Лопаты у них как большие совки, ручки длиннющие, раза в два длиннее самих рабочих. Около дяденек уже две кучи песка и мусора – достали из колодца. Мы заглянули – дна ещё не было видно…У верхушки оврага стояла пирамида из досок с красным лоскутком материала. Увидит шофёр издали – стоп, опасность!У пирамиды уже расхаживает Серёжа, бьёт себя ранцем по коленкам. Протопает шагов десять в одну сторону – остановится, посмотрит на окна нашего дома. Пройдёт в другую сторону – посмотрит на рабочих. А то не выдержит, заглянет с обрыва вниз.– Эй, «мама мыла раму», ты удрал с уроков? – крикнул я.Серёжа приставил палец к губам, и мы поспешно подошли к нему.– Тс-с-с! – вытянул он губы, будто приготовился с нами целоваться. – Ти-хо! Вася уже копа-ает!.. Я два раза до ста досчитаю: и он вылезет сторожить, а я – туда.– Удрал из школы? – шёпотом переспросил я.– Нет. Пения у нас не было. Учительница заболела.– А дядя Левон приезжал? – Жора с таинственным видом оглянулся по сторонам.– Ага. Вася сказал, на «Волге». И ещё два дяди с ним. Расхаживали здесь, смотрели. Завтра засыпать будут. Самосвалами.Завтра! Так скоро! А мы ещё ничего не успели вырыть… Жди другого такого случая, можешь и не дождаться…Если завтра начнут засыпать, то никому никакого вреда мы не сделаем. Ну, привезут пару лишних самосвалов земли, чтоб и на нашу пещеру хватило…Мигом очутились на дне оврага. И Серёжа бросил сторожить, спрыгнул вниз.В подкопе Васю мы не увидели. И пятки его оттуда не торчали. И ничто другое не торчало. Один сандалет его лежал на куче песка, второй был присыпан песком.Из-под корней послышался шорох.– Отбегайте, а то в глаза! – отскочил от норы Серёжа.Мы отступили в стороны. С-с-с-с-сых! С-с-с-с-с-сых! – со свистом вылетели из подкопа струи песка. Ш-ш-ш-ш-шух! Ш-ш-ш-ш-шух! – полетели комья. Вася вылезал задом наперёд, на четвереньках, и загребал руками и ногами, как собака. Двинет ногой назад – и дрыг, дрыг по воздуху, бросок – и опять дрыг-дрыг. Рубашка в клеточку задралась, съехала к плечам. На голую спину сыплются с корней серые комки земли. Увлёкся Вася, ничего не видит и не слышит.Жора помахал нам пальцем: «Тс-с-с!» Забрал в охапку мой портфель, свой и Серёжин ранец, поднял над Васей. Вот показалась уже и голова Васи…– Обва-ал!!! – завопил Жора. Бух ему портфели на спину!Вася ткнулся лицом в песок, а мы так и сели от хохота. Потом Серёжа вскочил на ноги и ещё по оврагу пробежал: «Уох-ха-ха!» Доволен: не забыл, как Вася ему плюнул в ухо.Наверху топот. Над оврагом озабоченно склонился усатый дядька в измятой шляпе.– Вы чего здесь орёте? – Ощупал всех взглядом, как будто пересчитывал.Мы прикусили языки.– Смотрите, как бы смех ваш в слезы не перешёл! Нашли где играть.Ушёл дядька.Вася уже сидел. На потном лице – кора из песка. Протирает пальцами глаза и вдруг тоненько, по-кошачьи, чихает. Рукавом по лицу провёл – чисто! Сжал кулаки: на кого бы кинуться?– Сиди, Рыжик… – показал ему Жора здоровый кулак. – Ты зачем один полез рыть? Забыл уговор?– А я не один… Серёжа сторожил.– Сторож называется! Расхаживает возле ямы, и все видят. Дядя Левон обидится, если заметит. Скажет, не послушались…– Пусть Серёжа на грушу заберётся, замаскируется, – предложил я.– Сам полезай! – разозлился Серёжа. – Я досюда стоял, и опять – я? Пусть Вася!– И то правда… Давай, Рыжик на грушу! – насели мы на него.Вася сдался.– Только сами считайте до двухсот, а то я сбиваюсь.– Скажи: не умею, – сказал Серёжа.– А до двадцати знаешь? Насчитай на каждый палец на руках по двадцать – и будет двести… – посоветовал я. – Только медленно считай!На нашу грушу-дичок и малое дитя залезет. У неё два ствола, они расходятся рогульками, как в великанской рогатке. Опирайся руками и ногами на эти стволы, переступай с ветки на ветку – и лезь. Не сможешь больше растопыриваться – хватайся за один ствол.Вася лез на грушу, а мы искали, чем копать.– Подушка идёт! – вдруг закричал Вася и спустился вниз.На краю оврага вырос, как из-под земли, Павлуша. Нагружен, как ишак: портфель, мешочек с тапками, сетка с хлебом, с пакетами молока и кочаном капусты. Вытянул шею, посмотрел осторожно вниз.– Вы уже здесь…– Прыгай сюда! – махнул ему Жора.– Сетку… отнесу! – Павлуша мгновенно исчез, как за гору скатился.Мы нашли обломок доски, три палки и железный прут от спинки кровати. Неважнецкие инструменты! Правда, скоро явился Павлуша с Генкиным совком-лопаткой.– Смотри, хи-хи… – показал Вася на Павлушу.У того болтался спереди, привязанный куском лески к ремню, ключ от квартиры.– Значит, так: Павлушу – на грушу…– Гы-гы… – опять развеселился Вася. Может, потому, что не ему лезть на грушу, или потому, что складно у меня получилось: чуть не стихи.– Он, значит, на грушу… Вася с Серёжей будут копать отсюда, а мы с Жорой – от груши.– О-о-о… – недовольно затянул Павлуша.– Хватит и тебе работы: под грушей твёрдо, всё корнями переплетено, – сказал Жора. – Будешь подменять меня и Женьку.Павлуша сморщился и побрёл из оврага. Недоволен…А мы сначала осмотрели Васину работу. Пещера стала шире, выше и длиннее, чем утром. Можно вдвоём залезть, только на коленках и низко нагнув голову. А лучше всего лежать на животе. Тогда в пещере светлее и видно, где рыть.Вдоль одной стенки я начертил прямую линию, вывел её наружу. Ну и строитель Вася! Что у него – глаза косые? Надо не влево брать, а намного правее. Иначе никогда к груше не попадёшь.– Плохо, что потолок у нас не укреплён, – сказал Жора. – Давай хоть этот кусок доски приложим и подопрём палками.Вася подал нам палки – коротки! Только до половины стены достают. И в песок лезут, проваливаются.– Мы без палок… – Жора задумчиво прищурил и без того узкие глаза. – Вставим один конец доски в правую стенку возле потолка, второй – в левую…Варит котелок у Жорки! Никакие подпорки доске не понадобятся.В пещере потемнело – Вася голову сунул.– Скоро вы тут?– Скоро! – брыкнул Жора в его сторону ногой.Под потолком в правой стенке выгребли руками щель и вставили туда один конец доски. А с другим концом повозились: то обрушится песчаная стенка, то стукнешься в потолок головой, и за воротник сыпанёт сырой песок. Холодный!Выскребли в левой стенке от пола до потолка наискосок желобок-канавку. По ней повели свободный конец доски… Но тот, что уже вставили, просверлил за это время вместо щели дыру – хоть бревно вставляй. К потолку доска и близко не пристала, две руки можно засунуть.– Не суй, и так в глаза сыплется! – рассвирепел вдруг Жора.Увидел, что сам выдумал ерунду, а на меня рычит.В пещере опять потемнело: на этот раз Серёжа голову всунул.– Камни подложите под концы доски, – посоветовал он.Жора хотел лягнуть и его, но передумал, протянул руку: «Дай!»Серёжа мигом принёс два камня. Но те мало помогли, щель под потолком всё-таки осталась.Ну и песочек здесь! Лучшей земли копать и не придумаешь – сам сыплется.– Пророете с полметра – зовите нас. И вправо больше поворачивайте, а то подроемся под асфальт, – сказал я Васе и Серёже.– Ага. А мы ещё доску поищем, заложим, – добавил Жора.Палки мы оставили им – в пещере мягко. Себе взяли железный прут и совок, который принёс Павлуша.Казалось, мы сделали всё, чтоб работать спокойно и в безопасности…Жора долбил под грушей прутом, а я черпал совком, выбрасывал землю. Она поддавалась с трудом. Ясно, разве прут и совок инструменты? Забава для малышей… Вот если б настоящую лопату или такую, как у рабочих, что колодец прочищают! Даже тонкие корни могли б рубить, чтоб не мешали.Я тюкнул по одному корешку совком. А он как струна – дрин! Глаза засыпало землёй…– Ы-ы-ы… Помоги, у тебя руки чистые!– Сам помогайся, у меня тоже грязные. – Жора долбил старательно, приговаривая: – Г-гах! Г-гах!Я вытащил из штанов самый низ рубахи, там она ещё не запачкалась, и протёр глаза и лицо.– Пилу бы… Пилой корни отрезать… – подсказал сверху Павлуша. Он больше наблюдал за нами, чем за домом и рабочими.Жора постучал себе по голове: звонко, как в пустую посудину:– Слышал? Сиди и молчи…И верно: разве пилой перепилишь эти грязные и тонкие, как верёвочки, корни?И зачем было копать именно под грушей? Никто ведь нам не приказывал. Подземный ход в любом месте может выйти наружу. Я так и сказал Жоре и даже руки отряхнул.– Подчищай давай… Всё сначала начинать? Здесь уже яма какая. А если…Жора не кончил. Снизу склона поспешно полз на четвереньках белый, как мел, Серёжа. Рот разинул, с головы и лба песок сыплется…Шевельнул губами:– Там… Васю… засыпало!Сверху завопил Павлуша:– Обвал!!! Спасите!Пещеры не было. Был широкий провал, сверху навис тоненький слой дёрна. На дне – куча песка в пояс, торчком стоят глыбы земли. У края кучи вмятина, словно человек лежал, ладони по обе стороны отпечатались.– Он уже удрал, спрятался, – сказал Жора.– Это я здесь лежал, с краю… – всхлипнул Серёжа. – Меня только по грудь захватило. А Вася – там… – показал он под обрыв.Жора опустился на колени, гладит песок, будто умом тронулся. А я слышу: ползёт у меня меж лопаток холодная струйка пота…И вдруг как бросимся на завал! Руками рвём, под себя гребём, в стороны рассовываем… И ещё, и ещё! А в груди сдавило от страха – не вздохнуть.– Тише! Стонет, кажется!.. – кричит Жора.Нет, это Серёжа давится слезами, всхлипывает…Павлуша тоже трясётся на берегу, прижал кулачки к груди.Что-то тёмное мелькнуло над нами, тяжело ухнуло в овраг. А-а, тот дядька, что в шляпе… Опёрся на лопату, как спортсмен на шест, и прыгнул…– Доигрались!.. А я не поверил сначала, опять, думал, глупые шутки… – Рабочий поплевал на руки. – Сколько их там?– Один! Один Вася! – закричали мы.– Куда головой, кто помнит?– Туда! У-у-у… – тянул Серёжа.– А ты, малый, беги за его мамашей! – махнул рабочий на Павлушу.Дядька откапывал и быстро, и осторожно. А по обе стороны от него разгребали мы. Бренк! – стукнула лопата о доску. Дядька отбросил инструмент в сторону, осторожно вывернул доску руками… Что-то показалось в ямке пёстрое и опять засыпалось землёй.– Его рубашка! В клеточку! – закричал я.Рабочий расставил ноги пошире, чтоб не наступить на Васю, и раз, два, три!.. Разворотил землю по сторонам, сделал ямку там, где должна быть голова… Есть!.. Волосы рыжие видны, затылок…– Хорошо, что не вверх лицом… – Дядя сорвал с себя и отбросил шляпу. Ещё гребок, ещё… Вот и вся голова Васи видна. Выгреб ямку под лицом… Дыши, Вася! Дыши, Рыжик!А Вася не хотел дышать, не хотел оживать…– Неживой!..Серёжа опять всхлипнул, схватил лопату. Длиннющая ручка не слушалась его, моталась в стороны. А мы всё гребли: слева от рабочего – я, справа – Жора. Может, и мешали дядьке: суетились слишком.
Лопата опять у рабочего. Упёрся в целую гору песка – сдвинул с Васиной спины… И ещё раз! Ну-у… Ну-у! Дядька бросил лопату, погрузил обе руки в песок, нащупал туловище Васи. Вынимал его осторожно, потряхивая немного, пошевеливая…А на берегу уже тётя Клава, Васина мать, и профессорша, и наша бабушка, и ещё какие-то незнакомые женщины, не из нашего, наверно, дома.– Где он? Пустите меня к этому извергу, я его на куски разорву! – кричала тётя Клава. Лицо у неё было в багровых пятнах.И тут увидела тётя Клава, что Вася висит на руках у рабочего.– А-а-а… – начала она садиться, и все тёти подхватили её – поддержать. – О-о-о!!! – застонала, запричитала она на весь микрорайон. – О, сыночек мой! А зачем же ты сюда забрался на свою погибель!..Она вдруг вырвалась из рук женщин, мелко затопала по скату вниз, растопырив руки, как надломанные крылья.Вася лежал уже кверху лицом, голова запрокинута назад и немного повёрнута в сторону. Даже через корку песка видно, что лицо у него тёмное, губы синие…Усатый дядька быстро прочистил ему платочком нос и рот, забросил Васины руки за голову – pa-аз! И назад, на грудь – два-а!.. Ра-аз – два-а…Лоб рабочего усыпали крупные капли, на щеках тёмно-грязные потёки пота…Оставил Васины руки, зажал ему нос – и как дохнёт в рот! И ещё, и ещё, и ещё… А потом надавил ладонями на грудь там, где сердце, – и раз, и второй, и третий… Послушал ухом грудь и опять – раз, раз-раз!– О, сыночек!.. – лезла ему под руки, мешала тётя Клава. Целовала Васю в лоб и щеки, протирала ему передником глаза. Лицо тёти Клавы было обляпано помидорной гущей – наводила перед этим красоту…– Да подержите её! О, господи!.. – сказал усатый рабочий.Мы схватились за неё втроём – да разве оттащишь тётю Клаву, если она упирается?А женщины на берегу суетились, охали, некоторые намеревались скатиться вниз. И тут прыгнул в овраг тот хлопец, что с волосами на щеках. Где он пропадал до сих пор?– Пустите её… Оп-па!.. – взял он Васину маму под руки, отвёл в сторону. – Всё будет хорошо, товарищ мамаша. «Скорая» сейчас будет, я дозвонился…Вася уже дышал сам. И глаза было на секунду раскрыл, но ничего не сказал, видимо, не соображал, что с ним.– Холодно… – вдруг отчётливо произнёс он.Тётя Клава вырвалась из рук того чёрного парня с бачками. Упала перед Васей на колени, сняла с себя зелёный джемпер, закутала сына.– Ну, считай, что в сорочке родился… – усатый рабочий сидел на песке возле Васи и тяжело дышал. Со лба у него капали мутные капли. – Думал, концы ему…И тут толпа на берегу заходила, зашевелилась, отступила, – фыркнула мотором машина, стукнула дверка…– Сюда, сюда! Здесь он! Быстро вы…– В этом районе были… По радио нам сказали…По обрыву сбежала тётя-врач в белом халате и белой шапочке, с чемоданчиком в руке.– Переломов нет?Мы пожали плечами. Почему-то никому не хотелось говорить.– Нет вроде… – Усач поднял Васю и полез с ним наверх.Мы карабкались следом.Васю положили на носилки и задвинули в машину через заднюю дверь. И тётя Клава полезла в машину.– Клава! Клава! – бросилась за «скорой помощью» профессорша, показывая на своё лицо.Васина мама ничего не успела услышать, так и уехала с помидорной кашицей на щеках.Люди не расходились – возбуждённо разговаривали, размахивали руками. И столько всякой всячины на нас наговорили, так перемыли косточки – уши горели, слушая их. В одном доме какие-то хулиганы перерезали провода телевизионных антенн… А при чём здесь мы? В другом доме баловались со спичками в подвале и учинили пожар… Ну, а чем мы виноваты? В третьем на первом этаже мячами высадили стёкла… Где только что ни случилось в городе, всё выложили громогласно, чтоб и мы слышали и перевоспитывались, краснели от стыда.К толпе шёл, устало дыша, Левон Иванович. На плече он держал связку длинных деревянных реек, под мышкой – коротких. Каждая рейка с вырезами на концах. Выструганы, отшлифованы – солнце отражается…
ГАЛКА НА ВЫСОТЕ Дядя Левон поставил те, что длиннее, торчком на землю, с шумом выдохнул воздух.– Что здесь за ярмарка? Может, деревья для сквера привезли? – спросил он.– Какие деревья?! – заговорили все, перебивая друг друга. И начали оглядываться, искать нас, чтоб вытолкнуть вперёд, на глаза Левона Ивановича.Но Жора шмыгнул за спины, а я вспомнил, что надо забрать под грушей портфель, и побежал туда. Серёжа отвернулся ото всех и бросал камешки в овраг, метил попасть в какую-то жестянку. Только Павлуша стоял на месте и жалостливо моргал, и горбился, как будто его гипнотизировали и собирались проглотить.Дядя Левон немного послушал людей и вдруг выронил из-под руки пучок коротких реек, стал медленно оседать. Упала и та связка, что стояла торчком.– Что с вами? Что с вами? – бросились к нему моя бабушка и профессорша. И все мы подошли ближе…– Ничего, ничего… – отстранил он их рукой, силясь вздохнуть поглубже; достал из кармана пиджака стеклянную трубочку с какими-то таблетками. Вытряхивал их на ладонь, и руки дрожали. Бросил одну или две в рот. А когда прятал трубочку, уже в нагрудный кармашек, погладил то место, где сердце.– Так скоро… Не думал, что так скоро всё это может случиться… Как же так, «артековцы»? Я же вас просил-умолял…Мы стояли всей компанией и молчали.Жора пробормотал:– Провалиться на этом месте, если мы… ещё…И тут всех опять прорвало: крик, гам, начали толкать нас в спины, гнать домой. А бабушка зажала мою руку в своей и повела, как милиционер вора или бандита.– Вот сюрприз будет родителям! Вот обрадуются! Спасибо, внучек, утешил бабушку… А каков сам, как замызгал школьный костюм! В чём ты завтра в школу пойдёшь? Если и постирать, то где высушишь? Батареи ещё холодные, не отапливается квартира… – Перевела дыхание и опять: – Из-за тебя Маринку опоздала забрать! Может, ушла сама, шатается где-то по городу… О, горе-горькое! О, несчастные родители! О, несчастная я! У людей дети как дети – сидят, уроки делают, а он всё погибель свою ищет…– Я в школе письмо и математику сделал. Осталось только стихотворение выучить, – сказал я.– На переменках царапал?! – споткнулась бабушка на ровном месте. – Дома в спокойной обстановке делаешь уроки – и такую грязь в тетрадках разводишь. Представляю, что ты там на переменке намазал! Всыплет тебе отец, ну, всыплет!..У крыльца она отдала мне ключ, подтолкнула в спину:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17