Ко всему прочему Казань радовала Москву и некоторые иные города молодежными десантами — они занимались преимущественно уличными разбоями и грабежами, а также просто битьем местных жителей интереса ради…Лето входило в свои права. Июнь жарил африканским солнцем. Жарко было и в политике, и в криминальном мире. Продолжались взрывы, расстрелы. Сотрудники милиции несли потери в войне с преступниками. Преступный мир привычно уничтожал сам себя в разборках, но на место выбывших бандитов приходили новые и новые — еще более злые, отвязные, агрессивные. Продолжала рваться наверх молодежь, требуя старых воров подвинуться и дать им место под солнцем.
А Аверин ощущал, что им овладевает тягучая усталость. Мучили обострившийся радикулит, мигрень и безденежье. Зарплата за такую работу больше выглядела насмешкой. Не хватало на бензин и на цветы Маргарите.С Маргаритой у него начали складываться постоянные, но какие-то немного странные отношения. Они встречались раз в три-четыре дня. Ходили по городу — в музеи и на выставки, сидели в ресторанчиках и кафе, от чего бюджет Аверина пищал предсмертным писком. Несколько раз оставался ночевать у нее, и это было безумие. Ему никогда и ни с кем не было так хорошо. Маргарита признавалась, что и она испытывала схожие чувства. Но на каком-то этапе, когда, казалось, достигнуто полное единение тел и душ, она как бы отстранялась от него, прикрывала распахнувшуюся дверь в своем сердце. Она боялась окончательного сближения. Как между двумя кораблями опасная близость может окончиться столкновением, помятым корпусом и поцарапанной обшивкой.— Не любишь ты меня, — как бы для смеха сказал однажды Аверин, прижимая ее голову к своему плечу.— Почему. Иногда люблю.— Нет, ты меня уважаешь.— А ты?— А я тебя обожаю… Как рифма.— Ты у меня поэт, — она впилась своими губам и в его губы…С деньгами становилось совсем туго. Аверин как-то договорился посидеть в пивной со старым приятелем Сережей Палицыным.— Как бы заколотить деньги? — спросил Аверин, отставляя полупустую кружку.— Продавай информацию в газеты, — ответил Палицын, разделывая воблу.— Да ты что?— А ничего! На Петровке многие так поступают. Лучше всего «Московский комсомолец» платит. «Коммерсантъ» неплохо.— Нет, так не пойдет.— Тогда пиши сам.— Не умею.— А ты попробуй. Буду твоим творческим консультантом. И литературным агентом.Аверину этот разговор запал в память. Однажды он подобрал справки, посидел вечер. И обнаружил, что слова ложатся на бумагу необычно легко. Когда он прочитал свое творение, то убедился, что получилось, в общем-то, неплохо. Статья рассказывала о разоблачении банды, занимавшейся нападениями на водителей-дальнобойщиков, — на ее счету было четверо убитых.На следующий день Аверин встретился с Палицыным, показал написанное. Журналист вычитал, пожал плечами.— Для первого опыта ничего. Текст изобилует канцеляризмами, специфическими оборотами, милицейским и уголовным жаргоном. Но в принципе годится. Главное, есть проблема. Есть некоторые эмоции. Впредь побольше размазывай в статьях соплей и причитаний — народ это любит. Подбавь чуток крови, размешай со щепоткой страха, намекни, что преступность стучится в каждый дом, поругай власти за бездействие, попеняй на народ за падение моральных устоев, распиши парочку эпизодов пострашнее — и статья готова… И еще — ты привык в школе сочинения писать: вводная часть, основная, вывод. Уходи ты от этого. Статья — это нечто другое и выстраивается она совсем по-иному.— Как?— Статья начинается с убойной фразы. Типа — оторванная голова закатилась за плиту. На голове виднелись следы зубов неведомого существа.— Ага. На кухне лежал труп и еще дышал.— Можно и так… Давай, попытаюсь пристроить.Через неделю статья вышла в «Криминальной хронике». Аверин ее почти не узнал. Вымученные, пережитые фразы и выражения были выкинуты или переделаны, взамен них вписано несколько совершенно ненужных сентенций. В одном месте переврали факты — слава Богу, не слишком сильно. Но в целом, как ни странно, произведение получилось вполне достойным. Вынесенный на первую полосу анонс свидетельствовал — материал номера.— Давай еще, — сказал Палицын, — редактору понравилось. А то все думают — менты не только писать, но и читать не умеют.— Ладно тебе издеваться.— Напиши про маньяков. Горячая тема.Про маньяков Аверин написал уже с учетом рекомендаций. И Палицын с уважением произнес:— Старик, растешь на глазах.Вторая статья вышла через две недели в «Очной ставке», Аверину позвонил редактор этой новой забойной газеты и призвал сотрудничать впредь, пообещав платить больше, чем в других местах. Там Аверин получил гонорар, приостановивший его падение в финансовую пропасть.— Теперь надо тиражировать статьи в других изданиях. Мелькать почаще, — сказал Палицын. — Попытаюсь пристроить еще в два места.Обещание он свое выполнил. Статьи приняли еще в двух газетах. Пообещали рассмотреть и в «Огоньке» — они только что начали издаваться вновь и платили по два — два с половиной доллара за машинописную страницу, так что средняя статья тянула на полторы-две сотни — половина ежемесячной зарплаты сотрудника центрального аппарата МВД.— Пиши больше, — посоветовал Палицын.Но Аверину вскоре стало не до всего. Небольшая передышка закончилась, и опять обрушился шквал событий.Аверин приехал в ГУВД к Савельеву подбивать итоги по совместным делам. Пролистал сводки и ткнул пальцем в раздел «без вести пропавшие».— Так. Пропал без вести Георгий Отариевич Паридзе, 19441 года рождения… Гоги Колотый? — обернулся он к Савельеву.— Он, родимый.— Как исчез?— Позавчера утром вышел из своей квартиры. Спустился своим скромненьким «Жигулям». Тут к нему подошли люди в милицейской форме, усадили в машину с мигалкой. Поднялись к жене, отдали ключи от «Жигулей». Больше Гоги никто не видел. Никаких известий.— А может, милиция прихватила?— Я посылал людей — проверили все. Обзвонил МБ, прокуратуру. Никто Гоги не задерживал.— И что все это значит?— Тайна сия велика есть.— Крутой авторитет.— Личность известная. Поговаривают, наставник Отари Квадраташвили.Аверин задумался. Исчез Гоги Колотый. Что этому предшествовало? Не разговор ли с Лехой Ледоколом? Аверин прекрасно помнил, как обмолвился ему, что так интересующий его Калач вел из Тель-Авива какие-то переговоры с Гоги. Что творится? Какой обвал вызвал звук этих слов?— Что делать будете? — спросил Аверин.— Я — ничего, — сказал Савельев. — Пусть окружной оперативно-розыскной отдел объявляет Гоги в розыск как без вести пропавшего. Своих дел полно.— Что по ОД «Жильцы»?— После того как месяц назад у них сорвалось очередное дело, они легли на дно. До недавнего времени.Сделка, на которой рассчитывали взять шефа фирмы «Милосердие» и его подручных киллеров, сорвалась. Решили группу пока не трогать, подождать, когда они проявятся. Савельеву удалось подвести в фирму «Милосердие» своего агента, который сошелся достаточно близко с Новицким. Так что теперь держали руку на пульсе этой бригады. Но как назло Новицкий временно свернул деятельность. Савельев даже предложил подставить для сделки своего человека, но вариант отвергли как слишком сложный и опасный. Было решено начинать реализацию исходя из имеющихся данных, если бандиты не затеют новой акции в ближайшие дни.— Что с нашим человечком в «Милосердии»?— Говорит, на послезавтра намечается отработка очередного клиента. Новицкий его пас три месяца. Большая квартира у метро «Семеновская».— Думаешь, хозяина после договора будут глушить?— Семьдесят тысяч долларов. Еще как будут, Слава… На, читай.Савельев протянул распечатку телефонных переговоров. Опять Новицкий обещал Каратисту новое денежное дело и списание всех долгов.— Надо им снова навешивать «наружку», — предложил Аверин.— С завтрашнего дня…Аверин открыл дверь, прошел в прихожую, включил свет. Пушинка висела, вцепившись когтями в плащ на вешалке. Что она там делала — никому не известно.— Мой новый плащ, — укоризненно произнес Аверин, снимая кошечку. Пушинка мяукнула, беззлобно укусила его за руку и замурлыкала.Пушинка испытывала в последнее время какое-то нездоровое стремление к акробатическим номерам. Она то карабкалась на шкафы, то лазила по шторам, от чего те лохматились, а теперь решила взяться за плащ.Аверин прошел на кухню. Пушинка рванула следом и начала тереться мордой о брюки. Это означало, что она канючит свою порцию.— Не получишь. Нечего по плащам дорогим лазить, — произнес он.Пушинка на миг растерянно посмотрела на него, а потом тяпнула за ногу. Аверину порой казалось, что она понимает русский язык так же свободно, как он сам.— А это уже уголовщина, — погрозил он пальцем котенку. — Ладно, что с тобой поделаешь.Вытащил из холодильника кусок колбасы и кинул на блюдце, поставил варить рыбу. Прошел в комнату. Набрал номер квартиры Маргариты. Она подняла трубку.— Здравствуй, дорогая моя, — произнес он.— Привет, — в голосе звучал холодок.— Ты не хочешь встретиться?— Я на этой неделе не могу. Извини.Судя по тону, извинение подразумевалось чисто формальное. Обменявшись еще несколькими ничего не значащими фразами, Аверин закруглил разговор. Держа трубку в руке и слушая гудки, он вздохнул. Он привык к переменам настроения у Маргариты. Кто поймет этих женщин? Перебрал в памяти — может, сделал что-то не так? Вроде все нормально. Возможно, он просто наскучил ей. Девушка привыкла с детства играть с разными игрушками, выбрасывая их, когда они надоедают. На миг он почувствовал себя несчастным, заброшенным.— Мяу, — донесся с кухни требовательный зов. Пушинка намекала, что рыбе уже пора бы и свариться…
— Первый, ответь Бархану-один, — донеслось шуршание из рации.— Первый слушает, — произнес Артемьев.— Объект вышел из ресторана. Сел в контейнер. С ним — его секретарша.— Где терпила?— Вышел из ресторана. Хорошо поднабрался. Идет к троллейбусу.— Провожайте «Мерседес». Бархан-четвертый — провожает терпилу.— Бархан-четыре понял.— Бархан-один принял.Аверин посмотрел на часы на панели «Жигулей». Они показывали двадцать два пятнадцать.— Скоро будут, — сказал Савельев. Зашуршал эфир.— Бархан-восемь на связи. Первый, ответь, — послышалось из рации.Третья группа «наружки» вошла в зону радиослышимости.— Первый, слушаю.— Ведем клиента вдоль бульвара.— Контейнер?— Зеленые «Жигули». Квитанция «а22-18мк».— Понял. Присматривайте.Через пять минут зеленые «Жигули» появились в зоне видимости. Машина была старая, потертая, битая-перебитая. Она остановилась в двух кварталах от дома.— Объект два вышел из контейнера. Объект три остался в салоне, — сообщил оперативник из «наружки».Ясно — Каратист отправился к дому, а Карась сидит за рулем и ждет возвращения подельника.— Не упускайте. Пятый, по сигналу начнете брать. Союзники пусть подстрахуют.Союзниками обычно называют сотрудников «семерки» — разведки. Они не имеют права участвовать в силовых мероприятиях. Их дело — наружное наблюдение. Они живут под чужими именами, имеют вымышленные места работы и документы прикрытия. Оперативник «наружки» — это тень. Он напоминает о своем присутствии лишь тихим шелестом и не должен никогда материализовываться ни в материалах уголовных дел, ни при задержаниях. Но в жизни часто происходит иначе. При мероприятиях часто просто не хватает оперативников для проведения захватов, и «семерка» занимается несвойственным делом — выламывает руки, защелкивает браслеты.— Значит, все сработало, — сказал Савельев. — Они решили убрать клиента.— Значит, решили, — произнес Аверин. На него обычно накатывало легкое возбуждение, когда операция входила в основную стадию.— Смотри, вот он. С сумкой.— В сумке — автомат Калашникова?— Скорее всего. Привычный инструмент.— Стрелки хреновы.Каратист пристроился в сквере так, чтобы держать подъезд в поле зрения. Он нервничал. Вскакивал, суетливо прохаживался. Аверин рассматривал его в бинокль. Летом темнело поздно, на Улице было совсем светло.— Четырнадцать трупов, — сказал Аверин. — Пора бы уж и перестать нервничать.— Работа тяжелая. Боится еще.— Может, зря не взяли спецназовцев?— Обойдемся своими силами.— Первый, ответь Бархану-один, — прозвучал голос опера «семерки».— Первый на линии, — сказал Аверин.— Терпила выходит из троллейбуса.— Ну все, начинается. — Аверин сказал в рацию:— Приготовиться.По направлению к подъезду направился шатающейся походкой мужичок. Он шел прямиком к своей смерти. По планам Новицкого этому человеку надлежало через несколько минут умереть.Каратист высмотрел клиента и заерзал на скамейке.— Вперед, — сказал Аверин. Савельев тронул машину.— Здесь притормози. Когда я сближусь с Каратистом, командуй захват. И подкатывай. Подстрахуешь.— Понятно, — Савельев вынул «стечкина» и передернул затвор, положил пистолет между сиденьями.— Если что не так пойдет и он выхватит автомат, сразу вали его, — велел Аверин, вылезая из салона.— Сделаем.Жертва зарулила к подъезду. Каратист встал со скамейки и быстрым шагом направился туда же. Аверин зашел за дом, бегом преодолел расстояние, перепрыгнул через газон, расстегнул рубаху на груди, приспустил ремень и нырнул за угол. Он рассчитал траекторию так, чтобы пересечься с Каратистом в нескольких метрах перед подъездом и столкнуться нос к носу.Аверин рассеянно смотрел по сторонам, шатался, гнусавил под нос песню. Он вполне прилично научился изображать пьяных. Главное, не встретиться взглядом с глазами клиента. Это многих доводило до беды. У преступников существует какое-то шестое чувство. Некоторые чуют опасность и без видимых причин. Другие читают по глазам опера, если тот, дурак, пялится куда не следует.Аверин смог теперь рассмотреть Каратиста получше. Высокий, симпатичный парень с длинными волосами, с набитыми по-каратистски руками. Ничего порочного в лице, во взоре.Обычный молодой человек. Никто бы не подумал, что на его душе четырнадцать безвинных жертв.Каратист прибавил шаг. Он вскользь и с видимой досадой посмотрел на Аверина — свидетель. Впрочем, в такой стадии опьянения, что вряд ли сможет потом сказать что-то членораздельное.— Напрасно старушка ждет сына домой, — занудил Аверин, споткнулся и неожиданно ринулся вперед. Рывком преодолел три метра. Каратист отпрянул, но сделать ничего не успел. Аверин подсек его. Вырвал сумку, отбросил ее. Каратист махнул ногой, попытался подняться, и Аверин обрушил на него страшный удар кулаком. Голова стукнулась об асфальт, и Каратист потерял сознание. Сзади послышался визг тормозов. Из салона выскочил Аверин со «стечкиным».Две машины блокировали зеленый «жигуль», в котором сидел Карась. Оперативники ринулись к дверям, распахнули их. Вытряхнули, как куклу, Карася, и впечатали его лицом в асфальт, слегка прошлись из чувства классовой ненависти злодею по ребрам.— Допрыгался, гаденыш, — прошипел опер из второго отдела.— За что, мужички?! — захныкал Карась.— За дело, сученыш.Далеко отсюда сотрудник ГАИ остановил «Мерседес», направлявшийся по шоссе.— Ваши права, — произнес лейтенант.— Пожалуйста, командир, — Новицкий протянул инспектору дорожно-патрульной службы водительское удостоверение. — За что остановил?— Плановый досмотр.К Новицкому подошли двое скучавших молодых людей, автомобиль которых досматривал второй инспектор. Новицкий кинул на них рассеянный взгляд. Обычные товарищи по несчастью.Тут его и стиснули с двух сторон. Он напряг молодецкую силушку, пытаясь вырваться, но получил коленом в живот. Руки его завели за спину.— Вы чего? — захрипел Новицкий.— Мы из МУРа, Толик, — произнес оперативник.— За что?— Сам знаешь. Будь моя воля, я бы тебя здесь в расход пустил.Через сорок минут все задержанные и спасенный хозяин жилья сидели в разных кабинетах на Петровке. Старший важняк из прокуратуры города оформлял все документы.Аверин и Савельев говорили с Каратистом. Тот сидел согнувшись. Взор у него был тусклый. Он еще не совсем отошел от удара. Его слегка мутило. И он пребывал в шоке.В сумке у него обнаружили короткоствольный автомат с глушителем. Аверин был уверен, — это тот самый, из которого были убиты и другие жертвы.— Ну что, Ваня, говорить будем? — спросил Аверин.— Я ни в чем не виноват. Вы ошиблись, — долдонил угрюмо Каратист, постанывая и держась за затылок, на котором запеклась кровь.— За что взяли, знаешь?— Не знаю…— Понятно, — Аверин встал, прошелся по кабинету, сел напротив Каратиста, положил ладонь на его плечо. — Ты мне одно скажи, зачем было тогда, у площади Ильича в доме, через сумку стрелять? Так красивее показалось или вынуть автомат побоялся?— Само собой получилось, — вздохнул Каратист. — Я не хотел… Я не думал, что все так получится…— А как ты думал?— Это все Карась… Ему все баксы и баксы.— Бизнесмен вас на долгах ведь поймал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38
А Аверин ощущал, что им овладевает тягучая усталость. Мучили обострившийся радикулит, мигрень и безденежье. Зарплата за такую работу больше выглядела насмешкой. Не хватало на бензин и на цветы Маргарите.С Маргаритой у него начали складываться постоянные, но какие-то немного странные отношения. Они встречались раз в три-четыре дня. Ходили по городу — в музеи и на выставки, сидели в ресторанчиках и кафе, от чего бюджет Аверина пищал предсмертным писком. Несколько раз оставался ночевать у нее, и это было безумие. Ему никогда и ни с кем не было так хорошо. Маргарита признавалась, что и она испытывала схожие чувства. Но на каком-то этапе, когда, казалось, достигнуто полное единение тел и душ, она как бы отстранялась от него, прикрывала распахнувшуюся дверь в своем сердце. Она боялась окончательного сближения. Как между двумя кораблями опасная близость может окончиться столкновением, помятым корпусом и поцарапанной обшивкой.— Не любишь ты меня, — как бы для смеха сказал однажды Аверин, прижимая ее голову к своему плечу.— Почему. Иногда люблю.— Нет, ты меня уважаешь.— А ты?— А я тебя обожаю… Как рифма.— Ты у меня поэт, — она впилась своими губам и в его губы…С деньгами становилось совсем туго. Аверин как-то договорился посидеть в пивной со старым приятелем Сережей Палицыным.— Как бы заколотить деньги? — спросил Аверин, отставляя полупустую кружку.— Продавай информацию в газеты, — ответил Палицын, разделывая воблу.— Да ты что?— А ничего! На Петровке многие так поступают. Лучше всего «Московский комсомолец» платит. «Коммерсантъ» неплохо.— Нет, так не пойдет.— Тогда пиши сам.— Не умею.— А ты попробуй. Буду твоим творческим консультантом. И литературным агентом.Аверину этот разговор запал в память. Однажды он подобрал справки, посидел вечер. И обнаружил, что слова ложатся на бумагу необычно легко. Когда он прочитал свое творение, то убедился, что получилось, в общем-то, неплохо. Статья рассказывала о разоблачении банды, занимавшейся нападениями на водителей-дальнобойщиков, — на ее счету было четверо убитых.На следующий день Аверин встретился с Палицыным, показал написанное. Журналист вычитал, пожал плечами.— Для первого опыта ничего. Текст изобилует канцеляризмами, специфическими оборотами, милицейским и уголовным жаргоном. Но в принципе годится. Главное, есть проблема. Есть некоторые эмоции. Впредь побольше размазывай в статьях соплей и причитаний — народ это любит. Подбавь чуток крови, размешай со щепоткой страха, намекни, что преступность стучится в каждый дом, поругай власти за бездействие, попеняй на народ за падение моральных устоев, распиши парочку эпизодов пострашнее — и статья готова… И еще — ты привык в школе сочинения писать: вводная часть, основная, вывод. Уходи ты от этого. Статья — это нечто другое и выстраивается она совсем по-иному.— Как?— Статья начинается с убойной фразы. Типа — оторванная голова закатилась за плиту. На голове виднелись следы зубов неведомого существа.— Ага. На кухне лежал труп и еще дышал.— Можно и так… Давай, попытаюсь пристроить.Через неделю статья вышла в «Криминальной хронике». Аверин ее почти не узнал. Вымученные, пережитые фразы и выражения были выкинуты или переделаны, взамен них вписано несколько совершенно ненужных сентенций. В одном месте переврали факты — слава Богу, не слишком сильно. Но в целом, как ни странно, произведение получилось вполне достойным. Вынесенный на первую полосу анонс свидетельствовал — материал номера.— Давай еще, — сказал Палицын, — редактору понравилось. А то все думают — менты не только писать, но и читать не умеют.— Ладно тебе издеваться.— Напиши про маньяков. Горячая тема.Про маньяков Аверин написал уже с учетом рекомендаций. И Палицын с уважением произнес:— Старик, растешь на глазах.Вторая статья вышла через две недели в «Очной ставке», Аверину позвонил редактор этой новой забойной газеты и призвал сотрудничать впредь, пообещав платить больше, чем в других местах. Там Аверин получил гонорар, приостановивший его падение в финансовую пропасть.— Теперь надо тиражировать статьи в других изданиях. Мелькать почаще, — сказал Палицын. — Попытаюсь пристроить еще в два места.Обещание он свое выполнил. Статьи приняли еще в двух газетах. Пообещали рассмотреть и в «Огоньке» — они только что начали издаваться вновь и платили по два — два с половиной доллара за машинописную страницу, так что средняя статья тянула на полторы-две сотни — половина ежемесячной зарплаты сотрудника центрального аппарата МВД.— Пиши больше, — посоветовал Палицын.Но Аверину вскоре стало не до всего. Небольшая передышка закончилась, и опять обрушился шквал событий.Аверин приехал в ГУВД к Савельеву подбивать итоги по совместным делам. Пролистал сводки и ткнул пальцем в раздел «без вести пропавшие».— Так. Пропал без вести Георгий Отариевич Паридзе, 19441 года рождения… Гоги Колотый? — обернулся он к Савельеву.— Он, родимый.— Как исчез?— Позавчера утром вышел из своей квартиры. Спустился своим скромненьким «Жигулям». Тут к нему подошли люди в милицейской форме, усадили в машину с мигалкой. Поднялись к жене, отдали ключи от «Жигулей». Больше Гоги никто не видел. Никаких известий.— А может, милиция прихватила?— Я посылал людей — проверили все. Обзвонил МБ, прокуратуру. Никто Гоги не задерживал.— И что все это значит?— Тайна сия велика есть.— Крутой авторитет.— Личность известная. Поговаривают, наставник Отари Квадраташвили.Аверин задумался. Исчез Гоги Колотый. Что этому предшествовало? Не разговор ли с Лехой Ледоколом? Аверин прекрасно помнил, как обмолвился ему, что так интересующий его Калач вел из Тель-Авива какие-то переговоры с Гоги. Что творится? Какой обвал вызвал звук этих слов?— Что делать будете? — спросил Аверин.— Я — ничего, — сказал Савельев. — Пусть окружной оперативно-розыскной отдел объявляет Гоги в розыск как без вести пропавшего. Своих дел полно.— Что по ОД «Жильцы»?— После того как месяц назад у них сорвалось очередное дело, они легли на дно. До недавнего времени.Сделка, на которой рассчитывали взять шефа фирмы «Милосердие» и его подручных киллеров, сорвалась. Решили группу пока не трогать, подождать, когда они проявятся. Савельеву удалось подвести в фирму «Милосердие» своего агента, который сошелся достаточно близко с Новицким. Так что теперь держали руку на пульсе этой бригады. Но как назло Новицкий временно свернул деятельность. Савельев даже предложил подставить для сделки своего человека, но вариант отвергли как слишком сложный и опасный. Было решено начинать реализацию исходя из имеющихся данных, если бандиты не затеют новой акции в ближайшие дни.— Что с нашим человечком в «Милосердии»?— Говорит, на послезавтра намечается отработка очередного клиента. Новицкий его пас три месяца. Большая квартира у метро «Семеновская».— Думаешь, хозяина после договора будут глушить?— Семьдесят тысяч долларов. Еще как будут, Слава… На, читай.Савельев протянул распечатку телефонных переговоров. Опять Новицкий обещал Каратисту новое денежное дело и списание всех долгов.— Надо им снова навешивать «наружку», — предложил Аверин.— С завтрашнего дня…Аверин открыл дверь, прошел в прихожую, включил свет. Пушинка висела, вцепившись когтями в плащ на вешалке. Что она там делала — никому не известно.— Мой новый плащ, — укоризненно произнес Аверин, снимая кошечку. Пушинка мяукнула, беззлобно укусила его за руку и замурлыкала.Пушинка испытывала в последнее время какое-то нездоровое стремление к акробатическим номерам. Она то карабкалась на шкафы, то лазила по шторам, от чего те лохматились, а теперь решила взяться за плащ.Аверин прошел на кухню. Пушинка рванула следом и начала тереться мордой о брюки. Это означало, что она канючит свою порцию.— Не получишь. Нечего по плащам дорогим лазить, — произнес он.Пушинка на миг растерянно посмотрела на него, а потом тяпнула за ногу. Аверину порой казалось, что она понимает русский язык так же свободно, как он сам.— А это уже уголовщина, — погрозил он пальцем котенку. — Ладно, что с тобой поделаешь.Вытащил из холодильника кусок колбасы и кинул на блюдце, поставил варить рыбу. Прошел в комнату. Набрал номер квартиры Маргариты. Она подняла трубку.— Здравствуй, дорогая моя, — произнес он.— Привет, — в голосе звучал холодок.— Ты не хочешь встретиться?— Я на этой неделе не могу. Извини.Судя по тону, извинение подразумевалось чисто формальное. Обменявшись еще несколькими ничего не значащими фразами, Аверин закруглил разговор. Держа трубку в руке и слушая гудки, он вздохнул. Он привык к переменам настроения у Маргариты. Кто поймет этих женщин? Перебрал в памяти — может, сделал что-то не так? Вроде все нормально. Возможно, он просто наскучил ей. Девушка привыкла с детства играть с разными игрушками, выбрасывая их, когда они надоедают. На миг он почувствовал себя несчастным, заброшенным.— Мяу, — донесся с кухни требовательный зов. Пушинка намекала, что рыбе уже пора бы и свариться…
— Первый, ответь Бархану-один, — донеслось шуршание из рации.— Первый слушает, — произнес Артемьев.— Объект вышел из ресторана. Сел в контейнер. С ним — его секретарша.— Где терпила?— Вышел из ресторана. Хорошо поднабрался. Идет к троллейбусу.— Провожайте «Мерседес». Бархан-четвертый — провожает терпилу.— Бархан-четыре понял.— Бархан-один принял.Аверин посмотрел на часы на панели «Жигулей». Они показывали двадцать два пятнадцать.— Скоро будут, — сказал Савельев. Зашуршал эфир.— Бархан-восемь на связи. Первый, ответь, — послышалось из рации.Третья группа «наружки» вошла в зону радиослышимости.— Первый, слушаю.— Ведем клиента вдоль бульвара.— Контейнер?— Зеленые «Жигули». Квитанция «а22-18мк».— Понял. Присматривайте.Через пять минут зеленые «Жигули» появились в зоне видимости. Машина была старая, потертая, битая-перебитая. Она остановилась в двух кварталах от дома.— Объект два вышел из контейнера. Объект три остался в салоне, — сообщил оперативник из «наружки».Ясно — Каратист отправился к дому, а Карась сидит за рулем и ждет возвращения подельника.— Не упускайте. Пятый, по сигналу начнете брать. Союзники пусть подстрахуют.Союзниками обычно называют сотрудников «семерки» — разведки. Они не имеют права участвовать в силовых мероприятиях. Их дело — наружное наблюдение. Они живут под чужими именами, имеют вымышленные места работы и документы прикрытия. Оперативник «наружки» — это тень. Он напоминает о своем присутствии лишь тихим шелестом и не должен никогда материализовываться ни в материалах уголовных дел, ни при задержаниях. Но в жизни часто происходит иначе. При мероприятиях часто просто не хватает оперативников для проведения захватов, и «семерка» занимается несвойственным делом — выламывает руки, защелкивает браслеты.— Значит, все сработало, — сказал Савельев. — Они решили убрать клиента.— Значит, решили, — произнес Аверин. На него обычно накатывало легкое возбуждение, когда операция входила в основную стадию.— Смотри, вот он. С сумкой.— В сумке — автомат Калашникова?— Скорее всего. Привычный инструмент.— Стрелки хреновы.Каратист пристроился в сквере так, чтобы держать подъезд в поле зрения. Он нервничал. Вскакивал, суетливо прохаживался. Аверин рассматривал его в бинокль. Летом темнело поздно, на Улице было совсем светло.— Четырнадцать трупов, — сказал Аверин. — Пора бы уж и перестать нервничать.— Работа тяжелая. Боится еще.— Может, зря не взяли спецназовцев?— Обойдемся своими силами.— Первый, ответь Бархану-один, — прозвучал голос опера «семерки».— Первый на линии, — сказал Аверин.— Терпила выходит из троллейбуса.— Ну все, начинается. — Аверин сказал в рацию:— Приготовиться.По направлению к подъезду направился шатающейся походкой мужичок. Он шел прямиком к своей смерти. По планам Новицкого этому человеку надлежало через несколько минут умереть.Каратист высмотрел клиента и заерзал на скамейке.— Вперед, — сказал Аверин. Савельев тронул машину.— Здесь притормози. Когда я сближусь с Каратистом, командуй захват. И подкатывай. Подстрахуешь.— Понятно, — Савельев вынул «стечкина» и передернул затвор, положил пистолет между сиденьями.— Если что не так пойдет и он выхватит автомат, сразу вали его, — велел Аверин, вылезая из салона.— Сделаем.Жертва зарулила к подъезду. Каратист встал со скамейки и быстрым шагом направился туда же. Аверин зашел за дом, бегом преодолел расстояние, перепрыгнул через газон, расстегнул рубаху на груди, приспустил ремень и нырнул за угол. Он рассчитал траекторию так, чтобы пересечься с Каратистом в нескольких метрах перед подъездом и столкнуться нос к носу.Аверин рассеянно смотрел по сторонам, шатался, гнусавил под нос песню. Он вполне прилично научился изображать пьяных. Главное, не встретиться взглядом с глазами клиента. Это многих доводило до беды. У преступников существует какое-то шестое чувство. Некоторые чуют опасность и без видимых причин. Другие читают по глазам опера, если тот, дурак, пялится куда не следует.Аверин смог теперь рассмотреть Каратиста получше. Высокий, симпатичный парень с длинными волосами, с набитыми по-каратистски руками. Ничего порочного в лице, во взоре.Обычный молодой человек. Никто бы не подумал, что на его душе четырнадцать безвинных жертв.Каратист прибавил шаг. Он вскользь и с видимой досадой посмотрел на Аверина — свидетель. Впрочем, в такой стадии опьянения, что вряд ли сможет потом сказать что-то членораздельное.— Напрасно старушка ждет сына домой, — занудил Аверин, споткнулся и неожиданно ринулся вперед. Рывком преодолел три метра. Каратист отпрянул, но сделать ничего не успел. Аверин подсек его. Вырвал сумку, отбросил ее. Каратист махнул ногой, попытался подняться, и Аверин обрушил на него страшный удар кулаком. Голова стукнулась об асфальт, и Каратист потерял сознание. Сзади послышался визг тормозов. Из салона выскочил Аверин со «стечкиным».Две машины блокировали зеленый «жигуль», в котором сидел Карась. Оперативники ринулись к дверям, распахнули их. Вытряхнули, как куклу, Карася, и впечатали его лицом в асфальт, слегка прошлись из чувства классовой ненависти злодею по ребрам.— Допрыгался, гаденыш, — прошипел опер из второго отдела.— За что, мужички?! — захныкал Карась.— За дело, сученыш.Далеко отсюда сотрудник ГАИ остановил «Мерседес», направлявшийся по шоссе.— Ваши права, — произнес лейтенант.— Пожалуйста, командир, — Новицкий протянул инспектору дорожно-патрульной службы водительское удостоверение. — За что остановил?— Плановый досмотр.К Новицкому подошли двое скучавших молодых людей, автомобиль которых досматривал второй инспектор. Новицкий кинул на них рассеянный взгляд. Обычные товарищи по несчастью.Тут его и стиснули с двух сторон. Он напряг молодецкую силушку, пытаясь вырваться, но получил коленом в живот. Руки его завели за спину.— Вы чего? — захрипел Новицкий.— Мы из МУРа, Толик, — произнес оперативник.— За что?— Сам знаешь. Будь моя воля, я бы тебя здесь в расход пустил.Через сорок минут все задержанные и спасенный хозяин жилья сидели в разных кабинетах на Петровке. Старший важняк из прокуратуры города оформлял все документы.Аверин и Савельев говорили с Каратистом. Тот сидел согнувшись. Взор у него был тусклый. Он еще не совсем отошел от удара. Его слегка мутило. И он пребывал в шоке.В сумке у него обнаружили короткоствольный автомат с глушителем. Аверин был уверен, — это тот самый, из которого были убиты и другие жертвы.— Ну что, Ваня, говорить будем? — спросил Аверин.— Я ни в чем не виноват. Вы ошиблись, — долдонил угрюмо Каратист, постанывая и держась за затылок, на котором запеклась кровь.— За что взяли, знаешь?— Не знаю…— Понятно, — Аверин встал, прошелся по кабинету, сел напротив Каратиста, положил ладонь на его плечо. — Ты мне одно скажи, зачем было тогда, у площади Ильича в доме, через сумку стрелять? Так красивее показалось или вынуть автомат побоялся?— Само собой получилось, — вздохнул Каратист. — Я не хотел… Я не думал, что все так получится…— А как ты думал?— Это все Карась… Ему все баксы и баксы.— Бизнесмен вас на долгах ведь поймал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38