А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


По условиям дуэли непрерывный бой продолжался не более пяти минут. В конце этого срока Морис объявил остановку, подняв палку. Бойцы опустили шпаги в ожидании команды о возобновлении борьбы. Через две минуты Вандоль скомандовал:
– Продолжайте, господа!
Видя неуязвимость барона, Мишель стал действовать осмотрительнее, тем более что чувствовал, как начал всерьез утомляться.
Пять минут – в общем, небольшой срок, но он долог, если в течение всего этого отрезка времени человек непрерывно с силой атакует; особенно если действовать приходится в городской обуви и на площадке, покрытой песком, а не на дощатом полу.
За двухминутный перерыв Мишель почти не отдохнул, а Ги начал лишь чуть-чуть быстрее дышать. Но оба оставались пока без единой царапины.
Барон начал атаковать, но очень осторожно, все время обманывая противника и секундантов как бы нечаянными промахами.
Только старый солдат, наблюдая за боем, замечал неладное и думал: «Странно, этот атакует как ученик, а отражает удары на уровне самого опытного фехтовальщика, а другой теряет силы в атаках и не замечает, что все его удары немедленно парируются. Честное слово, надо быть очень искусным бойцом, чтобы действовать по видимости неумело, а на самом деле так опасно. Но чего он добивается? Похоже, что хочет вконец измотать противника, чтобы потом убить».
Князь все больше выдыхался, его атаки замедлились и движения стали тяжелее. Может быть, он уже понимал, что барон ведет с ним хитрую игру.
Морис Вандоль и Серж Роксиков нервничали. Первый был хорошим фехтовальщиком; не понимая всех хитростей барона, он чувствовал неладное и очень волновался за друга.
Вскоре взгляд барона стал пристальным и неподвижным, он сжал брови, стиснул зубы, и на лице мелькала иногда нехорошая улыбка.
Кончалась четвертая минута боя. Вандоль смотрел на часы, и сердце его сжималось от страха за друга, но до перерыва оставалось еще шестьдесят секунд.
Мишель думал. «Этот человек спровоцировал меня на дуэль, хотя формально виноват, конечно, я. Да, но люди нашего круга не ведут себя столь бесцеремонно, он ведь буквально вломился ко мне в дом… А фехтует бесподобно… Он сейчас играет со мной… с намерением убить. Но кому он служит этим? Мондье… Это рука графа Мондье, а этот лишь шпага… Жермена!.. Возлюбленная моя!..»
Мысли, которые здесь так пространно изложены, проносились с невероятной быстротою и с необычайной ясностью.
Князь вспомнил монахиню, отравленную вместо него, вспомнил выстрел в окно, когда был в комнате Жермены, и сейчас видел перед собой Ги де Мальтаверна, человека бесчестного, способного на любую подлость. Видел его сатанинскую улыбку за гардой его шпаги.
Чувство усталости охватывало князя сильнее по мере того, как правда яснее вставала перед его мысленным взором.
Душа Мишеля как бы раздвоилась. Ему представилось, что он около своей возлюбленной, она смотрит ясными глазами и говорит мелодичным голосом, звук коего приятнее самой сладостной музыки. И в то же время русский видел перед собой лицо великосветского убийцы, намеренного покончить с ним по всем правилам дуэльного кодекса.
Вдруг Березов ощутил сильный холод в груди около сердца, заметил Мальтаверна совсем близко, увидел взъерошенные усики обозленного кота, руку, сжимающую эфес, в нескольких сантиметрах от его собственной груди, почувствовал, как острие шпаги входит в легкое, минуя ребра, и касается сердца.
Морис Вандоль, Роксиков и доктор Перрье бросились к Мишелю и поддержали его, а сторож ворчал втихомолку:
– Вот вам чисто обделанное убийство! Будь я на месте этого бандита, я ранил хотя бы в плечо, в руку…
Мишель не падал, но чувствовал, как постепенно, потихоньку все в нем замирает; он думал, что это конец, и он больше не увидит Жермену. Горячая сладковатая жидкость наполнила ему рот, и он сплюнул кровью. У него еще хватило силы взять за руки Мориса и Сержа и сказать:
– Завещание!.. Жермена!.. Прощай!..
Затем он побледнел, вздрогнул и замер в неподвижности.
Тогда Ги, который хладнокровно, с дьявольской хитростью подготовил убийство и нанес смертельный удар обессилевшему сопернику, зная, что действует наверняка, подошел к доктору Перрье. Разбойник изобразил на лице огорчение. Он пробормотал тихо, как будто впал в большое горе:
– Господа… Ведь все произошло в установленных правилах…
– Да, месье, – сказал с горьким чувством Морис.
Ги продолжал:
– Я страшно огорчен… Прямо в отчаянии… Бедный Мишель… Друг… Никогда не можешь быть хозяином своей шпаги… Доктор, я надеюсь, он выздоровеет?..
Никому не пришло в голову, что под видом сочувствия и сожаления по поводу нечаянного удара скрывается злобное торжество наемного убийцы.
– Я еще не знаю, месье, но надеюсь и, во всяком случае, сделаю все, что будет в моих возможностях, – сказал врач.
Ги поклонился, его секунданты тоже раскланялись, и они направились к экипажу.
Граф Франкорвиль и маркиз Бежен торжествовали. Едва сели в ландо и лошади побежали, оба кинулись поздравлять барона. Как все светские люди, охочие до скандала, они предвкушали, что за шум поднимется в газетах и создастся лично для них реклама по поводу сенсационной дуэли.
А там, на поле боя, два врача старались помочь раненому, состояние его казалось безнадежным. Князь был без сознания и бел как мрамор.
Мишеля тихонько положили на землю навзничь, и доктор Перрье осторожно извлек из раны шпагу, она пронзила грудь насквозь и вышла сзади на десять сантиметров. Спереди виднелось отверстие размером раза в два больше укуса пиявки, оттуда вытекло немного розоватых капель. Такая рана гораздо опаснее страшных на вид широких кровавых полос от сабельных ударов. В таком случае, как у Березова, могло произойти мгновенное смертельное внутреннее кровоизлияние.
Перрье пощупал пульс, нахмурился и сказал коллеге:
– Надо немедленно сделать подкожное впрыскивание эфира.
Он достал из походной аптечки шприц и пузырек с притертой пробкой, наполнил цилиндр эфиром и, быстро воткнув иглу в верхнюю часть бедра, сделал впрыскивание.
Почти сразу князь приоткрыл глаза, и в них промелькнул проблеск сознания. Он хотел что-то сказать, но кровь потекла изо рта.
Вандолю, совершенно подавленному и не менее бледному, чем его друг, показалось, что Мишель произнес имя Жермены и одновременно из последних сил пожал руку Мориса, как бы напоминая, чтобы он не оставил девушку.
– Не говорите! Не напрягайтесь! – решительно приказал доктор. – Сейчас отвезем вас домой…
– Дайте мне силы, чтобы увидеть ее, – прошептал раненый доктору Перрье.
– Не только чтобы увидать, но чтобы жить с нею долгие годы, – сказал доктор, показывая жестом, чтобы князь молчал.
Мишель грустно улыбнулся, будто хотел сказать, что не верит надежде доктора. Он думал: «Через пять минут я умру».
Оба секунданта предположили то же самое, и привратник сада в подобном не сомневался. Ему было жаль красивого молодого человека, но он считал, что такая смерть для мужчины прекрасна.
Предотвратив с помощью инъекции мгновенную смерть, часто наступающую после такой травмы, доктор приступил к перевязке.
Сделав два тампона из ваты, пропитанной раствором карболки, доктор приложил их к входному и выходному отверстиям раны, сверху сделал компрессы и закрепил все бинтом. Потом Мишеля одели и осторожно положили на сиденье в ландо. Доктора сели на противоположную скамейку, а секунданты поехали на упряжке врача, и оба экипажа тихонько двинулись к дому князя Березова.
По дороге медик все время держал руку на пульсе Мишеля и, почувствовав его ослабление, сделал вторую инъекцию, заменив эфир кофеином, сказав:
– Если опять случится обморок, придется снова ввести эфир. Исключительно крепкий организм больного позволяет применять большие дозы.
Мишель снова как бы ожил, порозовел, глаза заблестели, и он даже захотел сесть, но доктор решительно удержал его и сказал строго:
– Хотите умереть, тогда делайте то, что я запрещаю.
– Вы даете мне жизнь, – еле слышно прошептал князь и прибавил умоляюще: – Перрье… Друг мой… Еще раз… Укол…
– Нет, князь, мой дорогой большой ребенок, погодите! – строго сказал врач.
– Обещаете вы… довезти меня… еще живого…
– Клянусь в этом! – сказал доктор, очень взволнованный, несмотря на видимое спокойствие.
– Спасибо!.. Увидеть ее в последний раз… и умереть…
– Как можно позже!.. А теперь молчите! Иначе я ни за что не отвечаю.
Впрыскивание кофеина сразу после инъекции эфира возымело гораздо более сильное и длительное действие. Во время переезда пульс оставался хорошим и, несмотря на большую слабость, больной дышал свободнее. Жизнь висела на ниточке, но все-таки он жил.
Ландо, ехавшее теперь по приказанию доктора быстро, снова замедлило ход и свернуло в ворота дома Березова именно в ту минуту, когда к ним подъехал экипаж, где сидели Бобино и сестры Жермены. Их извозчик остановился одновременно с ландо и с экипажем секундантов Мишеля.
Бобино быстро соскочил наземь и, подойдя к ландо, увидел князя, совершенно бледного, неподвижно лежащего на сиденье, и напротив него двух незнакомых ему людей.
Подавив невольный крик ужаса, юноша обратился к старшему из спутников, на чьей груди он увидел ленточку ордена Почетного легиона, сказав:
– Месье, князь удостоил меня своей дружбой… Я везу ему приятное известие… Я так спешил…
– Мой друг, – сказал Перрье, – если известие хорошее, так сообщите его князю. Он ранен, и приятная новость поможет ему лучше всяких лекарств.
Тогда Бобино сказал:
– Князь, месье Мишель, вы узнаете меня?
При звуке этого голоса, такого молодого, звонкого, с чисто парижской интонацией, Березов слабо улыбнулся и прошептал:
– Бобино!.. А девочки… Где они?..
– Спасены… Свободны… Я их привез… Они здесь, в экипаже…
Огромная радость осветила лицо русского, и, несмотря на запрет доктора, он сказал:
– Спасибо, друг! Жермена будет счастлива, и я смогу умереть спокойно.
– Умереть!.. Это мы еще посмотрим!.. Мы вас выходим… Правду я говорю? – обратился Бобино к доктору, предлагая помощь, чтобы перенести раненого в дом.
Увидав Берту и Марию, таких миленьких, таких испуганных и смущенных, князь снова улыбнулся.
Девушки, видя столь красивого, доброго и как будто умирающего человека, совершенно онемели и готовы были расплакаться.
Прибежали слуги, людей собралось более чем достаточно, чтобы доставить князя в его покои.
С присущим ему тактом Бобино понял, что надо пойти вперед и повести девушек поскорее к Жермене, чтобы смягчить неожиданным счастливым свиданием предстоящий тотчас тяжелый удар.
Бобино в двух словах объяснил это князю, и тот счастливо улыбнулся, несмотря на то, что ему казалось, будто он умирает, и в знак согласия кивнул.
Ведя за собой девушек, Бобино поднялся в первый этаж и направился через анфиладу прямо к спальне Жермены. Тихонько приоткрыв дверь, он увидел больную сидящей на постели и сказал:
– Жермена! Приготовьтесь к большой радости и одновременно к трудному известию! Берта!.. Мария… обнимите вашу сестру!
ГЛАВА 26
При виде сестер Жермена так обрадовалась, что даже не обратила внимания на слова Бобино о скверном известии. Радость настолько потрясла ее сердце, что это было похоже на страдание. Она заключила в объятия сестренок и зарыдала, не в силах вымолвить слова.
Первое, что смогла выговорить Жермена, было:
– О мама!.. Наша бедная мама!..
И теперь уже все трое заплакали.
У Бобино тоже текли слезы, он не стыдился их. Юноша, не имевший родной семьи, понимал, какую утрату понесли девушки со смертью чудесной женщины, любящей и мужественной. Прожив несколько месяцев в близкой дружбе с девочками, он видел, как хорошо мадам Роллен воспитывает дочерей, уча их труду – главной добродетели человека, и какие сокровища любви кроются в ее сердце. Он искренне оплакивал ее, проявлявшую к нему материнскую заботу и нежность.
Несколько минут прошло в этих общих излияниях души, одновременно и горьких и сладостных.
– Мы никогда больше не расстанемся с тобой, правда, Жермена? – говорила Мария, нежно обнимая старшую сестру.
А Берта, держа руку Бобино, благодарила:
– Ты дал нам счастье… Мы этого никогда не забудем!
– Нет, моя дорогая, – сказала Жермена, – нет, мы никогда не расстанемся, князь мне сказал…
Жермена вдруг осеклась и спросила:
– Но где же он, почему его нет с нами?.. Он должен быть здесь… Это ему мы всем обязаны… Ведь правда, Жан?
– Да, да! Мы ему всем обязаны, и я тоже каждый день благословляю его!
– Где он?.. Он уходил из дома… А теперь слышно, как подъехал экипаж, наверное, он вернулся, – наперебой говорили сестры.
Бобино опустил голову, мучительно думая, как ему поосторожнее рассказать о случившемся. Наконец, не выдержав, он, как говорится, зажал сердце в кулак и выпалил:
– С ним произошел несчастный случай…
– Ох, Господи!..
– К счастью, не очень серьезный…
– Что с ним?! Он умер?..
– Нет!
– Поклянитесь мне в этом! Поклянитесь! – воскликнула Жермена совершенно вне себя.
– Я только что говорил с ним.
– Так он ранен?!
Послышались шаги. Это несли князя.
Жермена, конечно, хотела немедленно узнать правду и, поверив в свои силы, попросила Бобино:
– Друг мой, выйдите на минутку, я должна одеться, чтобы идти к нему.
– Что вы задумали? Разве вы в состоянии?!
– Да, в состоянии. Мое место там… около него. Это его сейчас пронесли… раненого… может быть умирающего!.. Я буду за ним ухаживать, я его выхожу… спасу Пожалуйста, делайте, что я вам сказала.
Бобино послушался и пошел к двери, где едва не столкнулся с доктором.
Жермена чувствовала к врачу бесконечную благодарность, очень его любила и доверяла ему, но она не оставила своего намерения и сказала Перрье:
– Я узнала, что с князем произошло несчастье…
– Дитя мое, успокойтесь, прошу вас! – сказал врач, встревоженный видом ее горящих глаз и покрасневшего лица.
– Но я хочу за ним ухаживать!
– Вы будете за ним ухаживать, вы его увидите.
– Сейчас, сию минуту!
– Не сию минуту, а после перевязки.
– Вы мне позволяете?
– Даю в этом слово! Позволяю. Он и сам то и дело просит о встрече с вами, и лучшее, что я могу сделать, – это позволить вам увидеться, но только на минуту.
– Но я ни на сколько не хочу его оставлять, ни днем, ни ночью.
– Вы будете делать то, что я вам скажу, что велит здравый рассудок.
– Но мой долг требует…
– Вы ведь верите мне?
– О да! Вполне верю и благодарна вам за все!
– Так вот, вы сможете видеть его когда захотите, но при условии… Не переутомляться самой и не утомлять его. Кроме того, ему вообще можно видеть только самых близких, нужен полный покой. Эти милые крошки помогут ухаживать за ним.
– …Мои сестры, доктор…
– Я знаю их историю… Они останутся с вами.
– Доктор! Ради Бога! Скажите только!..
– Спрашивайте, дитя мое.
– Что с ним?
Перрье, видя, что Жермене можно сказать правду, не счел нужным скрывать ее.
– Он получил ранение шпагой.
– Он дрался на дуэли?.. С кем? – спросила она, и сердце ее сжалось.
– С бароном де Мальтаверном. Светский человек, вам не известный.
С проницательностью, свойственной женщинам, Жермена подумала: «Может быть, через него действовал тот бандит!»
– Так вы будете меня слушаться?
– Да, доктор.
– Итак, через час вы увидите князя.
Доктор возвратился к больному, напомнил, как он должен себя вести, и взял обещание слушаться.
Когда прошел час, показавшийся обоим молодым людям нескончаемым, Жермена поднялась с постели и, опираясь на сестер, добралась в спальню Мишеля.
При виде той, кого он так любил, Мишель вдруг покрылся румянцем. Князю хотелось протянуть руку, поговорить… Но доктор не напрасно остался при встрече. Он сделал повелительный знак и сказал:
– Князь Мишель! Я велю вам не делать ни малейшего жеста и не произносить ни одного слова! Если хотите жить – слушайтесь!
Князь вздохнул и показал глазами, что покоряется.
Жермена сказала:
– Мне хотелось поскорее показать этих девочек их благодетелю… Они вместе со мной будут вашими сиделками, внимательными, преданными и… любящими. Вы увидите… мы будем хорошо за вами ухаживать… Хоть вы и богаты, но не знаете радости семейного очага… Мы постараемся создать хотя бы его подобие…
Больной чувствовал блаженный покой, часто наступающий после сильных физических потрясений, и ему казалось, что он слышит какую-то далекую нежную мелодию.
Мишель ощущал себя как бы в том почти неуловимом состоянии, когда человек уже не спит, но еще и не совсем проснулся. Он знал, что рядом его возлюбленная и она дает его душе ровную и тихую радость… Доктор с обычной мягкостью прекратил их свидание.
– Мы договорились, мадемуазель, что вы будете как можно чаще видеть князя, но не забывайте о том, что сами вы еще не вполне здоровы. Следует соблюдать все предосторожности, потому что ваша болезнь может повториться и сделаться смертельной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47