Кошка потихоньку выла.– Это морская кошка, – вмешался Женя-большой. Он как раз вытаскивал из машины авоськи с картошкой и яблоками. – Видели по телевизору морских котиков? Так то котики, а это – кошки. Плавают хорошо, мышей… э-э, не мышей – рыбу хорошо ловят. – Сказал и быстро понёс сетки в дом.– И летучие кошки бывают! – сказала Марина.– Малявка, не щебечи! – Вася одной рукой потянул Марину за бант, а другой – кошку за ус. Мурка задёргалась. – Таких кошек не бывает!– А вот бывают! – топнула Марина ногой. – А кто летучих мышей ловит? Ага?Все замолчали, и Марина победно осмотрела пацанов: «Во!» Зажала кошку коленками, сорвала с головы бант и начала завязывать ей на шею.– А у нас, когда мы жили на старой квартире, тоже был морской кот. Нет, речной… Мы на рыбалку с ним ходили… – начал выдумывать Жора. – Привяжешь его к спиннингу, и бултых в реку! А он плывёт назад и рыбу тащит за хвост.– А почему ты сюда его не привёз? Здесь же Неман рядышком, – сказал Павлуша.– «Почему, почему»… Потому, что оканчивается на «у»! Он однажды рыбу поймал, а сом подплыл к нему и ка-ак схватит! И рыбу, и кота проглотил.– Эх, надо было быстрее катушку крутить!Я почти поверил его выдумке.– А мы крутили. Килограммов сто был… Ка-ак рванёт леску! А мы с папой кувырк в воду! Еле выбрались…Дядя Коля загнал машину в гараж, нацепил замок и молча ушёл домой.Только тогда подошёл к нам профессор Дервоед, посмотрел на Мурку.– В моём институте есть виварий. Там принимают всяких бродячих кошек, собак. Вы бы их ловили – и туда… Тройная выгода: бродяжки б не разносили заразу по городу – раз. Во-вторых, студенты на них учились бы операции делать… А в-третьих, вам бы деньги, прибыль… На мороженое, хе-хе! Если б организовать отлов в масштабах города…Марина не дослушала его – повернулась спиной к Ивану Ивановичу и понесла кошку домой.Мы шли вслед за ней, как королевская свита. Только Павлуша отстал – вынимал из ямы Генку. Его легонько, совсем легонько толкнул Вася, и Генка завалился – кверху ногами. Ревёт!Около крыльца мы немного постояли, подождали их.На скамье сидели Васина мама и профессорша.– Смотрите, кота где-то поймали, – сказала Васина мама и зевнула во весь рот. С тарелки на коленях она брала щепоткой натёртый огурец и лепила себе на лицо. – Так? Так? – спрашивала она у профессорши грубым голосом. К носу поприлипали белые огуречные зёрна.– Да-да!.. – отозвалась Дервоедова жена. – Вы думаете, почему у меня кожа на лице такая молодая, белая? Потому что всякую овощ не только ем, но и к лицу прикладываю. Подержать так надо час или два. И не сидите сложа руки, а втирайте смесь в кожу, массируйте.Васина мама «массировала» и жаловалась:– Если б ещё… какое лекарство… голосу найти. Как в трубу трубишь, самой неприятно.– Курить бросьте… Я видела, вы курите.Чужие дети, из других домов, дальше крыльца не пошли. А мы взбежали на четвёртый этаж. Вася поднял палку к нашему звонку и надавил.Марина притопала на площадку как раз тогда, когда мама открыла дверь.– Эт-то что… ещё… такое?! – вытянулось мамино лицо. – Брось!!! Сейчас же брось! – схватила кошку за ухо, попыталась выдернуть из Марининых рук.Кошка вякнула, а Марина пронзительно заверещала:– И-и-и-и-и-и-и! Мне купи-и-и-или-и-и-и-и!!!– Горную!– Летучую!– Морскую! – закричали Вася, Серёжа, Жора.– В ванну пустим, пусть поплавает… – сказал я тихо.На шум вышел папа.– Вас самих надо в ванну вместе с ней.– Заразу принесли! Инфекцию! Блох набрались! О боже, я не перенесу этого! – Мама сцепила руки на груди.Только бабушка не вышла к нам. Наверно, дома нет.Папа выделил из группы меня и Марину, загрёб рукой в прихожую. Компанию в квартиру не пустил.– Жека, расскажешь, как кошка будет плавать! – крикнул Вася.Бух! – дверь захлопнулась перед его носом.– Так это такой щенок? – Папа посмотрел на меня долгим, пронизывающим взглядом.Я опустил голову.– Помыть её надо, протравить… – сказала мама, тяжело вздохнув.– А что у нас есть? – спросил папа.Мама пошла на кухню, где висела аптечка.– Скипидар есть, нафталин, горчица в порошке… – показала она бутылочку и пакеты.– А карболки, керосина нет?– И без того вонь будет на всю квартиру. Хорошо, что хоть не тигра надо купать. – Мама пошла в ванную.– Не подействует горчица на блох, – сказал папа. – Да они уже все на Марине, наверное.Мама налила в тазик тёплой воды. Не жалея насыпала горчицы и нафталина, а скипидар вылила весь до капли, размешала.– Давайте сюда своего Полкана, – сказала она с издёвкой.Марина хотела сама опустить кошку в воду, а Мурка – верть! И когтями за руки!– А-а-а!!! – завопила Марина, стряхивая с себя кошку.Папа подскочил, стал отцеплять кошку от Марины по коготку, по лапке. Марина трясла головой и кончалась от крика. Оторвал папа кошку, зажал её под мышкой.Мама уже успела принести из кухни йод.– Держите её!Папа держал кошку, поэтому за Марину вцепился руками и ногами я. И подбородком хотел придавить сверху, чтоб не подпрыгивала. А Марина трах мне головой под челюсть!– А-а-а! – закричал и я. Сразу набежало полный рот крови: чуть язык не откусил!Прижгла мама Марине царапины, хотела и мне в рот йоду налить. Но я не дался.– Бросай быстрее эту гадость в тазик! – сказала мама.Папа сделал хитрее: зажал передние лапки кошки в левой руке, а задние – в правой. И – плюх Мурку с головой в жёлтую бурду! И – плюх второй раз! И-и-и…
Третий раз не успел. «Вя-а-ау!» – задёргалась у него в руках кошка и цап зубами за палец!– По носу ей! Щелчка! – запрыгал папа около тазика.Я щёлк, щёлк Мурку по носу. А она только: «У-умр!» – и жрёт папу, не перестаёт.– Водой её! Душем!.. – Папа выставил руки с кошкой над ванной.И тут как сыпанёт сверху на них кипяток, как заклубится пар!– Ой, не за ту повернула! – испугалась мама.– У тебя всегда не то! – кричит на маму папа, а мокрые волосы залепили ему лицо, глаза.– А-а, пропади ты пропадом! – шваркнул он Мурку в ванну, схватился за укушенное место и побежал.Кошка выскользнула из ванны и – за ним.– Иван, здесь йод, ты куда? – мама кричит. – Ой, спасайся, она, наверно, взбесилась!Мы выбежали вслед за кошкой в прихожую, оттуда – в общую комнату, потом в кабинет-спальню, опять назад. Кошка ни на кого не бросалась, бегала кругами по комнате, вертелась волчком, хватая зубами за свой коротенький хвост, кувыркалась через голову: «Мя-ау!» И ещё через голову, и ещё! И снова волчком, а с неё брызги во все стороны, комки горчичного теста!Трах с разбегу в зеркальный шкаф! Думала, окно! Подхватилась – и на диван, с дивана – на стол, со стола – на портьеру окна, по ней на самую верхушку, на деревянную рейку. «У-у-уай! Умр-р-ру-у!!!» – визжит диким голосом.Мы потрясли портьеру, чтоб согнать оттуда. Подошёл папа, дёрнул сильнее.Рейка-карниз рухнула на пол. Взметнулось облачко пыли, из стены вырвались вместе с карнизом шпунты, куски штукатурки.– Что ты натворил! – схватилась мама за голову. – Ремонт придётся делать…И тут в коридоре послышался звонок. Папа пошёл открывать, дуя на свой палец. А я гонялся за Муркой – не наделала бы больше вреда!– Берите, берите! – слышен из коридора голос Жени Гаркавого. – Это я во всем виноват: купил кота в мешке.Папин голос:– Нет, нет, нет! Я себя больше виню. Не надо было потакать его капризам.Кошка юркнула в коридор, за ней – я и мама.Мурка, как слепая, стукнулась о ноги папы и Жени, выбежала на лестничную площадку. По ступенькам катилась клубком: «Меу! Меу! Ме-е-у-у!!!»– Ну и хорошо, что удрала! – вздохнул папа с облегчением. – Ну и хорошо! – ещё глубже вздохнул он. И ушёл забинтовывать палец.Я показал Жене-большому язык. Женя показал язык мне и сунул в карманчик рубахи деньги. В мой карманчик, а не в свой.– Будь здоров! – и показал мне «нос».– Будь… – растерянно пробормотал я.Женя стукнул дверью.И случилось так, что я совсем забыл об этой десятке.Несколько дней носил в кармане рубашки червонец. Целое богатство! Вместо того чтоб вернуть деньги Гаркавому или отдать сразу папе…
ДЯДЯ ЛЕВОН ТРУБИТ СБОР И ещё о воскресенье. Никак не кончается этот день!На понедельник нам ничего не задали читать, а только писать и решать задачки. Марину уложили после обеда спать, а я сел делать уроки. И только сосредоточился, как Марина приоткрыла бабушкину комнату и громко спросила:– А во рту родинки бывают?Я сразу посадил кляксу, а мама затопала на Марину ногами, и та исчезла.Мне надо было всё решить и написать поскорее. И я писал, писал, писал… Буквы выскакивали из-под пера кособокие и словно танцевали.Мама сморщилась от моей писанины, как от лимона.– Что с ним делать!.. – плаксиво, как маленькая, проговорила она. – У меня уже сил нет с ним заниматься…– И в школе стал невнимательным, – добавила бабушка. Она вязала носок, но на вязанье совсем не смотрела, пальцы сами знали, что делали. – Учительница, Мария Сергеевна, жаловалась… Что с тобой происходит, Женик?– Ничего не происходит, – буркнул я.А папа как будто смотрел в газету, но ничего там не читал.– Если грязно написал – пусть перепишет. И не один раз, а три! Иначе мы никогда у него не воспитаем терпения и усидчивости.Мама на это заметила:– У меня нервы не железные – стоять над ним! И усидчивости так не воспитаешь… Только отвращение к учебе. Он и близко подходить к тетрадям будет бояться.Что ответил папа – а он, конечно, не промолчал, – я не слышал, так как выбежал из квартиры. Меня уже давно ждали ребята – идти к дяде Левону.Спустился на третий этаж, к дверям профессора Дервоеда, – пыхтит навстречу Жора.– Быстрее!.. – выдохнул он. – А то без тебя хотели идти!Я уже знал, где квартира Левона Ивановича. В не нашем подъезде на втором этаже. Только ещё ни разу мы к нему не заходили.У подъезда топчутся Вася, Серёжа и Павлуша с Генкой. Все держат над головой правые руки. Задрали и мы с Жорой, и все двинулись в подъезд.На дверях дяди Левона прибита цифра «28». Жора присел, обхватил сзади за ноги Генку (он самый легкий) и – э-эп! – поднял к звонку.Генка нажал кнопку.И дверь сразу отворилась. На пороге – Левон Иванович. Одет по-домашнему – в широченных пижамных штанах и майке. Улыбается:– Салют, салют, «артековцы». Заходите.Мы еле протиснулись по одному мимо него. Старый всё-таки дядя Левон, грузный.– А ваша тётя не будет ругаться, если грязи нанесём? – говорю я.– Не будет, не будет… А намусорим – сами и уберём. Лады? Мы же «артековцы»!Квартира дяди Левона всего из одной комнаты и кухни. И вещей совсем немного: два шкафа, в одном сквозь стекло видны книги, диван-кровать, немного в стороне от него, ближе к окну, низенький, как детский всё равно, столик. На столике орехи-фундук в вазе, стакан с карандашами, стопка книг и газет, настольная лампа. На весь пол ковер, он заходит под два мягкие и один не мягкий стул возле столика. Все стены в квартире увешаны картинами и картинками в самодельных рамках: и лес, и одинокие деревья среди ржи, и река, и окраина города с козой…– Не будет, молодой человек, ругаться наша тётя… – говорил где-то из кухни дядя Левон. – Давно уже нет её, один живу.Вася присел на краешек дивана слева, Серёжа – справа. Сердитые, друг на дружку не смотрят… Оказывается, пока я пыхтел над уроками, Вася опять навредничал. «Иди-ка сюда, что-то на ушко скажу…» – сказал Серёже. Тот, дурак, и подставил ухо. А Вася: «Тьфу!» – и удирать. Серёжа цап его за рукав и как ахнет кулаком! Сейчас Вася сидит с «фонарём» под глазом, а другим, здоровым, гипнотизирует вазу с орехами. Не сводим глаз с орехов и мы.– А вы угощайтесь, не стесняйтесь! – Дядя Левон вышел из кухни. Он нёс в руке вилку и разукрашенную деревянную ложку.Вася схватил целую горсть. Набрали и мы. Треск поднялся, как будто сотня белок пустила в ход зубы.Вкусные орехи! Ядра – хоть из рогатки стреляй.– Все скорлупки – на стол, в кучку.Левон Иванович открыл тот блестящий шкаф, который с книгами, покопался, где не было стекла.– Я сегодня вам расскажу и покажу, какие бывают куклы, что они умеют делать.Сказал «куклы», а вынул всего одну. Какого-то лупоглазого мальчугана с носом, как орех, и большущим нарисованным ртом. Ни ног нет, ни штанов – одна длинная рубашечка. А вторая вовсе не кукла, просто рыжая голова. Великовата, правда, больше чем два моих кулака. И куклу и голову дядя положил на столик, подвинул к ним лампу.– Куклами могут быть любые предметы, – начал он рассказывать. – Даже руки человека, пальцы… Или вот два карандаша, вилка и ложка… Вся штука в том, чтобы оживить их.Вилка и кругленькая, в цветочках, ложка зашагали по столу. Шли и ссорились, как будто дядька и тётка возвращались с ярмарки. Ложка часто останавливалась, наскакивала на вилку, кудахтала, как курица. Дядя-вилка отступал, уклонялся от наскоков. Он немного шатался и пробовал петь. Наверно, подгулял где-то после удачного торга.– Г-гы… – первым не выдержал Вася.– Я говорил уже: куклами могут быть человеческие руки и пальцы…Левон Иванович включил настольную лампу и повернул абажур в сторону. На стенке образовался светлый круг. Дядя Левон начал что-то выделывать пальцами, и в том кругу зазевали тени-волки, запрыгали испуганные зайцы, плавно изгибал шею красавец лебедь, о чём-то рассказывал и плевался, презрительно оттопыривая большую нижнюю губу, дядя-охотник…Лампу Левон Иванович не выключил, а только опустил абажур вниз. В комнате уже сгущались сумерки.Дядя Левон выбрал две самые большие скорлупки орехов, надел на указательные пальцы. Сел верхом на стул, лицом к спинке… И вдруг из-за спинки обыкновенного, а не волшебного стула показались двое мальчишек! Из школы, наверно, возвращаются… У одного пацана шапка сдвинута на ухо, у другого на лоб. Остальные пальцы дядиных рук – руки и ноги мальчуганов. Идут, подфутболивают невидимые портфели: «И-и – гэх! И-и – гух!» Дядя и хохотал вместо них на разные голоса, и подсвистывал. А потом схватились друзья – кто кого повалит?– На Васю один похож! – фыркнул Серёжа.– Скорее, на тебя… – огрызнулся Вася.Пацаны борются, пыхтят, не поддаются один другому. Вдруг левый трах правого по голове! Сбил шапку и как поддаст её ногой! «Ах, так?!» – вскипел правый, схватил большущий кол – и за ним… Ой, не кол – карандаш! И не пацаны это…Фу ты, вот так фокус!И тут дядя Левон поднял ладони, подвигал пальцами… Пальцы как пальцы! Обыкновенные, человеческие.– Вот и вся их дружба, – сказал Левон Иванович. – Ну, какая у них может быть дружба, если один думает, как бы унизить другого, сделать ему неприятное?Дядя Левон посмотрел на Васю, и мы все посмотрели. А он завертелся, стал нарочно рассматривать картинки на стенах. Как будто его ничего не касалось!Дошла очередь и до куклы-мальчишки.Дядя взял её со столика и надел на руку, как рукавицу. Мальчишка сразу захлопал руками, запищал тоненько: «Ур-ряя!» А может, мне послышалось?– Такие куклы называются петрушечные или перчаточные, – говорил дядя Левон, а мальчишка и кивал ему, и махал ручкой. – Ну что, что ты хочешь? – наклонился к нему Левон Иванович. Кукла сначала прижалась носиком к дядиному уху, а потом подёргала за него. – А-а, ну ладно, скажу… Ну, хорошо, хорошо… Почему, спрашивает, не сказал, что его зовут Шурик. Возьми сам и скажи!Шурик закрутил головой.– Смелее, не стесняйся.Шурик завертел головой ещё сильнее.– Ну, хорошо, будем считать, что познакомились.Шурик радостно закивал головой, погладил Левона Ивановича по щеке, схватил за нос, взлохматил волосы.– Ты уж не балуйся, а то дети нехорошо о тебе подумают.– Ой, а почему у тебя такие большие глаза и нос? – тоненько пропищал Шурик.Хоть голову мне рубите – запищал по-настоящему! Ни губами не шевелил, ни своего нарисованного рта не открывал, а всё же заговорил! И Левон Иванович молчал, я хорошо видел!– Почему, почему… Потому что я сам большой, а не такой карапуз, как ты, – ответил ему Левон Иванович и нацепил себе на нос очки.Шурик круть на дядиной руке! И начал снимать у него очки.
– Ух, какие большие! Я из них себе велосипед сделаю.– Из очков велосипед? – удивился дядя. – Не дам, как же я без них буду газеты и книги читать?– Я хочу читать! Я хочу читать! – задёргался мальчишка и чуть не соскочил с дядиной руки.– На, пожалуйста. Только не разбей… – Левон Иванович помог Шурику приставить очки к нарисованным глазам. – Ну, что же ты молчишь?– Сейчас… Кружо-о-очек… Кривые палочки… А вот жук! Жук нарисован! – замахал ручками, завертел восхищённо головой Шурик.– Эх ты-ы! «Кружочек»… «Жук»… Это буква «О» и буква «Ж».– Я и хотел так прочитать, но очки не подходят.– Болтун ты, Шурик. Очки разве виноваты? Дети вон в школу ходят, стараются, чтоб научиться читать и писать.– И я пойду в школу! И я хочу в школу! – снова задёргался, запрыгал на руке, запищал во всё горло Шурик.Левон Иванович снял куклу. Чудо кончилось!– Ух ты! – выдохнул Жора. – Неживой, а как живой.– А… а как он пищит – неживой? – сглотнул слюну Вася.– Хэ, в нём такая пищалка в животе спрятана! – сказал я.Серёжа соскочил с дивана, схватил куклу-мальчишку и заглянул под рубаху, даже рукой пощупал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17
Третий раз не успел. «Вя-а-ау!» – задёргалась у него в руках кошка и цап зубами за палец!– По носу ей! Щелчка! – запрыгал папа около тазика.Я щёлк, щёлк Мурку по носу. А она только: «У-умр!» – и жрёт папу, не перестаёт.– Водой её! Душем!.. – Папа выставил руки с кошкой над ванной.И тут как сыпанёт сверху на них кипяток, как заклубится пар!– Ой, не за ту повернула! – испугалась мама.– У тебя всегда не то! – кричит на маму папа, а мокрые волосы залепили ему лицо, глаза.– А-а, пропади ты пропадом! – шваркнул он Мурку в ванну, схватился за укушенное место и побежал.Кошка выскользнула из ванны и – за ним.– Иван, здесь йод, ты куда? – мама кричит. – Ой, спасайся, она, наверно, взбесилась!Мы выбежали вслед за кошкой в прихожую, оттуда – в общую комнату, потом в кабинет-спальню, опять назад. Кошка ни на кого не бросалась, бегала кругами по комнате, вертелась волчком, хватая зубами за свой коротенький хвост, кувыркалась через голову: «Мя-ау!» И ещё через голову, и ещё! И снова волчком, а с неё брызги во все стороны, комки горчичного теста!Трах с разбегу в зеркальный шкаф! Думала, окно! Подхватилась – и на диван, с дивана – на стол, со стола – на портьеру окна, по ней на самую верхушку, на деревянную рейку. «У-у-уай! Умр-р-ру-у!!!» – визжит диким голосом.Мы потрясли портьеру, чтоб согнать оттуда. Подошёл папа, дёрнул сильнее.Рейка-карниз рухнула на пол. Взметнулось облачко пыли, из стены вырвались вместе с карнизом шпунты, куски штукатурки.– Что ты натворил! – схватилась мама за голову. – Ремонт придётся делать…И тут в коридоре послышался звонок. Папа пошёл открывать, дуя на свой палец. А я гонялся за Муркой – не наделала бы больше вреда!– Берите, берите! – слышен из коридора голос Жени Гаркавого. – Это я во всем виноват: купил кота в мешке.Папин голос:– Нет, нет, нет! Я себя больше виню. Не надо было потакать его капризам.Кошка юркнула в коридор, за ней – я и мама.Мурка, как слепая, стукнулась о ноги папы и Жени, выбежала на лестничную площадку. По ступенькам катилась клубком: «Меу! Меу! Ме-е-у-у!!!»– Ну и хорошо, что удрала! – вздохнул папа с облегчением. – Ну и хорошо! – ещё глубже вздохнул он. И ушёл забинтовывать палец.Я показал Жене-большому язык. Женя показал язык мне и сунул в карманчик рубахи деньги. В мой карманчик, а не в свой.– Будь здоров! – и показал мне «нос».– Будь… – растерянно пробормотал я.Женя стукнул дверью.И случилось так, что я совсем забыл об этой десятке.Несколько дней носил в кармане рубашки червонец. Целое богатство! Вместо того чтоб вернуть деньги Гаркавому или отдать сразу папе…
ДЯДЯ ЛЕВОН ТРУБИТ СБОР И ещё о воскресенье. Никак не кончается этот день!На понедельник нам ничего не задали читать, а только писать и решать задачки. Марину уложили после обеда спать, а я сел делать уроки. И только сосредоточился, как Марина приоткрыла бабушкину комнату и громко спросила:– А во рту родинки бывают?Я сразу посадил кляксу, а мама затопала на Марину ногами, и та исчезла.Мне надо было всё решить и написать поскорее. И я писал, писал, писал… Буквы выскакивали из-под пера кособокие и словно танцевали.Мама сморщилась от моей писанины, как от лимона.– Что с ним делать!.. – плаксиво, как маленькая, проговорила она. – У меня уже сил нет с ним заниматься…– И в школе стал невнимательным, – добавила бабушка. Она вязала носок, но на вязанье совсем не смотрела, пальцы сами знали, что делали. – Учительница, Мария Сергеевна, жаловалась… Что с тобой происходит, Женик?– Ничего не происходит, – буркнул я.А папа как будто смотрел в газету, но ничего там не читал.– Если грязно написал – пусть перепишет. И не один раз, а три! Иначе мы никогда у него не воспитаем терпения и усидчивости.Мама на это заметила:– У меня нервы не железные – стоять над ним! И усидчивости так не воспитаешь… Только отвращение к учебе. Он и близко подходить к тетрадям будет бояться.Что ответил папа – а он, конечно, не промолчал, – я не слышал, так как выбежал из квартиры. Меня уже давно ждали ребята – идти к дяде Левону.Спустился на третий этаж, к дверям профессора Дервоеда, – пыхтит навстречу Жора.– Быстрее!.. – выдохнул он. – А то без тебя хотели идти!Я уже знал, где квартира Левона Ивановича. В не нашем подъезде на втором этаже. Только ещё ни разу мы к нему не заходили.У подъезда топчутся Вася, Серёжа и Павлуша с Генкой. Все держат над головой правые руки. Задрали и мы с Жорой, и все двинулись в подъезд.На дверях дяди Левона прибита цифра «28». Жора присел, обхватил сзади за ноги Генку (он самый легкий) и – э-эп! – поднял к звонку.Генка нажал кнопку.И дверь сразу отворилась. На пороге – Левон Иванович. Одет по-домашнему – в широченных пижамных штанах и майке. Улыбается:– Салют, салют, «артековцы». Заходите.Мы еле протиснулись по одному мимо него. Старый всё-таки дядя Левон, грузный.– А ваша тётя не будет ругаться, если грязи нанесём? – говорю я.– Не будет, не будет… А намусорим – сами и уберём. Лады? Мы же «артековцы»!Квартира дяди Левона всего из одной комнаты и кухни. И вещей совсем немного: два шкафа, в одном сквозь стекло видны книги, диван-кровать, немного в стороне от него, ближе к окну, низенький, как детский всё равно, столик. На столике орехи-фундук в вазе, стакан с карандашами, стопка книг и газет, настольная лампа. На весь пол ковер, он заходит под два мягкие и один не мягкий стул возле столика. Все стены в квартире увешаны картинами и картинками в самодельных рамках: и лес, и одинокие деревья среди ржи, и река, и окраина города с козой…– Не будет, молодой человек, ругаться наша тётя… – говорил где-то из кухни дядя Левон. – Давно уже нет её, один живу.Вася присел на краешек дивана слева, Серёжа – справа. Сердитые, друг на дружку не смотрят… Оказывается, пока я пыхтел над уроками, Вася опять навредничал. «Иди-ка сюда, что-то на ушко скажу…» – сказал Серёже. Тот, дурак, и подставил ухо. А Вася: «Тьфу!» – и удирать. Серёжа цап его за рукав и как ахнет кулаком! Сейчас Вася сидит с «фонарём» под глазом, а другим, здоровым, гипнотизирует вазу с орехами. Не сводим глаз с орехов и мы.– А вы угощайтесь, не стесняйтесь! – Дядя Левон вышел из кухни. Он нёс в руке вилку и разукрашенную деревянную ложку.Вася схватил целую горсть. Набрали и мы. Треск поднялся, как будто сотня белок пустила в ход зубы.Вкусные орехи! Ядра – хоть из рогатки стреляй.– Все скорлупки – на стол, в кучку.Левон Иванович открыл тот блестящий шкаф, который с книгами, покопался, где не было стекла.– Я сегодня вам расскажу и покажу, какие бывают куклы, что они умеют делать.Сказал «куклы», а вынул всего одну. Какого-то лупоглазого мальчугана с носом, как орех, и большущим нарисованным ртом. Ни ног нет, ни штанов – одна длинная рубашечка. А вторая вовсе не кукла, просто рыжая голова. Великовата, правда, больше чем два моих кулака. И куклу и голову дядя положил на столик, подвинул к ним лампу.– Куклами могут быть любые предметы, – начал он рассказывать. – Даже руки человека, пальцы… Или вот два карандаша, вилка и ложка… Вся штука в том, чтобы оживить их.Вилка и кругленькая, в цветочках, ложка зашагали по столу. Шли и ссорились, как будто дядька и тётка возвращались с ярмарки. Ложка часто останавливалась, наскакивала на вилку, кудахтала, как курица. Дядя-вилка отступал, уклонялся от наскоков. Он немного шатался и пробовал петь. Наверно, подгулял где-то после удачного торга.– Г-гы… – первым не выдержал Вася.– Я говорил уже: куклами могут быть человеческие руки и пальцы…Левон Иванович включил настольную лампу и повернул абажур в сторону. На стенке образовался светлый круг. Дядя Левон начал что-то выделывать пальцами, и в том кругу зазевали тени-волки, запрыгали испуганные зайцы, плавно изгибал шею красавец лебедь, о чём-то рассказывал и плевался, презрительно оттопыривая большую нижнюю губу, дядя-охотник…Лампу Левон Иванович не выключил, а только опустил абажур вниз. В комнате уже сгущались сумерки.Дядя Левон выбрал две самые большие скорлупки орехов, надел на указательные пальцы. Сел верхом на стул, лицом к спинке… И вдруг из-за спинки обыкновенного, а не волшебного стула показались двое мальчишек! Из школы, наверно, возвращаются… У одного пацана шапка сдвинута на ухо, у другого на лоб. Остальные пальцы дядиных рук – руки и ноги мальчуганов. Идут, подфутболивают невидимые портфели: «И-и – гэх! И-и – гух!» Дядя и хохотал вместо них на разные голоса, и подсвистывал. А потом схватились друзья – кто кого повалит?– На Васю один похож! – фыркнул Серёжа.– Скорее, на тебя… – огрызнулся Вася.Пацаны борются, пыхтят, не поддаются один другому. Вдруг левый трах правого по голове! Сбил шапку и как поддаст её ногой! «Ах, так?!» – вскипел правый, схватил большущий кол – и за ним… Ой, не кол – карандаш! И не пацаны это…Фу ты, вот так фокус!И тут дядя Левон поднял ладони, подвигал пальцами… Пальцы как пальцы! Обыкновенные, человеческие.– Вот и вся их дружба, – сказал Левон Иванович. – Ну, какая у них может быть дружба, если один думает, как бы унизить другого, сделать ему неприятное?Дядя Левон посмотрел на Васю, и мы все посмотрели. А он завертелся, стал нарочно рассматривать картинки на стенах. Как будто его ничего не касалось!Дошла очередь и до куклы-мальчишки.Дядя взял её со столика и надел на руку, как рукавицу. Мальчишка сразу захлопал руками, запищал тоненько: «Ур-ряя!» А может, мне послышалось?– Такие куклы называются петрушечные или перчаточные, – говорил дядя Левон, а мальчишка и кивал ему, и махал ручкой. – Ну что, что ты хочешь? – наклонился к нему Левон Иванович. Кукла сначала прижалась носиком к дядиному уху, а потом подёргала за него. – А-а, ну ладно, скажу… Ну, хорошо, хорошо… Почему, спрашивает, не сказал, что его зовут Шурик. Возьми сам и скажи!Шурик закрутил головой.– Смелее, не стесняйся.Шурик завертел головой ещё сильнее.– Ну, хорошо, будем считать, что познакомились.Шурик радостно закивал головой, погладил Левона Ивановича по щеке, схватил за нос, взлохматил волосы.– Ты уж не балуйся, а то дети нехорошо о тебе подумают.– Ой, а почему у тебя такие большие глаза и нос? – тоненько пропищал Шурик.Хоть голову мне рубите – запищал по-настоящему! Ни губами не шевелил, ни своего нарисованного рта не открывал, а всё же заговорил! И Левон Иванович молчал, я хорошо видел!– Почему, почему… Потому что я сам большой, а не такой карапуз, как ты, – ответил ему Левон Иванович и нацепил себе на нос очки.Шурик круть на дядиной руке! И начал снимать у него очки.
– Ух, какие большие! Я из них себе велосипед сделаю.– Из очков велосипед? – удивился дядя. – Не дам, как же я без них буду газеты и книги читать?– Я хочу читать! Я хочу читать! – задёргался мальчишка и чуть не соскочил с дядиной руки.– На, пожалуйста. Только не разбей… – Левон Иванович помог Шурику приставить очки к нарисованным глазам. – Ну, что же ты молчишь?– Сейчас… Кружо-о-очек… Кривые палочки… А вот жук! Жук нарисован! – замахал ручками, завертел восхищённо головой Шурик.– Эх ты-ы! «Кружочек»… «Жук»… Это буква «О» и буква «Ж».– Я и хотел так прочитать, но очки не подходят.– Болтун ты, Шурик. Очки разве виноваты? Дети вон в школу ходят, стараются, чтоб научиться читать и писать.– И я пойду в школу! И я хочу в школу! – снова задёргался, запрыгал на руке, запищал во всё горло Шурик.Левон Иванович снял куклу. Чудо кончилось!– Ух ты! – выдохнул Жора. – Неживой, а как живой.– А… а как он пищит – неживой? – сглотнул слюну Вася.– Хэ, в нём такая пищалка в животе спрятана! – сказал я.Серёжа соскочил с дивана, схватил куклу-мальчишку и заглянул под рубаху, даже рукой пощупал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17