Все не так плохо, как вам кажется. Общение со СКОРПИОНАМИ и КОЗЕРОГАМИ может вернуть вам веру в себя и в свои силы. Наиболее благоприятный день для вас на этой неделе — пятница.»
…Я купил себе гороскоп. И ты купил себе гороскоп. Дева слева в Близнецах, Козерог о трех яйцах — Вот наш гороскоп!..
Ах, Мурр. Прозорливец…
…Светочка явилась на работу раньше, чем ожидалось. Очень удивилась, завидев Сигизмунда. Редко когда баловал начальник своих подчиненных таким служебным рвением.
Конечно уж сразу унюхала, что курил. Возмущаться стала.
— Да будет тебе, Светка, — лениво сказал Сигизмунд. — Давай, я форточку открою.
— Нет уж, Сигизмунд Борисович, я сама.
Светочка расстелила на своем рабочем столе «Бизнес-шанс» и залезла с сапожками на стол. На Светочке было мини. Сверкнув трусиками, потянулась к форточке.
Сигизмунд ухватил ее за ладную попку.
— Что же это ты, Светочка, по такому морозу в тонких колготочках ходишь.
— Не приставайте, Сигизмунд Борисович. В Америке за сексуальные домогательства на работе в тюрьму сажают.
— На электрический стул, — сказал Сигизмунд.
Дверь открылась и вошел боец Федор.
— У, — сказал Федор, — сильно. Если я не вовремя, то подожду за дверью. Вы не стесняйтесь.
— А мы и не стесняемся, — сказал Сигизмунд.
— Светка, если шеф тебя притесняет, приходи ко мне жаловаться! — крикнул Федор, действительно выходя за дверь.
Сигизмунд помог Светочке спуститься со стола и позвал:
— Да ты что, Федор. Мы уже закончили.
Федор снова вошел. Был подтянут и бодр.
— Поставлю чайник, — объявила Светочка. Забрала чайник, грязные чашки и вызывающе процокала в коридор.
Из раскрытой форточки свистало морозом. Федор покосился на окно.
— Может, закрыть? — предложил он.
— Какой ты несознательный, боец Федор. Светочка старалась, лазила — а ты сразу закрыть.
— А… Разве она за этим на стол лазила? — спросил Федор очень нагло.
— А ты, Федор, небось гадости всякие подумал про шефа. Некрасиво.
— Да не… Что я, не человек, что ли?
Сигизмунд посмотрел на раскрытую форточку и сказал:
— Знаешь что, Федор. Закрой ты ее, честное слово. Эта Светка с ее любовью к чистому воздуху нас всех доконает.
Федор с готовностью выполнил приказ.
Чайник закипел. Чай заварился. Утро начиналось расслабленно и мирно. Подчиненные пили чай, начальник посасывал печенье и баловал их чтением астрологического прогноза.
— Ты у нас, Светочка, кто?
— Овен, — закокетничала Светочка. — Сто раз же говорила. Непамятливый вы, Сигизмунд Борисович.
— Смотря на что, — сказал Сигизмунд. И зачитал с выражением: — «Для ОВНОВ неделя очень напряженная. Много мелких неприятностей, еще больше анекдотических ситуаций, связанных по большей частью с работой. Наиболее удачные дни для вас на этой неделе — понедельник и суббота.»
— Анекдотические ситуации? — переспросила Светочка. — Связанные с работой?
— Не вздумай тут балаган разводить, а потом на гороскоп ссылаться. Мол, звезды заставили. Учти, Светлана, тебя звезды не заставляют балаган разводить.
— Что-то я вас не пойму, Сигизмунд Борисович.
— Это потому, что ты, Светлана, непонятливая.
— А у Федора что? — спросила Светочка. Ей надоело пикироваться с шефом.
— Так, Федор, ты у нас Телец. — Сигизмунд снова зашуршал газетой. — Это я помню. Будущий бык. — И осчастливил: — «Для ТЕЛЬЦОВ неделя может стать на редкость удачной. На мелочи лучше не распыляться, сосредоточьтесь на том, что сами считаете главным. Начиная с вечера среды — успех в любовных делах.»
Федор вдруг омрачился.
— Бесовство все это, — сказал он.
Сигизмунд вынырнул из-за газеты.
— Что?
— Волхование бесовское, — еще мрачнее определил Федор. — Мне батюшка уши оборвет.
— А вообще-то сбывается, — заметила Светочка.
— Отец Никодим-то? Непременно оборвет, — с удовольствием подтвердил Сигизмунд. — Я с ним по телефону поговорил — и то у меня уши на ниточках повисли…
— Преследование по религиозным основаниям, — заметила Светочка. — В Америке за это в тюрьму сажают.
— Слушай, Светка, что ты вчера такого читала?
— Я не читала, я ток-шоу по шестому каналу смотрела.
— Здесь не Америка, — солидно молвил Федор, прихлебывая чай. — Америка — она от своей бездуховности гибнет. И лютеранства. Баптизма всякого. Мормонства растленного. А здесь — Россия. Особый путь у нее, вот.
— Византия здесь дремучая, — сказал Сигизмунд. — Только еще хуже.
— Не хотите — не верьте, — обиделся Федор. Он допил чай и ушел мыть свою чашку.
Светочка изумленно посмотрела ему вслед.
— Что это с ним?
— Православный он у нас теперь, Светлана, — сказал Сигизмунд с печалью. — Вот что. Его отец Никодим обратил.
Светочка призадумалась. Еще чаю себе налила. Когда Федор вернулся, приставать стала: как по-православному языческое имя Светлана будет? Языческое ведь имя, да?
Федор сказал, что спросит у батюшки.
А Сигизмунд спросил:
— Слушай, Федор. Не шутка. Есть какой-нибудь святой, которому об упреждении пожаров молиться надо?
Федор, атакуемый с двух сторон, глядел исподлобья. Не понимал, насмехаются или как. Сказал, что спросит. Может, и есть такой святой.
Сигизмунд дружески взял его за плечи.
— Ты, Федор, не куксись. Если такой святой есть, я ему свечу поставлю. Я ведь крещеный, только в церковь не хожу.
— А это вы зря, Сигизмунд Борисович, — строго сказал Федор. Потом подумал и добавил: — Я насчет вашей проблемки-то узнаю, не беспокойтесь. Только я так вот думаю: тут в комплексе рассматривать надо. Как при страховании. Чтобы уж совсем от наездов, от пожаров, от инфляции… У шурина один был друг, вместе служили, он потом на воздушных шариках состояние сколотил — так он в «черный четверг», когда доллар-то скакнул, застрелился. Натурально. В такой грех ввели.
Сигизмунд вдруг ощутил зависть. Не дано ему было так вот сразу, легко и истово, уверовать. Не дано.
Бесцеремонно врываясь в мысли Сигизмунда, зазвонил телефон. Федор взял трубку. Уставным тоном доложил:
— Это вас, Сигизмунд Борисович.
И протянул ему трубку — отточенным, резким движением. Как на командном пункте.
Сигизмунд уловил краем глаза, что Федор подмигнул Светочке. Баба звонит, не иначе.
С тяжким предчувствием взял трубку.
— Морж у аппарата.
Не сразу понял, кто говорит. Вместо ожидаемого недовольного «Але, это Наталья» услышал задыхающуюся скороговорку. Потом сообразил: Аська. Сразу повеселел, полюбезнел.
Глядя на Сигизмунда, Федор многозначительно подвигал бровями. Потом отвернулся. Из деликатности.
Светка тыкала пальчиком в калькулятор. Была недовольна.
Аська вышла из головокружительного романа. Шестого на памяти Сигизмунда. Желала тепла, понимания, общения с давним другом. Говорила, что одна подруга, уезжая, оставила ей на прокорм крысу — представляешь? — беленькую такую, хорошенькую крыску с красненькими глазками, так эта крыска проела свою коробку и в первую же ночь утекла на кухню и живет теперь за холодильником, и грызла там все что-то, грызла, а потом прогрызла и оказалось, что это провод от холодильника, и холодильник за ночь отморозился и протек к соседям, теперь у них пятно на потолке…
Сигизмунд стал осторожно выяснять, что же от него-то, Сигизмунда, в данной ситуации требуется: тепло с пониманием, поимка крысы или побелка потолков у соседей. Оказалось, что требуется проводок припаять обратно.
В принципе, видеть Аську Сигизмунду хотелось. И даже очень. Соскучился. И интересно, в какой цвет она свой ежик выкрасила? Однажды Аська все волосы на теле покрасила фиолетовым. Даже там, где не видно. То есть, кому не видно, а кому и очень видно. Смешно было. У нее потом щипало, она сбрила и мазала чем-то жирным. Тоже смешно было.
— А как ее током не уделало? — спросил Сигизмунд.
— Кого?
— Крыску.
Оказалось — потому, что беленькая такая, славненькая, с красными глазками, виварная…
— Ну, вечером… после работы заеду. Только не рано.
— Ладно, я тогда спать лягу.
Оказалось, Аська еще не ложилась. Крыску из-под холодильника выковыривала. Безуспешно.
Сигизмунд положил трубку. Поразмышлял. Светочка решила не обижаться — толку-то. У нее, Светочки, между прочим, муж есть. И боец Федор всегда готов. Да и Сигизмунд Борисович от нее никуда пока что не делся.
— Кстати, Сигизмунд Борисович, — сказал Федор. — Я тут вот что подумал… Вы Николаю Угоднику поставьте. Он, как говорится, оптом… в комплексе. И от потопа, и от пожара. Лысый такой, с крестами на плечах.
Федор повозил пальцами у себя на плечах, будто рисуя погоны.
— Спасибо, — сказал Сигизмунд.
— Поставьте, поставьте, — уже уверенно присоветовал Федор. — Хуже не будет.
— Да, — задумчиво проговорил Сигизмунд, думая о девке и вообще обо всем, — хуже уже не будет.
* * *
Светочка погрузилась в свой бесконечный отчет. Заехал Генка, завез деньги. Был обозван мудаком. Уехал.
Сигизмунд пересчитал деньги. Убрал в бумажник. Федор осуждающе сказал:
— А че вы его мудаком-то?
— Оздоровительная процедура, — пояснил Сигизмунд. — Вот вы с шурином…
— А… — понимающе сказал Федор.
Сигизмунд склонился над своим бизнес-ежедневником. Принялся там что-то черкать. Сегодня в полдень должны прийти какие-то — снимать помещение. Если им сдадут.
…А в голове назойливо вертелось почему-то:
Я купил советский кондом.
И ты купил советский кондом…
Аська тоже эту песню любит. И петь пытается. Получается смешно.
Ровно в двенадцать, что называется — с ударом пушки, в офисе нарисовалось два молодых человека. По поводу субаренды помещения. По виду оба — примерно середины семидесятых годов рождения. Сразу видно, что приносить пользу социалистическому отечеству не обучены. Впрочем, вежливые. И точные. Это хорошо.
— Здравствуйте.
И ноги вытерли — о порог пошкрябали.
— Добрый день, — отозвался Сигизмунд холодно.
— Мы по поводу субаренды.
Улыбка приветливая, но сдержанная. Хорошо, хорошо…
— Да, пожалуйста.
Сам с места не встает, ждет. Еще более небрежно сел, авторучкой пристукнул по ежедневнику. Боец Федор встал в дверях, скрестив руки. Хорошо стоит. Это он молодец.
— Вы давали объявление в газете?
— Да, да. Разумеется.
…Мы их склеим к херу хер
И получим монгольфьер.
Советский кондом!..
Ребятки представились. Того, кто пониже, звали Сергеем; того, кто повыше, — тоже Сергеем. Неназойливо и некучеряво.
Тот, что пониже, востроглазенький, быстренько-быстренько стрельнул влево-вправо, все ощупал. На первый погляд остался доволен. Второй продолжал приветливо улыбаться.
— Помещение хотелось бы посмотреть.
— Пойдемте.
Сигизмунд встал, ребятки двинулись за ним. Шествие замыкал Федор. Светочка даже глаз не подняла.
— Ну вот, видите. Двадцать метров, окно. Довольно светлое помещение. Отсюда еще ход. Вторая смежная, восемнадцать метров. Восемнадцать с половиной, если точнее. Окошко зарешеченное. Там сейчас дверь есть заколоченная. Если хотите сделать отдельный выход, то можно открыть…
…Я купил билет на видак.
И ты купил билет на видак.
Посмотрели — обалдели,
В джинсах дырка, встал елдак.
Вот это видак!..
…Тьфу ты, вот привязалось! Тут о серьезном, а я…
Ребятки ходили, заложив руки за спину, кружили, глядя в потолок, оценивая окна, двери. Перебрасывались репликами «ну», «ничего», «прилично», «а если здесь…»
Спросили насчет телефона. Сигизмунд сказал, что один номер может отдать. Ребятки покивали и походили еще.
О цене спросили. Ненавязчиво так. Как бы между прочим, без знойного интереса.
— Четыреста, — сказал Сигизмунд.
Ребятки переглянулись. Тот, что повыше, кивнул.
— Подходит, — сказал второй. И сразу пошел, дверь заколоченную трогать.
— Открыть можно, — сказал Сигизмунд.
— Хорошо. Когда можно въехать?
— Вопрос решается. Через пять дней позвоните. До вас приходили. Через пять дней они дают ответ. Если откажутся, вам сдадим.
— Лады. Мы вам телефон оставим, если те раньше откажутся.
Он протянул визитку. Визитка была модная, в вертикальном исполнении. Ребята представляли торгово-закупочную фирму ГРААЛЬ. Сигизмунд повертел в руках визитку. Осведомился — в самых общих чертах — о сфере деятельности ГРААЛЯ.
— Консервы, — кратко ответил молодой человек повыше.
— Посетителей к вам много будет ходить?
— Нет, посетителей не будет. Опт. Тут только наши будут сидеть.
— Сколько?
— Трое. Еще один сотрудник и нас двое.
Помолчали. Потом тот, что повыше, спросил:
— А у вас, простите, какой профиль?
— Зоотовары, мелкий опт. Инсектицидная деятельность.
Они опять переглянулись, кивнули друг другу.
— Значит, через пять дней.
Сигизмунд протянул руку сперва тому, что повыше, потом второму.
— До свидания.
— До свидания.
Дверь закрылась.
— А что, — подал голос Федор, — нормальные ребята. Не то что те приходили… Морда, морда, я кирпич, иду на сближение…
Светочка хихикнула.
Глава седьмая
Дома Сигизмунда неожиданно встретил запах съестного. Поначалу ему даже показалось, что он не к себе пришел. Уже очень давно никто, кроме голодного кобеля, его дома не ожидал.
Но кобель — вот он, вертится и подпрыгивает, извиваясь.
Из кухни застенчиво вырулила Лантхильда. Остановилась шагах в пяти, склонила голову набок и потупилась.
— Это что? — спросил Сигизмунд изумленно. — Ты что, никак, жратвы наготовила?
Девка стрельнула на него белесым оком и вдруг, шумно фыркнув, убежала на кухню. Запах проистекал оттуда.
Сигизмунд разулся и, не снимая куртки, пошел пошел следом. Кобель скакал вокруг, намекая, что нужно срочно идти гулять.
Титаническими стараниями Лантхильды кухня за время отсутствия Сигизмунда преобразилась. Горели все четыре конфорки, создавая немыслимую духоту. По стенам одурело ползало несколько крупяных молей. Мелькнула идиотская мысль позвонить в фирму «Морена» и сделать заказ.
Но главным было не это. А то, что Лантхильда, проявив нечеловеческое усердие, разобрала шкаф-пенал. Все те предметы, которые уже десяток лет вели автономное существование в недрищах шкафа, были безжалостно извлечены. И велено им отныне вести жизнь новую, не скрытую от глаз, но подвластную ей, юродивой девке.
Чего тут только не было! Рачительностью Лантхильды давно забытые крупы получили второй шанс.
…Когда-то, еще студентом, ездил Сигизмунд с партией геологов на Урал. Ездил недолго и, в принципе, бесславно. Но от того времени осталась у него пачка холщовых мешочков для геологических проб. Вот эти-то мешочки, забытые еще до брака с Натальей на дальней полке шкафа, были обнаружены хозяйственной девкой.
Не поленилась — пересыпала крупы по мешочкам. И развесила на веревку, протянутую поперек кухни, — ее Сигизмунд натянул в годы вечно мокрого младенчества Ярополка.
Мешочки тихо покачивались в восходящих воздушных потоках, отбрасывая таинственные тени.
— А это зачем? — спросил Сигизмунд, показывая на мешочки.
Лантхильда в ответ так похоже изобразила мелкого грызуна, что Сигизмунд зашелся хохотом. Больше всего девка была похожа на мышь-альбиноса, только очень крупную. И нордическую.
— В миина хуз, — сказал Сигизмунд важно, — нэй…
И сам изобразил грызуна.
— Не то, что в твоей землянке, — добавил он бесполезно.
Девка явно не поверила. Переспросила:
— Нэй?
И снова покусала широкими верхними зубами нижнюю губу, морща при этом длинный нос.
— Нэй, — подтвердил Сигизмунд. — Ей-богу, нэй. Нии, — добавил он для убедительности.
Девка сказала что-то. По ее тону можно было заключить: нэй так нэй, а мешочки пусть висят.
Сигизмунд решил пока не спорить. Лантхильда была упряма. Это он уже оценил, глядя на произведенные ею работы. Бидоны, вызывавшие у него почти мистический ужас, жалкие и прирученные, теснились у мусорного ведра. Рядом, выстроенные в каре, как декабристы на Сенатской площади, стояли литровые банки с окаменевшим вареньем.
— Выбросить? — спросил Сигизмунд. Шагнул, намереваясь сгрузить все это в ведро и вынести на помойку.
Лантхильда знала о назначении мусорного ведра. Вернее, знала о том, что вещь, попав в ведро, наутро исчезает из дома навсегда.
Заквохтала, схватила его за руку, принялась убеждать в чем-то. Видимо, в том, что это очень хорошие вещи.
И тут кобель перестал прыгать, вилять и обращать на себя внимание. Он встал посреди кухни, расставив лапы, поднял на Сигизмунда виноватые глаза и надолго пустил струю. Лужа расползалась все шире. Кобель становился все печальнее. Сигизмунд молчал. Знал за собой вину, но знал и вину кобеля. Так глядели они с кобелем друг на друга и скорбели. Ибо каждый поступил в меру своих сил и разумения.
Девка осуждающе поджала губы. Сказала что-то.
— Хундс, — пояснил Сигизмунд. — Чего с него возьмешь?
Кобель, наконец, отмучился. Попятился от гигантской лужи. Поглядел снизу вверх на Сигизмунда карим оком старого всепонимающего проворовавшегося бухгалтера-еврея. Вся скорбь мира глядела из этого ока. Пошевелил опущенным хвостом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51
…Я купил себе гороскоп. И ты купил себе гороскоп. Дева слева в Близнецах, Козерог о трех яйцах — Вот наш гороскоп!..
Ах, Мурр. Прозорливец…
…Светочка явилась на работу раньше, чем ожидалось. Очень удивилась, завидев Сигизмунда. Редко когда баловал начальник своих подчиненных таким служебным рвением.
Конечно уж сразу унюхала, что курил. Возмущаться стала.
— Да будет тебе, Светка, — лениво сказал Сигизмунд. — Давай, я форточку открою.
— Нет уж, Сигизмунд Борисович, я сама.
Светочка расстелила на своем рабочем столе «Бизнес-шанс» и залезла с сапожками на стол. На Светочке было мини. Сверкнув трусиками, потянулась к форточке.
Сигизмунд ухватил ее за ладную попку.
— Что же это ты, Светочка, по такому морозу в тонких колготочках ходишь.
— Не приставайте, Сигизмунд Борисович. В Америке за сексуальные домогательства на работе в тюрьму сажают.
— На электрический стул, — сказал Сигизмунд.
Дверь открылась и вошел боец Федор.
— У, — сказал Федор, — сильно. Если я не вовремя, то подожду за дверью. Вы не стесняйтесь.
— А мы и не стесняемся, — сказал Сигизмунд.
— Светка, если шеф тебя притесняет, приходи ко мне жаловаться! — крикнул Федор, действительно выходя за дверь.
Сигизмунд помог Светочке спуститься со стола и позвал:
— Да ты что, Федор. Мы уже закончили.
Федор снова вошел. Был подтянут и бодр.
— Поставлю чайник, — объявила Светочка. Забрала чайник, грязные чашки и вызывающе процокала в коридор.
Из раскрытой форточки свистало морозом. Федор покосился на окно.
— Может, закрыть? — предложил он.
— Какой ты несознательный, боец Федор. Светочка старалась, лазила — а ты сразу закрыть.
— А… Разве она за этим на стол лазила? — спросил Федор очень нагло.
— А ты, Федор, небось гадости всякие подумал про шефа. Некрасиво.
— Да не… Что я, не человек, что ли?
Сигизмунд посмотрел на раскрытую форточку и сказал:
— Знаешь что, Федор. Закрой ты ее, честное слово. Эта Светка с ее любовью к чистому воздуху нас всех доконает.
Федор с готовностью выполнил приказ.
Чайник закипел. Чай заварился. Утро начиналось расслабленно и мирно. Подчиненные пили чай, начальник посасывал печенье и баловал их чтением астрологического прогноза.
— Ты у нас, Светочка, кто?
— Овен, — закокетничала Светочка. — Сто раз же говорила. Непамятливый вы, Сигизмунд Борисович.
— Смотря на что, — сказал Сигизмунд. И зачитал с выражением: — «Для ОВНОВ неделя очень напряженная. Много мелких неприятностей, еще больше анекдотических ситуаций, связанных по большей частью с работой. Наиболее удачные дни для вас на этой неделе — понедельник и суббота.»
— Анекдотические ситуации? — переспросила Светочка. — Связанные с работой?
— Не вздумай тут балаган разводить, а потом на гороскоп ссылаться. Мол, звезды заставили. Учти, Светлана, тебя звезды не заставляют балаган разводить.
— Что-то я вас не пойму, Сигизмунд Борисович.
— Это потому, что ты, Светлана, непонятливая.
— А у Федора что? — спросила Светочка. Ей надоело пикироваться с шефом.
— Так, Федор, ты у нас Телец. — Сигизмунд снова зашуршал газетой. — Это я помню. Будущий бык. — И осчастливил: — «Для ТЕЛЬЦОВ неделя может стать на редкость удачной. На мелочи лучше не распыляться, сосредоточьтесь на том, что сами считаете главным. Начиная с вечера среды — успех в любовных делах.»
Федор вдруг омрачился.
— Бесовство все это, — сказал он.
Сигизмунд вынырнул из-за газеты.
— Что?
— Волхование бесовское, — еще мрачнее определил Федор. — Мне батюшка уши оборвет.
— А вообще-то сбывается, — заметила Светочка.
— Отец Никодим-то? Непременно оборвет, — с удовольствием подтвердил Сигизмунд. — Я с ним по телефону поговорил — и то у меня уши на ниточках повисли…
— Преследование по религиозным основаниям, — заметила Светочка. — В Америке за это в тюрьму сажают.
— Слушай, Светка, что ты вчера такого читала?
— Я не читала, я ток-шоу по шестому каналу смотрела.
— Здесь не Америка, — солидно молвил Федор, прихлебывая чай. — Америка — она от своей бездуховности гибнет. И лютеранства. Баптизма всякого. Мормонства растленного. А здесь — Россия. Особый путь у нее, вот.
— Византия здесь дремучая, — сказал Сигизмунд. — Только еще хуже.
— Не хотите — не верьте, — обиделся Федор. Он допил чай и ушел мыть свою чашку.
Светочка изумленно посмотрела ему вслед.
— Что это с ним?
— Православный он у нас теперь, Светлана, — сказал Сигизмунд с печалью. — Вот что. Его отец Никодим обратил.
Светочка призадумалась. Еще чаю себе налила. Когда Федор вернулся, приставать стала: как по-православному языческое имя Светлана будет? Языческое ведь имя, да?
Федор сказал, что спросит у батюшки.
А Сигизмунд спросил:
— Слушай, Федор. Не шутка. Есть какой-нибудь святой, которому об упреждении пожаров молиться надо?
Федор, атакуемый с двух сторон, глядел исподлобья. Не понимал, насмехаются или как. Сказал, что спросит. Может, и есть такой святой.
Сигизмунд дружески взял его за плечи.
— Ты, Федор, не куксись. Если такой святой есть, я ему свечу поставлю. Я ведь крещеный, только в церковь не хожу.
— А это вы зря, Сигизмунд Борисович, — строго сказал Федор. Потом подумал и добавил: — Я насчет вашей проблемки-то узнаю, не беспокойтесь. Только я так вот думаю: тут в комплексе рассматривать надо. Как при страховании. Чтобы уж совсем от наездов, от пожаров, от инфляции… У шурина один был друг, вместе служили, он потом на воздушных шариках состояние сколотил — так он в «черный четверг», когда доллар-то скакнул, застрелился. Натурально. В такой грех ввели.
Сигизмунд вдруг ощутил зависть. Не дано ему было так вот сразу, легко и истово, уверовать. Не дано.
Бесцеремонно врываясь в мысли Сигизмунда, зазвонил телефон. Федор взял трубку. Уставным тоном доложил:
— Это вас, Сигизмунд Борисович.
И протянул ему трубку — отточенным, резким движением. Как на командном пункте.
Сигизмунд уловил краем глаза, что Федор подмигнул Светочке. Баба звонит, не иначе.
С тяжким предчувствием взял трубку.
— Морж у аппарата.
Не сразу понял, кто говорит. Вместо ожидаемого недовольного «Але, это Наталья» услышал задыхающуюся скороговорку. Потом сообразил: Аська. Сразу повеселел, полюбезнел.
Глядя на Сигизмунда, Федор многозначительно подвигал бровями. Потом отвернулся. Из деликатности.
Светка тыкала пальчиком в калькулятор. Была недовольна.
Аська вышла из головокружительного романа. Шестого на памяти Сигизмунда. Желала тепла, понимания, общения с давним другом. Говорила, что одна подруга, уезжая, оставила ей на прокорм крысу — представляешь? — беленькую такую, хорошенькую крыску с красненькими глазками, так эта крыска проела свою коробку и в первую же ночь утекла на кухню и живет теперь за холодильником, и грызла там все что-то, грызла, а потом прогрызла и оказалось, что это провод от холодильника, и холодильник за ночь отморозился и протек к соседям, теперь у них пятно на потолке…
Сигизмунд стал осторожно выяснять, что же от него-то, Сигизмунда, в данной ситуации требуется: тепло с пониманием, поимка крысы или побелка потолков у соседей. Оказалось, что требуется проводок припаять обратно.
В принципе, видеть Аську Сигизмунду хотелось. И даже очень. Соскучился. И интересно, в какой цвет она свой ежик выкрасила? Однажды Аська все волосы на теле покрасила фиолетовым. Даже там, где не видно. То есть, кому не видно, а кому и очень видно. Смешно было. У нее потом щипало, она сбрила и мазала чем-то жирным. Тоже смешно было.
— А как ее током не уделало? — спросил Сигизмунд.
— Кого?
— Крыску.
Оказалось — потому, что беленькая такая, славненькая, с красными глазками, виварная…
— Ну, вечером… после работы заеду. Только не рано.
— Ладно, я тогда спать лягу.
Оказалось, Аська еще не ложилась. Крыску из-под холодильника выковыривала. Безуспешно.
Сигизмунд положил трубку. Поразмышлял. Светочка решила не обижаться — толку-то. У нее, Светочки, между прочим, муж есть. И боец Федор всегда готов. Да и Сигизмунд Борисович от нее никуда пока что не делся.
— Кстати, Сигизмунд Борисович, — сказал Федор. — Я тут вот что подумал… Вы Николаю Угоднику поставьте. Он, как говорится, оптом… в комплексе. И от потопа, и от пожара. Лысый такой, с крестами на плечах.
Федор повозил пальцами у себя на плечах, будто рисуя погоны.
— Спасибо, — сказал Сигизмунд.
— Поставьте, поставьте, — уже уверенно присоветовал Федор. — Хуже не будет.
— Да, — задумчиво проговорил Сигизмунд, думая о девке и вообще обо всем, — хуже уже не будет.
* * *
Светочка погрузилась в свой бесконечный отчет. Заехал Генка, завез деньги. Был обозван мудаком. Уехал.
Сигизмунд пересчитал деньги. Убрал в бумажник. Федор осуждающе сказал:
— А че вы его мудаком-то?
— Оздоровительная процедура, — пояснил Сигизмунд. — Вот вы с шурином…
— А… — понимающе сказал Федор.
Сигизмунд склонился над своим бизнес-ежедневником. Принялся там что-то черкать. Сегодня в полдень должны прийти какие-то — снимать помещение. Если им сдадут.
…А в голове назойливо вертелось почему-то:
Я купил советский кондом.
И ты купил советский кондом…
Аська тоже эту песню любит. И петь пытается. Получается смешно.
Ровно в двенадцать, что называется — с ударом пушки, в офисе нарисовалось два молодых человека. По поводу субаренды помещения. По виду оба — примерно середины семидесятых годов рождения. Сразу видно, что приносить пользу социалистическому отечеству не обучены. Впрочем, вежливые. И точные. Это хорошо.
— Здравствуйте.
И ноги вытерли — о порог пошкрябали.
— Добрый день, — отозвался Сигизмунд холодно.
— Мы по поводу субаренды.
Улыбка приветливая, но сдержанная. Хорошо, хорошо…
— Да, пожалуйста.
Сам с места не встает, ждет. Еще более небрежно сел, авторучкой пристукнул по ежедневнику. Боец Федор встал в дверях, скрестив руки. Хорошо стоит. Это он молодец.
— Вы давали объявление в газете?
— Да, да. Разумеется.
…Мы их склеим к херу хер
И получим монгольфьер.
Советский кондом!..
Ребятки представились. Того, кто пониже, звали Сергеем; того, кто повыше, — тоже Сергеем. Неназойливо и некучеряво.
Тот, что пониже, востроглазенький, быстренько-быстренько стрельнул влево-вправо, все ощупал. На первый погляд остался доволен. Второй продолжал приветливо улыбаться.
— Помещение хотелось бы посмотреть.
— Пойдемте.
Сигизмунд встал, ребятки двинулись за ним. Шествие замыкал Федор. Светочка даже глаз не подняла.
— Ну вот, видите. Двадцать метров, окно. Довольно светлое помещение. Отсюда еще ход. Вторая смежная, восемнадцать метров. Восемнадцать с половиной, если точнее. Окошко зарешеченное. Там сейчас дверь есть заколоченная. Если хотите сделать отдельный выход, то можно открыть…
…Я купил билет на видак.
И ты купил билет на видак.
Посмотрели — обалдели,
В джинсах дырка, встал елдак.
Вот это видак!..
…Тьфу ты, вот привязалось! Тут о серьезном, а я…
Ребятки ходили, заложив руки за спину, кружили, глядя в потолок, оценивая окна, двери. Перебрасывались репликами «ну», «ничего», «прилично», «а если здесь…»
Спросили насчет телефона. Сигизмунд сказал, что один номер может отдать. Ребятки покивали и походили еще.
О цене спросили. Ненавязчиво так. Как бы между прочим, без знойного интереса.
— Четыреста, — сказал Сигизмунд.
Ребятки переглянулись. Тот, что повыше, кивнул.
— Подходит, — сказал второй. И сразу пошел, дверь заколоченную трогать.
— Открыть можно, — сказал Сигизмунд.
— Хорошо. Когда можно въехать?
— Вопрос решается. Через пять дней позвоните. До вас приходили. Через пять дней они дают ответ. Если откажутся, вам сдадим.
— Лады. Мы вам телефон оставим, если те раньше откажутся.
Он протянул визитку. Визитка была модная, в вертикальном исполнении. Ребята представляли торгово-закупочную фирму ГРААЛЬ. Сигизмунд повертел в руках визитку. Осведомился — в самых общих чертах — о сфере деятельности ГРААЛЯ.
— Консервы, — кратко ответил молодой человек повыше.
— Посетителей к вам много будет ходить?
— Нет, посетителей не будет. Опт. Тут только наши будут сидеть.
— Сколько?
— Трое. Еще один сотрудник и нас двое.
Помолчали. Потом тот, что повыше, спросил:
— А у вас, простите, какой профиль?
— Зоотовары, мелкий опт. Инсектицидная деятельность.
Они опять переглянулись, кивнули друг другу.
— Значит, через пять дней.
Сигизмунд протянул руку сперва тому, что повыше, потом второму.
— До свидания.
— До свидания.
Дверь закрылась.
— А что, — подал голос Федор, — нормальные ребята. Не то что те приходили… Морда, морда, я кирпич, иду на сближение…
Светочка хихикнула.
Глава седьмая
Дома Сигизмунда неожиданно встретил запах съестного. Поначалу ему даже показалось, что он не к себе пришел. Уже очень давно никто, кроме голодного кобеля, его дома не ожидал.
Но кобель — вот он, вертится и подпрыгивает, извиваясь.
Из кухни застенчиво вырулила Лантхильда. Остановилась шагах в пяти, склонила голову набок и потупилась.
— Это что? — спросил Сигизмунд изумленно. — Ты что, никак, жратвы наготовила?
Девка стрельнула на него белесым оком и вдруг, шумно фыркнув, убежала на кухню. Запах проистекал оттуда.
Сигизмунд разулся и, не снимая куртки, пошел пошел следом. Кобель скакал вокруг, намекая, что нужно срочно идти гулять.
Титаническими стараниями Лантхильды кухня за время отсутствия Сигизмунда преобразилась. Горели все четыре конфорки, создавая немыслимую духоту. По стенам одурело ползало несколько крупяных молей. Мелькнула идиотская мысль позвонить в фирму «Морена» и сделать заказ.
Но главным было не это. А то, что Лантхильда, проявив нечеловеческое усердие, разобрала шкаф-пенал. Все те предметы, которые уже десяток лет вели автономное существование в недрищах шкафа, были безжалостно извлечены. И велено им отныне вести жизнь новую, не скрытую от глаз, но подвластную ей, юродивой девке.
Чего тут только не было! Рачительностью Лантхильды давно забытые крупы получили второй шанс.
…Когда-то, еще студентом, ездил Сигизмунд с партией геологов на Урал. Ездил недолго и, в принципе, бесславно. Но от того времени осталась у него пачка холщовых мешочков для геологических проб. Вот эти-то мешочки, забытые еще до брака с Натальей на дальней полке шкафа, были обнаружены хозяйственной девкой.
Не поленилась — пересыпала крупы по мешочкам. И развесила на веревку, протянутую поперек кухни, — ее Сигизмунд натянул в годы вечно мокрого младенчества Ярополка.
Мешочки тихо покачивались в восходящих воздушных потоках, отбрасывая таинственные тени.
— А это зачем? — спросил Сигизмунд, показывая на мешочки.
Лантхильда в ответ так похоже изобразила мелкого грызуна, что Сигизмунд зашелся хохотом. Больше всего девка была похожа на мышь-альбиноса, только очень крупную. И нордическую.
— В миина хуз, — сказал Сигизмунд важно, — нэй…
И сам изобразил грызуна.
— Не то, что в твоей землянке, — добавил он бесполезно.
Девка явно не поверила. Переспросила:
— Нэй?
И снова покусала широкими верхними зубами нижнюю губу, морща при этом длинный нос.
— Нэй, — подтвердил Сигизмунд. — Ей-богу, нэй. Нии, — добавил он для убедительности.
Девка сказала что-то. По ее тону можно было заключить: нэй так нэй, а мешочки пусть висят.
Сигизмунд решил пока не спорить. Лантхильда была упряма. Это он уже оценил, глядя на произведенные ею работы. Бидоны, вызывавшие у него почти мистический ужас, жалкие и прирученные, теснились у мусорного ведра. Рядом, выстроенные в каре, как декабристы на Сенатской площади, стояли литровые банки с окаменевшим вареньем.
— Выбросить? — спросил Сигизмунд. Шагнул, намереваясь сгрузить все это в ведро и вынести на помойку.
Лантхильда знала о назначении мусорного ведра. Вернее, знала о том, что вещь, попав в ведро, наутро исчезает из дома навсегда.
Заквохтала, схватила его за руку, принялась убеждать в чем-то. Видимо, в том, что это очень хорошие вещи.
И тут кобель перестал прыгать, вилять и обращать на себя внимание. Он встал посреди кухни, расставив лапы, поднял на Сигизмунда виноватые глаза и надолго пустил струю. Лужа расползалась все шире. Кобель становился все печальнее. Сигизмунд молчал. Знал за собой вину, но знал и вину кобеля. Так глядели они с кобелем друг на друга и скорбели. Ибо каждый поступил в меру своих сил и разумения.
Девка осуждающе поджала губы. Сказала что-то.
— Хундс, — пояснил Сигизмунд. — Чего с него возьмешь?
Кобель, наконец, отмучился. Попятился от гигантской лужи. Поглядел снизу вверх на Сигизмунда карим оком старого всепонимающего проворовавшегося бухгалтера-еврея. Вся скорбь мира глядела из этого ока. Пошевелил опущенным хвостом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51