А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Ленин в
докладе о Брестском мире на IV Всероссийском С'езде Советов. - Да, этот
мир - неслыханное унижение Советской власти, но историю перехитрить мы
не в состоянии.
"Передышка нам нужна, плохая, короткая, непрочная передышка, но все
же будет время, за которое произойдет новое накопление сил революции,
оздоровление армии от отчаяния и утомления".
На вопрос Камкова о том, что такое передышка, на какой срок и т. д.,
т. Ленин ответил:
"Удивительно легко иногда бывает вопросы ставить, но и нетрудно на
них и ответить. Есть одно изречение, - оно невежливо и грубо, но слова
из песни не выкинешь; - оно говорит: один дурак может больше спрашивать,
чем десять умных ответить.
"Спрашивают, продлится ли передышка неделю, две или больше. Я утверж-
даю, что на всяком волостном сходе и на каждой фабрике человек, который
от имени серьезной партии будет выступать с подобным вопросом к народу,
его народ прогонит вон, потому что на всяком волостном сходе поймут, что
нельзя задавать вопросы о том, чего нельзя знать. Это поймет любой рабо-
чий и крестьянин.
"И одно можно с уверенностью сказать, что после мучительной трехлет-
ней войны всякая неделя передышки есть величайшее благо".
Глубоко интересна критика т. Лениным всякого рода причитаний о "по-
зорном" характере, унизительности и т. д. Брестского мира.
"Я предоставляю вам увлекаться международной революцией, потому что
она все же наступит. Все придет в свое время, а теперь беритесь за само-
дисциплину, подчиняйтесь во что бы то ни стало, чтобы был образцовый по-
рядок, чтобы рабочие хоть один час в течение суток учились сражаться.
Это немного потруднее, чем написать прекрасную сказку. Этим вы поможете
немецкой и международной революции. Сколько нам дадут дней передышки, мы
не знаем, но она дана. Надо скорей демобилизовать армию, потому что это
больной орган, а пока мы будем помогать финляндской революции.
"Только дети могут не понять, что в такую эпоху, когда наступает му-
чительно долгий период освобождения, которое только что создало Советс-
кую власть, подняло на высшую ступень ее развития, только дети могут не
понимать того, что здесь должна быть длительная, осмотрительная борьба.
Позорный мирный договор подымает восстание, но когда товарищи из "Комму-
ниста" рассуждают о войне, у них, в сущности, только апелляция к
чувству. "Позорный, неслыханный, унизительный мир". Они апеллируют к
чувству, позабыв то, что у людей сжимались руки в кулаки и кровавые
мальчики были перед глазами. Что они, в сущности, говорят? "Никогда соз-
нательный революционер не переживет этого, не пойдет на этот позор". Эта
газета носит кличку "Коммунист", но ей следует носить кличку "Шляхтич",
ибо она смотрит с точки зрения шляхтича, который сказал, умирая в краси-
вой позе со шпагой: "Мир - это позор, война - это честь". Они смотрят с
точки зрения шляхтича, но я подхожу с точки зрения крестьянина.
"Если я иду на мир, когда армия бежит и не может не бежать, не теряя
тысячи людей, я беру его, чтобы не было хуже. Разве позорен договор? Да
меня оправдает всякий серьезный крестьянин и рабочий, потому что они по-
нимают, что мир есть средство для накопления сил. История скажет, кто
прав. На нее я ссылался не раз, такова история освобождения немцев от
Наполеона. Я нарочно назвал мир Тильзитским, хотя мы не подписали того,
что было там, когда немцам пришлось давать свои войска на помощь завое-
вателю для подчинения других народов. До этого история однажды уже дохо-
дила и дойдет вновь, если мы будем надеяться только на международную ре-
волюцию. Смотрите, чтобы история не довела вас и до такой формы военного
рабства. А пока социалистическая революция не победила во всех странах,
Советская Республика может впасть в рабство. Наполеон в Тильзите прину-
дил немцев к неслыханным позорным условиям мира. Там дело шло так, что
несколько раз заключался мир. Тогдашний Гофман-Наполеон ловил на наруше-
нии мира, и нас поймает Гофман на том же. Только мы постараемся, чтобы
он поймал не скоро. Последняя вспышка дала горькую, мучительную, но
серьезную науку русскому народу, заставив его организовываться, дисцип-
линироваться, уметь подчиняться, создавать образцовую дисциплину. Учи-
тесь у немца его дисциплине, иначе мы - погибший народ и вечно будем ле-
жать распростертым в рабстве".
Тов. Ленин подчеркивает, что позор для революционеров не в подписании
унизительного мира, а в отчаянии, в упадке духа, в потере революционной
энергии и веры в будущее.
"Пруссия и ряд других стран в начале XIX века, во время наполеоновс-
ких войн, доходили до несравненно, неизмеримо больших тяжестей и тягот
поражения, завоевания, унижения, угнетения завоевателем, чем Россия 1918
года. И, однако, лучшие люди Пруссии, когда Наполеон давил их пятой во-
енного сапога во сто раз сильнее, чем смогли теперь задавить нас, не от-
чаявались, не говорили о "чисто формальном" значении их национальных по-
литических учреждений. Они не махали рукой, не поддавались чувству: "все
равно - погибать". Они подписывали неизмеримо более тяжкие, зверские,
позорные, угнетательские мирные договоры, чем брестский, умели выжидать
потом, стойко сносили иго завоевателя, опять воевали, опять падали под
гнетом завоевателя, опять воевали, опять падали под гнетом завоевателя,
опять подписывали похабные и похабнейшие мирные договоры, опять поднима-
лись, и освободились в конце концов (не без использования розни между
более сильными конкурентами-завоевателями).
"Почему бы не могла подобная вещь повториться в нашей истории?
"Почему бы нам впадать в отчаяние и писать резолюции - ей-же-ей - бо-
лее позорные, чем самый позорный мир, резолюции о "становящейся чисто
формальною Советской власти"?
"Почему тягчайшие военные поражения в борьбе с колоссами современного
империализма не смогут и в России закалить народный характер, подтянуть
самодисциплину, убить бахвальство и фразерство, научить выдержке, при-
вести массы к правильной тактике пруссаков, раздавленных Наполеоном:
подписывай позорнейшие мирные договоры, когда не имеешь армии, собирайся
с силами и поднимайся потом опять и опять?
"Почему должны мы впадать в отчаяние от первого же неслыханного тяж-
кого мирного договора, когда другие народы умели твердо выносить и гор-
шие бедствия?
"Стойкость ли пролетария, который знает, что приходится подчиняться,
ежели нет сил, и умеет потом, тем не менее, во что бы то ни стало, под-
ниматься снова и снова, накапливая силы при всяких условиях, - стойкость
ли пролетария соответствует этой тактике отчаяния, или бесхарактерность
мелкого буржуа, который у нас, в лице партии эс-эров, побил рекорд фразы
о революционной войне?
"Нет, дорогие товарищи из "крайних" москвичей. Каждый день испытаний
будет отталкивать от вас именно наиболее сознательных и выдержанных ра-
бочих. Советская власть, скажут они, не становится и не станет чисто
формальной не только тогда, когда завоеватель стоит в Пскове и берет с
нас 10 миллиардов дани хлебом, рудой, деньгами, но и тогда, когда непри-
ятель окажется в Нижнем и в Ростове-на-Д. и возьмет с нас дани 20 милли-
ардов.
"Никогда никакое иностранное завоевание не сделает "чисто формальным"
народное политическое учреждение (а Советская власть не только полити-
ческое учреждение, во много раз более высокое, чем виданные когда-либо
историей). Напротив, иностранное завоевание только закрепит народные
симпатии к Советской власти, если... она не пойдет на авантюры.
"Отказ от подписи похабнейшего мира, раз не имеешь армии, есть аван-
тюра, за которую народ вправе будет винить власть, пошедшую на такой от-
каз.
"Подписание неизмеримо более тяжкого и позорного мира, чем брестский,
бывало в истории (примеры указаны выше) и не вело к потере престижа
власти, не делало ее формальной, не губило ни власти, ни народа, а зака-
ляло народ, учило народ тяжелой и трудной науке готовить серьезную армию
даже при отчаянно трудном положении под пятой сапога завоевателя.
"Россия идет к новой и настоящей отечественной войне, к войне за сох-
ранение и упрочение Советской власти. Возможно, что иная эпоха, - как
была эпоха наполеоновских войн, - будет эпохой освободительных войн
(именно войн, а не одной войны), навязываемых завоевателями Советской
России. Это возможно.
"И потому позорнее всякого тяжкого и архи-тяжкого мира, предписывае-
мого неимением армии, позорнее какого угодно позорного мира - позорное
отчаяние. Мы не погибнем даже от десятка архи-тяжких мирных договоров,
если будем относиться к восстанию и к войне серьезно. Мы не погибнем от
завоевателей, если не дадим погубить себя отчаянию и фразе".
Когда перечитываешь теперь XV том сочинения Ленина, все, что говорил
и писал наш гениальный вождь, кажется всякому читателю ясным, убеди-
тельным, чуть ли не само собой разумеющимся. Метод Ильича, его основной
подход ко всем явлениям социальной жизни, принципы его классовой тактики
и стратегии более или менее усвоены теперь всеми сознательными членами
партии, но не так было в тот момент, когда тезисы о мире впервые стави-
лись Ильичем. Многим товарищам мысли Ильича казались еретическими и рас-
кол в партии казался как будто неизбежным. В резолюции, принятой 24 фев-
раля 1918 г., Московское областное бюро нашей партии вынесло недоверие
Ц. К-ту, отказалось подчиняться тем постановлениям его, "которые будут
связаны с проведением в жизнь условий мирного договора с Австро-Венгри-
ей", и в об'яснительном тексте к резолюции заявило, что "находит едва ли
устранимым раскол в партии"*1. Более того, в самом Ц. К. и среди самых
видных большевиков точка зрения Ильича встретила сильное сопротивление.
Так, на частном _______________
*1 См. цитируемый том, стр. 109. совещании наиболее видных большеви-
ков-делегатов, с'ехавшихся на III С'езд Советов, точка зрения Ленина о
необходимости немедленного мира собрала всего 15 голосов, за революцион-
ную же войну высказалось 32, за формулу демобилизовать армию, но мира не
подписывать - 16*1.
10 февраля в Бресте мирные переговоры были прерваны. Троцкий, от име-
ни русской делегации, заявил, что Россия насильнический мир отказывается
подписать, но войны продолжать не будет и демобилизует армию. Результаты
известны. Уже 17 февраля началось немецкое наступление. Как предсказывал
т. Ленин, русская армия никакого сопротивления немецким войскам не ока-
зала. Уже перед заключением Брестского мира т. Ленин в беседе с т. Раде-
ком доказывал, что войну вести невозможно, ибо мужик голосовал против
войны. "Позвольте, как это голосовал", спросил т. Радек. "Ногами голосо-
вал, бежит с фронта", ответил т. Ленин.
На заседание Ц. К. от 18 февраля Ленин внес предложение: "Немедленно
обратиться к германскому правительству с предложением немедленного зак-
лючения мира". Предложение принимается 7 голосами; против голосовало 6
при одном воздержавшемся*2.
На наше предложение мира германское правительство ответило пред'явле-
нием новых тягчайших условий по сравнению с первоначальными немецкими
условиями.
На заседании Ц. К. 23 февраля Свердлов огласил германские условия. И
на этом заседании три члена Ц. К. голосовали против немедленного приня-
тия германских предложений и настаивали на войне, четыре воздержались и,
таким образом, Ц. К. семью голосами из 15 присутствовавших решил принять
немецкие условия.
На этом заседании Ленин три раза брал слово. Он заявил, что политика
революционной фразы окончена. Если эта политика теперь будет продол-
жаться, то "он выходит из правительства и из Ц. К. Для революционной
войны нужна армия, ее у нас нет. Значит надо принимать условия"*3.
"Я не хочу революционной фразы, - заявил Ленин. - Немецкая революция
еще не дозрела. Это требует месяцев. Нужно принимать условия. Если потом
будет новый ультиматум, то он будет в новой ситуации".
Итак, тов. Ленину приходилось ставить своего рода ультиматум и заяв-
лять о своем выходе из правительства и Ц. К., если политика революцион-
ной фразы будет продолжаться. Тов. Ленину не пришлось, к счастью для Со-
ветской России и всего ее будущего, привести свой ультиматум в исполне-
ние, ибо его точка зрения была принята на упомянутом заседании Ц. К.
Имена шести товарищей из 15-ти, голосовавших за предложение т. Ленина,
заслуживают быть занесенными в историю: Зиновьев, Свердлов, Смилга, Со-
кольников, Сталин, Стасова. Из статьи Овсянникова "Ц. К. Р. К. П. и
Брестский мир" _______________
*1 См. цитируемый том, стр. 621.
*2 См. там же, стр. 629.
*3 Там же, стр. 632. явствует, что Зиновьев и Сталин целиком поддер-
живали точку зрения Ленина уже на заседании от 9 января*1.
Тов. Ленин остался на своем посту, зато четыре цекиста и ряд товари-
щей подали заявление об отставке и уходе с ответственных постов.
"История скажет, кто прав", говорил Ленин, настаивая на принятии не-
мецких условий. История уже сказала свое слово, и нет теперь в коммунис-
тической партии ни одного человека, который не признал бы, что именно
Ленин оказался безусловно прав в своем анализе внутреннего и международ-
ного положения Р. С. Ф. С. Р., что именно Ленин, благодаря своему такти-
ческому гению, спас Советскую республику в самый критический момент ее
существования.
Наша коммунистическая молодежь должна самым внимательным образом изу-
чать книги Ленина. Ленин не только гениальный теоретик, это величайший
государственный деятель, гениальный практик, умевший ставить и разрешать
самые сложные и трудные вопросы момента, и вести государственный корабль
в самую бурную погоду среди бесчисленных мелей и рифов, путем гениальных
тактических маневров, головокружительными зигзагами и крутыми поворота-
ми, не изменяя, однако, никогда основной линии и держа неуклонно курс на
социальную революцию во всем мире.

Б. Казанский.
РЕЧЬ ЛЕНИНА.
(Опыт риторического анализа).
I.
Охватить целиком и уяснить сколько-нибудь полно речь Ленина в ее су-
щественных и отличительных особенностях, дать характеристический анализ
его ораторского слова - задача вряд ли возможная. Для этого было бы не-
обходимо, прежде всего, быть вполне своим во всей конечно сложной обста-
новке его речей; не только зорким очевидцем, но непременно и активным
соучастником как идейно-политической, так и фактической обстановки его
выступлений. Только подобная непосредственная близость могла бы позво-
лить надеяться с достаточной полнотой и правильностью оценить все ре-
альное значение его слова. Без этого мы рискуем не разглядеть за напеча-
танным текстом важнейших, существеннейших элементов его подлинного со-
держания. Для сколько-нибудь правильной оценки речи оратора, политика,
деятеля нужно испытать все интонационное могущество его голоса и всю
экспрессию его лица, жеста и фигуры; нужно, разумеется, отдавать себе
ясный отчет фактической ситуации каждого данного момента речи, чтобы
быть в состоянии следить за воздействием каждой фразы, взвесить ударную
силу каждого шага и поворота мысли. Только тогда, учитывая и взвешивая
все это, можно было бы сколько-нибудь удовлетворительно понять и оценить
все подлинное содержание и всю силу слова такого политического деятеля,
каким был Ленин.
Ораторское слово - наиболее сильное из всех видов произносимого и
звучащего слова, в нем, по преимуществу, может проявиться прямая актив-
ность, переводящая его в волевой акт. Ораторское слово обладает в макси-
мальной степени действием. Его нельзя только слушать, как повесть, его
нужно встретить, как вызов воли к воли и перебороть в себе, принявши ре-
шение за или против. И вот к этим-то действенным элементам ораторской
речи, существеннейшим для ее понимания и оценки, недостаточно подходить
путем литературного анализа. Тем более в грандиозных масштабах революци-
онного переворота мирового значения, когда его воздействие получает ре-
зонанс в многомиллионных массах, слово вождя революции приобретает такое
огромное значение, которое делает его совершенно несоизмеримым с "текс-
том". Напряжение упорной решимости, готовой к действию, обаяние личного
темперамента, смывающего всякое сопротивление, острая стальная логика
диалектической мысли, запирающая сознанию все выходы, кроме одного, -
все это настолько бесспорно доминирует в политической речи над чисто
"словесным" содержанием, что исследователь, беспомощный перед этим, сто-
ит перед текстом речи, как перед текстом едва понятного ему иностранного
языка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47