– А, во-вторых, он тем самым убил по неосторожности некроманта Мыколу, и тем самым вторично преступил закон, и…
– Я надеюсь, это все же шутка, Велимир? – ледяным тоном осведомился металлист.
Где-то эти двое пресекались еще до нашего визита на Валаам…
– Поздравляю, Борилий, – мерзко захихикал Велимир. – Мало того, что твои сотрудники подвели тебя под монастырь, так они еще и тугодумы. Все, как один! Даже, – презрительно скривил губы он, – перебежчики!
– Оставь моих сотрудников в покое, Велимир, – спокойно ответил Борис Иванович. – Я виноват, и я понесу наказание. А смеяться над тем, что люди чего-то не понимают в силу своей непричастности к этому миру, и вовсе не-ди-пло-ма-тич-но, – насмешливо добавил волхв. – Что-то ты совсем вышел из привычного тебе образа, Велимир!
Но глаза у него были цвета жухлой травы, и, казалось, из них уже ушла вся жизнь. Видно было, что Борис Иванович уже попрощался с этим миром. Очень спокойно и, я бы даже сказала, безучастно, мое ехидное (прежде!) начальство попросило старшего друида заменить его на посту Начальника Заповедника. А потом, не обращая ни малейшего внимания на бурную отрицательную реакцию со стороны деда Макса, объяснило нам, что когда-то, давным-давно, когда еще не было никакого судейства, и люди мстили друг другу по принципу «око за око, зуб за зуб», собрались восемь великих волхвов, и создали «Книгу Правосудия». Тогда это был поистине огромный шаг вперед – по сравнению с отсутствием прежде какой бы то ни было системы.
В книгу вошли основные законы, перечень преступлений и наказаний за оные, сроки действия наказаний, послабления, и многое-многое другое. Хитрая книга магическим образом пропечатывала имена преступников, и с ее помощью человек, облеченный властью, мог легко и просто творить справедливый суд – самые могучие волхвы, подпадая под статью, становились беспомощными, как новорожденный младенец. Единственное, что у них оставалось – природное достоинство, с которым они имели право понести заслуженную кару. Потому что древние считали, что не так важно, как человек прожил жизнь, но гораздо важнее то, как он умер. Такое вот милосердие.
На протяжении всего времени с момента создания книги, за ней охотились, хотели ее сжечь, прибрать к рукам, изменить. Но все это было без толку – книга как будто жила своей отдельной жизнью, попадала в нужное время в нужные (с точки зрения ее сохранности) руки. Такая вот история.
– Так он же никакой не судья? Он же обычный некромант!
– Он возглавлял комиссию по делам незаконного переселения душ некромантов, – тихо возразил волхв Терентий. – К сожалению, он имеет право судить.
Вот кого я терпеть не могу, так это людей, ведущих себя подобно овцам на заклании! Будь они хоть трижды волхвы! Путь даже верховные! Как его там, это излюбленное слово американского кинематографа? Ну же, память несговорчивая, ну же… О!
– Я протестую!! – Что есть мочи заорала я, разыскивая взглядом новоявленного судью. – У меня есть доказательства непричастности волхва Борилия к убийству Всеволода. Это не он. Он не знал о том, что мы…
– Отправились громить новосибирское отделение? – ехидно осведомился Велимир.
Некромант потряс фолиантом над головой, и вся толпа замолкла, как по мановению волшебной палочки.
– Уважаемые земляне! – повел речь обличенный властью «правосудия» Велимир. – Как вы знаете, мы собрались сегодня здесь, на древней поляне Справедливого Судейства…
Кругом были лица – гневные, покорные, торжествующие… И все они смотрели на мое начальства как на дело прошлое. И лишь трое из всего собрания – металлист, старый друид, да я – то ли отказывались верить в происходящее, то ли просто ожидали чуда.
– … милосердие наше безгранично, и мы позволим сотрудникам волхва Борилия защитить честь, а возможно, и жизнь своего начальника. Кто из вас – обратился к нам Велимир, выступит на стороне осужденного?
Не сговариваясь, мы все втроем разом шагнули вперед.
– Потрясающее единодушие, – недобро улыбнулся волхв. – Но, поскольку именно за мной остается право выбора в случае наличия более одного защитника, то я выбираю… – он выдержал театральную паузу, всем своим видом демонстрируя великодушие, – ее!
– Я протестую! – выступил еще на шаг вперед металлист.
– Протест отклонен, – будничным голосом возразил обвинитель. – Ты и так будешь наказан. Она умрет, твой новый начальник – тоже. И тебе, предателю, некуда будет пода…
– Довольно! – выступил вперед Борис Иванович. – Кончай ломать комедию, Велимир!
– Слушаюсь. Убийца! – с ненавистью посмотрел на волхва некромант.
Велимир воздел фолиант над головой, и всех Заповедных как ветром сдуло в ряды зрителей. Зато меня вытолкнуло на середину.
«Лучше бы я стала мышью», – малодушно подумала я.
***
А больше я не успела подумать ничего, но рефлексы сработали, и я установила антинекромантскую защиту. А в следующий момент поняла, что она мне, увы, не поможет. Потому что на меня обрушилась сила совсем иного характера. Сила вины за проступки, которые я когда-либо совершала в своей жизни. Она буквально сбила меня с ног – позже ребята рассказывали, что я упала на землю, и они подумали, что это все, конец. У меня как будто сдернуло предохранитель с длинной памяти, и она начала показывать мне картины моего бытия чуть ли не самого рождения. Я сгорала со стыда. За все – за то, что доставляла столько хлопот издерганным родителям – ведь им приходилось слушать мои вопли и менять пеленки! За то, что испугала до смерти бабушку, когда в восемь лет выпрыгнула со второго этажа. За то, что не ела суп, заботливо приготовленный ей же. За двойки в школе, за отказ от любого послушания…
Краем сознания я понимала, что ситуация (особенно с пеленками) абсурдна, но пока ничего не могла с собой поделать – приходилось в очередной раз стыдиться того, что отказала противному мальчику Вове в совместном проведении времени в кинотеатре «Таруса». Кажется, это было в седьмом классе.
Дальше – больше, чем взрослее я становилась, тем больше были мои проступки. Как оказалось, в закромах моей памяти хранилось много чего интересного. Я бы никогда не поверила, скажи мне кто-то, что я испытываю нестерпимое чувство вины по поводу того, что я поступила в МГУ. И что многие девочки, желающие во что бы то ни стало выйти замуж за умных и красивых парней с моего факультета, именно по моей вине остались с носом. А уж о несостоявшихся студентах-мальчиках, которым грозила армия, и вовсе говорить не приходится. На наше астрономическое отделение был конкурс аж сто двадцать человек на место. Вообще-то, официально он был куда меньше, но многим абитуриентам предки купили студенчество, и все остальные боролись за жалкие остатки. Те, кто не прошел конкурс, стройными рядами промаршировали в казармы. По моей, естественно, милости.
Вот какой нехилый счет выставила мне моя память.
И я, как могла, боролась с навалившейся на меня напастью – отговаривалась, оборонялась, пыталась возражать… Что «они»: сами меня завели, ничего не знали, не умели, и, вообще, были не достойны. Но, по мере того, как мне выдвигались все новые и новые обвинения, я все больше и больше изумлялась. Прежде всего себе. Ну в самом деле, чего это я стыжусь-то все время? Ну, делала, ну, в пеленки. Ну и что с того, собственно? И, больше того, молодец, что делала, зато вон какая большая да красивая вымахала, а то, не попусти боги, копила бы все в себе, и недели не протянула бы…
И я улыбнулась.
О! Жить немедленно стало легче, несмотря на параллельные мучения по поводу того, что не оправдала надежд, возложенных на меня научным руководителем: как же, я, «краснодипломница», и в аспирантуру не пошла! В то время, как он, заботливый, уж и документы за меня успел подать. Я воспряла духом, все еще не понимая, но уже чувствуя, что весь этот стыд и позор – всего лишь я сама, впитавшая, как губка воду, оценку окружающих. И что окружающим, скорее всего, и дела до меня по большому счету, как всегда, не было. Лишь бы вела себя спокойно, как подобает, как все. А уж что я там переживаю – мое личное дело, и их, вообще говоря, никаким боком не касается.
Осознав такое дело, я немедленно воспылала громадной любовью к некроманту Велимиру, невольно подарившему мне такое поистине потрясающее (и, что греха таить, очень актуальное для меня, страдающей гипертрофированным чувством вины по жизни), открытие. Позже ребята рассказали, как одним слитным движением поднялась я на ноги. Радостная, готовая поделиться своим открытием со всем миром. О том, что я поняла, что я – свободна! Свободна от оценки окружающих, потому что всегда существовала только моя собственная. Только я сама себя всегда осуждала, а все остальные были и вовсе ни при чем.
Теперь я стояла и спокойно воспринимала свои же наезды на себя, любимую. И то, что не смогла, тупица эдакая, постичь простейшую магию металла («ну и что?»), и то, что не помогла ладожцам в восстановлении порядком порушенного города в результате визита маленького заблудившегося Иззи («подумаешь, сами справились!»)… Лишь думала о том, что будет, когда я благополучно доберусь до последнего эпизода своей жизни.
Ага, а вот и он. Я, оказывается, виновата в том, что не смогла как следует защитить свое ненаглядное начальство, и, больше того, отняла право у тех, кто тоже горел желанием вступиться, и у кого это наверняка получилось бы лучше меня.
«Во-первых, еще ничего не доказано», – удивленно подумала я. – «А во-вторых…»
Додумать я не успела. Из матовой сферы, окружающей меня, высунулся огромный узловатый перст:
– Виновна! – раздался голос со всех сторон.
– Сам ты виновен, – спокойно ответила я. – Не тебе меня обвинять. Я это делать умею лучше тебя. На себя лучше посмотри.
Сфера лопнула, и я увидела окружающих. Удивленных, но бесконечно радостных волхвов, Терентия и Макарыча. Бегущих ко мне металлиста Илью и друида Макса. И, конечно же, ошеломленного, все еще не осознающего того, что он остается в живых, но уже расплывшегося в глуповатой улыбке Бориса Ивановича.
И осунувшегося, разом превратившегося в седого старика, лишенного всякой силы некроманта Велимира. Бывшего некроманта Велимира. Ибо – да, таков был немедленный суд «Книги Правосудия». Волхв Борилий полностью оправдан. Предвзятое судейство со стороны обличенного властью некроманта карается по закону отнятием магических способностей – самой тяжкой карой для природного волхва. Наказания, по сути дела, куда более страшного, чем смертная казнь.
«Все же, недалеко ушла эта книжка от пресловутой первобытной системы „око за око, зуб за зуб“, – отрешенно подумала я. – „Будь она хоть трижды «Книгой Правосудия“.
***
– Вы, наверное, хотите знать правду? – обратилось к нам троим проницательное начальство, ласково поглаживая мохнатую голову Гоши.
Домовой настолько обалдел от счастья при виде вернувшегося живым и невредимым хозяина, что начисто забыл про свои обязанности. Так что сидели мы голодные и без чая, а домовой взгромоздился на колени к хозяину, и разве что только не мурлыкал.
– Еще бы! – ответил за нас троих металлист. – У нас столько вопросов!
– Ну уж нет, – рассмеялся волхв. – На ВСЕ вопросы я вам отвечать не намерен, и не просите. А вот про то, что касается этого, так сказать правосудия, извольте.
Итак, Борис Иванович, отправившись провожать Мыколу Ромуальдовича до дома, не смог сразу покинуть тупого некроманта, в котором, к несчастью, зачатков мозгов хватало ровно на то, чтобы постоянно изводить наше начальство нудными разговорами на самые разные сюжеты.
– А почему вы вообще с ним имели дело? – искренне поразилась я. – На что он вам сдался?
– Это тоже была , – с удовольствием подчеркнул волхв слово «была», – моя работа, как и Заповедник. Ну так вот, дома у Мыколы мы продолжили беседу о мироздании вообще, и о том, откуда берутся людские верования в вампиров, в частности. И, не успел наш некромант насладиться трехчасовым возмущением народными байками, как вдруг захрипел, схватился за горло, и умер.
– А почему? – удивилась я.
– Не знаю точно, – ответил Борис Иванович. – Но все же думаю, что оба потомка Ромуальда были, так сказать, сиамскими близнецами после того, как в них изволил переселиться папочка. Вот и не выжил Мыкола без братца…
– А как тут оказался Велимир? – продолжал пытать волхва металлист.
– Я сам его нашел, – ответил Борис Иванович. – Детишки Ромуальда были под его охраной. Да и не ожидал я, признаться честно, от него такого… Такого нехорошего поведения. Но, признаться, актерский талант у этого пройдохи на высоте!
Ага! А защита от телепатии еще лучше.
Волхв усмехнулся.
– Ваш некромант меня напугал до смерти, когда здесь очутился, – подал голос домовой. – И, когда вы, хозяин, отвернулись, он завел всю эту заварушку, – домовой кивнул головой в сторону окна, – одним нажатием на какой-то непонятный амулет. – Ладно, вы как хотите, а я в гости пошел, – сказал он, отворяя дверь на изнанку. – Кушать хочется ужасно. Через пару часов буду.
– Одно я не могу понять, – сказала я, глядя в окно избушки на многочисленных магов, восстанавливающих порядком порушенный Заповедник. – За что это Велимир так на вас ополчился?
Борис Иванович не спеша затянулся. Выпустил ряд колечек, влетевших друг в дружку. Посмотрел, как они медленно тают в воздухе, и только тогда снизошел до ответа:
– Это давняя история, ребята. Вы, наверное, наслышаны о том, почему я здесь?
Мы, конечно же, знали.
– За то, что вы отомстили некроманту, убившему вашу семью. Но вас же уже наказали ссылкой в Заповедник.
– Все верно. Сослали, и запретили появляться на территории изнанки, за исключением одного места: Поляны Справедливости.
– А как же избушка Глеба Макарыча? И…
– Владения Катерины? – улыбнулся волхв. – Ну, появляться у кого-либо дома, да по приглашению, мне никто запретить не мог. А избушка Макарыча стоит так близко с опушкой поляны, что мне сделали послабление в наказании. Тот же Велимир и сделал, если быть объективным, – добавил он. – Недавно. Он вообще последнее время вел себя, как достойный человек. ОЧЕНЬ достойный человек. Да… Поэтому его и выбрали председателем комиссии этой.
Я улыбнулась – нечасто заставала свое ненаглядное начальство в настолько глубокой задумчивости.
– Кстати… – посмотрел на меня волхв бирюзовыми глазами. – Лиса, ты успешно справилась со своим заданием.
Я посмотрела на металлиста. Ему можно доверять? Наверное, да. Конечно, да. Можно.
Перевела взгляд на волхва. Тот кивнул.
– О чем это вы? – подозрительно посмотрел на нас Илья. – Что это ты такая счастливая?
Я не ответила. Борис Иванович, понятное дело, тоже.
– Понятно, – мрачно сказал Илья. – Проехали. Но, тогда, ответьте все же на вопрос о Велимире, пожалуйста.
– А, об этом… Сын он. Того некроманта, которого я тогда убил полвека назад, – безмятежно ответил волхв. – Такая вот история…
Волхв затянулся. Выдохнул маленькую синеватую птичку.
И она мне напомнила мою самую первую встречу с начальством. Интересно, что он там все же делал? Да еще и с джипом?
– Мне приснился сон, – ответил телепат. – Иногда мне снятся вещие сны. Конкретно этот недвусмысленно говорил мне о том, что я должен появиться в известном тебе месте в такое-то время. И, поскольку я не понял, почему, а до Воробьевых Гор не так уж и далеко, то я решил прокатиться на джипе. Я люблю кататься.
Теперь понятно, откуда волхв взялся возле Университета. А то я, признаться, частенько задавалась этим вопросом. Еще бы узнать, как там оказались «Смиты»…
– Не знаю, – пожал плечами телепат. – Может, конечно, Велимиру тоже что-нибудь приснилось.
– А что, он так и останется на свободе? – поднял голову старый друид. – Это же опасно!
– И эти его «Смиты» тоже не подарок, – поддержала я деда Макса. – Кстати, куда они подевались-то? В суматохе я и не уследила за ними.
– Ушли, как только Велимира скрючило, – ответил старый друид. – Краем глаза заметил. Что скажешь, Иваныч?
Вслед наполовину истаявшей птичке выпорхнула вторая. Третья.
– Именно так, друзья, в самую точку. Они все остались на свободе. И они, и Тихоний, и еще много нехороших людей, – потягиваясь, словно огромный кот, заявил довольный жизнью волхв. Отложил в сторону трубку. – И знаете что? У меня сейчас нет никакого настроения думать на эту тему, потому что я прямо сейчас иду в гости. А вы… – посмотрел он на нас счастливыми глазами цвета изумруда. – А вы приходите завтра!
И, очертив вокруг себя рукой арку, исчез.
Старый друид улыбнулся. Поднялся. Пристально посмотрел на меня, на металлиста. Возможно, он хотел припахать нас к восстановлению Заповедника. А, может быть, и нет. И это я уже, наверное, не узнаю никогда – дед махнул рукой, и, так ничего не сказав, вышел за дверь.
Мы с товарищем, оставшись вдвоем, переглянулись.
– Что скажешь, героиня?
– По-моему, о нас все забыли, – ответила я.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40
– Я надеюсь, это все же шутка, Велимир? – ледяным тоном осведомился металлист.
Где-то эти двое пресекались еще до нашего визита на Валаам…
– Поздравляю, Борилий, – мерзко захихикал Велимир. – Мало того, что твои сотрудники подвели тебя под монастырь, так они еще и тугодумы. Все, как один! Даже, – презрительно скривил губы он, – перебежчики!
– Оставь моих сотрудников в покое, Велимир, – спокойно ответил Борис Иванович. – Я виноват, и я понесу наказание. А смеяться над тем, что люди чего-то не понимают в силу своей непричастности к этому миру, и вовсе не-ди-пло-ма-тич-но, – насмешливо добавил волхв. – Что-то ты совсем вышел из привычного тебе образа, Велимир!
Но глаза у него были цвета жухлой травы, и, казалось, из них уже ушла вся жизнь. Видно было, что Борис Иванович уже попрощался с этим миром. Очень спокойно и, я бы даже сказала, безучастно, мое ехидное (прежде!) начальство попросило старшего друида заменить его на посту Начальника Заповедника. А потом, не обращая ни малейшего внимания на бурную отрицательную реакцию со стороны деда Макса, объяснило нам, что когда-то, давным-давно, когда еще не было никакого судейства, и люди мстили друг другу по принципу «око за око, зуб за зуб», собрались восемь великих волхвов, и создали «Книгу Правосудия». Тогда это был поистине огромный шаг вперед – по сравнению с отсутствием прежде какой бы то ни было системы.
В книгу вошли основные законы, перечень преступлений и наказаний за оные, сроки действия наказаний, послабления, и многое-многое другое. Хитрая книга магическим образом пропечатывала имена преступников, и с ее помощью человек, облеченный властью, мог легко и просто творить справедливый суд – самые могучие волхвы, подпадая под статью, становились беспомощными, как новорожденный младенец. Единственное, что у них оставалось – природное достоинство, с которым они имели право понести заслуженную кару. Потому что древние считали, что не так важно, как человек прожил жизнь, но гораздо важнее то, как он умер. Такое вот милосердие.
На протяжении всего времени с момента создания книги, за ней охотились, хотели ее сжечь, прибрать к рукам, изменить. Но все это было без толку – книга как будто жила своей отдельной жизнью, попадала в нужное время в нужные (с точки зрения ее сохранности) руки. Такая вот история.
– Так он же никакой не судья? Он же обычный некромант!
– Он возглавлял комиссию по делам незаконного переселения душ некромантов, – тихо возразил волхв Терентий. – К сожалению, он имеет право судить.
Вот кого я терпеть не могу, так это людей, ведущих себя подобно овцам на заклании! Будь они хоть трижды волхвы! Путь даже верховные! Как его там, это излюбленное слово американского кинематографа? Ну же, память несговорчивая, ну же… О!
– Я протестую!! – Что есть мочи заорала я, разыскивая взглядом новоявленного судью. – У меня есть доказательства непричастности волхва Борилия к убийству Всеволода. Это не он. Он не знал о том, что мы…
– Отправились громить новосибирское отделение? – ехидно осведомился Велимир.
Некромант потряс фолиантом над головой, и вся толпа замолкла, как по мановению волшебной палочки.
– Уважаемые земляне! – повел речь обличенный властью «правосудия» Велимир. – Как вы знаете, мы собрались сегодня здесь, на древней поляне Справедливого Судейства…
Кругом были лица – гневные, покорные, торжествующие… И все они смотрели на мое начальства как на дело прошлое. И лишь трое из всего собрания – металлист, старый друид, да я – то ли отказывались верить в происходящее, то ли просто ожидали чуда.
– … милосердие наше безгранично, и мы позволим сотрудникам волхва Борилия защитить честь, а возможно, и жизнь своего начальника. Кто из вас – обратился к нам Велимир, выступит на стороне осужденного?
Не сговариваясь, мы все втроем разом шагнули вперед.
– Потрясающее единодушие, – недобро улыбнулся волхв. – Но, поскольку именно за мной остается право выбора в случае наличия более одного защитника, то я выбираю… – он выдержал театральную паузу, всем своим видом демонстрируя великодушие, – ее!
– Я протестую! – выступил еще на шаг вперед металлист.
– Протест отклонен, – будничным голосом возразил обвинитель. – Ты и так будешь наказан. Она умрет, твой новый начальник – тоже. И тебе, предателю, некуда будет пода…
– Довольно! – выступил вперед Борис Иванович. – Кончай ломать комедию, Велимир!
– Слушаюсь. Убийца! – с ненавистью посмотрел на волхва некромант.
Велимир воздел фолиант над головой, и всех Заповедных как ветром сдуло в ряды зрителей. Зато меня вытолкнуло на середину.
«Лучше бы я стала мышью», – малодушно подумала я.
***
А больше я не успела подумать ничего, но рефлексы сработали, и я установила антинекромантскую защиту. А в следующий момент поняла, что она мне, увы, не поможет. Потому что на меня обрушилась сила совсем иного характера. Сила вины за проступки, которые я когда-либо совершала в своей жизни. Она буквально сбила меня с ног – позже ребята рассказывали, что я упала на землю, и они подумали, что это все, конец. У меня как будто сдернуло предохранитель с длинной памяти, и она начала показывать мне картины моего бытия чуть ли не самого рождения. Я сгорала со стыда. За все – за то, что доставляла столько хлопот издерганным родителям – ведь им приходилось слушать мои вопли и менять пеленки! За то, что испугала до смерти бабушку, когда в восемь лет выпрыгнула со второго этажа. За то, что не ела суп, заботливо приготовленный ей же. За двойки в школе, за отказ от любого послушания…
Краем сознания я понимала, что ситуация (особенно с пеленками) абсурдна, но пока ничего не могла с собой поделать – приходилось в очередной раз стыдиться того, что отказала противному мальчику Вове в совместном проведении времени в кинотеатре «Таруса». Кажется, это было в седьмом классе.
Дальше – больше, чем взрослее я становилась, тем больше были мои проступки. Как оказалось, в закромах моей памяти хранилось много чего интересного. Я бы никогда не поверила, скажи мне кто-то, что я испытываю нестерпимое чувство вины по поводу того, что я поступила в МГУ. И что многие девочки, желающие во что бы то ни стало выйти замуж за умных и красивых парней с моего факультета, именно по моей вине остались с носом. А уж о несостоявшихся студентах-мальчиках, которым грозила армия, и вовсе говорить не приходится. На наше астрономическое отделение был конкурс аж сто двадцать человек на место. Вообще-то, официально он был куда меньше, но многим абитуриентам предки купили студенчество, и все остальные боролись за жалкие остатки. Те, кто не прошел конкурс, стройными рядами промаршировали в казармы. По моей, естественно, милости.
Вот какой нехилый счет выставила мне моя память.
И я, как могла, боролась с навалившейся на меня напастью – отговаривалась, оборонялась, пыталась возражать… Что «они»: сами меня завели, ничего не знали, не умели, и, вообще, были не достойны. Но, по мере того, как мне выдвигались все новые и новые обвинения, я все больше и больше изумлялась. Прежде всего себе. Ну в самом деле, чего это я стыжусь-то все время? Ну, делала, ну, в пеленки. Ну и что с того, собственно? И, больше того, молодец, что делала, зато вон какая большая да красивая вымахала, а то, не попусти боги, копила бы все в себе, и недели не протянула бы…
И я улыбнулась.
О! Жить немедленно стало легче, несмотря на параллельные мучения по поводу того, что не оправдала надежд, возложенных на меня научным руководителем: как же, я, «краснодипломница», и в аспирантуру не пошла! В то время, как он, заботливый, уж и документы за меня успел подать. Я воспряла духом, все еще не понимая, но уже чувствуя, что весь этот стыд и позор – всего лишь я сама, впитавшая, как губка воду, оценку окружающих. И что окружающим, скорее всего, и дела до меня по большому счету, как всегда, не было. Лишь бы вела себя спокойно, как подобает, как все. А уж что я там переживаю – мое личное дело, и их, вообще говоря, никаким боком не касается.
Осознав такое дело, я немедленно воспылала громадной любовью к некроманту Велимиру, невольно подарившему мне такое поистине потрясающее (и, что греха таить, очень актуальное для меня, страдающей гипертрофированным чувством вины по жизни), открытие. Позже ребята рассказали, как одним слитным движением поднялась я на ноги. Радостная, готовая поделиться своим открытием со всем миром. О том, что я поняла, что я – свободна! Свободна от оценки окружающих, потому что всегда существовала только моя собственная. Только я сама себя всегда осуждала, а все остальные были и вовсе ни при чем.
Теперь я стояла и спокойно воспринимала свои же наезды на себя, любимую. И то, что не смогла, тупица эдакая, постичь простейшую магию металла («ну и что?»), и то, что не помогла ладожцам в восстановлении порядком порушенного города в результате визита маленького заблудившегося Иззи («подумаешь, сами справились!»)… Лишь думала о том, что будет, когда я благополучно доберусь до последнего эпизода своей жизни.
Ага, а вот и он. Я, оказывается, виновата в том, что не смогла как следует защитить свое ненаглядное начальство, и, больше того, отняла право у тех, кто тоже горел желанием вступиться, и у кого это наверняка получилось бы лучше меня.
«Во-первых, еще ничего не доказано», – удивленно подумала я. – «А во-вторых…»
Додумать я не успела. Из матовой сферы, окружающей меня, высунулся огромный узловатый перст:
– Виновна! – раздался голос со всех сторон.
– Сам ты виновен, – спокойно ответила я. – Не тебе меня обвинять. Я это делать умею лучше тебя. На себя лучше посмотри.
Сфера лопнула, и я увидела окружающих. Удивленных, но бесконечно радостных волхвов, Терентия и Макарыча. Бегущих ко мне металлиста Илью и друида Макса. И, конечно же, ошеломленного, все еще не осознающего того, что он остается в живых, но уже расплывшегося в глуповатой улыбке Бориса Ивановича.
И осунувшегося, разом превратившегося в седого старика, лишенного всякой силы некроманта Велимира. Бывшего некроманта Велимира. Ибо – да, таков был немедленный суд «Книги Правосудия». Волхв Борилий полностью оправдан. Предвзятое судейство со стороны обличенного властью некроманта карается по закону отнятием магических способностей – самой тяжкой карой для природного волхва. Наказания, по сути дела, куда более страшного, чем смертная казнь.
«Все же, недалеко ушла эта книжка от пресловутой первобытной системы „око за око, зуб за зуб“, – отрешенно подумала я. – „Будь она хоть трижды «Книгой Правосудия“.
***
– Вы, наверное, хотите знать правду? – обратилось к нам троим проницательное начальство, ласково поглаживая мохнатую голову Гоши.
Домовой настолько обалдел от счастья при виде вернувшегося живым и невредимым хозяина, что начисто забыл про свои обязанности. Так что сидели мы голодные и без чая, а домовой взгромоздился на колени к хозяину, и разве что только не мурлыкал.
– Еще бы! – ответил за нас троих металлист. – У нас столько вопросов!
– Ну уж нет, – рассмеялся волхв. – На ВСЕ вопросы я вам отвечать не намерен, и не просите. А вот про то, что касается этого, так сказать правосудия, извольте.
Итак, Борис Иванович, отправившись провожать Мыколу Ромуальдовича до дома, не смог сразу покинуть тупого некроманта, в котором, к несчастью, зачатков мозгов хватало ровно на то, чтобы постоянно изводить наше начальство нудными разговорами на самые разные сюжеты.
– А почему вы вообще с ним имели дело? – искренне поразилась я. – На что он вам сдался?
– Это тоже была , – с удовольствием подчеркнул волхв слово «была», – моя работа, как и Заповедник. Ну так вот, дома у Мыколы мы продолжили беседу о мироздании вообще, и о том, откуда берутся людские верования в вампиров, в частности. И, не успел наш некромант насладиться трехчасовым возмущением народными байками, как вдруг захрипел, схватился за горло, и умер.
– А почему? – удивилась я.
– Не знаю точно, – ответил Борис Иванович. – Но все же думаю, что оба потомка Ромуальда были, так сказать, сиамскими близнецами после того, как в них изволил переселиться папочка. Вот и не выжил Мыкола без братца…
– А как тут оказался Велимир? – продолжал пытать волхва металлист.
– Я сам его нашел, – ответил Борис Иванович. – Детишки Ромуальда были под его охраной. Да и не ожидал я, признаться честно, от него такого… Такого нехорошего поведения. Но, признаться, актерский талант у этого пройдохи на высоте!
Ага! А защита от телепатии еще лучше.
Волхв усмехнулся.
– Ваш некромант меня напугал до смерти, когда здесь очутился, – подал голос домовой. – И, когда вы, хозяин, отвернулись, он завел всю эту заварушку, – домовой кивнул головой в сторону окна, – одним нажатием на какой-то непонятный амулет. – Ладно, вы как хотите, а я в гости пошел, – сказал он, отворяя дверь на изнанку. – Кушать хочется ужасно. Через пару часов буду.
– Одно я не могу понять, – сказала я, глядя в окно избушки на многочисленных магов, восстанавливающих порядком порушенный Заповедник. – За что это Велимир так на вас ополчился?
Борис Иванович не спеша затянулся. Выпустил ряд колечек, влетевших друг в дружку. Посмотрел, как они медленно тают в воздухе, и только тогда снизошел до ответа:
– Это давняя история, ребята. Вы, наверное, наслышаны о том, почему я здесь?
Мы, конечно же, знали.
– За то, что вы отомстили некроманту, убившему вашу семью. Но вас же уже наказали ссылкой в Заповедник.
– Все верно. Сослали, и запретили появляться на территории изнанки, за исключением одного места: Поляны Справедливости.
– А как же избушка Глеба Макарыча? И…
– Владения Катерины? – улыбнулся волхв. – Ну, появляться у кого-либо дома, да по приглашению, мне никто запретить не мог. А избушка Макарыча стоит так близко с опушкой поляны, что мне сделали послабление в наказании. Тот же Велимир и сделал, если быть объективным, – добавил он. – Недавно. Он вообще последнее время вел себя, как достойный человек. ОЧЕНЬ достойный человек. Да… Поэтому его и выбрали председателем комиссии этой.
Я улыбнулась – нечасто заставала свое ненаглядное начальство в настолько глубокой задумчивости.
– Кстати… – посмотрел на меня волхв бирюзовыми глазами. – Лиса, ты успешно справилась со своим заданием.
Я посмотрела на металлиста. Ему можно доверять? Наверное, да. Конечно, да. Можно.
Перевела взгляд на волхва. Тот кивнул.
– О чем это вы? – подозрительно посмотрел на нас Илья. – Что это ты такая счастливая?
Я не ответила. Борис Иванович, понятное дело, тоже.
– Понятно, – мрачно сказал Илья. – Проехали. Но, тогда, ответьте все же на вопрос о Велимире, пожалуйста.
– А, об этом… Сын он. Того некроманта, которого я тогда убил полвека назад, – безмятежно ответил волхв. – Такая вот история…
Волхв затянулся. Выдохнул маленькую синеватую птичку.
И она мне напомнила мою самую первую встречу с начальством. Интересно, что он там все же делал? Да еще и с джипом?
– Мне приснился сон, – ответил телепат. – Иногда мне снятся вещие сны. Конкретно этот недвусмысленно говорил мне о том, что я должен появиться в известном тебе месте в такое-то время. И, поскольку я не понял, почему, а до Воробьевых Гор не так уж и далеко, то я решил прокатиться на джипе. Я люблю кататься.
Теперь понятно, откуда волхв взялся возле Университета. А то я, признаться, частенько задавалась этим вопросом. Еще бы узнать, как там оказались «Смиты»…
– Не знаю, – пожал плечами телепат. – Может, конечно, Велимиру тоже что-нибудь приснилось.
– А что, он так и останется на свободе? – поднял голову старый друид. – Это же опасно!
– И эти его «Смиты» тоже не подарок, – поддержала я деда Макса. – Кстати, куда они подевались-то? В суматохе я и не уследила за ними.
– Ушли, как только Велимира скрючило, – ответил старый друид. – Краем глаза заметил. Что скажешь, Иваныч?
Вслед наполовину истаявшей птичке выпорхнула вторая. Третья.
– Именно так, друзья, в самую точку. Они все остались на свободе. И они, и Тихоний, и еще много нехороших людей, – потягиваясь, словно огромный кот, заявил довольный жизнью волхв. Отложил в сторону трубку. – И знаете что? У меня сейчас нет никакого настроения думать на эту тему, потому что я прямо сейчас иду в гости. А вы… – посмотрел он на нас счастливыми глазами цвета изумруда. – А вы приходите завтра!
И, очертив вокруг себя рукой арку, исчез.
Старый друид улыбнулся. Поднялся. Пристально посмотрел на меня, на металлиста. Возможно, он хотел припахать нас к восстановлению Заповедника. А, может быть, и нет. И это я уже, наверное, не узнаю никогда – дед махнул рукой, и, так ничего не сказав, вышел за дверь.
Мы с товарищем, оставшись вдвоем, переглянулись.
– Что скажешь, героиня?
– По-моему, о нас все забыли, – ответила я.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40