Левон Иванович на меня больше не смотрел. И тут я – раз! – правую опустил, а вместо неё – левую. И никто не заметил, что у меня наверху уже не та рука.Какой сегодня чудесный день! Я только подумал, что неплохо б выступать в цирке, а тут всё и сбывается. Правда, не в цирке будем выступать. Но разве кукольный театр – хуже?На бульдозере работал молодой парень. Дядя Левон немножко поговорил с ним, и он сразу дёрнул за правый рычаг. Трактор развернулся на одной гусенице, как танк, и двинул к нашему дому. Не по асфальту, не по дорожке, а там, где земля. Мы побежали за ним.Камень хлопец зацепил тросом – толстым, свитым из множества проволок. И выволок наверх! Даже землю помог назад столкнуть в яму.Бульдозерист помахал нам на прощание рукой, и трактор загрохотал к шестому дому – доутюживать площадку.Левон Иванович присел на камень, похлопал по нему рукой. Доволен!– Опустите правые, поднимите левые…Все сменили руки, и я сменил. У меня вверху опять оказалась правая рука.– А ты всё ещё правую?! Ну и молодчина же… – похвалил дядя Левон.Меня даже в жар бросило: смошенничал…– А теперь так: станьте ко мне поближе, полукругом… Сцепите руки вверху…Мы стали, как он сказал, сцепили руки.– Вот так… А теперь повторяйте за мной клятву: «Нигде и никогда… Нигде, никогда и никому… Нигде, никогда, никому и ни за что – ни за пуд шоколада, ни за ящик халвы, ни за бочку мороженого – не скажем, что такое союз „Артек“. Клянёмся сохранять всё в тайне, пока не настанет день „П“.Мы повторяли хором, и у меня от таинственности и необыкновенности происходящего мороз пробегал по коже.– «Артек» – это сокращенно «Артисты театра кукол». Вы теперь «артековцы»… – Левон Иванович говорил отчётливо, размеренно, как диктор в телевизоре. – День «П» – день премьеры, день представления, день показа спектакля. Поняли? Поднятые руки – наша третья тайна. Придёт время, и вы сами раскроете эту тайну… С сегодняшнего дня мы приветствуем друг друга вот так…Дядя Левон приподнялся с камня, вскинул руку над головой:– Салют!И мы вскинули, и мы повторили:– Салют! Салют!– Когда первый сбор «Артека», я скажу. Всё!Эх, лучше бы этот сбор был уже сегодня. И лучше бы всё время заниматься только куклами!
Левон Иванович, наверно, угадал мои мысли по лицу:– Предупреждаю: заниматься будет только тот, кто хорошо учится, у кого примерное поведение.Как ведро холодной воды вылил на голову…И всё же какая интересная настала жизнь! Честное слово! Вот только язык чешется, не выдержать просто, чтоб не рассказать кому о наших тайнах.И я шепчу себе: «Клянусь – молчу… Клянусь – молчу…»
«НАУЧИ МЕНЯ ЛЕТАТЬ!» От нашей школы до нашего дома – пять домов. Я прошёл три дома и ахнул: в нашем дворе творилось что-то интересное. Без меня! А всё Мария Сергеевна виновата, из-за неё опоздал…Наш двор начинается от середины квартала, там, где спины гаражей соседней улицы и электробудка с человеческим черепом на железной двери. Череп пронизывает красная молния, под ним надпись: «Не трогать, смертельно!»Сейчас около этой будки машин и людей – как на субботнике. И ребята все наши, да ещё чужих сколько пришло.У будки пофыркивал автокран, на стреле крана медленно покачивался и поворачивался подвешенный на тросах жестяной домик без окон. Не в кабине автокрана, а в какой-то небольшой будочке, там, где должен быть кузов, сидел Жорин папа и нетерпеливо выглядывал в окошко. Ждал сигнала, чтоб повернуть куда следует стрелу.Задом к крану стоял грузовик с опущенными бортами. Наверное, он и привёз этот коричневый жестяной домик. Немного поодаль, в сторонке – коротенький «Москвич». К «Москвичу» прислонился девятиклассник Женя Гаркавый с лопатой.– Что здесь такое? – торопливо спрашиваю у него.Женя преспокойно чистит ногти.– Мы свой гараж перевезли.Под висящим гаражом расчищена площадка – рядом с электрической будкой. Под стрелой крана с надписью «Не стой под грузом!» стоят и спорят Иван Иванович Дервоед и Женин отец – невысокий, всё лицо в шрамах.– Я первым облюбовал это место для своего гаража! – тычет в землю палкой с набалдашником профессор.– Зачем вам место для гаража, если машины нет? – Женин отец не смотрит на Дервоеда, а смотрит вверх и разворачивает подвешенный домик-гараж.– Нет теперь, так будет в четверг! Две даже будут! И вы не имеете права…– И право имею, и разрешение из горсовета. Отойдите, милый человек, не нарушайте правил безопасности! – указал Женин папа на надпись на стреле. – Давай! – скомандовал Жориному отцу.Гараж закачался, начал опускаться на землю.– И вы тоже думаете здесь свой гараж ставить? – тихо и с укором говорит Ивану Ивановичу дядя Левон. – Надо, чтобы во дворе побольше зелёная зона была. А тут вон… – обвёл он широким жестом сарайчики-гаражи. – И куда только горсовет смотрит, домоуправление? Надо жаловаться, весь двор заняли…– Я сам буду жаловаться в домоуправление! – пристукнул палкой Иван Иванович.– Дядя Дервоед, а вы сказали: «Чур, моё!»? – сунул я нос в разговор взрослых.– Брысь! – замахнулся на меня профессор.Кто-то засмеялся. Сразу заговорили несколько человек.Но о чём шёл разговор, я не знаю.Появилась внезапно бабушка, вытащила меня за рукав из толпы.– Умываться надо, есть надо, а он ворон считает!Бабушка почти бегом тянула меня. Если б я мог оторваться от земли, полетел бы, как планер. И зачем так спешить?Мне совсем не хотелось домой. Во дворе так интересно!Да разве может хотеться домой, если надо отдавать записку от Марии Сергеевны, учительницы. Будет родительское собрание в шесть часов. А ещё в записке приписано снизу: «Поговорим и о поведении вашего Жени». Я всё разобрал, всё прочитал – потом уже, когда из школы выскочил. А сначала стоял, зажав записку в кулаке, и слушал, как стыдила меня учительница. Что я такой и сякой и что она будто бы не верит, что я этакий…«Поговорим о поведении…» А что я плохого сделал, чтобы говорить о моём поведении на родительском собрании? Ну, не писал на первом уроке, рассказывал соседу, что вступил в «Артек». А он: «Куда, куда ты поступил?!» И тут я опомнился и шепчу: «Нигде, никогда, никому и ни за что…» Четыре «ни». Он вытаращил глаза, покрутил пальцем у моего виска, а учительница пересадила меня к Зине Изотовой с Надречной улицы.На втором уроке я никому не мешал, сидел тихо-тихо, как мышь. Правда, я не писал и не слушал, о чём говорила учительница, и опять попался. Я думал о том, чем бы на перемене удивить Жору и товарищей, чтобы и в классе все поверили в мой чудесный дар отгадчика.И за это – «поговорим о поведении»?Бабушка сначала взяла записку, а потом взялась за сердце.– О, боже! Что ты там натворил? Ой, да ведь я уже опаздываю на собрание!.. – засуетилась она. – А Марина из садика не приведена, не накормлена. А он разинул рот, забаву во дворе нашёл! Ему, видите, хоть трава не расти!– Бабушка! Я приведу и накормлю!Подумаешь, важность. Я уже однажды её приводил. А покормить – тоже раз плюнуть.– Да-да, приведи, Женик. Ты уже большой, и здесь близко. – Бабушка начала перед зеркалом рисовать себе губы помоложе. – Кашу я сварила, остывает… Вот тебе ключ от квартиры, не потеряй, смотри…Бабушка схватила сумку и – за дверь.Я вышел за ней во двор. Около электробудки уже не было ни машин, ни людей, стоял только один «Москвич». Женя с отцом подсыпали землю к стенкам своего гаража, притаптывали её ногами. У соседнего дома что-то горячо доказывал незнакомым тётям профессор Дервоед, чертил палкой на асфальтированной дорожке.В садике я сразу оглох и обалдел. Гам, грохот ложек о тарелки, чашки. Дети ужинали, и такие, как Марина, по три годика, и постарше. За своим столиком верховодила Марина, визжала во всё горло: «Ти-иш-ше!!!»Из-за столика малыши встали по команде, а бросились из столовой без команды: из передней уже заглядывали к ним папы и мамы.Маринка скомандовала мне: «Марш умываться!» – и повела за палец в умывальник. Как будто она меня забирала из садика, а не я её. Пришлось показать пример, помыть руки с мылом.На всех шкафчиках в умывальнике были наклеены картинки. Марина дёрнула ту дверку, что с вишнями. Полотенца на крючке не было! Рванула соседнюю, с яблочком, – есть. Быстренько перевесила на крючок в свой шкафчик и деловито вытерла руки.В передней опять повела к вишням.– Когда я была большая, а ты маленький, я тебе всегда помогала обуваться… – начала договариваться она.– Ладно, не ной – помогу.Я знал, как она обувает ботинки: час пыхтит над одним, час – над другим. А зашнуровывает – то узел сделает, зубами не разгрызёшь, то палец привяжет к ботинку да ещё и кричит: «Что, так и буду ходить в три погибели, привязнутая?» А то разозлится, сбросит ботинки – «Пойду босяками!»Только дяди, тёти и старшеклассники забирают из садика детей, один я из второго класса. Галдёж – как в школе на перерыве!– Носка одного нет! – захныкала Марина.Я обыскал шкафчик, заглянул в соседние, ощупал рукава и карманы пальто, проверил ботинки – нет!– Пойдёшь в одном, подумаешь… – говорю я. – Тебе лишь бы похныкать.– У-у-у… Как я буду жить с одной ногой!На ногу без носка ботинок обулся легко. А вторую, наверно, целый час обували. На лбу и носу у нас повисли капли пота… И хоть бы уж Марина молчала, а то: «Ой, нога хрустнула! Ой, нога покрошилась!»Надевали пальто – бант развязался.– Не хочу ходить махлатая! – затопала ногами Марина.Не стал завязывать бант – оторвал совсем, немножко с волосами. Спрятал в карман. Без банта дойдёт, принцесса такая…Марина шла и хромала, как инвалид войны. Но шла – начал накрапывать дождь, и все дети попрятались в подъезд. Один Вася шлёпал по лужам, расплёскивая сандалетами воду на асфальте. На крыльцо и первый этаж я нёс Марину. Если б имел ещё две руки, зажал бы ей ноги, а то колотила меня ботинками по коленкам.Ух!.. Наконец-то мы дома…Раздел, снимаю ботинки… Что такое? На правой ноге два носка. Сунул Марине под нос оба.– Видела? «Носка-а-а нет…» Если б десять было, тоже на одну ногу напялила?– А я не виновата, они оба правые.– Правые, левые… Скажу маме, чтоб в ясли тебя отдала, а не в сад.Осталось только одно – покормить.Чтоб не гоняться за ней с ложкой по квартире, я усадил Марину на подоконник. Будем смотреть, с какими зонтиками ходят тёти, и кормиться.– Синий… Красный… Чёрный… – называла Марина.Ложку с манной кашей увидела уже у самого рта. Круть! На щеке начертилась белая полоса, а ухо манка замуровала ровно с краями.– Ой, ухо сварится!– Каша не горячая, не ври! А будешь вертеться, то и другое залеплю.– Да-а, не горячая! Если б сам был залепнутый, то знал бы… Что, я так и буду с вареным ухом жить?На щёку и на ухо я израсходовал две мои промокашки – из письма и из математики. Принёс ещё и папины «качели». Есть у него такие, из пластмассы, снизу, наверно, сто промокашек нацеплено.– Ой, я оглохнутая!А-а, ещё и в ухе каша осталась. Ну, это пустяк. Найти бы только булавку. У мамы, кажется, где-то была…Выбрасываю из маминого шкафа платья, ощупываю их. На некоторых остаются белые пятна от каши… Ура, есть!Всё… Порядок… Можно набирать вторую ложку. Марина зажимает рот руками, наклоняется.– Разогнись, а то в волосы накапает.– Не в волосы, а за воротник. Постуди!Стужу, дую на кашу. Не поворачивается ко мне.– Ой, ракета летит! – кричу я.– Где? – вскинулась Марина.Р-раз! – кашу в рот. Попал!..
Марина не глотает, держит кашу за щекой, как обезьяна, стучит ногами по подоконнику. Подношу третью ложку…– У-у-у-м-м… – вертит она головой.– Что ты мяукаешь, как кошка? Раскрывай рот, некогда мне с тобой возиться.– Я не клошка… У меня не-э-ту хлоста. И улши, видишь, где? А у клошков сверлху…Пока говорила, каши во рту стало меньше. Ем сам, показываю пример, причмокиваю.– Ах, как вкусно! Съем всё сам.– Не воспитывай у ребёнка жадность.– Я не воспитываю, ешь быстрее!– Сам ешь, поправляйся. А то кожа да кости.– А ты почему не хочешь?– Потому что круглая земля…– Кто тебя научил так отвечать?– Сама научилась. В садике воспицацальница Ольга Петровна так говорит.Забыла про ложку Марина… Я р-раз! – четвёртую. Под нос!Марина вытаращила глаза, разинула, задыхаясь, рот. Н-на! Сунул и пятую…– Чхри! – чихнула Марина. – У-у, чуть язык не откусила! – завыла она.Каша заляпала стекло, подоконник, Маринины ноги, чёрный лакированный стол и мне глаза.Схватился за глаза, а кружку с кашей – на окно. Бренк! Мимо, наверно, поставил… Ещё два раза по полу перекатилась кружка.Раскрываю обеими руками левый глаз. Мамочки! Какие стали у меня тапки! Какие ножки у стола! Разлепляю правый – и от увиденного опять зажмуриваюсь. Кружка под телевизором, а на полу дуга из каши.– Ау, где ты?!– Иди прямо, прямо… – скомандовала Марина с окна.Нащупываю её, снимаю с подоконника.– Ой, что ты меня поставил на кашу?– Так ты ж смотри! Я не вижу куда… Веди в ванную умываться.Марина взяла меня за руку.– Холодно… Тепло… Горячо… Огонь!Поздно! Левая моя нога стала на кашу, приклеилась.– Я же говорю – «огонь», а ты ступаешь!– Ты говори – левой или правой, большой шаг или маленький… А то «горячо», «огонь»! Игру нашла… Это из-за тебя всё!– Хорошо! Левой!.. Ещё раз левой!.. Опять левой!..– Три раза левой? – Я зашатался, раскоряченный, как циркуль.– А я не виновата. Правой некуда – там каша.– Так что, мне так и стоять? Или подниматься в воздух, лететь?– Ой, и меня научи летать! – Марина бросила мою руку. – Вот так: мах, мах!– Человеки – не птицы…Я шатался так – соломинкой ткни, повалюсь. И вдруг левая нога по-о-е-ехала!– Держи, пополам раздираюсь!Я замахал руками, словно хотел сделать Маринино «мах, мах!», и сел на пол, на что-то мягкое и мокрое…Теперь мне было всё равно. Мы были с Мариной с ног до головы в сладкой, вкусной, питательной каше.– Слушай, посмотри в кружку… – Голос мой жалостно задрожал. – Нету больше?Марина постучала кружкой об пол.– Есть немного…– Выскреби, дай мне.Марина начала выскребать и с большой охотой кормить меня из ложечки.Кормила и приговаривала:– Не спи за столом! Не мотай головой, ты не лошадь!.. Не чавкай – ты не свинья! Поставлю в угол!В это время послышался звонок в дверь. Марина бросила мне на колени кружку и необлизанную ложку, побежала открывать.– Мамочка, я тут Женьку покормила! А сейчас поведу умою!Что было потом, когда мама увидела, какие мы и что делается в квартире, я рассказывать не стану. Представьте сами.Что ни придумаете – всё будет правда.
МЫ ИДЕМ В РАЗВЕДКУ Дождь лил весь вечер. Ночью грохотала гроза. Но я не боялся – привык! Вчера, когда возвратилась мама, потом бабушка с собрания, а потом папа, – грома было достаточно. Хорошо ещё, до «молнии», до ремня не дошло.Когда я вышел утром во двор, Вася и Жора пускали по лужам кораблики. Серёжа держал под мышкой мяч, а Павлуша – своего брата Генку. Не под мышкой, а так – за руку. В субботу малыша забирают из круглосуточного садика, а в остальные дни Генка домой не ходит.Левон Иванович стоял возле камня-валуна, держал фанерный щиток на длинном колышке и смотрел по сторонам, искал что-то. Фанера с палкой смахивали на лопату, которой зимой чистят снег.Мы подали дяде Левону четыре камня. Он выбрал один и вбил палку в землю. Достал из кармана трубочку бумаги, развернул и прикнопил к щитку.Мы так и ахнули!На бумаге всеми красками сверкал наш будущий сквер. Один только камень-валун и узнали. А за камнем были нарисованы посыпанные жёлтым песком дорожки, вдоль них росли кусты. Были и скамьи, и песочница малышам, и беседка, и клумбы с цветами, и много-много деревьев. Под деревьями закрашено светло-зелёным – трава.– Ну что, нравится? Пусть все знакомятся с проектом, а вечером будем копать ямки. Завтра, в воскресенье, должны привезти деревья и кусты.К камню прислонён жёлтый плоский ящик с ремнём и пригнутыми к боку алюминиевыми ножками. Дядя Левон повесил ящик на плечо, поднял руку. Мы сразу вспомнили о нашей клятве и тоже поподнимали руки.– Ну, «артековцы», кто со мной на Неман, в разведку?На Неман захотели идти все. Мы за ним даже на край света пошли бы. Уж очень Левон Иванович нам нравился.– Это у вас в ящике куклы? – догадался я.– Нет. Краски, кисти, бумага. Этюдник это. Попробую на берегу написать этюд.Никто не понял, как это «писать этюд». Жора спросил:– А разве вы художник?– Молодой человек, я – артист. А это – просто так. Учусь…– А разве старики учатся? – удивился Серёжа.– Гм, гм… Разве я такой уж старый, что и учиться нельзя? Человек должен всю жизнь учиться – то одному, то другому.Пока мы так разговаривали, вышли со двора на улицу. А наша улица Мира интересная – не улица, а только половинка её: нет второго ряда домов! Все дома на улице стоят в один ряд и смотрят на нижние улицы и на Неман. С четвёртого, нашего, этажа даже воду можно увидеть.Там, где должен быть второй ряд домов, обрыв. Внизу, под обрывом, огороды и улица с одноэтажными деревянными домами, за той улицей, на этаж ниже, ещё одна такая же улица и только потом Неман. Если положить доски с нашей улицы на крыши домов первой нижней улицы, будет ровно-ровнёхонько.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17