Как восставшая на Бога зависть в "Моцарте и Сальери", где убийца произносит то же признание: "и больно, и приятно", - как чувственность в "Каменном Госте", толкающая Дон-Жуана, после ряда преступлений, бросить открытый вызов Небу, - так скупость в "Скупом Рыцаре" принимает сверхчеловеческие размеры сатанинского мятежа. Безумный старик ни на что не употребляет накопленных богатств, они нужны ему для невещественного утверждения достигнутой им потенциальной мощи: "с меня довольно сего сознанья". Воля к могуществу сосредоточена здесь в состоянии чистой возможности и боится расточить себя в действии. Скупец хочет, чтобы золото уснуло на дне его сундуков, "как боги спят в глубоких небесах": он соперничает с богами, недвижными, потому что всемогущими. В глубине каждого греха поэт, вместе с древними, видит надмившуюся гордость и бунт против божества.
10
Пушкину духовная гордость была чужда. В исступлении пирующих во время чумы он видит не вызов Небу, а некое дионисийское "упоение" и, следовательно, "залог бессмертия". В стихотворении "Не дай мне Бог сойти с ума", где описание безумия порой дословно совпадает с изображением экстаза в "Вакханках" Эврипида, поэт признается, что сам не дорожит разумом и был бы рад с ним расстаться для жара и забытья "нестройных, чудных грез". Мир утомил его: он устал от жизни, равно мертвой духовно в своих стоячих заводях и в своем мутном потоке. "Давно, усталый раб, замыслил я побег" (1836 г.).
Еще в 1829 году, завидев из долины монастырь на Казбеке, он восклицает: "туда б, в заоблачную келью, в соседство Бога, скрыться мне". И за шесть месяцев до смерти перелагает в стихи великопостную молитву, отгоняющую "дух праздности унылой" (в церковном тексте: "дух праздности, уныния..."), говоря так об этой молитве: "всех чаще мне она приходит на уста и падшего свежит неведомою силой". Мало-помалу религиозное расположение души становилось обычным и находило себе единственно довлеющее выражение в формах церковных.
11
Итак, уже не оказывается ли Пушкин, по мере того как в нем растут ужас греха и сознание запредельной тайны, в конечном итоге моралистом, метафизиком, мистиком? Но не кажутся ли ему, и не без основания, нравоучительные проповеди и житейские образцы безукоризненной добродетели смешными и несносными? Не почитает ли он, вместе с Евгением, слушающим шеллингианца Ленского, праздным занятием "ломать голову над загадкою жизни" и "чудеса подозревать"? И однако, как жутко-чудесно было все то, что творилось потом с самим Онегиным, от появления "окровавленной тени", которая гонит его из деревни в бесцельное странствие, до его странного появления в петербургских гостиных, где все сторонятся от него, как от одержимого какою-то темною силой, и до загадочных состояний его, уже безумно влюбленного в Татьяну, в затворе его комнаты, когда говорят с ним голоса его подсознательной памяти, "тайные преданья сердечной темной старины"!
Пушкин не был моралистом, потому что не имел в себе необходимой для того оптимистической наивности. Но не был ли он в превосходной мере метафизиком, когда пытался в часы бессонницы разгадать "темный язык" шепчущей ночи или когда "тени милые" говорили ему "мертвым языком" о "тайнах вечности и гроба" - и он с полною отчетливостью ощущал и сознавал всю несоизмеримость нашего земного языка и наших отпечатлевшихся в нем понятий с откровениями мира потустороннего? Как бы то ни было, он был не в меньшей мере философ, чем, например. Шекспир или любой другой исследователь человеческого сознания, вышедший на розыски заказанною отвлеченному мышлению тропой искусства.
Пушкин определяет поэта как всемирное эхо. Это душевное эхо отвечает на все звуки мировой души и оттого остается всегда чистым и гармоническим. Мы же не слышим большей части этих звуков: их заглушает для нас наружный шум. Пушкин, эхо, не мог не откликаться на все порывы молодой, вольной, буйно-избыточной жизни. В нем видели поэтому певца наслаждений. Но его ненадолго соблазняет и под конец определенно отталкивает всякая рассчитанная погоня за наслаждениями. Он прощает молодости все ее увлечения под условием стихийной самопроизвольности, цельности, полноты страстного пыла. Страсть должна быть жива, как поэзия; не живая поэзия - не поэзия вовсе, а в живой все живо и тем оправдано.
Но и цельные упоения действительно живой молодости скоротечны, и после них настанет "смутное похмелье": поэтому "блажен, кто праздник жизни рано оставил, не допив до дна бокала полного вина". Из трех ключей, пробившихся "в степи мирской печальной и безбрежной", ключ юности скоро иссякает, и "слаще всех", конечно, утолит сердечную жажду "холодный ключ забвенья", но есть еще и Кастальский ключ вдохновения, и самыми счастливыми днями своей жизни поэт считает дни, посвященные вдохновенному труду. В этом труде он единственно и всецело находил себя самого, и не только все важное и торжественное, что открывалось ему в жизни, но и всю ее причудливую игру. Беспечность, которая посещала его на дружеских пирушках, вбегала смеясь и в его рабочую келью: в нем жила Ариостова веселость. Как всякое истинное дарование, всеотзывчивость была его внутреннею потребностью: "таков прямой поэт; он сетует душой на пышных играх Мельпомены и улыбается забаве площадной и вольности лубочной сцены". И хотя "прекрасное должно быть величаво", не поэт тот, кто не слышал, как смеются олимпийские боги.
Отсюда меланхолически благодушная улыбка, с какою поэт советует друзьям: "покамест упивайтесь ею, сей легкой жизнию, друзья; ее ничтожность разумею и мало к ней привязан я". Так мало, что хотел бы вовсе от нее уйти. Ведь каждый новый допрос совести предлагает ему неоплатный счет. Он видит свои лучшие годы растраченными "в праздности, в неистовых пирах, в безумстве гибельной свободы". "Безумных лет угасшее веселье мне тяжело, как смутное похмелье; но, как вино, печаль минувших дней в моей душе, чем старе, тем сильней".
Пушкин, столько раз и так страстно влюбленный, не имел в жизни опыта истинной большой любви. Постоянное разочарование обостряло в нем чувствование зла. Разумение "ничтожности" жизни, от которой отрада убегать в приюты вдохновения, доказывало существенность иной, спасенной жизни.
12
Пушкин не был "мистиком", особенно в современном смысле этого неразборчиво употребляемого слова. Как "отцы-пустынники", он предпочитал духовному хмелю духовное трезвение. Не был он, несмотря на метафизические моменты, и метафизиком: довольно с него было разума Красоты и разумения нравственного; его "спекулятивный" разум не искал переступить положенных ему пределов.
Его веру отличает чистый дуализм, как его юношеское безверие было "чистым афеизмом". Напрасно было бы искать в его поэзии и тени пантеистических чувствований; Байрон, сын восемнадцатого века, был ему и в этом отношении близок. Пушкин любил Коран; дышащие пустою азиатскою степью строки: "В тридесятом государстве, против неба на земле жил мужик в своем селе" - случайно выдают, в какой мере пушкинское мироощущение бывало порою созвучно с мусульманским противоположением Аллаха и "дрожащей твари".
Пушкинскую тоску по святой жизни Достоевский, его постоянный ученик и в некотором смысле продолжатель, положил в основу своего истолкования русской религиозности: как некий сокровенный, но все же близкий и доступный рай, на земле пребывающее царство святых "сквозит и светит" у него сквозь ночь ада и сумерки чистилища душ заблудившихся и мятежных. С другой стороны, проникновение учителя в темные глубины греха побудило ученика-психолога, в исследовании корней преступления, перейти за границы психологии в метафизическую сферу умопостигаемого самоопределения личности.

В. Вересаев.
К ПСИХОЛОГИИ ПУШКИНСКОГО ТВОРЧЕСТВА.
(В связи с вопросом о датировке элегии на смерть Амалии Ризнич.)
В 1823 - 1824 годах, в Одессе, Пушкин сильно увлекался эксцентрическою красавицей - итальянкой Амалией Ризнич, женою одесского негоцианта. Весною 1824 года она уехала за границу, бросила мужа для любовника, и в начале 1825 года умерла в Италии, покинутая любовником, - как рассказывали, - в нищете.
Пушкин написал на ее смерть элегию:
Под небом голубым страны своей родной
Она томилась, увядала...
Увяла, наконец, и верно надо мной
Младая тень уже летала;
Но недоступная черта меж нами есть.
Напрасно чувство возбуждал я:
Из равнодушных уст я слышал смерти весть,
И равнодушно ей внимал я.
Так вот кого любил я пламенной душой,
С таким тяжелым напряженьем,
С такою нежною, томительной тоской,
С таким безумством и мученьем!
Где муки, где любовь? Увы, в душе моей
Для бедной, легковерной тени,
Для сладкой памяти невозвратимых дней
Не нахожу ни слез, ни пени.
Элегия была напечатана в "Северных Цветах" Дельвига на 1828 год и затем при жизни Пушкина была перепечатана во второй части собрания его стихотворений в 1829 г. Как в этих изданиях, так и в посмертном, элегия датирована 1825 годом.
П. В. Анненков, подготовляя свое известное издание сочинений Пушкина, нашел в его бумагах подлинник элегии. Над элегией стояло: "29 июля 1826", а под нею - следующие две строки:
Усл. о см. 25.
У. о с. Р. П. М. К. Б. 24.
То-есть: "Услышал о смерти (Ризнич) - 25. Услышал о смерти Рылеева, Пестеля, Муравьева, Каховского, Бестужева - 24". Смысл второй цифры бесспорен: декабристы были казнены 13 июля 1826 года, и 24, очевидно, значит: 24 июля 1826 года.
На основании этих помет Анненков склонен был отнести элегию к 1826 году, хотя в своем издании поместил ее все-таки под 1825 годом. Последующие издания, большею частью, помещали ее под 1826 г.
Нужно заметить, что упоминаемый подлинник затерялся у Анненкова, и позднейшие исследователи не имели возможности пользоваться им. Только в 1897 году Д. И. Сапожников нашел в сарае анненковской усадьбы, в Симбирской губернии, связку пушкинских рукописей, среди которых оказался и подлинник элегии. Он подробно (хотя и не совсем точно)* описал свою находку (Д. И. Сапожников, Вновь найденные рукописи А. С. Пушкина, Симбирск 1899). В настоящее время подлинник хранится в рукописном отделении Румянцовского музея в Москве.
/* Под элегией, кроме двух вышеуказанных помет, Сапожников повторяет еще верхнюю помету - "29 июля 1826". Этой пометы внизу в подлинной рукописи нет./
И вот, как раз с того времени, когда исследователи получили возможность видеть непосредственный подлинник элегии, в вопросе о ее датировке происходит какой-то странный сдвиг, на основаниях, поражающих своею бездоказательностью. Во втором издании "Трудов и дней Пушкина" Н. О. Лернер пишет: "К 1825 году относится элегия "Под небом голубым". Пьеса эта печатается обыкновенно под 1826 г., но Ефремов в своих примечаниях (в суворинском издании 1902 - 1905 г.г.) сослался на самого Пушкина, напечатавшего ее под 1825 годом, и на автограф, в котором помета, принимаемая со времен Анненкова за дату стихотворения, относится вовсе не к нему". Смотрим у Ефремова: "С издания Анненкова стихотворение неправильно начало печататься под 1826 годом, п. ч. он нашел при стихотворении помету "29 июля 1826" и кроме того помету о времени смерти декабристов. Когда теперь отыскали подлинный автограф, то оказалось, что дата не составляет пометы стихов, а приписана сверху их, как, вероятно, приписана в то же время и заметка внизу о смерти декабристов" (Ефремов, VIII, стр. 262).
Каким образом это "оказалось", - неизвестно. Несмотря на тщательные розыски, нам не удалось найти, где и когда это оказалось. Да и Лернер ссылается только на Ефремова, Ефремов ни на кого не ссылается. Остается думать, что собственный его анализ автографа привел Ефремова к такому выводу. Но и следов этого анализа у Ефремова нет, одно только "оказалось", которому мы должны верить на слово. Между тем, бездоказательное это "оказалось" ложится в основу всех дальнейших рассуждений о времени написания элегии.
В Академическом издании сочинений Пушкина П. О. Морозов, сообщив об анненковской датировке элегии, продолжает: "между тем элегия написана, несомненно, на смерть Амалии Ризнич, скончавшейся не в 1826 году, а в 1825; в этом же году, конечно, Пушкин узнал о смерти Ризнич, вероятнее всего - от В. И. Туманского, написавшего на ее смерть стихотворение, помеченное 5 июля 1825 г. Таким образом, дата, поставленная над стихотворением Пушкина, очевидно, к нему не относится; Пушкин вообще не имел обыкновения начинать свои черновые стихи указанием на день их сочинения, а делал это указание уже после того, как стихи были написаны. Что касается помет под стихотворением, то и они написаны позже. Поэт, видимо, не раз возвращался к этой четвертушке серой бумаги, на которой была набросана в первоначальном своем виде элегия: на оборотной, чистой, стороне листка он записал карандашом перечень своих драматических произведений, из которых одни были написаны в 1830 году, а другие остались совсем ненаписанными" (Акад. изд., IV, 73).
В. Я. Брюсов помету над стихотворением также считает не относящеюся к нему. "Стихи прежде относили к 1826 году, - пишет он, - но сам Пушкин печатал их под 1825 годом, и Ам. Ризнич умерла в 1825 году". (Полн. собр. соч. Пушкина, Гос. Изд., 1920, I, 233). На основании приведенных соображений все новейшие издания сочинений Пушкина, - Суворинское, Академическое, Венгеровское, Брюсовское, - относят элегию к 1825 году.
Рассмотрим основания, которыми они при этом руководствуются. Первое и главнейшее: Амалия Ризнич умерла в 1825 году, - "таким образом", "очевидно", как говорит Морозов, и сама элегия написана в 1825 году. Откуда же это очевидно?
Психология пушкинского творчества исследована еще поразительно мало. Совершенно не рассмотрен, между прочим, и такой вопрос: являлась ли лирика Пушкина непосредственным во времени отражением впечатлений жизни, или, - иногда, по крайней мере, - впечатления эти долго лежали в душе Пушкина как бы похороненными, и лишь много позже, как будто без всякого внешнего повода, вдруг давали ростки и распускались прекрасными поэтическими цветами? Все охотно повторяют известные признания Пушкина в "Евгении Онегине", что он, "любя, был глуп и нем", что в его душе раньше должен утихнуть всякий след бури, непосредственное жизненное переживание должно предварительно перегореть, превратиться в пепел, - "погасший пепел уж не вспыхнет, - тогда-то я начну писать"... И все-таки не только Морозов, но и Валерий Брюсов, - сам крупный поэт, притом давно и любовно изучающий как раз процессы пушкинского творчества, - без запинки приводят такой ничего не говорящий довод: Ризнич умерла в 1825 году, - значит, и стихотворение написано в 1825 году.
В умах у нас прочно сидит глубоко укоренившееся вульгарное представление о некоем совершенно определенном процессе творчества лирического поэта: лишь то его произведение художественно-ценно и искренно, которое отображает его непосредственное переживание и написано под непосредственным впечатлением. Что уж это за поэт, который способен, напр., воспевать вьюгу в солнечный и теплый сентябрьский день или отзываться элегией на смерть любимой женщины через год после того, как услышал об ее смерти?
Вот, напр., отрывок из рассуждений одного из ученейших и умнейших современных пушкинистов, - М. О. Гершензона, - в недавней его книге "Мудрость Пушкина": "Стихотворение "Бесы" написано в начале сентября, когда нет никаких метелей, ни снега, когда вообще в помине не было той реальной обстановки, которая изображена в этом стихотворении. Пушкин никогда не выдумывал фактов, когда изображал их автобиографически; напротив: в этом отношении он был правдив и даже точен до иоты. Он был бы неспособен в солнечный и теплый день ранней осени, лежа на канапе, выводить пером такие строки:
Мчатся тучи, вьются тучи,
Невидимкою луна
Освещает снег летучий,
Мутно небо, ночь мутна...
"Уж одно это соображение об элементарной честности (!) поэта должно было насторожить критиков и читателей... Ясно, что в "Бесах" Пушкин вовсе не хотел изобразить зимнюю поездку, и вьюгу, и настроение путников, как простодушно думают критика и публика" (130 - 131 стр.).
М. О. Гершензон усматривает в пьесе глубокую символику, - какую, для нас не важно. Но характерно это своеобразное понимание "честности" художника, его правдивости. Пушкин был, бесспорно, художественно-честен, но отнюдь не в автобиографическом плане. Вера в автобиографическую точность его поэтических показаний представляет один из самых странных предрассудков нынешних исследователей. И, во всяком случае, никак уж нельзя утверждать a priori, что Пушкин обязательно творил под непосредственным впечатлением жизни, что только зимою он мог писать о метели, и что только под живым впечатлением смерти любимой женщины мог отозваться на эту смерть элегией.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268 269 270 271 272 273 274 275 276 277 278 279 280 281 282 283 284 285 286 287 288 289 290 291 292 293 294 295 296 297 298 299 300 301 302 303 304 305 306 307 308 309 310 311 312 313 314 315 316 317 318 319 320 321 322 323 324 325 326 327 328 329 330 331 332 333 334 335 336 337 338 339 340 341 342 343 344 345 346 347 348 349 350 351 352 353 354 355 356 357 358 359 360 361 362 363 364 365 366 367 368 369 370 371 372 373 374 375 376 377 378 379 380 381 382 383 384 385 386 387 388 389 390 391 392 393 394 395 396 397 398 399 400 401 402 403 404 405 406 407 408 409 410 411 412 413 414 415 416 417 418 419 420 421 422 423 424 425 426 427 428 429 430 431 432 433 434 435 436 437 438 439 440 441 442 443 444 445 446 447 448 449 450 451 452 453 454 455 456 457 458 459 460 461 462 463 464 465 466 467 468 469 470 471 472 473 474 475 476 477 478 479 480 481 482 483 484 485 486 487 488 489 490 491 492 493 494 495 496 497 498 499 500 501 502 503 504 505 506 507 508 509 510 511 512 513 514 515 516 517 518 519 520 521 522 523 524 525 526 527 528 529 530 531 532 533 534 535 536 537 538 539 540 541 542 543 544 545 546 547 548 549 550 551 552 553 554 555 556 557 558 559 560 561 562 563 564 565 566 567 568 569 570 571 572 573 574 575 576 577 578 579 580 581 582 583 584 585 586 587 588 589 590 591 592 593 594 595 596 597 598 599 600 601 602 603 604 605 606 607 608 609 610 611 612 613 614 615 616 617 618 619 620 621 622 623 624 625 626 627 628 629 630 631 632 633 634 635 636 637 638 639 640 641 642 643 644 645 646 647 648 649 650 651 652 653 654 655 656 657 658 659 660 661 662 663 664 665 666 667 668 669 670 671 672 673 674 675 676 677 678 679 680 681 682 683 684 685 686 687 688 689 690 691 692 693 694 695 696 697 698 699 700 701 702 703 704 705 706 707 708 709 710 711 712 713 714 715 716 717 718 719 720