Она не могла сама нанести удар. Никого, кто бы смог попытаться
снова совратить нас, поблизости не было. И, во всяком случае, мы были
здорово настроены против таких целей. Враг не мог вновь использовать
кроющиеся глубоко в нас ревность и подозрение. И не мог натравить нас друг
на друга. И от подозрений, и от ревности мы были свободны, как никто
никогда из смертных. Мы очистились от них.
Но враг был терпелив и хитер, он выволок наружу все еще остающееся в
нас зло... И освободимся ли мы от тоски и боли?.. Или он оставит нас в
покое?
Не знаю. Но знаю, что внезапно мне открылось великолепие ночи, и что
меня захлестнула не оставившая места ни для чего другого волна любви к
Джинни. А когда много дней спустя мне вспомнилось то, что произошло на
высившемся над морем утесе, то это воспоминание было таким же смутным, как
и все предыдущие, и я отделался от него, решив небрежно и в полушутку:
- Забавно, что получив по башке, я всегда вижу одну и ту же
галлюцинацию. В итоге, любимая, я узнал, как велика твоя тревога за меня.
Ты последовала сюда за мной, не зная, что может произойти... Когда я
сказал, чтобы ты спасалась.
Она потерлась взъерошенной головой о мое плечо.
- И я узнала то же самое, Стив. Я рада.
Мы ступили на ковер.
- Домой, Джеймс, - сказал я. И когда Джеймс взмыл в воздух, помолчав,
добавил:
- Подозреваю, что ты смертельно устала.
- Ну, не особенно. Я еще слишком взвинчена... Нет, черт возьми,
слишком счастлива, - она сжала мне руку. - Но ты, любимый мой, бедный
мой...
- Я чувствую себя прекрасно, - ухмыльнулся я. - Завтра мы можем
встать поздно. Выспимся.
- Мистер Матучек, о чем вы думаете?
- О том же, о чем и вы, миссис Матучек.
Догадываюсь (в лучах луны было плохо видно), что она залилась
румянцем.
- Понимаю. Очень хорошо, сэр.
Все вышло так, как мы и предвидели.

18
Мы вернулись домой. На лето устроились на работу. И уволились, когда
осенью вновь начались занятия. Ничего особенно серьезного, но, например,
когда Джинни забеременела, нам пришлось продать ковер. С другой стороны,
за эти два года семейной жизни с нами не происходило ничего
захватывающего, когда мы оставались наедине.
А потом сиделка подвела меня к кровати, на которой лежала моя
любимая. Ее всегда великолепного цвета лицо было сейчас белым от
вынесенных страданий. Но огнем пламенем разбросанные по подушке волосы, и
хотя на глаза не опускались веки, никогда они еще не сияли таким ярким
зеленым светом.
Я наклонился, так нежно, как мог, и поцеловал ее.
- Эй, ты, - прошептала она.
- Как ты себя чувствуешь? - единственное, что пришло мне в голову,
так этот дурацкий вопрос.
- Прекрасно, - она рассмеялась, а потом принялась меня рассматривать.
- Но ты выглядишь так, будто вся эта чушь имеет под собой основания.
Действительно, многие акушеры, когда рождается ребенок, укладывают
отца в постель. Но наш врач следовал наиболее распространенному убеждению,
что максимум симпатической помощи жене я оказываю, когда потею в приемной.
За последние месяцы я с таким остервенением учил все, относящееся к этому
вопросу, что стал чуть ли не специалистом. Первые роды для такой высокой и
тонкой женщины, как Джинни, должны быть трудными. Она восприняла это со
своим обычным хладнокровием. В предсказании обратила внимание не только на
то место, где руны указывали пол ребенка. Ибо только зная его, мы не
опростоволосимся с выбором имени.
- Как тебе понравилась наша дочь? - спросила она.
- Великолепна, - сказал я.
- Лжец, - она тихо рассмеялась. - Еще не было мужчины на свете, не
ужаснувшегося, когда ему сказали, что теперь он должен именоваться отцом
сморщенного комка красной плоти, - ее рука потянулась к моей. - Но она еще
станет красивой, Стив. Она такая беспомощная. Для нас она самая прекрасная
на свете.
Я сказал себе, что не стоит орать прямо здесь, где в палате полно
матерей. Спасла меня своим скрипом нянька:
- Я думаю, вам лучше пока оставить вашу жену в покой, мистер Матучек.
И доктор Акман предпочел бы, чтобы свидание закончилось. Ему пора идти
домой.
Он ждал меня в помещении записи имени новорожденных. Я вошел,
звуконепроницаемая дверь захлопнулась, и нянька запечатала ее, оттиснув на
воске звезду Давида. Это была современная больница, здесь принимались все
меры предосторожности. Томас Акман был седой, угловатый человек шести
футов росту. Он напоминал скалу. У него были свободные манеры. Было видно,
что он несколько устал. Я заметил, что под украшенным знаками зодиака
халата медика на нем были одеты белые парусиновые брюки и рубашка без
галстука. Это не считая амулета, Конечно.
Мы пожали руки.
- Все идет хорошо, - заверил он. - Получены результаты лабораторных
анализов. Как вы понимаете, поскольку в роду матери не было
человеко-зверей, ваши дети не станут прирожденными волками-оборотнями. Но
так как девочка унаследовала от вас комплекс рецессивных генов, она будет
легко поддаваться заклинаниям трансформации. Это - определенное
преимущество, особенно, если, она подобно матери, изберет профессию
волшебницы. Но это же означает, что должны быть приняты некоторые
предосторожности. По сравнению с другими она будет более подвержена
сверхъестественным влияниям.
Я кивнул. Мы с Джинни наверняка неподобающе часто принимали участие
во всех нежелательных для нас приключениях.
- Выдайте ее замуж за подходящего человека, - пошутил Акман, - и у
вас будут внуки, волки-оборотни.
- Если она окажется похожей на мою старуху, - сказал я. - То, боже,
помоги тому бедняге, которого мы заставим на ней жениться, - говорил я
это, чувствуя себя полнейшим идиотом. - Послушайте, доктор, мы оба устали.
Давайте оформим документы новорожденной и кончим с этим.
- Согласен, - он сел за стол. На пергаменте уже были написаны имена
родителей, дата рождения и официальный порядковый номер, под которым
ребенок числился среди других новорожденных. - Как вы решили ее назвать?
- Валерия?
- Что ж, я предполагал, что ваша жена выберет что-то вроде этого. Ее
идея, не так ли? А второе имя?
- Э... Мери. Мое решение в честь моей матери, - я понял, что снова
бормочу чушь.
- Хорошая мысль. Если ей не понравится причудливая "Валерия", будет
называть себя вторым именем. Хотя подозреваю, что ей понравится. - Он
сунул пергамент в машинку, впечатал оставшиеся сведения, вздохнув, передал
документ мне (при этом просыпал на него пепел из пепельницы). Очень
торжественно сложил первичное свидетельство с отпечатками пальцев моей
дочери.
- А подлинное имя?
- Викторикс.
- А?
- Это имя всегда нравилось Джинни.
Валерия Викторикс. Последний римский легион в Британии. Последняя,
противостоящая хаосу сила, как сказала Джинни в одну из тех редких минут,
когда была совершенно серьезна.
Акман пожал плечами.
- Ну, не думаю, чтобы девочка когда-нибудь называла себя так.
- Надеюсь, не назовет никогда.
- Это произвело бы нехорошее впечатление, - согласился он. - Но не
волнуйтесь. Мне пришлось видеть слишком много молодых мужей, потрясенных
крайними возможными последствиями. А ведь на самом деле подлинное имя - ни
что иное, как разумная предосторожность. Нечто вроде прививки.
- Знаю, - сказал я. - У моих родителей появилась эта мысль при моем
рождении... Не то чтобы кто-то злоумышлял против обычного мирного
гражданина, но вы сами убедитесь, что жизнь моя была беспокойно и часто
подвергалась опасностям. Поэтому насущно необходимо было принять какие-то
меры. Впрочем, эти меры далеко не всегда надежны. Медицинская наука - одна
из немногих областей, где, допускаю, существует подлинный прогресс.
Акман окунул орлиное перо в сделанные из дубового галла чернила.
- Во имя птицы, олицетворяющей твою родину, и дерева молнии, - он
возвысил голос, - под их и божьей защитой, дитя сего дня, да будет твое
подлинное имя, известное на всей земле лишь твоим родителям, твоему врачу
и тебе самой, когда ты достигнешь совершеннолетия - Викторикс. И пусть оно
принесет тебе добрую славу и счастье. И ноги его, пока не истекут
отведенные тебе годы, amen, - он вписал имя, присыпал доставленным из
Галилеи песком и встал снова.
- Этот документ я зарегистрирую лично, - и, зевнув, - о'кей, это все.
Мы повторно пожали друг другу руки.
- Сожалею, что вам пришлось принимать младенца в такой неурочный час.
- Мы врачи, ко всему готовы, - ответил он. Сон его оставил. Он
пристально взглянул на меня. - Кроме того, я ожидал этого.
- А?
- Я уже слышал кое-что о вас и вашей семье, - сказал Акман. - Я
кое-что выяснил самостоятельно. Погадал на рунах. Возможно, вы этого не
знали, но ребенок был зачат во время зимнего солнцестояния. И совершенно
не говоря уже об обычной наследственности, результаты гадания показывают
еще кое-что. Не могу понять, что. Но я был совершенно уверен, что она
родится именно в эту ночь - потому, что в эту ночь - великое полнолуние. Я
буду наблюдать ее с неослабевающим интересом, мистер Матучек. И советую
вам особо оберегайте вашу дочь... А теперь доброй ночи.

19
В последующие три года ничего примечательного у нас не было вернее,
так бы, возможно, подумали вы. Но ведь вы как-то отличаетесь от нас. А что
касается нас, то это было время, когда перед нами открылся весь мир. И
одновременно - дрогнула земля под ногами.
Начну с того, что мы не ожидали рождения Валерии. Позднее, мы
выяснили, что Свартальф вновь принялся гоняться за домовым. В отместку
добрый народец превратил противозачаточные таблетки Джинни в аспирин.
Много позже мне подумалось не крылось ли за этой случайностью нечто
большее. Ведущие нас силы ставят нас в положение, служащее их целям.
Сперва Джинни намеревалась жить и далее соответственно нашим
первоначальным планам. Хотя бы, когда наша маленькая подрастет, чтобы на
день ее можно было оставлять под присмотром приходящей няни. И она
получила в аркане степень доктора философии. Ей предложили великолепную
работу. Но поскольку в нашей семье появилась дочь, и от этого никуда не
денешься, эмансипацию мамы пришлось отложить. Мы не могли доверить Валерию
какой-то наемной неряхе когда она впервые научилась улыбаться, ни тогда
когда она начала ползать, ни когда звуки, напоминающие бульканье и птичий
щебет превратились в настоящий смех... Позже, позже.
Я не протестовал. Был совершенно со всем согласен. Но это означало
подчиниться - временно, если не навсегда - следующему. Ловко устроившись
молодая чета, имеющая жирный доход (нас двое), поселившаяся в
очаровательном месте и занимающаяся чем-то отвратительным. У меня
появилось было намерение возобновить голливудскую карьеру. Но изумило бы,
пожелай Джинни выслушать хоть слово об этой идее.
- А ты вообрази на полсекунды, - заявила она, - что мне бы захотелось
стать заурядной актрисой. Сыграть в "Серебряном вожде и девушке"?.. Когда
бы из меня вышел чертовски хороший инженер.
Лично я не думал, что все, сыгранные мною роли в кино, так уж плохи,
но в целом ответ ее меня утихомирил.
Новоиспеченный бакалавр не станет же заниматься сложными
исследовательскими проблемами, как он рассчитывал. Особенно, если он
старше остальных выпускников. Мне пришлось начать с более посильного. К
счастью (так мы тогда подумали), работа оказалась неожиданно хорошей.
"Корпорация Предсказаний Источник Норн" <норны у древних скандинавов
- боги судьбы>, была одной из тех, появившихся в последнем буме компаний,
которые взяли на себя обслуживание бизнеса информации и т.д. Первоначально
маленькая, она разрасталась по экспоненциальной кривой. Помимо
производства, занималась исследованиями. И, в конце концов, туда был
приглашен и я. Это было не просто восхитительно, но и означало первый (и
неплохой) шаг на пути профессиональной деятельности. К цели. Кроме того,
просвещенная администрация подстрекала нас к дальнейшему приобретению
знаний. За те же деньги, хотя времени у нас стало меньше. Однако,
жалование было хорошим. И вскоре мой босс Барни Стурласон стал моим
другом.
Главный недостаток заключался в том, что нам пришлось остаться в
этом, во всех отношениях скучном городе, и терпеть страшные зимы верхнего
среднего запада. Но мы арендовали за городом комфортабельный дом, это
утешало. И мы обладали друг другом, и у нас была маленькая Валерия. Это
были хорошие годы. Точнее - в них не было ничего из ряда вон выходящего.
Вы совершенно правы, если считаете все это мало заметным. Полагаю,
что человека всегда привлекало то, где таится гибель. И будет привлекать
впредь. Однако, иные времена заставляют вспомнить древнее китайское
ругательство: "Чтобы вам пришлось жить в интересное время!".
Ни Джинни, ни я не поддались на пропагандистскую болтовню, что коль
скоро злой и безнравственный халифат разгромлен, впереди вечное торжество
мира и счастья. Мы знали, что вечно, наоборот, наследие, оставленное
человечеству воинами. Кроме того, мы знали, что этот конфликт был не
столько причиной, сколько симптомом навалившегося на мир недомогания. Не
будь христианский мир расколот, враг мог бы захватить большую часть
восточного полушария и выбить пыль из соединенных штатов. По существу,
халифат был не чем иным, как оружием мусульманской еретической секты.
Среди наших союзников было немало верующих в аллаха.
Разумным казалось ожидать, однако, что теперь человечество осмыслит
полученный им урок, и оставит в сторону религиозные распри, приступит к
перестройке и восстановлению. В частности, мы надеялись что будет
окончательно дискредитирована и захиреет церковь иоаннитов. Правда, ее
приверженцы тоже сражались с халифатом. Правда и то, что они сыграли
ведущую роль в движении сопротивления. На оккупированных территориях. Но
они бросили вызов старым убеждениям и верованиям. Всему, на чем
основывается западное общество. Так кто же в первую очередь раскалывает и
ослабляет нашу цивилизацию?! И не они ли подали пример поднимающей голову
идеологии халифата, не они ли подтолкнули взрыв безумия на среднем
востоке?
Теперь я лучше знаю, следует ли ожидать от человечества разумных
последствий.
Вопреки всеобщему убеждению, угроза появилась отнюдь не внезапно.
Некоторые предупреждали о ней с самого начала. Они указывали, что иоанниты
сделались доминирующей силой в политике уже нескольких стран, и что эти
страны тут же начали относиться к нам не особенно дружелюбно. И что
несмотря на это иоанниты постепенно обращают в свою веру всю Америку. Но
мы их, в общем, не слушали. Мы были слишком заняты восстановлением
причиненных войной разрушений. Слишком заняты - все вместе, и каждый в
отдельности. Мы решили, что те, кто трубит тревогу - реакционеры и
мечтающие дорваться до власти тираны (не исключено, среди них были и
такие). Теология иоаннитов, возможно, идиотская, говорили мы, но разве
первая поправка не гарантирует свободу проповеди и вероучений? Вероятно,
из-за нее, из-за иоаннитов у петристских церквей <большинство христианских
церквей базируется на вероучении, восходящему к Петру и Павлу>, появились
определенные трудности, но разве это не их собственная проблема?
Действительно, в наш научный век говорить об опасности, исходящей от
религиозно-философской системы... Якобы искусно повсюду распространяемой..
Системы, подчеркивающей свое стремление к миру почти так же неуклонно, как
квакеры. Системы, превозносящей заповедь любви к ближнему своему превыше
всех прочих... Но, пожалуй, насквозь светское общество и наша опутанная
ритуалами вера лишь выигрывает, восприняв кое-что из того, что проповедуют
иоанниты.
Итак. Движение и его влияние разрастались. Каким-то образом
соблюдающие порядок демонстрации все чаще и чаще стали превращаться в
свирепые бунты. Не санкционированные профсоюзами забастовки, выдвигавшие
все менее осмысленные требования, сделались всеобщим явлением. Агитация
парализовала один студенческий город за другим. И человек за человеком
начинали умно толковать, что необходимо сломать безнадежно
коррумпированный порядок, и на его развалинах построить рай любви.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33