— Ну, Лантхильд, пора. Покажи, чему ты научилась. Верх, низ, право, лево.
Девка распевно повторила:
— Верх-нииз… право-леево…
— Отлично, — сказала Татьяна. Она заметно повеселела.
Взяв указку, пошла к таблице.
— Вы по ней постучите, Таня, — присоветовал Сигизмунд. — Чтобы внимание привлечь.
Таня поглядела на Сигизмунда с удивлением, но совету последовала. Постучала по первому колечку.
Девка сказала:
— Нииз…
— Она не видит, — сказала Татьяна. И пошла менять стекло.
Мурыжились минут двадцать. Выяснилось кстати, что девка действительно путает право и лево, потому что показывала она правильно. После всего, что Сигизмунд успел о девке выяснить, этому он не удивился.
Для контроля Сигизмунд предложил проверить Лантхильду дополнительно.
— Скажите, Таня, у вас таблица со зверюшками имеется?
— Да, — сказала Татьяна, — но ведь вы, как я поняла, дхарским не владеете?
— Собаки там есть? Кошки?
Татьяна кивнула.
— Свиньи? — добавил Сигизмунд.
Татьяна вывесила детскую таблицу. Вопросительно посмотрела на Сигизмунда.
— Покажите ей мелких собак, кошек и свиней, — сказал он. — Эти слова я по-дхарски знаю.
Татьяна вдруг фыркнула. Ей тоже сделалось смешно. Даже печалиться забыла.
— Лантхильд, хво? — вопросил Сигизмунд, когда указка ткнула в борова.
— Свиин, — поведала девка.
— А это хво?
— Хундс…
— А это?
— Мьюки…
— А это?
Пошли совсем уже крошечные, тараканоподобные зверьки.
— Гайтс, — сказала девка.
Сигизмунд подошел к таблице поближе. Он и сам со своего места уже не видел.
— Коза, что ли? Или врет она? Вы ей хряка покажите.
Указка перешла на свинью, которая была безошибочно охарактеризована девкой как «свиин».
Дальше Лантхильде показывали красные и зеленые пятна, определяли расстояние между глаз — оказалось, ужасно широкое, семьдесят миллиметров. Диоптрии у девки были серьезные: минус пять и минус шесть.
— Стекла толстые будут, — сказала Татьяна. — Вы уже подобрали оправу?
— Да. Золотую.
Татьяна поглядела на Лантхильду, которая все еще маялась в оправе-стенде и отдаленно напоминала инопланетянина.
— Тонкая плохо удержит толстые стекла.
— И что делать? — Сигизмунд вдруг почувствовал раздражение. — В чем ей ходить? В пластмассе этой розовой… как свиин?
Татьяна освободила Лантхильду от монстра.
— Дело ваше, — сказала она прежним унылым тоном. — Все в принципе решаемо. Поставьте пластиковые стекла, так даже лучше.
— Слышь, Лантхильд, — развязно обратился к девке Сигизмунд. — Пластиковые глаза тебе лепить будем.
Лантхильда не поняла, но на всякий случай важно сказала:
— Таак…
Татьяна с подозрением покосилась на Лантхильду, на Сигизмунда. Подвох почуяла. Спросила тихо:
— Что за дхары такие?
— Беженка дхарская, из тайги, — охотно объяснил Сигизмунд. — Дхары — они по Амуру живут. Там по соседству тунгусы, которые обманчжурились. Сейчас их самоопределение заедать стало, выдавливать начали дхаров. Ну а как тунгусские националисты ополчились, так и пошли беженцы дхарские…
— Они христиане, что ли?
Татьяна поглядела на девку с симпатией. Сигизмунд вспомнил почему-то обращенного в православие Федора и решил глобально разочаровать Татьяну.
— Язычница… Шаманистка.
— Ой! — сказала Татьяна. — До сих пор сохранились? — И на Сигизмунда поглядела отстраненно, как на зачумленного (ну точно из недавно обращенных в православие девица!)
Сигизмунд с удовольствием рассказал ей обо всем. О предках в сейме. О Радзивилле. О Понятовском. О Сигизмунде-Августе наконец! О Варшавском восстании «За нашу и вашу свободу!» — слышали?
О восстании Татьяна слышала. Из любимого детского сериала «Четыре танкиста и собака».
Ну вот, и укатал после восстания проклятый царизм сигизмундовых предков в дальнюю Сибирь, куда и Макар телят не гонял… А там — сами понимаете… дхары.
Татьяна покивала. Понимала. Дружба народов, невзирая на языческие заблуждения и полную нерусскоязычность.
— И вот упала как снег на голову. Из дальней родни. Ссыльные повстанцы роднились с дхарами — дхары-то поляков в одна тысяча восемьсот шестьдесят шестом году как братьев приняли… Об этом даже передача как-то была… По радио…
Тут из магазина снова донесся зов:
— Таня!
— Извините, — сказала Татьяна.
Сигизмунд поднялся, взял Лантхильду под руку и вытолкал из кабинета. Навстречу уже пер новый клиент — с отстраненной благожелательной улыбочкой нес брюхо какой-то «новый русский». Из не очень крупных.
Пока делались очки, Сигизмунд повел Лантхильду в кафе, благо рядом. Кофе с мороженым употреблять.
К кофе Лантхильда отнеслась вполне адекватно. Успела пристраститься. По просьбе Сигизмунда, сахара ей положили в два раза больше, чем в обычную порцию.
Мороженое девку изумило. Видать, туговато в тайге с мороженым. Впрочем, чего удивительного. Все деньги наверняка сходу пропиваются.
Поковыряла розовые и коричневые шарики ложечкой. Попробовала. Сказала:
— Иис…
— Айс криим, — подсказал Сигизмунд по-английски.
— Нии. Иис йах снэвс…
— Это тебе, девка, не сугробы жевать. Это мороженое. Мо-ро-же-ное.
— Иис, — тянула свое девка.
Тут Сигизмунд поймал маслянистые взгляды каких-то кавказцев, устремленные на Лантхильду. Нордичность девкина их манит. Своих баб у них, что ли, мало?
По счастью, эпизод с кавказцами ни во что не вылился, потому что был оборван совершенно дикой выходкой Лантхильды.
В кафе вошла семейная пара. Оба — явно околопенсионного возраста. Предки этих супругов, а может, и они сами в детстве, ездили на оленях по тундре. Это было видно сразу. Но они долго жили в Питере, между собой говорили по-русски и ничем в толпе не выделялись. Разве что чертами лица — широкими скулами, узкими глазами. Да еще неизбывной приверженностью к пышным меховым шапкам.
Они взяли себе кофе и сели за соседний столик. Начали о чем-то разговаривать.
Глядя на эту симпатичную пожилую пару, Сигизмунд втайне раскаивался, что возвел напраслину на целый народ и вешал Татьяне на уши лапшу, повествуя об озверевших от падения метеорита и вконец оманчжурившихся тунгусах.
От раздумий Сигизмунда оторвала девка. Под столом она вцепилась в его руку. Он поднял на нее глаза — она побелела, как сметана. Даже губы стали серые. Плохо ей, что ли?
— Ты чего? — спросил он.
Девка не отвечала. В ужасе косила глазом на мирных пенсионеров. Потом сползла со стула и на полусогнутых ногах, тихо-тихо, двинулась к выходу. Брошенный Сигизмунд вскочил и побежал за ней. Успел услышать еще, как кавказцы что-то сказали в спину — явно обидное — и заржали.
Сигизмунд поймал Лантхильду в десяти шагах от кафе. Схватил за руку. Рявкнул:
— Что?!.
Она показала в сторону кафе. Он не понял. Она еще раз показала на кафе, потом растянула глаза к вискам и в довершение пантомимы провела себя ладонью по горлу.
Они стояли на тротуаре. Народ обтекал их, многие оглядывались. Лантхильда тряслась от страха. Сигизмунд уже знал, что она не притворяется. Она никогда не притворяется. По крайней мере, все то время, что он ее знал.
Тут дикая мысль посетила Сигизмунда. А что, если все наплетенное им об озверелых тунгусских фундаменталистах — правда? Может, девка — действительно какая-нибудь дхарская беженка из тайги? Может, такие же раскосые у нее всю родню вырезали?
Да нет, бред. Кого чукчи могут вырезать? Они моржа-то подчас завалить не могут.
Стоп. О моржах ни слова.
Ладно, дома расспросит. Пора очки забирать.
К оптике надо было идти, слава Богу, не мимо кафе. Поэтому девка легко дала себя увести. По дороге обидчиво говорила что-то. Насколько понимал Сигизмунд, распекала его. За беспечность, видать, укоряла.
Получив заказ и расплатившись, Сигизмунд водрузил очки девке на нос. Вид Лантхильда обрела очень строгий. Глазами за стеклами похлопала. Потом подпрыгнула, забила в ладоши. Мрачноватые продавщицы невольно заулыбались. Самая неприветливая вдруг сказала:
— Заходите к нам еще.
* * *
По дороге домой и дома девка глядела на все с глубочайшим изумлением. На Сигизмунда то и дело поглядывала, будто в первый раз видит. На кобеля воззрилась. Даже засмеялась от радости.
То снимала очки, то снова цепляла их на нос. Сравнивала, видать. Перед зеркалом вертелась. Лоб хмурила. Вид имела важный, ученый.
— Ну девка, — сказал Сигизмунд, — ты теперь прямо Софья Ковалевская!
Лантхильда изящности сравнения не оценила. Сигизмунд прозревал, как бьется за гладким девкиным лбом незатейливая мысль: пыталась осознать, что же такое с ней, с девкой, произошло?
Сигизмунда осчастливить решилась с неохотой: сняла очки с носа и на него надеть пыталась. Сигизмунд очки отверг, проворчав:
— Ты бы еще на кобеля их нацепила, макака…
Девка с видимым облегчением вновь вступила в единоличное владение продукцией Мильденбергероптик.
Сигизмунд оставил Лантхильду осваиваться с новшеством и поехал в «Морену».
Как приехал, сразу завертелся. Светочка сказала, что звонили первые субарендаторы. Отказываются. Нашли себе получше. Сигизмунд сказал: «не очень-то и хотелось», но на всякий случай перезвонил — удостоверился и расставил все точки над «ы», как выражался в таких случаях боец Федор.
Почти тут же отзвонил ГРААЛЮ. Давайте, ребята, дерзайте. Путь свободен.
Потом ездили с Федором за кормами. Привезли в контору. Светочка спросила, можно ли ей отсыпать для кошки.
— У тебя же не было кошки, Светка?
— Котеночка завели, — поведала Светочка.
Сигизмунд только рукой махнул. Мол, котят таким дерьмом кормить…
Светочка прогрызла ножничками маленькую деликатную дырочку в боку бумажного мешка. Отгребла себе немножечко в кулечек.
— Да что ты как украла.
— Так ведь и украла, Сигизмунд Борисович.
— Ну так пойди и взвесь, а я с тебя потом в день получки вычту.
Светочка обиделась.
Сигизмунду было некогда утешать Светочку. Он почти сразу же уехал — развозить продукцию по точкам. В одном месте разругались. Разговоров о ничтожном конфликте хватило аккурат на всю дорогу до следующей точки, причем говорил в основном Федор, а Сигизмунд больше соглашался. Возмущался Федор цветисто, разнообразно и забористо, с примерами из своей армейской жизни, а также из жизни шурина. Слушать Федора было интересно.
Потом ездили за химикатами. Проезжали по Обводному каналу. Дорога здесь — мягко говоря… Всякий раз дивуешься, что в канал еще не полетел, решетку своротив. Печально закончить жизнь вот так, в жидком дерьме, именуемом водами Обводного канала…
Таковы были незатейливые мысли Сигизмунда. Федор же об ином вдруг задумался. Попросил остановиться минут на пятнадцать. Мол, в храм ему надо зайти. Потребность ощутил.
Сигизмунд любопытства ради потащился вместе с Федором. Вошли, сняли шапки, попривыкли к теплу и полумраку. Федор решительно перекрестился три раза и истово приложился к храмовой иконе. Сигизмунд прикладываться не стал, мял шапку, ждал Федора.
Федор явно не знал, чем еще в храме заняться. Постоял, повертел головой по сторонам. Потом еще раз трижды перекрестился и опять истово приложился к храмовой иконе. Решительно двинулся к выходу, нахлобучив шапку раньше времени.
Они вышли из храмового помещения на лестничную площадку, пересекли ее и зашли во второе крыло здания — на кухню. На кухне сейчас никого не было, кроме одной мрачной тетки в белом, обсыпанном мукой платке. Федор хозяйски оглядел помещение на предмет возможного возвращения муравьев. Муравьи не возвращались. На всякий случай Федор осведомился у тетки — как. Тетка подтвердила: неприятеля ни слуху ни духу.
По всему было видно, что Федора здесь знают. С кухни гнать не торопились. Наметанным глазом Сигизмунд мгновенно выхватил белеющий в углу «Восход-40»
— кошачий гальюн. Швейковские задатки бойца Федора приятно радовали сердце.
Мьюки имелась тут же — сидела, задумчиво глядя на собственный хвост. Была раскормлена и пушиста. В ответ на «кис-кис» Сигизмунда одарила его холодным, презрительным взглядом. Встала, потянулась и пошла куда-то по своим делам.
— Ну что, — бодро сказал боец Федор, — здесь, вроде бы, все в порядке. Идемте, Сигизмунд Борисович.
Сигизмунд неловко сказал «до свиданья», на что тетка никак не отреагировала, и они с Федором затопали вниз по лестнице.
— Я гляжу, Федор, ты здесь совсем уже своим заделался, — заметил Сигизмунд.
— Ну… хожу, — сказал Федор. — Взял индивидуальное шефство. Меня отец Никодим на исповедь таскал. Я вам, Сигизмунд Борисыч, так скажу: с парашютом прыгал ночью — ничего не боялся, а тут чуть не обоссался с перепугу.
— А чего обоссался-то? — спросил Сигизмунд.
— Сходите сами и узнаете, — ответил Федор нагло. И без всякого перехода осведомился: — А вы, кстати, хоть крещеный?
— Вроде.
— Вроде у бабки в огороде. Воцерковляться надо, не то пропадете. По себе понял.
И снова они медленно ползли вдоль Обводного. В районе «Красного треугольника», теперь просто «Треугольника», попали в пробку и заглохли вовсе. Постояли, позлились. И тут заметили, что судьба остановила их как раз возле большой железной двери с надписью «Скупаем книги». Всю жизнь живя в России, оба давно усвоили закон: не та надпись истинна, что золотыми буквами по граниту выбита, а та надпись истинна, что авторучкой да кривыми буквами на картонке накарябана. Именно так и выглядела надпись «Скупаем книги», почему и Сигизмунд, и Федор ощутили вдруг необоримое влечение к железной двери.
Кое-как притерли машину к тротуару, припарковались и решительно направились в помещение.
Лавочка гостеприимством не блистала. Дверь была мощной, за дверью громоздились и чудом не падали пыльные стопы увязанных на макулатуру книг: от желтых брошюрок Апрельских тезисов до глобальных собраний Карла Маркса и решений съездов КПСС.
Пролавировав между стопками, они выбрели в закуток, где имелись два крупных, ханыжистого вида молодых человека. Они о чем-то дружески беседовали, обильно уснащая речь матерком.
Сигизмунд с Федором быстро переглянулись. Сигизмунд сразу направился к полкам, ломившимся под тяжестью книг.
Федор повел плечами и пружинящим шагом направился к молодым людям. Те мгновенно прекратили разговор и воззрились на Федора. Явно узнали своего, потому что воззрились без напряга, почти приветливо.
Сигизмунд поначалу краем глаза поглядывал на Федора, а потом и вовсе поглядывать перестал. Боец делал свое дело споро, из закутка уже доносился приглушенный хохот (небось, про шурина рассказывал). Потом удивленное восклицание Федора: «Бля, мужики! Таракан! Они что, книги едят?» и после краткого, видимо, циничного разъяснения: «Ну вы, бля, даете».
…На полках стояли книги — те самые, за которыми в застойные годы гонялись, выстаивали очереди. Макулатуру собирали. Теперь на хрен никому не нужны.
Сигизмунд ходил, смотрел, рассеянно перелистывал. Дрюон, Кронин, Дюма, Моэм… Пестрая россыпь более поздней «северо-западовской» лабуды: все эти одинаковые переводные романы, где герои — явно от нечего делать — то и дело спасают Вселенную, чудом не лопаясь от гормонов… Абзац — подвиг, абзац — подвиг…
Из закутка гибким движением — как Шер-Хан из джунглей — выскочил на мгновение Федор. Был красноват и немного вспотел. Шепнул почтительно и интимно:
— Сигизмунд Борисович!.. Визиточку!.. — И чуть громче, явно на публику: — Ребята уж больно…
Сигизмунд вынул из кармана две визитки. Вручил Федору. Федор схватил и одним прыжком скрылся в джунглях. Оттуда вновь донеслись приглушенные голоса и взрывы мужского хохота. И с гормонами у ребят все в порядке, и здоровьичко еще не шалит…
Сигизмунд выждал еще с минуту, а потом недовольно, начальственным тоном буркнул:
— Федор!.. Время, время!.. Хочешь, после работы приходи и тренди, сколько влезет…
И, не дожидаясь ответа, стал пробираться к выходу. За спиной он слышал, как Федор торопливо прощается:
— Ну так, ребята, договорились. Все пучком, все пучочком. И пивка! Ну, конечно… Ага…
И по немыслимой траектории обогнув обреченного макулатуре Фридриха Энгельса, устремился за Сигизмундом.
Когда тяжелая железная дверь закрылась за ними, Сигизмунд с Федором хлопнули друг друга по плечу и дружно заржали. Отдышавшись, Федор перешел на деловитый тон.
— Слышьте, Сигизмунд Борисыч, я у них тараканов разглядел — отпад. Знаете, этих, с похотливой такой, тупой мордой… Они и там живут, где вообще жрать ничего. Я во че думаю: я к ребятам пойду, БТТ с собой немножко возьму… Одного отловлю для пробы и прилюдно казню. Для убедительности. Я к ним с пивком сегодня приду, договорился. На абонемент ребят поставим. Хорошие ребята. Мне понравились.
Они выбрались, наконец, из пробки и доехали до Лермонтовского. Здесь Сигизмунд остановился.
— Я в контору не поеду, — сказал он. — У меня еще дела в городе. Давай я тебя здесь высажу. Мне оттуда выбираться геморройно.
Федор вылез. Сигизмунд закурил и хотел было трогаться, когда Федор, нагнувшись, постучал по стеклу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51