Азарт соединяется со страхом. Люди вокруг становятся непредсказуемыми, ведь каждый из них точно так же экспериментирует со своим будущим. Вместе с незащищенностью, непредсказуемостью приходит и столкновение с новыми силами, с которыми человек раньше не сталкивался. Главная из этих сил названа Марксом: рыночная стихия, анархия рынка. Свобода от старых пут, феодальных обязательств, лояльности перед государством дополняется зависимостью от курса денег, от внезапных колебаний экономического цикла. Если старые связи были предсказуемы, то «невидимая рука рынка» карает и поощряет непредсказуемо (не случайно возникает протестантский фатализм).
Рыночная стихия оказывается очень мощным и совершенно неуправляемым процессом. Самый замечательный предприниматель может вдруг обанкротиться. Протестанты считали это произволом, причудами бога. То, что могло принести успех, когда рынок был на подъеме, во время спада погубило бизнес. Свобода от людей и власти оборачивается несвободой от обстоятельств. Раньше обстоятельства были как бы заданы, теперь они постоянно меняются.
По мнению Фромма, капитализм проходит через несколько периодов таких потрясений. Потрясения раннего капитализма, эпохи торгового капитала, сменяются относительной стабильностью. Но это равновесие разрушается при переходе к массовому индустриальному производству. Мелкий буржуа, который как-то приспособился к рыночной системе, сталкивается с мощной волной инноваций, подрывающих его бизнес. На смену ремеслу и даже традиционной фабрике приходит обезличенное конвейерное производство.
Торжествуя, индустриальный капитализм радикально меняет мировую систему, нормы и стандарты поведения, которые кое-как сложились в рамках капитализма традиционного типа. Иерархия буржуазного общества вновь начинает резко перестраиваться. Правила игры формулируются заново. С технологической революцией (Фромм пишет про заключительный этап индустриализации) приходит урбанизация, приходит массовая пролетаризация и уходит мелкое производство, мелкие лавки с трудом выживают.
Тут, в скобках, надо заметить, что живучесть мелкотоварного производства марксисты всегда недооценивали. Марксу было очевидно, что ремесло уходит в прошлое. Возникало ощущение, будто скоро не будет и крестьянства, его заменит индустриализированная капиталистическая ферма с наемными рабочими. А крестьян или мелких фермеров, скорее всего, вытеснят с рынка, они разорятся. Мелких лавочек не будет, будут большие магазины. Маркс еще не знает слово «супермаркет», но тенденция ему совершенно ясна. И вот прошло сто пятьдесят лет, пришли супермаркеты, современные технологии, но лавочки все равно кое-как существуют, потому что благодаря жестокой самоэксплуатации мелкое производство оказывается очень устойчиво. Оно находит себе место в иерархии новых технологических систем. Только это относится к мелкому производству как к технологическому или организационному феномену. А вот к конкретному производителю это может и не относиться. Они разоряются сотнями тысяч. С точки зрения системы это не имеет значения: разорится один, на смену ему придет другой, такой же бедолага, который будет - в отличие от наемного работника - сам себя эксплуатировать, не протестуя, не устраивая забастовок и не вступая в профсоюзы (он ведь сам хозяин, собственник!). Для мелкого буржуа, оказавшегося в подобном положении, жизнь становится повседневным кошмаром.
Забегая вперед, можно сказать, что нечто подобное мы переживаем и на рубеже XX и XXI веков. «Бегство от свободы» хорошо помогает понять то, что происходило в России после 1991-1995 годов, когда рушились советские нормы, обеспечивавшие защищенность и устойчивость, но в то же время лишавшие граждан свободы. Точно так же можно посмотреть на современный Запад, где новый виток технологической революции подрывает правила и отношения, типичные для индустриального общества 1960-х и 1970-х годов.
Фромм глубоко убежден, что мы должны подвергнуть анализу вообще само понятие свободы. Капитализм дает людям так называемую «негативную свободу». Это свобода от внешних обязательств, от корпоративных, феодальных, бюрократических пут. Возникает тот самый индивидуум «гражданского общества», о котором писали Гегель и Маркс. Он, как человек-собственник, должен себя постоянно отстаивать, защищаясь от всех других индивидуумов, на определенном правовом поле. С точки зрения Фромма, проблема капитализма состоит в том, что негативная свобода абсолютно нестабильна. Она оставляет нас несвободными по отношению к экономической системе, к рыночным факторам, которые буржуазному сознанию кажутся стихийными. На самом деле за этими факторами могут выступать интересы крупных капиталистических корпораций. Но они, в отличие от государства, не обязаны действовать и принимать свои решения публично. Они воздействуют на рынок. Например, через управление спросом. Такое управление спросом, проводимое корпорацией, которое для нее самой является осознанным действием, для мелкого бизнесмена на другом конце рынка является некоторым стихийным, непонятым процессом. Бедствием, которое как-то само на него обрушивается. Например, нефтяные компании играют с ценами на бензин, а маленький магазинчик разоряется.
С точки зрения Фромма, задача социализма состоит в переходе от негативной к позитивной свободе. Позитивная свобода - то, что позволяет нам трансформировать обстоятельства, коллективно, совместно менять и совершенствовать правила игры. Создавать новый порядок, когда люди уже осознанно будут управлять своей судьбой. Но между негативной свободой и позитивной свободой дорога непрямая. На этом пути господствует стихия страха. Негативная свобода через некоторое время оборачивается своего рода эскалацией угроз. Демократия становится ругательным словом. Сильная власть - заветной мечтой. Непредсказуемость рынка порождает мистические ожидания, направленные на приход начальника-спасителя. Мелкобуржуазное дезориентированное сознание не способно к адекватному анализу. Начинаются поиски врагов - инородцы, масоны, евреи, мировой заговор.
Если взглянуть с точки зрения теории Фромма на опыт последних двух десятилетий, параллели просто бросаются в глаза. Рост ксенофобии, возвращение на политическую сцену всевозможных фашистских движений - все это наблюдается по всему миру. Религиозный фундаментализм (хоть христианский, хоть мусульманский, хоть иудейский) находится на подъеме - он порожден теми же страхами, той же мечтой о прошлом.
Постсоветский человек, конечно, социально отличается от мелкого лавочника из книги Фромма. Но от классово сознательного пролетария, описанного Лениным, он отличается еще больше. Мелкий чиновник, функционер советской системы, сотрудник аппарата военно-промышленного комплекса, потерявший работу и привычное место в жизни, так же мечется, так же не понимает, что с ним произошло. Некоторые, везучие, становятся олигархами. Большинство превращается в маргиналов.
Напряженное ожидание спасителя - в сочетании с полной неспособностью к сознательным и адекватным действиям - объясняет, почему подобный человек возлагает надежды на политиков, подобных Владимиру Путину или Дж. Бушу-младшему, не предлагающих ничего, кроме агрессивно-самоуверенной риторики. Но именно эта показушная самоуверенность власти (нередко порожденная как раз ее внутренней неуверенностью) привлекает напуганного и дезориентированного маленького человека.

Солидарность, власть, агрессия

Во времена английской буржуазной революции Томас Гоббс не случайно писал про «войну всех против всех». Чтобы прекратить это ужасное состояние, нужна очень сильная власть. Пусть тираническая. Пусть незаконная. Лучше ужасный конец, чем ужас без конца.
Государство всех поставит на место, наведет порядок, но, конечно, свободой придется пожертвовать ради обеспечения безопасности. Правда, замечает Фромм, безопасность не будет обеспечена. Да, Большой брат защитит вас от хаоса, но кто защитит вас от самого Большого брата? Кто гарантирует предсказуемость и эффективность его решений? Откуда уверенность, что он не приведет нас в тупик или к новой катастрофе?
Назад в утробу пути нет, невозможно вернуться в прошлое. Старые, разрушенные связи невосстановимы, они уже технологически невозможны. Мы можем только имитировать, симулировать эти связи и отношения, симулировать защищенность. По Фромму, социальная защищенность, предоставляемая тоталитарными режимами, является в значительной мере искусственной. Государство, являясь защитником, одновременно является и главной угрозой. Традиционное государство не обладало такой мощной репрессивной машиной, оно развивалось на другой технологической основе, его репрессивная машина была связанна традиционными обязательствами, устойчивыми отношениями. Новая репрессивная машина работает по своей собственной логике и может придавить кого угодно. Человек снова оказывается в состоянии страха, но страх меняется. Раньше были размытые, неопределенные угрозы, тайные вызовы, теперь страх концентрируется в одном месте, и это место государство.
Источник страха и источник защиты один и тот же. Сознание маленького человека становится совершенно невротическим. По Фромму, это сознание мелкобуржуазное. Пролетариат должен черпать чувство защищенности не из связи с государством и традиционных пут, а в собственной классовой солидарности. Это не просто красивые слова. Тот, кто сталкивался с реальностью классовой борьбы, знает, что солидарность и самоорганизация являются единственным по-настоящему надежным - и возвышающим личность - способом самозащиты. Объединенные трудящиеся готовы противостоять как государству с его репрессивной машиной (которая неожиданно начинает давать сбои), так и пресловутой рыночной стихии. Да, борьба может быть проиграна, даже очень часто она бывает проиграна, но человек, вступающий в борьбу, не отдает себя на волю бога или обстоятельств. Он защищается. Действует осознанно, как личность.
С другой стороны, Фромм пишет о развитии демократии через механизм коллективной самоорганизации. Тоталитарная система держится на общественной разобщенности. Там, где общество солидарно, тоталитаризм невозможен.
Разумеется, Фромм прекрасно понимает, что кроме тоталитарной системы есть и другие формы контроля. Потому в более поздний период своей жизни он задается теми же вопросами, что и Маркузе. Он говорит о формирующемся в буржуазном обществе агрессивном характере или об агрессивной личности. Есть два сценария поведения. С одной стороны, возможен сценарий поведения идеального пролетария, который находит защиту через солидарность, организуется, отстаивает свои права, становится гражданином. Но с другой стороны, есть так называемая мелкобуржуазная личность. Причем эти мелкобуржуазные личности по социальному положению могут быть абсолютно пролетарскими. Когда Фромм говорит о мелкобуржуазной личности, он не имеет в виду, будто рабочий обязательно должен иметь пролетарскую психологию. Это ведь всего лишь идеальные типы.
Агрессивная личность склонна искать врагов. Страхи надо персонифицировать. Размытый страх становится менее страшным, если его проецируют на какой-то объект. Этот объект не является на самом деле источником угрозы, более того, чем менее он является реальным источником угрозы, тем удобнее именно на него проецировать свой страх. Поэтому еврей, темнокожий, в нашем случае кавказец - это совершенно идеальные объекты страха, потому что на самом деле при любых проблемах, с которыми можно столкнуться при контакте с тем или иным подобным объектом, есть гораздо более опасные существа, с которыми лучше не сталкиваться вообще. Предпочтительно направить свою фобию на объект, более или менее вмещаемый в сознание. Представление о конфликте с собственным государством и крупным бизнесом для отдельного человека гораздо страшнее, чем любые кошмарные фантазии о «мировой закулисе».
Огромная государственная машина для маленького человека - тоже мистический объект. То же относится и к огромной корпорации. При столкновении с ними маленький человек твердо знает, что ТАКОЙ объект его уничтожит. Раздавит, не заметив. Шансы индивидуального сопротивления настолько не равны, что нет даже смысла думать о возможности противостояния. А вот объект, выраженный в кавказце, торгующем на рынке, в еврее-ростовщике, в некультурном темнокожем, который сидит в метро и не знает правил цивилизованного поведения (кстати, объект в бытовом отношении часто и в самом деле весьма неприятный), - такой объект по крайней мере сопоставим с маленьким человеком по физическому и политическому весу. Этот объект, в силу своей конкретности, является оптимальным врагом. Он осязаем, видим, доступен. Фобия, естественно, переносится сюда, а дальше уже вопрос технологии, как эти фобии будут использоваться государством, отдельными партиями, политиками. На основе этих фобий создаются механизмы иерархической мобилизации, которые внешне даже похожи на проявления солидарности - лишь с той разницей, что все направлено на ложный объект и управляемо вертикально. Солидарность, по Фромму, построена на сознательном объединении людей. Это совершенно другой механизм. Вертикальная мобилизация - в случае успеха - позволяет построить людей и организовать их для действий, абсолютно чуждых их интересам. Как в армии: мобилизуют крестьян, делают из них солдат и отправляют расстреливать крестьянские бунты.
Чем более человек является рабом своей фобии, тем меньше он способен осознать свои интересы. Агрессивный характер представляет реальную угрозу. Он проявляется в двух типах поведения - коллективном и индивидуальном. Напуганный человек склонен к неспровоцированной агрессии. Известно, что на фронте многие героические поступки совершаются от страха. В быту результаты могут быть менее привлекательными. Испуганный человек готов нанести удар первым. Только не знает - куда. В Америке нередки случаи, когда вполне добропорядочный обыватель вдруг «слетает с катушек», хватает автоматическое ружье и начинает расстреливать всех подряд. Значит, тайные страхи вырвались наружу.
Однако демократический капитализм находит и способы гасить подобную агрессию, снимать стресс. Человек, например, идет в супермаркет. Вместо того чтобы всех подряд убивать, он начинает что попало покупать. Согласитесь, это все-таки не так опасно. Чем больше он покупает, тем больше успокаивается. У него появляется ощущение власти, контроля над обстоятельствами. Но потом, через некоторое время, стресс вернется. Все же супермаркет по сравнению с тайной полицией есть наименьшее зло, хотя функции их примерно одинаковые.
Пик подъема Франкфуртской школы пришелся на 1960-е годы. С 1970-х годов начинается ее упадок. Все главное сказано. Мыслители стареют и начинают умирать. Маркузе даже в самом конце жизни был интеллектуально очень продуктивен, но школа в целом становится достоянием истории. В последние годы жизни Маркузе много думал о технологической революции, во многом опережая свое время. У него появляется мысль о том, что новая технологическая революция одновременно создает новые формы отчуждения, дает государству и корпорациям новые механизмы контроля, но те же технологии откроют и новые перспективы освобождения. Маркузе еще не знает, что это будут за новые технологии. Персональный компьютер еще не продается. Слово «Интернет» еще не придумали, мобильных телефонов нет. Потому рассуждения Маркузе кажутся немного абстрактными. Даже сам термин «новые» или «высокие» технологии, который сейчас мы повторяем на каждом шагу, тогда был не в обиходе.
Лешек Колаковский в начале 1980-х очень потешался над идеей «новых технологий», высказанной Маркузе. Что за странные технологии, которых еще нет? Что за нелепая идея про какую-то информационную революцию? Между тем Маркузе вовсе не был пророком, угадавшим будущее интуитивно. Просто все ключевые технологические идеи, породившие перемены 1990-х годов, были уже разработаны и даже внедрены в военно-промышленном комплексе 1970-х. В последующие три десятилетия мы лишь видели развитие той технологической парадигмы, которая была заложена ранее. Потому Маркузе не мог предсказать конкретные формы (например, мобильный телефон со встроенным модемом), но в отличие от ограниченного мещанским кругозором Колаковского прекрасно понимал, в каком направлении все движется.
Итак, новые технологии будут служить для контроля над личностью: с их помощью можно будет подсматривать, подслушивать, отслеживать передвижение граждан, давать им бесконечные указания, промывать им мозги рекламными сообщениями.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61