Она произнесла: «пла…мени» с нарочитым пафосом и врастяжку, отчего слово прозвучало насмешливо.
Граф удивился проявлению таланта актрисы и одновременно восхитился, он не мог удержаться от улыбки и подумал: «Она в самом деле необыкновенная! А я-то принимал ее за маленькую плаксу! Какая женщина!»
– Знаете, мой милый, довольно разговоров о любви, на все свое время.
– Но у меня его нет! А вы – дадите ли вы мне свое время?
– Кто знает!
– Позволите ли вы мне увидеть вас еще раз?
– Почему же нет? Я намерена широко открыть двери своей гостиной для известных людей Парижа.
– Вы окажете огромную честь, если позволите быть в числе избранных.
– Это не слишком большая милость, потому что избранных будет много.
– Об иной милости, как быть одним из многих, я и не прошу.
– И прекрасно! Я буду охотно принимать вас с условием, что вы не будете пылать и не устроите пожар.
– Я стану вас беспрекословно слушаться, Жермена, и вы не будете иметь более покорного и преданного слуги, нежели я.
– Золотые слова! И коль скоро вы такой рассудительный, я сейчас предложу вам место в этом экипаже.
– Ах, Жермена!
– А вы не боитесь, что это вас скомпрометирует?
– Такая милость для меня бесценна… У меня сразу появится тысяча завистников и столько же врагов! Мою лошадь слуга поведет за нами в поводу.
– Сидя рядом со мной, вы будете мне называть всех приметных особ обоего пола, кого будем встречать.
– Чрезвычайно польщен! И раз вы поручаете вести хронику всех любующихся вами и завидующих мне, я постараюсь сделать это интересным.
– Чудно! Меньшего я от вас и не ожидала. А когда придет время возвращаться, вы проводите меня до дверей. Но только до дверей!
– Вы живете?
– На улице Элер. Мой управляющий узнал, что Регина Фейдартишо обеднела, и купил у нее для меня по дешевке дом вместе с мебелью. Всего за восемьсот или за девятьсот тысяч франков.
«Черт побери! Она широко живет!» – подумал граф, садясь рядом с прелестной женщиной, что более и более заинтриговывала и привлекала его.
Когда восьмирессорная карета тронулась, послышался звоночек. Велосипедист пронесся мимо экипажа. Как ни быстро он катил, он все-таки успел переглянуться с Жерменой понимающим взглядом, а потом скрылся в толчее с ловкостью опытного гонщика, лавируя между ними.
Однако один из всадников, старавшихся пробраться к группе, собравшейся возле барона Мальтаверна, юношу на велосипеде заметил и узнал.
«Бобино!.. Пусть черт меня удавит, если это не он! Ведь я всадил ему нож в спину и в газетах напечатали, что он умер, а я его вижу живым и здоровым! Я готов навсегда потерять свое имя Бамбош, если кто-нибудь объяснит, как это чудо случилось».
ГЛАВА 2
Де Мондье проводил негаданную спутницу до подъезда изящного особнячка, принадлежавшего некогда Регине, а теперь ставшего собственностью Жермены.
Она подала на прощанье руку как будто дружелюбно, но явно холодно, а граф испытывал страстное волнение.
Он уехал, не зная куда и не замечая ничего вокруг, преследуемый образом женщины, любимой и желанной сильнее прежнего; пообедал в модном кабаре, не разбирая, что ест, потом беспокойным шагом побрел по бульварам, выкуривая папиросу за папиросой, и, чтобы как-то убить время, отправился в клуб; сел за карты, играл как новичок, промотал большую сумму, чего раньше с ним никогда не случалось.
– Несчастлив в картах – счастлив в любви, – посмеиваясь, сказал очередную банальность Ги де Мальтаверн.
– Да, граф, вы не случайно продулись! – добавил Франкорвиль. – Но нельзя считать, будто вы слишком дорого заплатили за свидание с прекрасной незнакомкой. Надеюсь, вы меня представите ей при первой возможности?
– Вы мне надоели! – резко оборвал Мондье.
– Может быть, вы ревнуете?
– Вполне естественно, – заметил Жан де Бежен. – Графу наверняка не хочется вводить в окружение своей дамы нашу компанию «лакированных бычков».
Мондье ушел, не ответив ни слова.
Дома он лег и не мог сомкнуть глаз. Мысли о девушке его совершенно захватили.
Наутро он скупил все цветы в ближайшем магазине и отправил Жермене. В два часа он пришел к ее дому, но услышал только лакейское: «Мадам сегодня никого не принимает». Вечер он пребывал в нервном возбуждении, в клубе опять проигрался и снова не мог уснуть, мучимый все теми же терзаниями. Подобное повторилось и на следующий день.
Жермена не показывалась на прогулке в Булонском лесу, а в ее доме был один ответ: «Мадам никого не принимает».
Мондье впал в отчаяние, но пока еще в голову не приходили планы насилия, какие прежде он осуществлял с дерзостью. На какое-то время граф стал таким, как все.
Но иногда страстный деспотический характер все-таки проявлялся, тогда развратник думал: «Она смеется надо мной, что ли?.. Хочет поводить за нос… мстит за прошлое, сводя меня с ума?.. Если так… я снова пойду на преступление, чтобы овладеть ею!» Но тут же одергивал себя: «Нет! Не могу овладеть ею, как тогда… бесчувственное тело… Проклятья… Ненависть… А мне нужна любовь! Хочу, чтобы отдалась добровольно».
Четыре дня прошли в мучениях. На пятый он наконец услышал:
– Мадам просит господина графа, месье может пройти.
От радости Мондье сунул в руку слуги чуть ли не полную горсть луидоров. Лакей, не избалованный столь щедрыми чаевыми, весьма удивился и, конечно, обрадовался. Он преувеличенно любезно проводил щедрого посетителя в гостиную.
Минут через пять туда вышла Жермена, спокойно подала руку, волнующе и загадочно улыбаясь.
Граф открыто, даже подчеркнуто любовался покоряющей красотой хозяйки дома.
– Милая Жермена, почему вы лишили меня счастья видеть вас эти четыре дня?! – спрашивал он.
– Наверное, потому, что не испытывала слишком настойчивого желания встретиться с вами наедине, – ответила она с нескрываемой насмешкой.
– Однако сегодня вы приняли меня сразу и…
– Это упрек?.. Я поступаю как мне хочется. Или вам не нравятся мои маленькие прихоти?
– Жермена! Я просто не узнаю вас!
– Я изменилась… подурнела?..
– Нет, вы хороши… даже слишком! Но вы – не прежняя Жермена!..
– Вы хотите сказать: не прежняя маленькая дурочка. Вы сожалеете? Вам не нравится, что я привыкла к роскоши, красивым туалетам, удобствам? Не нравится, что я приобрела некоторые светские навыки и привычки?
Граф все более недоумевал.
Возможно ли? Скромная швея, настолько гордая и целомудренная, застенчивая и неопытная, что отвергала все его искания, вплоть до предложения законного брака, неожиданно и вдруг сделалась светской дамой, свободно чувствующей себя среди роскоши и разговаривающей с ним, графом, так озадачивающе самоуверенно.
Мондье решил, что, как многие девушки из народа, замученная тяжелой жизнью, Жермена пошла по дорожке порока. Страстное влечение графа нисколько не уменьшилось, он подумал, что теперь легче добиться своего, она сдастся, быть может, вполне добровольно, наконец удовлетворит его неуемную, почти юношескую страсть.
– Напротив, – сказал Мондье, отвечая на вопрос о ее преображении. – Я счастлив видеть вас такой, какова вы теперь. И люблю еще сильнее.
– Ну вот!.. Опять вы за свои глупости, – сказала хозяйка тоном парижского мальчишки, тем тоном, какому мог бы позавидовать Бобино. – Милый друг, вы постоянно играете только на одной струне, это скучно!
– Но если я вас люблю в самом деле и не могу думать ни о чем ином…
– Вы неисправимы! А если я вас не люблю?
– Я заставлю вас меня полюбить! Если вы мне простили то, что было… Ведь я вас любил и тогда!..
– Но что вам дает право думать, что я вас простила?
– Хотя бы то, что я сейчас здесь нахожусь… дружеский тон, каким вы разговариваете…
Посмотрев на него прямо, Жермена сказала:
– А может быть, я притворяюсь?.. Разыгрываю комедию?.. Смеюсь над вами… Дразню, чтобы еще сильнее разжечь вашу страсть, по-видимому упорную, раз она так долго длится?
– Не играйте вот в эту минуту, Жермена! – решительно сказал Мондье, меняя тон.
– Почему же?
– Потому что такая игра опасна, вы можете разбудить человека со звериными инстинктами, что укрывается под личиной светского господина.
– Интересно было бы на это посмотреть! – сказала Жермена с бравадой, что приводила графа в недоумение.
– Да, потому что совершивший однажды преступление ради любви, может его повторить.
Жермена расхохоталась и сказала:
– Это будет уж совсем забавно, видите ли, он поступит со мной, как с Лукрецией!
Граф окончательно пришел в замешательство. Он видел, что становится смешным, его попросту дразнят.
Чувствуя окончательный проигрыш, Мондье решил действовать иначе, зная по опыту, что дерзкое наступление часто ведет к победе.
Он бросился к Жермене, молниеносно схватил ее, норовя зажать рот поцелуем и повалить на диван.
Не крикнув, не позвав на помощь, даже не переставая улыбаться, Жермена сильным движением высвободилась из рук графа, отступила и, не смущаясь, приподняла платье, из нижней юбки достала изящный револьвер, драгоценную безделушку.
И, снова весело засмеявшись, прицелилась в насильника, пораженного ее силой и необыкновенным присутствием духа.
– Образумьтесь! – спокойно сказала Жермена. – Не то мне придется подпортить вашу красоту, досадно… такой обаятельный мужчина даже в не слишком юные годы. А эта вот на вид игрушка имеет пробивную силу и точность необыкновенные, притом стреляет беззвучно… Убедитесь. – И Жермена прицелилась в шишечку оконного шпингалета и выстрелила дважды с одинаковым успехом. – Теперь вы поняли? Убедились, что я могу остановить слишком предприимчивого влюбленного? У меня в револьвере остался только один заряд, и, не очень вам доверяя, приберегу его.
Граф улыбнулся, стараясь выглядеть спокойным, и сказал:
– Последняя пуля может не попасть в цель, и тогда…
– Тогда я воспользуюсь вот этим кинжальчиком, очень острым и смазанным смертельным индейским ядом… Вы, кажется, хорошо знаете, каково его действие, граф.
Ведь вам известно столь многое! А вот я проведала об этой страшной штуке слишком поздно, в результате одного опыта… Ладно, теперь поболтаем, расскажите мне что-нибудь интересное. Ни слова о любви, если хотите, чтобы мы оставались друзьями.
– И так будет впредь всегда? Вы никогда не позволите надеяться?
– Кто знает?.. Будущее причудливо, а женщины – странные существа.
– Жермена! От вас ли я слышу?..
– Но согласитесь, милый граф, почувствуй я к вам сейчас так называемую любовь, это выглядело бы просто смешно. Считайте еще, что я добра, если позволяю вам надеяться.
Свободный, с очевидной примесью иронии тон совершенно сбивал ухажера с толку. Такая Жермена привлекала его еще сильнее, чем наивная девушка, которой он когда-то насильно овладел. Человек, привыкший к любовным победам, уверенный в себе, ловкий, предприимчивый и дерзкий, он не терял надежды на успех. Он не мог представить, что его может попросту разыграть женщина.
Быстро собравшись с мыслями, Мондье повел себя как принято у светских людей, кого очень занимают пустые разговоры и развлечения. Он спросил:
– Вы идете сегодня на премьеру в театр на Пор-Сен-Мартен?
– Да, я заказала кресло в ложе. Мой управляющий занял для меня еще одно место в ярусе напротив.
– Разрешите ли вы навестить вас там?
– Разумеется! И приводите ко мне своих знакомых, но таких, чтобы с ними было интересно.
– Я представлю вам маленькую компанию «лакированных бычков», они вас посмешат.
– Отлично! Кстати, если не сможете достать билет, я уступлю вам второе кресло возле себя.
– Благодарю вас, оно не понадобится.
– А если ваша дочь, мадемуазель Сюзанна, захочет посмотреть спектакль?
– Моя дочь?.. Вы ее знаете!
– А почему это вас удивляет?
– Она очень редко появляется в свете, предпочитает уединение, не любит театр…
– Но если бы все-таки она захотела пойти сегодня, вы запретили бы?
– Почему?
– Дорогой мой, вы ведете себя словно женщина – отвечаете вопросом на вопрос.
– Вы правы, – сказал граф, удивленный, как легко и свободно она ведет словесную дуэль.
– Ну и как?
– Я посмотрю… не хотелось бы ее ни принуждать… ни удерживать…
– Почему вы мнетесь, граф? Вам неприятно, что мадемуазель Сюзанна увидит вас в обществе дамы, которая может оказаться девицей определенного сорта… Не беспокойтесь об этом, возьмите мой билет и передайте дочери. Я непременно хочу ее видеть… Я требую, чтобы вы исполнили это желание.
– Но почему?
– Причуда… ведь если бы я захотела, я могла быть ее мачехой.
– Но кто пойдет с ней?
– Компаньонка, для того и существующая.
Граф, не имея больше сил противиться требованию, высказанному в столь категорической форме, и боясь вызвать неудовольствие Жермены, смирился.
– Пусть будет по вашей воле… Принимаю ваше место в ложе.
– И ваша дочь займет его?
– Если захочет.
– Вот и отлично! А теперь ступайте, мне нужно подготовиться к выходу в театр. До вечера!
Как только Мондье удалился, Жермена сняла телефонную трубку:
– Алло… мадемуазель, соедините меня, пожалуйста, с месье Вандолем, улица Данфер-Рошеро, двенадцать. Морис, это вы? Добрый день, мой друг!.. Спасибо, все хорошо… Приходите сегодня вечером ко мне в ложу, в каком бы окружении вы меня ни увидели. Ну да… непременно… так надо… надейтесь, Морис… Да… Сюзанна… ваша Сюзанна… Если вы заставите ее решиться… Не благодарите меня… я буду счастлива вашим счастьем. До свиданья, Морис!
Жермена, чье лицо приняло обычное выражение, пока она говорила по телефону с другом, вновь обрело маску насмешливости, когда вошла горничная. Пока девушка распускала роскошные волосы хозяйки, Жермена думала: «Они будут счастливы благодаря мне. Я могла бы выместить свою обиду на невинной. Однако при чем здесь эта славная девушка… Зато настоящим подлецам мы отомстим жестоко!»
ГЛАВА 3
Театр был полон. Все знали, что пьеса «Женская война» – сущая ерунда, но на премьере ожидали увидеть множество галантно одетых, вернее раздетых, дам из полусвета, о них уже две недели печатались в модных журналах красочные статейки; и мужчины в белых пластронах, сидя в партере, принимали горделивую осанку и смеялись в ожидании сногсшибательного аттракциона.
Завсегдатаи подобных парижских зрелищ один за другим входили в партер, тревожа одних, заставляя вставать других, пробирались к своим местам, обмениваясь по пути рукопожатиями и затевая на ходу громкие разговоры, не обращая внимания на замечания: «Тихо», «Сядьте» – тех, кто пришел, чтобы смотреть спектакль, а не дам полусвета.
Смело декольтированная, сверкающая драгоценностями, с шумом появилась Андреа в необыкновенном туалете. Рядом важно выступал, гордо держа лысую голову с кошачьими усами, барон де Мальтаверн, как всегда с видом несколько помятым, но все-таки представительным и надменным.
Дезире Мутон, болван-миллионер, бурно ухаживавший за Андреа и старавшийся подражать своему другу Мальтаверну, выглядел весьма карикатурно.
В восторге от успеха Андреа, малый гордился так, словно она была его любовницей. Казалось, он говорил: «Вот мы каковы! Все прочие дамочки с ней и отдаленно сравниться не могут!»
Внимание рассеянной публики на короткое время привлекла молоденькая актриса. Она мяукала кисленьким голоском:
– Да, я посланец, я посланец Божка Купидона…
Это звучало идиотски, и шикарная публика партера издевательски аплодировала. Вдруг все смолкло.
Жермена в строгом бархатном платье гранатового цвета вошла в ложу одна и, ничуть не позируя, не кокетничая, села у балюстрады.
Роскошную Андреа и молоденькую певичку тотчас забыли, полтысячи лорнетов разом обратились в сторону прекрасного создания, никому, кроме Мондье, не известного.
Дама держала себя так же спокойно, как пять дней назад в Булонском лесу, и смотрела на сцену без жадного интереса, но и без напускного равнодушия. Все в ней было просто и благородно. Казалось, она совсем не помнила о своей ослепительной красоте.
Мужчины в партере перешептывались, расспрашивая друг друга о незнакомке, и вызывали этим раздражение у публики галерки. Репортеры пришли в недоумение при виде неизвестной красавицы, смотрели разинув рот и старались уловить какие-нибудь сведения о ней для своих репортажей.
Кроме Мондье, приберегавшего успех для себя, только месье де Шамбое, Роксиков – секретарь русского посольства и Морис Вандоль одни могли бы ответить на вопросы о Жермене.
Но Бамбош имел вполне серьезные причины помалкивать, Серж находился в России, а Морис с волнением смотрел на левую литерную ложу второго яруса – та оставалась пустой.
Андреа, совершенно неспособная завидовать, очень добрая, хотя и вульгарная, откровенно восхищалась новоприбывшей:
– Право… даже неправдоподобно быть такой красавицей! Погляди, Ги!.. И ты погляди, Бычья Муха!.. Она всех нас забьет без труда, если ей понадобится много денег…
– Восхитительна!.. – сказал Ги, у него глаз заблестел за стеклышком лорнета.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47