу поверить, что это ты! Резко обернувшись на знакомый голос, она с недоверием вгляделась в Чарли, а потом бросилась к нему на шею.
— Но, милый,— сказала она,— ты-то что с собой сделал?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22