– Я получил хороший урок и не забуду его!
– Необходимо, чтобы через два дня проклятый русский был мертв!
– Каким образом, патрон?.. Скажите… Я исполню.
– Что ты делаешь сегодня вечером, Бамбош?
– Ничего особенного… Жду ваших приказаний. Если бы я был свободен, то пошел бы с моим приятелем Брадесанду на празднование новоселья к одной дамочке высокого полета – к Регине Фейдартишо.
– Сливки полусвета… Модная кокотка… Он хорошо устроился, твой приятель. Андреа – по кличке Рыжая, его подруга, парня ведет куда следует. Насколько мне известно, Андреа содержит барон Ги де Мальтаверн… а он живет на авеню Бокур, позади дома Березова, фасад княжеского особняка украшает улицу Ош.
– Черт!.. Мне пришла мысль!
– Надо узнать, не выходят ли окна дома Ги в сад дома Березова?
– Точно знаю, что выходят, – сказал Бамбош. – Все лакеи дома Березова потешаются, слушая сцены, какие закатывает барону Андреа – достойная дочь дражайшей мамаши Башю, которую она покинула там… в грязной питейной Лишамора, моего приемного отца.
Ответ Бамбоша тотчас зародил в мозгу графа, столь способном ко всякого рода комбинациям, смелый план действий. Подумав еще немного, он сказал:
– У тебя еще есть время, чтобы достать парадный костюм вместо ливреи, она, должно быть, очень тебе неудобна.
– Это правда. Быть лакеем – не мое призвание.
– Когда оденешься как джентльмен, возвращайся сюда, я сам отведу тебя в дом Регины и представлю дамам… Кстати, ты пойдешь к Андреа и скажешь ей, что она должна при любых условиях, живая или мертвая, быть на этой вечеринке у Регины и непременно привести туда Ги де Мальтаверна. Если она станет колебаться, скажи ей просто. «Это приказ!»
ГЛАВА 18
Барон Ги де Мальтаверн был совершенно разорившимся дворянином.
Достигнув тридцатипятилетнего возраста, он уже успел промотать состояния двух дядьев и одного двоюродного брата, в общей сложности около трех миллионов. По смерти родителей барон унаследовал родовой замок, окруженный зарослями вереска и дрока к югу от устья Луары. Не найдя серьезного покупателя на имение, он его заложил, перезаложил и в конце концов промотал и остался гол как сокол.
Веселый транжир, преследуемый кредиторами, он делал все возможное и невозможное, чтобы сохранить видимость былого богатства, и уже чувствовал себя на краю пропасти, которая вместе с состоянием готова была поглотить и его личное достоинство. Он скатился на дно общества, был совершенно не способен удержать копейку в кармане, всегда обуреваемый неодолимой потребностью сейчас же все истратить, совершенно безразлично на что.
Он терял тысячи и тысячи на бегах, где разные жульнические компании его постоянно обставляли.
Кроме азартных игр, где Мальтаверн пустил на ветер большую часть состояния, он тратил крупные деньги на самые безрассудные причуды, среди коих на первом месте были любовные похождения с женщинами полусвета.
Наконец, уже на склоне лет, он влюбился в модную кокотку, красавицу Андреа, и пустил на нее остатки своего состояния. Она вертела поклонником как хотела, изменяла ему, презирая барона в глубине души и ненавидя.
Обогатившись за его счет, Рыжая вела свободный образ жизни и, не стесняясь, открыто унижала разоренного любовника, уже несколько месяцев жившего неизвестно на что и готового прибегнуть к любому нечистоплотному способу добывания средств.
Поговаривали, что он вытягивал звонкую монету у богатых иностранцев, водя их по увеселительным местам, и не брезговал нечистой игрой в карты.
Но говорить об этом открыто все побаивались, поскольку барон был записным дуэлистом и в совершенстве владел шпагой и пистолетом.
У него состоялось много поединков, и все окончились плохо для его соперников.
Грехи барона были вполне обычными для людей его общества, поэтому даже наиболее строгие судьи относились к Ги де Мальтаверну снисходительно и сочувствовали его бедственному положению.
При всем этом гуляка и мот был весьма представителен и недурен собой: горбатый нос хищной птицы, холодные глаза игрока и дуэлиста, маленькие черные усики, загнутые кверху, остренькие зубы, открытый лоб, хорошо вылепленная, гордо посаженная голова, стройная мускулистая фигура, широкая в плечах, узкая в бедрах, с выпуклой грудью; он был весьма неглуп, умел удачно сострить, в глубине души наивный, как ребенок, и одновременно развращенный, словно каторжник.
Андреа быстро раскусила его до конца и помыкала им как хотела. От былой роскоши барону оставался дом, записанный на имя камердинера; пара лошадей с экипажем, а также верховая лошадь числились у кучера. Это было все, что он не продавал, не закладывал и оплачивал наличными за счет долгов, полагая не без основания, что иметь собственных лошадей чрезвычайно важно для престижа в обществе.
Андреа жила неподалеку на улице Курсель, являясь на холостяцкую квартиру Мальтаверна когда ей вздумается, и широко пользовалась его упряжкой.
В тот вечер, когда дама из полусвета, по прозвищу Фейдартишо, праздновала новоселье, погода стояла ужасная.
Ги де Мальтаверн позавтракал дома и пребывал в обществе трех щеголей. Двое из них были уже немолодыми, потрепанными физически и утратившими свежесть души, но сохранившими элегантность. Имена их еще появлялись в репортажах модных журналов. Это были: виконт де Франкорвиль и неразлучный с ним Жан де Бежен, которого называли «маленький маркиз», хотя он и не имел никакого титула.
Третьим был юнец из провинции, совсем еще глупенький, неожиданно получивший большое состояние в наследство, служа перед тем мелким чиновником в префектуре.
Носил он совсем обыкновенное имя – Дезире Мутон, стыдился его и своей некрасивой фамилии, старался заставить забыть о своей простонародности, вытворяя разные великосветские глупости.
Он приехал в столицу поучиться хорошим манерам и попал в руки Мальтаверна.
Ги щипал его как гуся и, несмотря на то, что Мутон оказался скуп, как старый прокурор, тот не смел пикнуть и совершал по указанию наставника нелепейшие траты, ибо барон уверял, что нувориш создаст этим себе положение в свете.
– Вы глупы, как провинциал, толсты, как уездный буржуа, совершенно незнакомы с хорошими манерами, – говорил Ги серьезным тоном. – Надо похудеть, мой дружок, приобрести оригинальность, быть как мы!..
Под предлогом заставить Мутона похудеть его снова и снова толкали на всякие дурацкие поступки, и он безропотно, с полной серьезностью покорялся, думая, что таким путем приобретет шик и репутацию эксцентричного человека…
Чтобы убить оставшееся до вечера время, сели после завтрака за игру в карты, разумеется, с большими ставками.
Потом пришло время выпить и Ги постарался как следует накачать Мутона, чтобы сделать его вполне послушным на предстоящей вечеринке.
Было решено, что они вчетвером отправятся к знаменитой даме полусвета и Мутон оставит часть перышек из своих крыльев в ее салоне, где собирается шикарное общество.
Но было еще неизвестно, останутся ли они там обедать. Ги и двое друзей получили приглашения, а Мутона, который еще пребывал в нижних слоях общества, звали только на вечеринку, однако барон рассчитывал пристроить и своего подопечного, хотя число мест за столом было очень ограниченно, и предназначались они лишь для нескольких крупных финансистов, политиков и самых близких из светских кутил.
Обдумывая это дело, друзья продолжали выпивать.
На улице шел мелкий дождик со снегом, и тротуар покрывался ледяной корочкой. Уже давно стемнело.
Явилась горничная от Андреа и сказала: хозяйка велела передать барону, что она готова и просит его распорядиться запрягать лошадей.
Ги заворчал: пусть, мол, мадам сама наймет извозчика, но горничная запротестовала, говоря, что, если сказать это мадам, она закатит такую сцену… такую сцену!..
Приходя все в большее замешательство, Ги забормотал, дескать, лошади его больны, и закончил так:
– Передай мадам, что Баяр кашляет, а Принц хромает и по такой погоде их совершенно невозможно запрячь.
Через несколько минут Андреа в вечернем туалете явилась сама, и Ги совсем растерялся.
Рыжая была совершенно великолепна, ее глаза цвета морской воды пылали гневом, огненные волосы были взлохмачены, полные губы сжались, и грудь античной богини высоко вздымалась.
Выставляя напоказ прелесть обнаженных бело-розовых плеч, мадам надвигалась на Ги, ступая по полу, усеянному окурками, среди луж пролитого вина, не обращая внимания на то, что может попортить свой туалет, стоивший не одну тысячу, а барон пятился от нее и чувствовал себя очень неудобно.
Вдруг она крикнула голосом, задрожавшим от злости:
– Ты прикажешь сейчас же запрягать. Да!
– Но я ведь сказал твоей служанке, что они нездоровы.
– Что? Боишься, твои клячи сдохнут!
– Но… моя дорогая…
– Твоя дорогая… которой ты предпочитаешь пару дрянных лошадей! Да мне стоит только знак подать, и первый же идиот целую конюшню предоставит в мое распоряжение… Хотя бы вот этот! – сказала она, указав на Дезире Мутона, смотревшего на нее с восхищением, – Ведь правда, ты не стал бы торговаться, как этот нищий Ги?
Виконт де Франкорвиль и маркиз де Бежен потешались вовсю.
Дезире Мутон, которому красивая девка не стесняясь дала кличку Бычьей Мухи, не смел слова проронить. С одной стороны, он был в восхищении от Андреа, а с другой, очень боялся своего грозного друга, барона де Мальтаверна.
Ги продолжал самым нежным тоном уговаривать:
– Клянусь тебе, деточка, я совершенно не виноват.
– Кончай трепаться!.. Звони!
Ги покорно нажал кнопку. Появился лакей.
– Идите на конюшню и положите в карету мех и грелку, – приказала Андреа. Лакей молча вышел.
Рыжая подошла, еще вся пылая, к подносу, налила себе немного абсента, чуть разбавила водой, закурила папиросу и стала ждать, понемногу потягивая зеленоватый напиток.
Через пять минут лакей доложил:
– Мадам, ваше приказание исполнено, все готово.
– Благодарю, господин, как вас там… Теперь возьмите зонтик и проводите меня до конюшни, на дворе идет дождь. А ты, Ги, распорядись, чтобы запрягали, ты слышал и понял?.. А?.. И не заставляй меня повторять, иначе… ты знаешь, что я хочу сказать…
При этих словах она удалилась в сопровождении лакея, затем в окна было видно, как лакей, держа над госпожой зонт, подвел Андреа к карете, раскрыл дверцу. Мадам уселась, поставила ноги на грелку, завернулась в мех и принялась ждать.
Ги де Мальтаверн тоже покинул комнату в сопровождении друзей, в беспокойстве ворча себе под нос:
– Чертова баба, будто не знает, что кучер по такой погоде ни за что не выведет лошадей из конюшни, потому что лошади – это мой залог ему за мои долги.
Стоя у кареты, барон снова попытался убедить Андреа. На его уговоры та ответила непристойной бранью.
Подумав, она вдруг радостно выпалила, как будто ее только что озарила счастливая мысль:
– Уж если ты так жалеешь своих кляч, впрягайся в карету сам вместе с твоими лакированными бычками, вот этими, которые лупятся на меня глазами вареной рыбы. Быстро!.. Беритесь за оглобли, толкайте сзади колымагу… и рысью!.. Много найдется стоящих дороже вас, которым приходится и потяжелее тащить.
Маркизик и виконт, сильно подвыпившие, закричали:
– Браво!.. Хорошо придумано!
Ги тоже принял предложение с восторгом. Он был рад умилостивить таким способом красотку и одновременно поберечь своих лошадок, да еще и совершить нечто такое, о чем наверняка напишут в модных парижских газетах: «Эко Де Пари», «Фигаро», «Голуа» и «Жиль Блаз».
Обратись к Дезире Мутону, барон сказал:
– Я думал, каким манером привести вас к обеду в доме Регины, вот путь и найден.
Рыжая крикнула из кареты:
– А ну! Везите, аристократы, знаете, ведь я жду! Быстро!.. На рысях!..
– Она уморительна!.. – прокудахтали маркизик и виконт.
– Мутон, дорогой, берись за оглобли, – скомандовал барон, включаясь в игру.
Чувство достоинства провинциала было задето, он смутно понимал, что бабенка заставляет их делать что-то унизительное. Дезире глупо высказался:
– Изображать из себя лошадь!.. О!.. Нет! Я бы предпочел что-нибудь другое.
Ги насмешливо ответил:
– Вы доверили нам свое воспитание и не имеете права рассуждать. Слушайтесь!
– Но разве так принято поступать? – спросил провинциальный увалень, которого Андреа так непочтительно назвала Бычьей Мухой.
– Милорд д'Арсуй и распутники конца Империи не такое еще проделывали… Не сомневайтесь! Уверяю вас, это очень элегантный поступок.
Андреа теряла терпение, она высунулась из дверки и крикнула голосом уличной торговки:
– Ну! Живо! Вас стегануть, что ли?..
Мутон встал меж оглобель, маркиз взялся за левую, виконт за правую постромки, Ги толкал сзади, и экипаж тронулся, а лакеи хохотали и злорадствовали, глядя из окон на то, как унижают их хозяев.
Выехали на авеню. Четыре богача, закутанные в меховые пальто, согнувши спины, тащили экипаж, и полы их шуб волочились по грязи.
Цилиндры аристократов поливал дождь, они бежали по лужам, со смехом обдавая друг друга с ног до головы грязной водой.
Мальтаверн, Франкорвиль, Бежен и Мутон веселились как блаженненькие, шутили и смеялись, называли себя именами лошадей, пощелкивали языками, как бы поощряя друг друга, выкрикивали разные кучерские словечки и в то же время испытывая какое-то извращенное наслаждение от непристойных окриков Рыжей, – та поносила их с увлечением и уменьем, как настоящая уличная девка.
В понуканиях и окриках дочь мамаши Башю вымещала на богачах все обиды и унижения, перенесенные от них и им подобных девушками, которых они развратили и унизили.
– Удивительная!.. Поразительная… С огоньком женщина!.. – задыхаясь от усилий, бормотали четыре лакированных бычка, слушая, как их поносит Андреа.
Миновав авеню Ош, экипаж поехал по улице Бальзака, с немалой скоростью спускаясь под гору; он немного замедлил ход на Елисейских полях, а потом снова ускорил его на улице Галилея.
Когда экипаж выбрался на улицу Элер, люди-лошади были с ног до головы покрыты грязью, и все извозчики, стоявшие в ожидании пассажиров, встретили их потоком издевательств. Наконец они прибыли к дому Регины и свернули в подворотню.
Но, вместо того чтобы остановиться у стеклянной двери, в которую входили первые приглашенные, друзья двинулись дальше и вкатили в зимний сад. Четверо, наверное сговорившись во время пути, изо всех сил побежали вперед.
Купе въехало в огромный холл со стеклянной крышей, уставленный экзотическими растениями и цветущим кустарником, где прогуливались, разговаривали и флиртовали мужчины и женщины в нарядных туалетах, ожидая часа обеда.
Без сомнения, слон, ворвавшийся в посудную лавку, не произвел бы такого ошеломляющего впечатления, как этот экипаж с зажженными фонарями, весь покрытый грязью, пронесшийся мимо кресел, диванов, кадок с цветами и статуй и остановившийся посреди холла.
О! Честное слово, это был великолепный выход на сцену, совершенно великолепный!
Он всех удивил, взволновал, наделал много шума и вызвал зависть. Многие искренне пожалели, что не им пришла в голову столь блестящая мысль.
Один известный политический деятель, любезно открыв дверцу экипажа, подал руку Андреа, и на нее обратились взоры ста пар восхищенных глаз.
Привлеченная шумом, появилась хозяйка дома и скорчилась от смеха, изо всех сил стараясь его сдержать.
Она сердечно пожимала руку Андреа, и та, великолепная как никогда прежде, указала кончиком веера на четверку мужчин и горделиво заявила:
– Моя конюшня…
ГЛАВА 19
В этом обществе, состоявшем из политиков сомнительной репутации, темных финансистов, распутников, прохвостов и женщин легкого поведения, душевное состояние было у всех более или менее развинченным и неврастеничным. Наверное, это способствовало шумному успеху Ги, виконта Франкорвиля, псевдомаркиза Бежена, Дезире Мутона и особенно Андреа.
Этот успех был необычайным, доходившим до абсурда.
Дезире Мутона приняли с распростертыми объятьями. Все женщины нашли его очень симпатичным, а когда под сурдинку распространили сведения о размерах его состояния, и все мужчины прониклись к нему уважением.
Нет смысла подробно рассказывать про обед, данный по случаю новоселья в доме, подаренном стареющей куртизанке ее идиотом-любовником.
В начале пир был чрезмерно чопорным, как всегда бывает у такого рода женщин, ни в чем не знающих меры, все доводящих до крайности.
Но под действием крепких вин, лившихся рекой, началось шумное веселье, постепенно перешедшее во всеобщий разгул, и торжественная трапеза начала походить на попойку в кабаке.
Когда прием, на котором присутствовали только избранные приглашенные, окончился, в дом повалили гости второго разбора.
Объявив сначала о нескольких незначительных лицах, выездной лакей назвал подряд два имени:
– Месье Тьери!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47