— Ну, как искал я эту квартиру — усрешься… Указано было: квартира сорок семь. — Федор похлопал себя по ладони, как бы указывая на лежавшую в руке бумажку с адресом. — Подхожу. Дом, улица — те! Вхожу в подъезд. Квартиры один, двести два, пятнадцать и восемь — это на первом этаже. Семь, четыре, двести три и девятнадцать — на втором. Третий этаж — одна квартира — сто. Там коридорная система и начинаются квартиры сто один, сто два и так далее, до ста пятнадцати. Хорошо. Вхожу во второй подъезд…
Обстоятельный рассказ Федора был оборван звонком в дверь и громким лаем кобеля. Сигизмунд встал. Федор глотнул еще чая, поднялся из-за стола и долил себе кипятку.
Принесло дядю Колю.
— Были девки-то? Они тут кисть забыли…
— Были, — сказал Сигизмунд.
Кобель, припав на передние лапы, яростно лаял на дядю Колю.
— Ишь, веселая собачка, — прищурился дядя Коля. Теперь от него пахло не только пивом, но еще и портвейном.
Ушел.
— Долго квартиру-то искал? — подсказал Федору Сигизмунд, возвращаясь на кухню. Он хотел избежать слишком обстоятельного повествования.
Но сбить бойца Федора было нелегко. Он продолжил точно с того места, на котором остановился.
— Захожу, значит, во второй подъезд. Там у батареи пьяный лежит. Уже пустил под себя, как положено. Я в него потыкал — ботинки голландские, крепкие, и не то выдержат. Говорю: «Отец, есть тут квартира сорок семь?» Он стонет… «Ясно, — говорю, — без слов». Обследовал первый этаж. Квартира десять, одиннадцать, двенадцать и сто восемьдесят один. Так, не то. Поднимаюсь на второй этаж. Там…
— Короче, Склихософский, — сказал Сигизмунд.
— А я и говорю, — охотно поддержал начальника Федор.
Звонок в дверь.
— Активно живете, Сигизмунд Борисович, — заметил Федор. — Прямо как депутат какой-нибудь. Слуга народа.
Пришли из РЭУ. Обследовали произведенный ремонт. Подсунули бумажку расписаться, что претензий нет. Сигизмунд расписался и предусмотрительно поставил дату. Между своей подписью и нижней строчкой акта не оставил врагу ни миллиметра. Обучен-с. Хотя на практике на этом еще ни разу не горел.
Лантхильда возилась где-то в квартире, то и дело что-то опрокидывая и роняя.
Когда Сигизмунд в очередной раз возвратился на кухню, Федор допивал уже вторую чашку чая. Осторожно спросил:
— У вас с ней, Сигизмунд Борисович, что — серьезно?
— Серьезней не бывает, — сказал Сигизмунд.
— А ее военная база на Шпицбергене?
— Послала она свою учебку.
— Она-то армию послала, — сказал предусмотрительный Федор, — а армия ее?..
— А армия прислала вот такую охрененную бумагу, где тоже ее послала без выходного пособия.
— Вам видней, — сказал Федор. — Я в эти дела не мешаюсь.
— Если грубые парни из НАТО придут меня брать — спрячет меня твой отец Никодим за алтарем? — сострил Сигизмунд.
Федор ушел от вопроса. Сменил тему.
— Боюсь, влипли мы с этой квартирой. Ощущение нехорошее. Я этому Захар Матвеичу, бандюгану этому, говорю: «Если по уму делать, надо и сверху и снизу протравить, по всей лестнице. Что толку — мы тут у вас обработаем, а через месяц все равно полезут. Не сверху, так снизу.» А он говорит: «Вы гарантии даете? Вот и работайте по гарантии». Что-то нехорошее ощущение у меня от него…
— А чего тут нехорошего? Людей облагодетельствовал…
— Во-во.
— Так ты там все сделал?
— Обработал как полагается, а что еще… Только точно говорю — придется по этой гарантии еще побегать.
— В секонд-хенде был?
— Да там все нормально. Кланяются вам.
Тут на кухню вошла Лантхильда, грязная с головы до ног. Вежливо поздоровалась с Федором:
— Драастис…
— Здрасьте, — мрачно сказал Федор.
Лантхильда опустила голову, закокетничала. Ах ты, замарашка. Федору глазки строит. В общем-то Федор, конечно, парень хоть куда. Сигизмунд вдруг обиделся.
— Лантхильд, хири ут!
Лантхильда покраснела и ушла.
— Ну, я пойду, — деликатно сказал Федор.
Сигизмунд проводил его до двери. Подержал кобеля за ошейник, поскольку пес живо интересовался шнурками. Федор долго, тщательно одевался. Напоследок Сигизмунд сказал:
— Не ссы, Федор. На хрен мы НАТО-то нужны.
— Ну, бывайте, Сигизмунд Борисович. Завтра в конторе ждать?
— Да.
Едва за Федором закрылась дверь, как тут же появилась Лантхильда. Чумазая и довольная.
— Сигисмундс, смоотри ходит ик убрат красота доома.
* * *
Лантхильда действительно потрудилась на славу. Комната приобрела свежесть. Исчезла бьющая в глаза холостяцкая захламленность. Пока Лантхильда плескалась в ванной, распевая во весь голос, Сигизмунд перетащил назад на обычное место компьютер и телевизор. Спальник отправился на антресоли. «Смутный период» закончился.
Лантхильда выбралась из ванной спустя час. Благоухала шампунями. Разрумянилась, разопрела. С тяжким вздохом плюхнулась на диван.
Она была в сигизмундовом махровом халате до пят.
— Устала? — спросил Сигизмунд. — Хочешь яблочко?
У него сохранилась привычка после бани кушать яблочко — одна из немногих, оставшихся с детства.
Лантхильда резко повернулась на голос и хлестнула Сигизмунда мокрыми волосами по лицу. Он поймал ее за косы. Потемневшие от воды, они были очень тяжелыми.
Сигизмунд взвесил их на ладони.
— Давай все-таки высушим волосы, — сказал он Латхильде. — Простудишься.
— Хаздьос… Во-ло-сьи висуцим — оой… — протянула Лантхильда, отбирая у Сигизмунда свою косу.
— Ничего «ой», потерпишь, — сказал Сигизмунд.
Сходил за феном. Лантхильда сидела на диване и с опаской следила за ним. Более догадливый кобель загодя уполз под диван. Только хвост остался.
Когда Сигизмунд включил фен, пес поспешно заскреб лапами под диваном, пряча в убежище и хвост. Лантхильда съежилась. Не одобряла она фена. Не одобряла и боялась.
— Ничего, ничего, — приговаривал Сигизмунд, водя феном над ее волосами.
— Ницего? Ницего? Оой… Суцим? Оой… — постанывала Лантхильда.
— Не суцим, а сушим. Су-шим. Скажи: «ш».
Лантхильда свистела, свиристела. Видно было, что очень старается.
— Умница ты наша, умница, — ворковал Сигизмунд и вдруг ни с того ни с сего завел прилипчивую песенку, которую давным-давно слышал в «Сайгоне»: — У Кота-Воркота наркота была крута…
Песенка понравилась Лантхильде отсутствием шипящих. Она принялась подпевать, сперва копируя слова бессмысленно, как птичка, потом с некоторым пониманием.
— Кот — это Мьюки, — пояснял Сигизмунд охотно (а фен в его руке устрашающе выл). — Воркот — это имя. Ик им Сигисмундс, мьюки ист Воркот. Кот-воркот.
— Ворркот, — вкусно рокотала Лантхильда.
Кобель, внезапно ожив, сделал резкий рывок под диваном и забился еще глубже.
— Наркотаа — ист?..
— Наркота ист плохо. Наркота ист срэхва. Причем такая срэхва, что не приведи Господи…
— Мьюки мис срэхва… Йаа…
— Крута — хорошая срэхва… То есть, ну такая сраная срэхва, что зашибись!
— Все… плоохо… у мьюки…
Лантхильда развеселилась.
— Да, но кот-то дурак, двалс, он-то думает, что у него все хорошо, понимаешь?
Вникнув в содержание песенки, Лантхильда принялась распевать ее с удвоенным энтузиазмом. После каждого раза она заливалась хохотом. Когда Лантхильда исполнила песенку в пятнадцатый раз, Сигизмунд выключил фен.
Волосы у нее уже подсохли, но еще оставались влажными. Хоть не мокрые — и то хорошо. Такие волосы просушить — рехнуться можно.
Сигизмунд протянул ей фен.
— Хочешь попробовать?
Лантхильда отстранилась. Покачала головой.
— Нет, — подсказал Сигизмунд.
— Неет…
— Боишься? Охта?
— Нии. Нии боисса…
— Неправильно. «Боюсь». Скажи: «боюсь».
— Баус.
— Маус, маус, во ист дайн хаус?
С этой малоосмысленной репликой Сигизмунд унес фен. Как только опасность миновала, кобель выбрался из-под дивана и завилял хвостом.
Лантхильда сидела на диване с ногами, обхватив себя за колени, покачивалась из стороны в сторону и шипела, как змея:
— С-с… с-с…
— Ш-ш… — подсказал Сигизмунд. — Это же очень просто.
— С-с, — упорно выдавала Лантхильда.
Сигизмунд осознавал, что даже под дулом нагана озверевшего украинского националиста ни один москаль не мог выговорить слово «поляниця» так, чтобы это удовлетворило придирчивого хохла.
— С-с, — трудилась Лантхильда.
— Скажи: «шуба».
Лантхильда помолчала. Напряглась. Покраснела, вытаращила глаза и вдруг выпалила яростным голосом:
— Ш-шуба!
— Ура! — закричал Сигизмунд. — Скажи: «шарф»!
— Ш-шарф!
— Скажи «поляниця», — потребовал Сигизмунд.
Она произнесла это слово с неожиданной лихостью. Стало понятно, что Сигизмунда как чистокровного москаля бендеровец бы шлепнул не задумываясь, а вот Лантхильду наверняка помиловал. И сала бы дал. И горилки бы налил. Абыдно, слюшай…
* * *
— Пора освежить в памяти избирателя и налогоплательщика светлый образ фирмы «Морена», которая живет, борется и побеждает.
Так патетически начал Сигизмунд краткое совещание с трудовым коллективом. Точнее, со Светкой.
Светка легла грудью на стол и попросила начальство уточнить, в какие именно органы оно желает дать рекламу.
— Не рекламу, Света, а бесплатные объявления. Рекламу пусть, этта, враги наши печатают. Йаа…
«Морена», как и множество других мелких рыбешек, традиционно давала объявления в газеты группы «Из рук в руки» и в «Рекламу-шанс».
— А не начать ли нам действовать шире, масштабней, — раздухарился Сигизмунд. У него было хорошее настроение. Заговорила Лантхильда по-русски, заговорила! — А не увековечиться ли нам в «Желтых страницах», а?
— Там же дорого, — усомнилась Светочка.
— Мы не будем давать рекламу. Дадим бесплатную информацию.
Светочка полезла за справочником. Справочник был гигантский, желтый, с множеством нарядной цветной рекламы и чудовищно неудобный в пользовании. Он был куплен на волне энтузиазма, после чего положен на полку. Когда требовалось куда-то позвонить, брали старый, весь исчирканный, справочник ПТС, либо незатейливо набирали 09.
— Ой, а это не «Желтые страницы». Это «Петербург На Столе-95».
— Какая разница… Поищи, там должен быть купон на размещение бесплатной информации.
Светочка перелистала справочник. Из него выпала жеваная белая бумажка.
Светочка наклонилась, подняла бумажку, радостно ойкнула.
— Ой, это та самая, гербалайфная! Я еще вчера вам говорила, а вы не верили!
— Дай-ка.
Сигизмунд взял бумажку в руки. Пока Светочка листала справочник, прочел:
«ВНИМАНИЕ! МЫ В ПРЯМОМ ЭФИРЕ! Вы имеете честь стать участником события, которое войдет в историю России. Впервые в Санкт-Петербурге крупнейший международный телемост, который соединит 80 городов Европы, Америки и Австралии. 150 000 человек в открытом телеэфире празднуют официальное открытие компании HERBALIFE INTERNATIONAL в РОССИИ!!! Суббота, 22 апреля, начало в 20.00, вход бесплатный»…
— Я же рассказывала, — не отрываясь от страниц справочника, говорила Светочка, довольная тем, что нашлось вещественное доказательство. — Прямо на православную Пасху и забабахали. Тут свечи, колокол, крестный ход, «Христос воскресе из мертвых», а напротив, нос в нос — эти гербалайфщики себя накачивают: ура, ура, добрый дядя из Америки привез нам мешок целебной травы…
— У Кота-Воркота наркота была крута, — скороговоркой проговорил Сигизмунд.
— Дела-а… — Он брезгливо отложил бумажку.
— Нашла. — Светочка аккуратно вырезала купон длинными ножницами.
Сигизмунд снял трубку, взял купон и набрал напечатанный там номер телефона.
— «Петербург На Столе», добрый день, — отозвался приятный женский голос.
— Я хотел бы разместить информацию о нашей фирме.
— Минуточку, переключаю.
В трубке дважды пискнуло. Другой женский голос, еще более приятный, произнес ту же сакральную фразу. Сигизмунд в ответ — бах! — свою сакральную фразу.
— Вы можете прислать нам купон, — предложил приятный голос, — а можете просто продиктовать… Одну минутку, я открою базу…
— Вы прямо в базу будете набивать?
— Конечно.
Сигизмунд продиктовал название фирмы, номер телефона.
— Будьте добры, уточните, пожалуйста, профиль вашей деятельности. Это для рубрики в «желтых страницах».
— А разве это не «Петербург На Столе»?
Девушка в телефоне засмеялась. У нее был веселый взрывной смех.
— Наш справочник состоит из двух разделов — «белые страницы» и «желтые страницы». В «белых страницах» фирмы размещаются по алфавиту, в «желтых» — по профилю их деятельности.
Сигизмунд замялся.
— Ну… все для животных. Корма, поилки, миски, дог-хаусы — возможно…
— Что? — изумилась девушка в телефоне.
— Конуры для псов, если точнее.
Девушка заржала. Ну и смех, подумал Сигизмунд, небось, в офисе у них все перегородки прошибает.
— Вы их под ключ возводите? — спросила девушка. — Нет-нет, это я так… Записываю… Конуры…
— Травим насекомых, — продолжал Сигизмунд.
На этот раз ему пришлось отвести трубку от уха, чтобы не оглохнуть.
— Извините, — сказала девушка.
— Да нет, ничего. Мне даже приятно.
— Так в какую рубрику вас поместить?
— А можно в две — уничтожение бытовых насекомых и зоотовары?
— К сожалению, нет. Только в одну. Выбирайте, какая вам дороже.
— Светка, что нам дороже — зоотовары или травля?
— Вам видней.
— Я тебя как бухгалтера спрашиваю.
— Травля.
— Бухгалтер говорит — травля нам дороже. Скажите, девушка, а сколько у вас стоит реклама?
— Я могу передать ваши данные агенту. Он с вами созвонится, придет в удобное для вас время…
— Да нет, не надо. Спасибо.
— До свидания. Благодарим вас за то, что обратились к нам, — произнесла смешливая девушка еще одну сакральную фразу.
Фирма Сигизмунду понравилась. Здесь разговаривали вежливо и в то же время душевно. Настроение у него поднялось еще больше.
— Ну, и зачем нам это нужно? — спросила Светочка кисло.
— Понятия не имею, — отозвался Сигизмунд. — Пусть будет…
* * *
Лантхильда встретила Сигизмунда сияющая. В доме вкусно пахло выпечкой. Духовку освоила, смотри ты.
Изделие Лантхильды было чем-то средним между хлебом и пирогом. Пирог по форме, хлеб по содержанию.
— Хлиифс, — объяснила Лантхильда.
— Хлеб, Лантхильда, хлеб.
Она махнула рукой: мол, какая разница, лишь бы вкусно было.
«Хлиифс» действительно оказался вкусным, так что Сигизмунд, умяв с молоком полкаравая, пришел в окончательное благодушие.
— Рассказывай, красавица, чем тут без меня занималась?
— Ле-жала, — честно сообщила Лантхильда.
Сигизмунд заржал.
— А еще?
— Си-дела…
Сигизмунд погладил ее по волосам.
— Умница ты моя…
Впрочем, оказалось, что Лантхильда не только лежала и сидела. Она еще приобщалась к искусству. Сигизмунд увидел несколько альбомов, снятых ею с полки. Удивил выбор — «Графика XX века», «Руанский Музей Изящных Искусств».
Лантхильда быстро, возбужденно заговорила, выхватила «Руанский Музей» и раскрыла его на одной картине. Ни античное наследие, ни изыски академистов Лантхильду не увлекли. Ее внимание всецело было захвачено мрачноватым полотном какого-то не известного Сигизмунду Эвариста Люминэ. Если имя художника он с грехом пополам разобрал, то название картины, написанное, естественно, по-французски, осталось для Сигизмунда такой же тайной, как и для Лантхильды.
Картина была завораживающе созвучна музыке Вагнера. По полноводной, подернутой предрассветным туманом реке медленно плыл плот. На плоту на бурых подушках из мешковины покоились бок о бок двое мертвецов. Они были завернуты в саван и закрыты богато расшитым покрывалом, но лица их оставались открыты. Мертвые глаза спокойно вглядывались вдаль. В ногах у них горела свеча. В поставце стояла икона, увитая розами. От картины веяло жутью и покоем.
Лантхильда долго, вдохновенно говорила об этой картине — объясняла. Русских слов ей катастрофически не хватало. Вместе с тем Сигизмунд видел, что произведение Эвариста Люминэ оставило глубокий след в ее душе. Картина и вправду была хороша. Может быть, немножко чересчур красива.
Наконец, Сигизмунд сообразил, что Лантхильда давно и с жаром его о чем-то спрашивает. Он не понимал, о чем. Тогда она прибегла к испытанному средству
— к пантомиме. (Хорошо, Аська не видит. И ее придурок-реж — тоже.)
Лантхильда бойко соскользнула с дивана, улеглась на полу, вытянув руки вдоль туловища, и застыла, изображая мертвеца. При ее довольно-таки костистом лице и слабой мимике изображение вышло устрашающе удачным. Она закатила глаза, слегка приоткрыла рот, поблескивая зубами. И даже дышать перестала.
Сигизмунда неожиданно охватил панический страх. Сигизмунд-разумный понимал, конечно, что это только пантомима. Но Сигизмунд-спятивший мгновенно поверил в лантхильдину смерть и пришел в ужас.
Он бросился к Лантхильде, схватил ее за плечи и начал трясти.
— Никогда больше так не делай, поняла? Никогда!
Она открыла глаза и заржала, страшно довольная.
Потом вдруг сделалась серьезной, снова пересела на диван и заговорила, показывая то на мертвецов с картины, то на Сигизмунда.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51