— И должен был погибнуть?— Да. Но сперва, когда я отказался мальчонку зарубить, меня оставили в покое. Я тогда не понял почему, а потом дошло — Щербатый видел меня насквозь. Он играл со мной, как кошка с мышкой. Он знал, что я приду его убивать.— Ты намеревался его убить?— Еще как. Дождался часа, пробрался к нему в комнату. Он спал. Я взял молоток. И получил по черепу сзади. Как дурачок попался. Щербатый все просчитал. Он смеялся. Я очухался связанный. И рядом смеющаяся слабо — сил на хохот не хватало — туша. И его помощнички смеются.— И тебя приговорили?— Приговорили. На цепи держали в подвале, как кота пушкинского. Калач, мой наставник, за мной присматривал. Он, гад, наслаждался. Не бил, ничего. Он питался моими страданиями. Моим ожиданием смерти. Ему это нравилось. Он со мной разговаривал. Это был его коронный номер — изводить беседами. Как кошка с мышкой — даст надежду, пообещает у Щербатого жизнь мою выпросить, отпустит чуток, а потом опять когти выпускает. Чего объяснять. Это все необъяснимо.— И сколько все это длилось?— Может, неделю, может, месяц… В этом чертовом погребе я потерял счет дням… А потом я сбежал.— Как?— Сумел подточить крюк, на котором цепь висела. И выбрался наружу… Мне казалось, что выбрался. А пробрался в соседнюю камеру. Там «пес Павлова» жил — доходяга обескровленный. Я видел, что осталось ему немного. Он почти сбрендил. Я ему предложил бежать.— Это тяжело?— Невозможно. Охранники толк в своей работе знали… И я пустил парня вперед. К воротам, чтобы он отвлек на себя внимание охранников. Я воспользовался им как обманкой. И они клюнули… До сих пор просыпаюсь, вспоминая его лицо — изможденное, но с лучом надежды. Но у меня не было выхода. Мы бы погибли вместе…— Что потом с домом стало?— Это как замок Дракулы. Не знаю. Щербатый оттуда съехал. В Ростов. Там ему и конец пришел.— Сам помер?— Убили — какие-то старые счеты в воровском мире, да упыри его в свет вышли. Начали вращение. Им Щербатый вроде как с кровью и удачу дал. Все поднялись. Все в авторитете Через детскую жизнь, через мать родную перешагнуть — пожалуйста. Кровь просто так не пьют. Кровь от оков освобождает Так-то, самбист.— А ты что?— А мне куда? Я к ворам прикипел. Мне только там и оставалось жить. Тем более цель у меня появилась.— Всех подельников Щербатого извести?— Точно… Где был, что делал — не скажу. Тебе неинтересно. Но своего достиг… Один остался — Калач. Тертый Калач. Опытный Калач. Умный Калач… Ты, самбист, мне его отдай. Он вам без надобности — с доказательствами у вас плохо, вывернется.— Не знаю, — сказал Аверин.— А что тут знать? Я его все равно достану.— Я пока ничего не знаю, Ледокол. Буду думать…— Думай. Но прав все равно я…
Оперативники ГУУРа, крутя наемные убийства в нефтебизнесе, вышли на одного из заказчиков — генерального директора фирмы «Тантал». Антона Свиридянского. А оперативная группа ГУОПа под руководством полковника Сидорова (с кем Аверин брал штурмом владения Акопа Дадашева) уличила шефа «Тантала» в банковских аферах и махинациях с поставками нефти. Прошла информация, что тот в ближайшие дни улетает в Израиль.— Будем брать ворюгу, — сказал Сидоров, к которому Аверин заехал согласовывать мероприятия.— Когда? — спросил Аверин.— В аэропорту, — Сидоров улыбнулся и щелкнул пальцами. — Лучше всего на нервы действует. Он уже одной ногой там — за бугром. И знает, что за бугром его никаким ментам не достать. Подходит в таможенную зону, а ему говорят — пройдемте, кое-что утрясти надо. И тут возникаем мы. Стресс рухнувшей надежды. Клиент готов к разговору. И сразу начинаем его грузить на две линии — на организацию наемного убийства и на махинации. Хоть по какой-нибудь разговорится.— Логично.— Значит, договорились. Силовая часть и наблюдение за нами.— Договорились.— Билет, кстати, у него на завтра. Бабу свою с собой берет.— Жену?— Да нет. Вроде невесты. Девчонке чуть за двадцать.— А ему пятьдесят пять.— Разница в возрасте вполне залечивается миллионами баксов на счету…Утром Аверин с Сидоровым были в аэропорту «Шереметьево-два». Они отправились к начальнику УВД, обслуживавшего аэропорт. Объяснили ситуацию, обоговорили детали мероприятия.— Сделаем, — обещал начальник УВД. — Людей дать в помощь?— Нет, не надо. Но пускай под рукой будут на случай осложнения ситуации, — сказал Аверин.— Все сделаем, — кивнул начальник УВД.Свиридянский подкатил на длинном черном «Линкольне», за ним следовал пятисотый «Мерседес». Провожали его два «быка" — телохранителя и невысокий худой очкарик, которому на лоб хотелось налепить табличку — „брокер“. Брокер в России — это не банковский игрок. Это генотип — люди с определенной внешностью, замашками и мопалью. Рядом со Сви-ридянским находилась женщина, с которой он улетал. Действительно, красивая, молодая, изящная, тонкая, в ней ощущалась порода, в ней присутствовал шарм, она нисколько не походила на пустоголовых и унылых „мисс Вселенной и Московской области“. Когда Аверин увидел ее, у него засосало под ложечкой.— Третий первому, — прошуршала рация.— Первый на проводе, — ответил Сидоров. — Привели клиента, — сообщил главный группы наблюдения, которая пасла Свиридянского.— «Хвоста» — конкурентов или прикрытия — не заметили? — осведомился гуоповец.— Нет.— Готовьтесь. Когда объект пройдет на пограничный контроль, на автостоянке берите «быков» и очкастого. Подошлю к вам двух тяжелых «Тяжелыми» называют бойцов СОБРа
. Хватит?— Сделаем, — ответил третий…
До отлета оставалось еще достаточно времени. Свиридянский с сопровождающими отправился в бар. Телохранители-барбосы, отлично выдрессированные, взяли себе по банке спрайта и по бутерброду и сидели, настороженно озираясь. Под их кожаными, будто форменными утепленными куртками проглядывались утолщения, специфические для кобуры. Свири-дянский, «брокер» и женщина заказали бутылку шампанского за триста долларов. Наполнили бокалы. Могли бы раскошелиться и побольше — ведь хозяин «Тантала» оставлял родину надолго. В ближайшие годы возвращаться он не намеревался — слишком длинный шлейф за ним тянулся, чтобы лезть сюда снова.Они неторопливо распили бутылку. Тут мелодичный женский голос из динамика объявил регистрацию на тель-авивский рейс. Улетающие направились на регистрацию и на таможенный контроль.— Ты смотри, они не педики? — усмехнулся полковник Сидоров, глядя, как горячо Свиридянский целуется с «брокером». — Хотя с такой женщиной голубым грешно быть.— Это точно, — угрюмо согласился Аверин.Все, Свиридянский отправился на таможенный контроль и преодолел его без досмотра. «Брокер» и охранники побрели к своим машинам. Их там уже ждут.Лиц с дипломатическими паспортами, понятно, пускали без очереди — в отдельный проход. А именно такой паспорт имелся у Свиридянского. МИД за деньги в последнее время выписывал их пачками. Все уважающие себя воры обзавелись такими паспортами, которые запрещали их досмотр и предоставляли дипломатические льготы при пересечении всех границ на Земле.Перед будкой погранконтроля Свиридянский протянул паспорт. Женщина-прапорщик в отлично подогнанном форменном кителе изучила его, внимательно посмотрела.— Что, непорядок? — Свиридянский обдал прапорщика обаятельнейшей улыбкой.— Не совсем. У нас указание проверять паспорта этой серии.— Почему? — улыбка оставалась такая же обаятельная, но в ней появился оттенок беспокойства.— Обычная формальность. Это бывает, — прапорщик тоже умела улыбаться. — Пройдемте в отдельное помещение. В кабинете Свиридянского уже ждали. С Сидоровым он был знаком неплохо.— Я так и знал, что это ваши происки, полковник, — произнес Свиридянский.— Мои, — согласился Сидоров.— Ну и что вы хотите? Поиграть в игрушки и испортить мне настроение перед отъездом?— Какой отъезд? — улыбнулся Сидоров. — Вы задержаны, господин Свиридянский.— Шутите?— По подозрению в совершении преступлений.— Вы играете с огнем… Дайте мне позвонить.— В другой раз.— Полное беззаконие. Через три часа, как только позвонит ваш министр, вы будете извиняться.— Напрасно надеетесь. Ваши покровители сделают вид, что вас не знают. Вы представляли для них интерес, пока безопасно отстегивали им деньги. Больше вы им не нужны.— О чем вы говорите, Василий Николаевич? Сидоров сделал жест, и Аверин с оперативником ГУОПа шагнул к бизнесмену. Защелкнулись наручники.— А это зачем? — кивнул Свиридянский на наручники.— Так преступник вы особо опасный, — усмехнулся Сидоров. — И терять вам нечего.Нефтебизнесмен посмотрел на него с нескрываемой злобой.— Посмотрим, кто будет смеяться последним… В другой комнате ждала женщина Свиридянского. Она сидела молча на стуле.— Здравствуй, Маргарита, — сказал Аверин, заходя в комнату. Она удивленно посмотрела на него. В миг она побелела, как полотно.— Ты?.. Что происходит? — воскликнула она нервно. — Где Антон?— Задержан.— Что ты говоришь?— По подозрению в совершении хищений и в организации заказных убийств.— Какая ерунда!— Это правда, Маргарита…Она помолчала минуты две, уставившись на свои намани-Кюренные пальцы. Потом воскликнула:— Ты виноват во всем! — На ее глаза навернулись слезинки. — с того момента, как ты возник в моей жизни, все не так! Ты во всем виноват.— Маргарита, твой воздыхатель — убийца и вор таких масштабов, каких мало…Маргарита вздохнула глубоко, стиснула зубы.— А что ты думаешь — «Линкольны», «Мерседесы», ожерелья бриллиантовые — это просто так… Ты связалась с бандитом, Маргарита. Мне грустно, но ты знала это…— Он не хуже и не лучше, чем другие, — слезы текли по ее щекам, но она не пыталась их смахнуть.— Да, бывают и похуже.— Аверин, а ведь ты завидуешь ему! — вдруг в ней прорвалась злость. — Сегодняшняя жизнь его, а не твоя.— Понятно.— Видишь ли, есть стиль жизни. Не вещи, видики, машины — это все сущая ерунда. А стиль. Одни живут на помойке, беззубые, отвратные, вонючие и вполне довольные этим положением. Другие — в красивых домах, общаются с красивыми людьми. Они не смогут жить на помойке. Это иной стиль.— Все понятно. Мой стиль — помойка.— Хуже, Слава. Ты весь другой. Ты считаешь, что мир — это куча дерьма, тебе это не нравится, и ты сам вызвался это дерьмо разгребать. И стал частью этого мира, этого стиля. Ты не ощущаешь себя в ином качестве. Это твой стиль.— Каприз девчонки, — горько произнес Аверин. — Сперва — пойти в милицию. Потом — связаться с ментом. Но все вернулось на круга своя. Стиль жизни — сильнее.— Ты не способен любить. Все — семья, дом, чувства — останется на втором плане. А на первом — эта куча дерьма, которую ты разгребаешь. Ты ущербен. Ты — раб этой жизни. А он — хозяин жизни. Умный, обаятельный, с железной хваткой. С деньгами… Он смог удержать меня. То, что не смог ты.— Все верно. Это герой нашего времени. Пожилой жулик, сидящий у нефтяного крана и заказывающий расстрелы неугодных людей.— В тебе злость кипит.— Во мне? — удивился Аверин.— В тебе! — она шмыгнула носом.— Кстати, рейс еще не отправлен. Можешь лететь.— Уйди. Или я ударю тебя.— Прощай, любимая, — в эти слова он попытался вложить как можно больше иронии, но почему-то получилось так, будто сказаны они вполне серьезно…
Все оказалось очень просто.Калач приехал на встречу. У него имелся ключ от квартиры, на которой он должен был давать указания одному из своих главных подельников. Только получилось, что этот подельник сдал своего босса Аверину, поскольку у него имелись веские основания бояться оперативника куда больше, чем хозяина. Калач должен был явиться на место без охраны, дабы не вовлекать в свои дела хотя бы на одного человека больше, чем необходимо.В квартире Калача ждал Аверин.Щелкнул замок, дверь начала приоткрываться. Калач шагнул на порог, Аверин рванулся ему навстречу, с кряканьем ударил в солнечное сплетение. Калач пришел в себя и восстановил дыхание только через четверть часа.Аверин обыскал его. Нашел паспорт на имя гражданина Аргентины Хуана Годизицкого. В рукаве пиджака обнаружилось зашитое лезвие — воровской трюк, помогает в разных ситуациях.Аверин бросил вора на кресло, уселся напротив него. И стал рассматривать.Ничего особенного — невысокий, худой, с отечным лицом человек, на вид — лет сорок пять. На руках едва заметные белые полосы — такие остаются, когда хорошие пластохирурги сводят татуировки. Как только он отдышался, на его лице появилась скучающая мина, глаза стали какие-то снулые, как у хватившего дозу токсикомана.Он выдал тираду на испанском языке.— Что, русский позабыл? — спросил участливо Аверин, разглядывая Калача.— Не забыл. Родом из России. Я гражданин Аргентины.— Кончай дурака валять, Калач. Я тебя давно ищу.Калач откинулся на спинку кресла и расслабился. Он вдруг успокоился. Понял, что ждали именно его. И теперь нужно искать выход.— Ты кто такой? — спросил он.— Опер я.— И что тебе, опер, надо?— В розыске ты, Калач.— Ах, в розыске… Так это пустое. Ничего у вас не выйдет.— Подделка документов, незаконный переход границы.— И условный срок.— А за старое отвечать не собираешься?— Ничего не докажете. Ситуация разрешена в мою пользу опер.— Умный ты человек, Калач.— Еще какой умный… Ты сколько хочешь?— У тебя столько нет.— Значит, меньше чем на полета тысяч зеленых не согласен?— Не согласен.— Шестьдесят. По рукам?— Подумаю…— Пятерку набавлю — не больше. Опер, жадность часто во вред идет.— Ты прав… Слушай, а каково оно, стакан крови хлопнуть? Правда, все комплексы как ветром сдувает?Глаза Калача утратили нарочитую снулость. В них будто зажегся какой-то отвратный, мутный огонь. Они жгли Аверина гамма-лучами, взгляд пронизывал, от него хотелось зарыться в землю.— Ты о чем?— О тебе. О Щербатом. О вас всех…— Дуру-то не гони, опер. Считай, я ничего не слышал.— Хорошо.Аверин снял трубку, позвонил. Назвал адрес.— Когда будешь? — спросил он.— Через полчаса, — ответил Ледокол.— Минута в минуту.— Понял.Он повесил трубку.— Ты чего, опер? — заерзал Калач. — Ты кому звонил?— Опергруппу вызывал. Торг не состоялся.— Тебе же хуже, — пожал плечами Калач. Через двадцать минут Аверин приковал наручниками Калача к батарее. Для верности стянул руки ремнем.— Пока.— Э, ты куда? — Калач заволновался.— Стрелять вас, как бешеных собак, надо.Он налепил пластырь на лицо Калача, протер все предметы, которых касался, — на всякий случай — и вышел из квартиры. За пять минут Калачу с наручниками не справиться.Выезжая, видел, как во двор заворачивает джип с черными стеклами.Когда вечером в девятом часу появился Егорыч, Аверин вручил ему коробочку.— На, по случаю досталась.Егорыч развернул пакет, открыл коробочку.— Ты меня в самое сердце поразил. «Форд» 1908 года. Фирменная коллекционная модель. Прекрасно!Аверин выменял машинку у Долгушина на бутылку коньяка. Ему коньяк куда нужнее, машинками он никогда не увлекался.— Сколько отдал? — осведомился Егорыч. — Я заплачу.— Да ты что, какие счеты? — отмахнулся Аверин. — Давай лучше по пивку.— Давай.Оприходовали пару банок. Потом еще парочку.— Ну что, собираешься в Тель-Авив? — спросил Аверин, поднимая свою любимую кружку с изображением великого города Будапешта.— Да с деньгами пока туговато. Билет недешево стоит. Родственники предлагали оплатить проезд, но как можно? Неприлично.— А на моих глазах два билета туда пропали. По моей вине. Надо было тебе их отдать, — усмехнулся Аверин.— Плевать, — отмахнулся Егорыч. — Нам и тут хорошо. Нас и здесь неплохо кормят, как говорят в мультике. Выпили еще.— Неважнецки выглядишь, — сказал Егорыч.— На пределе. Все очень плохо, Егорыч. Хуже некуда.— Что так?— Воюю с ветряными мельницами — вот что. У этой шоблы бандитской, которая саранчой на нас накинулась, все — власть, деньги. У них орды боевиков, готовых стрелять кого угодно, лишь бы деньги шли. Хищные, беспринципные — у них все схвачено. У них в кармане чиновники, судьи.— Дерьмократов добавь, — кивнул Егорыч.— Знаешь, Егорыч, они на пьедестале, и их оттуда не скинуть. Они побеждают. Празднуют победу.— Ага. Но одно забываешь — на них всегда найдется такой опер, как ты. Найдется свой Аверин. Тот, которого им никогда Не сломать. Это, брат мой, русский характер. Русский человек однажды понимает — все, отступать некуда. И жизнь, все остальное — не так важно. И восстает против силы. И нечисть боится именно ЧЕЛОВЕКА.— Это ты о ком?— Это я тебе дифирамбы пою.— Да ну тебя, — отмахнулся Аверин. И приложился к кружке. Посидеть им спокойно не дали. Заявилась соседка из тридцатой. После того как она решила, что идет психотронная агрессия, она перестала видеть в Аверине врага, а, наоборот, приходила советоваться.— Я решила поднять всех на ноги, — заявила она. — Куда мне писать заявление? В милицию? Черномырдину?— Да нет, у психотронщиков все схвачено, — отмахнулся Аверин.— А кому? Может, президенту?— Не поможет, — встрял Егорыч.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38
Оперативники ГУУРа, крутя наемные убийства в нефтебизнесе, вышли на одного из заказчиков — генерального директора фирмы «Тантал». Антона Свиридянского. А оперативная группа ГУОПа под руководством полковника Сидорова (с кем Аверин брал штурмом владения Акопа Дадашева) уличила шефа «Тантала» в банковских аферах и махинациях с поставками нефти. Прошла информация, что тот в ближайшие дни улетает в Израиль.— Будем брать ворюгу, — сказал Сидоров, к которому Аверин заехал согласовывать мероприятия.— Когда? — спросил Аверин.— В аэропорту, — Сидоров улыбнулся и щелкнул пальцами. — Лучше всего на нервы действует. Он уже одной ногой там — за бугром. И знает, что за бугром его никаким ментам не достать. Подходит в таможенную зону, а ему говорят — пройдемте, кое-что утрясти надо. И тут возникаем мы. Стресс рухнувшей надежды. Клиент готов к разговору. И сразу начинаем его грузить на две линии — на организацию наемного убийства и на махинации. Хоть по какой-нибудь разговорится.— Логично.— Значит, договорились. Силовая часть и наблюдение за нами.— Договорились.— Билет, кстати, у него на завтра. Бабу свою с собой берет.— Жену?— Да нет. Вроде невесты. Девчонке чуть за двадцать.— А ему пятьдесят пять.— Разница в возрасте вполне залечивается миллионами баксов на счету…Утром Аверин с Сидоровым были в аэропорту «Шереметьево-два». Они отправились к начальнику УВД, обслуживавшего аэропорт. Объяснили ситуацию, обоговорили детали мероприятия.— Сделаем, — обещал начальник УВД. — Людей дать в помощь?— Нет, не надо. Но пускай под рукой будут на случай осложнения ситуации, — сказал Аверин.— Все сделаем, — кивнул начальник УВД.Свиридянский подкатил на длинном черном «Линкольне», за ним следовал пятисотый «Мерседес». Провожали его два «быка" — телохранителя и невысокий худой очкарик, которому на лоб хотелось налепить табличку — „брокер“. Брокер в России — это не банковский игрок. Это генотип — люди с определенной внешностью, замашками и мопалью. Рядом со Сви-ридянским находилась женщина, с которой он улетал. Действительно, красивая, молодая, изящная, тонкая, в ней ощущалась порода, в ней присутствовал шарм, она нисколько не походила на пустоголовых и унылых „мисс Вселенной и Московской области“. Когда Аверин увидел ее, у него засосало под ложечкой.— Третий первому, — прошуршала рация.— Первый на проводе, — ответил Сидоров. — Привели клиента, — сообщил главный группы наблюдения, которая пасла Свиридянского.— «Хвоста» — конкурентов или прикрытия — не заметили? — осведомился гуоповец.— Нет.— Готовьтесь. Когда объект пройдет на пограничный контроль, на автостоянке берите «быков» и очкастого. Подошлю к вам двух тяжелых «Тяжелыми» называют бойцов СОБРа
. Хватит?— Сделаем, — ответил третий…
До отлета оставалось еще достаточно времени. Свиридянский с сопровождающими отправился в бар. Телохранители-барбосы, отлично выдрессированные, взяли себе по банке спрайта и по бутерброду и сидели, настороженно озираясь. Под их кожаными, будто форменными утепленными куртками проглядывались утолщения, специфические для кобуры. Свири-дянский, «брокер» и женщина заказали бутылку шампанского за триста долларов. Наполнили бокалы. Могли бы раскошелиться и побольше — ведь хозяин «Тантала» оставлял родину надолго. В ближайшие годы возвращаться он не намеревался — слишком длинный шлейф за ним тянулся, чтобы лезть сюда снова.Они неторопливо распили бутылку. Тут мелодичный женский голос из динамика объявил регистрацию на тель-авивский рейс. Улетающие направились на регистрацию и на таможенный контроль.— Ты смотри, они не педики? — усмехнулся полковник Сидоров, глядя, как горячо Свиридянский целуется с «брокером». — Хотя с такой женщиной голубым грешно быть.— Это точно, — угрюмо согласился Аверин.Все, Свиридянский отправился на таможенный контроль и преодолел его без досмотра. «Брокер» и охранники побрели к своим машинам. Их там уже ждут.Лиц с дипломатическими паспортами, понятно, пускали без очереди — в отдельный проход. А именно такой паспорт имелся у Свиридянского. МИД за деньги в последнее время выписывал их пачками. Все уважающие себя воры обзавелись такими паспортами, которые запрещали их досмотр и предоставляли дипломатические льготы при пересечении всех границ на Земле.Перед будкой погранконтроля Свиридянский протянул паспорт. Женщина-прапорщик в отлично подогнанном форменном кителе изучила его, внимательно посмотрела.— Что, непорядок? — Свиридянский обдал прапорщика обаятельнейшей улыбкой.— Не совсем. У нас указание проверять паспорта этой серии.— Почему? — улыбка оставалась такая же обаятельная, но в ней появился оттенок беспокойства.— Обычная формальность. Это бывает, — прапорщик тоже умела улыбаться. — Пройдемте в отдельное помещение. В кабинете Свиридянского уже ждали. С Сидоровым он был знаком неплохо.— Я так и знал, что это ваши происки, полковник, — произнес Свиридянский.— Мои, — согласился Сидоров.— Ну и что вы хотите? Поиграть в игрушки и испортить мне настроение перед отъездом?— Какой отъезд? — улыбнулся Сидоров. — Вы задержаны, господин Свиридянский.— Шутите?— По подозрению в совершении преступлений.— Вы играете с огнем… Дайте мне позвонить.— В другой раз.— Полное беззаконие. Через три часа, как только позвонит ваш министр, вы будете извиняться.— Напрасно надеетесь. Ваши покровители сделают вид, что вас не знают. Вы представляли для них интерес, пока безопасно отстегивали им деньги. Больше вы им не нужны.— О чем вы говорите, Василий Николаевич? Сидоров сделал жест, и Аверин с оперативником ГУОПа шагнул к бизнесмену. Защелкнулись наручники.— А это зачем? — кивнул Свиридянский на наручники.— Так преступник вы особо опасный, — усмехнулся Сидоров. — И терять вам нечего.Нефтебизнесмен посмотрел на него с нескрываемой злобой.— Посмотрим, кто будет смеяться последним… В другой комнате ждала женщина Свиридянского. Она сидела молча на стуле.— Здравствуй, Маргарита, — сказал Аверин, заходя в комнату. Она удивленно посмотрела на него. В миг она побелела, как полотно.— Ты?.. Что происходит? — воскликнула она нервно. — Где Антон?— Задержан.— Что ты говоришь?— По подозрению в совершении хищений и в организации заказных убийств.— Какая ерунда!— Это правда, Маргарита…Она помолчала минуты две, уставившись на свои намани-Кюренные пальцы. Потом воскликнула:— Ты виноват во всем! — На ее глаза навернулись слезинки. — с того момента, как ты возник в моей жизни, все не так! Ты во всем виноват.— Маргарита, твой воздыхатель — убийца и вор таких масштабов, каких мало…Маргарита вздохнула глубоко, стиснула зубы.— А что ты думаешь — «Линкольны», «Мерседесы», ожерелья бриллиантовые — это просто так… Ты связалась с бандитом, Маргарита. Мне грустно, но ты знала это…— Он не хуже и не лучше, чем другие, — слезы текли по ее щекам, но она не пыталась их смахнуть.— Да, бывают и похуже.— Аверин, а ведь ты завидуешь ему! — вдруг в ней прорвалась злость. — Сегодняшняя жизнь его, а не твоя.— Понятно.— Видишь ли, есть стиль жизни. Не вещи, видики, машины — это все сущая ерунда. А стиль. Одни живут на помойке, беззубые, отвратные, вонючие и вполне довольные этим положением. Другие — в красивых домах, общаются с красивыми людьми. Они не смогут жить на помойке. Это иной стиль.— Все понятно. Мой стиль — помойка.— Хуже, Слава. Ты весь другой. Ты считаешь, что мир — это куча дерьма, тебе это не нравится, и ты сам вызвался это дерьмо разгребать. И стал частью этого мира, этого стиля. Ты не ощущаешь себя в ином качестве. Это твой стиль.— Каприз девчонки, — горько произнес Аверин. — Сперва — пойти в милицию. Потом — связаться с ментом. Но все вернулось на круга своя. Стиль жизни — сильнее.— Ты не способен любить. Все — семья, дом, чувства — останется на втором плане. А на первом — эта куча дерьма, которую ты разгребаешь. Ты ущербен. Ты — раб этой жизни. А он — хозяин жизни. Умный, обаятельный, с железной хваткой. С деньгами… Он смог удержать меня. То, что не смог ты.— Все верно. Это герой нашего времени. Пожилой жулик, сидящий у нефтяного крана и заказывающий расстрелы неугодных людей.— В тебе злость кипит.— Во мне? — удивился Аверин.— В тебе! — она шмыгнула носом.— Кстати, рейс еще не отправлен. Можешь лететь.— Уйди. Или я ударю тебя.— Прощай, любимая, — в эти слова он попытался вложить как можно больше иронии, но почему-то получилось так, будто сказаны они вполне серьезно…
Все оказалось очень просто.Калач приехал на встречу. У него имелся ключ от квартиры, на которой он должен был давать указания одному из своих главных подельников. Только получилось, что этот подельник сдал своего босса Аверину, поскольку у него имелись веские основания бояться оперативника куда больше, чем хозяина. Калач должен был явиться на место без охраны, дабы не вовлекать в свои дела хотя бы на одного человека больше, чем необходимо.В квартире Калача ждал Аверин.Щелкнул замок, дверь начала приоткрываться. Калач шагнул на порог, Аверин рванулся ему навстречу, с кряканьем ударил в солнечное сплетение. Калач пришел в себя и восстановил дыхание только через четверть часа.Аверин обыскал его. Нашел паспорт на имя гражданина Аргентины Хуана Годизицкого. В рукаве пиджака обнаружилось зашитое лезвие — воровской трюк, помогает в разных ситуациях.Аверин бросил вора на кресло, уселся напротив него. И стал рассматривать.Ничего особенного — невысокий, худой, с отечным лицом человек, на вид — лет сорок пять. На руках едва заметные белые полосы — такие остаются, когда хорошие пластохирурги сводят татуировки. Как только он отдышался, на его лице появилась скучающая мина, глаза стали какие-то снулые, как у хватившего дозу токсикомана.Он выдал тираду на испанском языке.— Что, русский позабыл? — спросил участливо Аверин, разглядывая Калача.— Не забыл. Родом из России. Я гражданин Аргентины.— Кончай дурака валять, Калач. Я тебя давно ищу.Калач откинулся на спинку кресла и расслабился. Он вдруг успокоился. Понял, что ждали именно его. И теперь нужно искать выход.— Ты кто такой? — спросил он.— Опер я.— И что тебе, опер, надо?— В розыске ты, Калач.— Ах, в розыске… Так это пустое. Ничего у вас не выйдет.— Подделка документов, незаконный переход границы.— И условный срок.— А за старое отвечать не собираешься?— Ничего не докажете. Ситуация разрешена в мою пользу опер.— Умный ты человек, Калач.— Еще какой умный… Ты сколько хочешь?— У тебя столько нет.— Значит, меньше чем на полета тысяч зеленых не согласен?— Не согласен.— Шестьдесят. По рукам?— Подумаю…— Пятерку набавлю — не больше. Опер, жадность часто во вред идет.— Ты прав… Слушай, а каково оно, стакан крови хлопнуть? Правда, все комплексы как ветром сдувает?Глаза Калача утратили нарочитую снулость. В них будто зажегся какой-то отвратный, мутный огонь. Они жгли Аверина гамма-лучами, взгляд пронизывал, от него хотелось зарыться в землю.— Ты о чем?— О тебе. О Щербатом. О вас всех…— Дуру-то не гони, опер. Считай, я ничего не слышал.— Хорошо.Аверин снял трубку, позвонил. Назвал адрес.— Когда будешь? — спросил он.— Через полчаса, — ответил Ледокол.— Минута в минуту.— Понял.Он повесил трубку.— Ты чего, опер? — заерзал Калач. — Ты кому звонил?— Опергруппу вызывал. Торг не состоялся.— Тебе же хуже, — пожал плечами Калач. Через двадцать минут Аверин приковал наручниками Калача к батарее. Для верности стянул руки ремнем.— Пока.— Э, ты куда? — Калач заволновался.— Стрелять вас, как бешеных собак, надо.Он налепил пластырь на лицо Калача, протер все предметы, которых касался, — на всякий случай — и вышел из квартиры. За пять минут Калачу с наручниками не справиться.Выезжая, видел, как во двор заворачивает джип с черными стеклами.Когда вечером в девятом часу появился Егорыч, Аверин вручил ему коробочку.— На, по случаю досталась.Егорыч развернул пакет, открыл коробочку.— Ты меня в самое сердце поразил. «Форд» 1908 года. Фирменная коллекционная модель. Прекрасно!Аверин выменял машинку у Долгушина на бутылку коньяка. Ему коньяк куда нужнее, машинками он никогда не увлекался.— Сколько отдал? — осведомился Егорыч. — Я заплачу.— Да ты что, какие счеты? — отмахнулся Аверин. — Давай лучше по пивку.— Давай.Оприходовали пару банок. Потом еще парочку.— Ну что, собираешься в Тель-Авив? — спросил Аверин, поднимая свою любимую кружку с изображением великого города Будапешта.— Да с деньгами пока туговато. Билет недешево стоит. Родственники предлагали оплатить проезд, но как можно? Неприлично.— А на моих глазах два билета туда пропали. По моей вине. Надо было тебе их отдать, — усмехнулся Аверин.— Плевать, — отмахнулся Егорыч. — Нам и тут хорошо. Нас и здесь неплохо кормят, как говорят в мультике. Выпили еще.— Неважнецки выглядишь, — сказал Егорыч.— На пределе. Все очень плохо, Егорыч. Хуже некуда.— Что так?— Воюю с ветряными мельницами — вот что. У этой шоблы бандитской, которая саранчой на нас накинулась, все — власть, деньги. У них орды боевиков, готовых стрелять кого угодно, лишь бы деньги шли. Хищные, беспринципные — у них все схвачено. У них в кармане чиновники, судьи.— Дерьмократов добавь, — кивнул Егорыч.— Знаешь, Егорыч, они на пьедестале, и их оттуда не скинуть. Они побеждают. Празднуют победу.— Ага. Но одно забываешь — на них всегда найдется такой опер, как ты. Найдется свой Аверин. Тот, которого им никогда Не сломать. Это, брат мой, русский характер. Русский человек однажды понимает — все, отступать некуда. И жизнь, все остальное — не так важно. И восстает против силы. И нечисть боится именно ЧЕЛОВЕКА.— Это ты о ком?— Это я тебе дифирамбы пою.— Да ну тебя, — отмахнулся Аверин. И приложился к кружке. Посидеть им спокойно не дали. Заявилась соседка из тридцатой. После того как она решила, что идет психотронная агрессия, она перестала видеть в Аверине врага, а, наоборот, приходила советоваться.— Я решила поднять всех на ноги, — заявила она. — Куда мне писать заявление? В милицию? Черномырдину?— Да нет, у психотронщиков все схвачено, — отмахнулся Аверин.— А кому? Может, президенту?— Не поможет, — встрял Егорыч.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38