А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

— Скажу так — нечто неописуемое… Тебе спокойнее не знать.— У меня нервы крепкие.— У меня тоже. Теперь крепкие… Ладно, все это в пользу бедных треп… — Ледокол задумался. — Есть одна наколка. Помнишь Отари?— Забудешь его.— Я могу тебе сдать посредника по убийству.— Что?— Аж задрожал весь, как гончая, зайца учуявшая, — усмехнулся Ледокол. — Ты сперва подумай, оно тебе надо?— Мне — надо.— В Лефортове сидит некий Сергей Викторович Шкляр. Прохиндей, каких свет не видывал. Прибрал в различных фирмах где-то с пол-лимона зеленого. В тюрьме ему не нравится. Сидеть он долго не намерен, думает, как бы избежать ответственности. Найдете с ним общий язык — он расколется. Если увидит, что это выгодно.— Исполнитель, заказчик?— Заказчик кто-то очень высокий… И исполнитель тоже не слабый. Кто — не знаю.— А ты уверен, что он посредник?— Самбист, что значит уверен. Я знаю — и точка.— Ну, спасибо, Ледокол.Аверин задумался. Все это походило на очередной пустопорожний треп. Но Ледокол прав — пока вся его информация била в точку.Прибыв на работу, Аверин доложил о раскладе Ремизову.— Источник заслуживает доверия? — осведомился тот.— Заслуживает.Ремизов задумался. Потом сказал:— Зайди через час, попытаюсь разузнать, что смогу. Через час он сообщил:— Сидит такой в Лефортове. Этот орел парил очень высоко.— Как высоко?— На самом верху, — Ремизов поднял глаза. — Личность занимательная… Вот что, бросай все дела. Бери Алексеева и Карпова — и занимайтесь. И чтобы ничего не вышло из этих стен.— Понял.Аверин с двумя оперативниками из его отдела принялись за исследование личности загадочного Шкляра. Между тем на концерте к Дню милиции Иосиф Кобзев неожиданно заявил — эта песня посвящается памяти ушедшего друга. Кто такой ушедший друг — все в зале понимали очень четко. И на следую-щий день по радио Кобзев сетовал, что Отари так и остался неотмщенным. Так и сказал — неотмщенным, и намекнул, что милиция работает из рук вон плохо.— Если бы она хорошо работала, ты бы в тюрьме давно сидел, — сказал старший опер Карпов, слушая эти откровения по радио в машине Аверина, когда они ехали по Москве.— Да ну их, — Аверин протянул руку и выключил радио.— Куда теперь?— В прокуратуру. Мне там обещали некоторые бумаги на Шкляра. Там его давно знают.За три дня получили более-менее полное представление, что собой представляет объект. Очередной феномен времени. Всем стали известны похождения генерала Димы Якубовского — непревзойденного проходимца, за несколько лет ставшего человеком, жизненно необходимым руководителям всех силовых структур, повязавшего их какими-то общими делами и делишками, в результате едва не назначенного в возрасте тридцати лет координатором всех российских правоохранительных органов, проворовавшись перед этим на всех предыдущих местах работы (последнее место — завхоз прокуратуры Москвы). Руководитель службы безопасности президента Коржаков, говорят, ознакомившись с досье Димы, просто-напросто отобрал у него пропуск в Кремль и приказал того на порог не пускать.Есть такое понятие — услуга. Будь ты хоть министр, хоть глава администрации, хоть какая шишка — все равно ты не всемогущ, а в некоторых вопросах вообще беспомощен, как ребенок. Притом в основном в вопросах, касающихся таких тонкостей, как обналичивание и переброска доставшихся по случаю денег, обустройство серьезных дел личного порядка. Купить недвижимость за границей, открыть валютный счет за рубежом, да еще на десятого человека и чтобы тебя не надули. Встретиться с представителями коммерческой структуры и организовать взаимовыгодное дельце. И ты понимаешь, что тебе просто необходимы конфиденциальные услуги. Вот тогда и появляется он — прохиндей, человек, который оказывает их. Он перед этим втерся в доверие к таким же шишкам, повязан с ними общими делишками, он надежен и не продаст. Но, помогая тебе, он сажает тебя на крючок. А в его ведерке плещется уже не один десяток таких выловленных в мутной воде крупных номенклатурных рыбешек. И на каком-то этапе получается, что этот человек незаменим. И он перестает довольствоваться малым, он требует большего. Мелкий жулик и отъявленный негодяй Дима Якубовский, друг и соучастник по уголовно наказуемым делишкам одного из столпов демократии Владимира Шумейкера, замахнулся на одну из ключевых должностей в системе безопасности России, притом должность была создана под него. Шкляр летал куда ниже, не имел пока возможность диктовать свои условия. Но тоже стал фигурой незаменимой.Молодой парень, он еще студентом начал вращаться в самых различных кругах, охватывая все большие пространства. Он слыл своим и среди криминальных лидеров, и в правительственных кругах. «Человек-услуга», потрясающего обаяния и верткости, живого ума, цепкий, он идеально научился пользоваться всеми прорехами в административной системе, как на флейте, играть на человеческих амбициях, жадности, себялюбии и вообще всех пороках. Когда закрутилось дело, у него изъяли массу удостоверений — начиная от сотрудника ФСК, ФАПСИ, МВД и кончая депутатскими. Ящики его стола ломились от дипломатических паспортов и прочих бумажек такого плана. Уровень людей, к которым он чуть ли не ногой открывал двери, поражал. Подвела его жадность и необязательность. Когда работаешь человеком-услугой, ты должен выполнять свои обязательства и не замахиваться на то, что тебе не принадлежит. Но такова уж природа этой категории людей. Как Дима Якубовский погорел на излишней роскоши и жажде легких денег, так и Шкляр очутился в долговой яме по тому же поводу. У него зашкалила самооценка, он решил, что может все, и нагрел достаточно влиятельные фигуры на большую сумму. И очутился в Лефортове, теперь хлебал баланду.Взяв в прокуратуре России некоторые материалы по делу Шкляра, Аверин вернулся в министерство и отправился к Ремизову. Пришла пора что-то решать.— Что полагаешь делать дальше? — спросил Ремизов.— Шкляр сейчас в состоянии, близком к депрессии, — сообщил Аверин. — Ему не нравится в тюрьме, а перспектива прожить так лет пять вообще приводит его в исступление. Если на него хорошенько надавить, он может поплыть.— А если нет?— А что кроме того? Отрабатывать его связи мы не имеем никакой возможности. Нас даже в прихожую к тем людям, с которыми он общался, не пустят.— Ладно, попробуем. Постараюсь добиться разрешения с ним переговорить.Следующим вечером Аверин и Ремизов находились в комнате для допросов следственного изолятора в Лефортове — еще недавно он принадлежал госбезопасности, здесь сидели самые знаменитые шпионы, самые крупные расхитители социалистической собственности, члены ГКЧП, и если что-то изменится в обществе, будут сидеть крупные деятели времен нынешних. И сегодня в нем содержались наиболее серьезные преступники, он выгодно отличался от других сизо, где переполнены камеры и люди спят в три смены. Это был «Хилтон» среди сизо, обитель комфорта и спокойствия.Шкляр по виду оказался типичным мошенником — симпатичный, лучащийся доброжелательностью, глаза умные, таким людям прямо-таки хочется сделать приятное, в том числе дать деньги взаймы.Ремизов с Авериным выстраивали разные планы беседы. Настроились на долгую работу. Доказательств против Шкляра никаких, так что оставалось давить на психику и запугивать. А это они умели. Решили — не уходить, пока не добьются своего, сколько бы на это ни потребовалось времени.— Здравствуйте, — поздоровался Шкляр.— Добрый день, — Ремизов кивнул на привинченную к полу табуретку. — Присаживайтесь.— Я не видел своего следователя уже три недели. С ним ничего не случилось?— Вроде нет, — усмехнулся Аверин.— Я думал, вы будете вести следствие. Это меня бы устроило.— Почему? — удивился Ремизов.— Мне сразу показалось, что вы люди, способные непредвзято и объективно оценить ситуацию. Я разбираюсь в людях.Шкляр говорил с такой подкупающей искренностью, что ему хотелось верить. Он начал использовать свой мошеннический инструментарий. Видимо, не слишком надеялся на успех, но привык использовать все возможности.— Я — начальник отделения Главного управления уголовного розыска. И нас не интересует ваше дело.— Странно. Какое отношение я имею к вашей системе? Никого не убил, ничего не украл.— Ну уж так и никого, — вдруг кинулся в прорыв Аверин.Он оценил ситуацию и решил не ходить вокруг да около, а врубить сразу в лоб. — Почему согласился Отари киллера найти?Шкляр выдержал удар достойно. Только на миг согнулся, как если бы на плечи наложили тонну груза. Но весом он овладел.— Какому Отари?— Отари Квадраташвили.— Ясно… — он задумался.— Слушай, — Аверин встал и нагнулся над Шкляром. — Мы тебе можем сделать жизнь не только трудной, но и короткой.— Что вы имеете в виду?— Светит тебе срок. Долго ты проживешь в колонии, если станет известно, что ты заказал убийцу крупнейшему авторитету?— Все верно, — кивнул Шкляр. — Проживу недолго. Что из этого вытекает?— Что надо с нами сотрудничать.— Верно. Но на каких условиях? В тюрьме мне не жить, как вы сказали. Значит, из тюрьмы мне не выйти. Какой вывод следует?— Ну?— Разговор состоится только в случае гарантии моего освобождения.— Мы не вправе дать такие гарантии, — подумав, сказал Ремизов.— Вот когда будете вправе, тогда и вернемся к этому разговору… Выгодная сделка. Я отдам вам и убийцу. И заказчика. Представлю доказательства. Но мне нужно выйти из этого вонючего тараканника.Сотрудники угрозыска переглянулись.— Ну что ж, надеюсь, мы еще продолжим этот разговор, — сказал Ремизов.Шкляра вывели из комнаты для допросов.В машине Аверин включил зажигание, потом выключил, обернулся к Ремизову.— Он не скажет ничего, если не получит гарантий. Решается вопрос о его жизни, и он понимает это прекрасно.— У нас же не Штаты, — сказал Ремизов. — По закону мы не можем гарантировать его освобождение в случае дачи показаний.Существует мировая практика — бандит, дающий показа-ия на преступную организацию или более крупного бандита, не карается лишением свободы. Но и в России что-то можно сделать. Пусть не совсем законно, но можно.— Я доложу руководству. Попробуем решить, — сказал Ремизов.— Если там высокие лица замешаны, — произнес Аверин. — Пока мы будем вести переговоры, Шкляр скончается от сердечного приступа. Или от ожирения.— Или от облысения… Посмотрим. Все равно другого пути нет…Следующим утром Ремизов доложил ситуацию руководству Главка. Потом информация ушла министру.Все затягивалось. Постепенно информация распространялась все шире и шире, все больше народу получали к ней доступ. Аверин сидел как на иголках. Ждал, когда позвонят и сообщат о безвременной кончине так и не допрошенного официально посредника. У него возникло ощущение, что он ступил на нетвердую почву. Вполне возможно, он и Ремизов забрели в зыбучие пески, которые засосут их.— Что-то ты с лица опал, — сказал вечером Егорыч, к которому Аверин заглянул в квартиру. — Из отпуска ведь недавно.— Опять нервотрепка.— А ты машинки собирай, — предложил Егорыч. — Успокаивает. Будем обмениваться. Вон, смотри, новое приобретение, — он показал на крохотную искусно исполненную модель.— Не притягивает.— Ну и зря… Тут по телевизору девушку твою показывали.— Какую именно?— Которой я машину смотрел.— Маргариту?— Да.— В какой программе?— Что-то из жизни света. Для «новых русских». Я иногда смотрю.— Классовой ненависти набираешься?— Еще какой. Новости из жизни упырей… Фуршет по поводу трехлетия нефтяной компании. Она там рука об руку была с каким-то лысым торгашом. Вечернее платье у нее, я тебе скажу… А может, не она?— Ты же знаешь, какая у меня память на лица.— Фуршет, — усмехнулся Аверин.— Ты что, расстроился? — озадаченно осведомился Егорыч.— Да нет.— Плюнь. Китайцы говорят, что у каждого свой «дао» — жизненный путь. У нее — в вечернем платье ходить по фуршетам. У тебя — сидеть со мной на кухне и пить пиво. — Тоже верно, Егорыч…
В России продолжалась стрельба. Киллеры на время оставили в покое банкиров и принялись за нефтебизнесменов. Если учесть, что после каждой средних объемов операции с черным золотом на западные счета ложится по двадцать-тридцать миллионов неучтенных долларов, понять, за что убивали людей, совсем несложно.А в Красноярском крае делили русский алюминий. Уже год тянулся конфликт между двумя группировками, борющимися за контроль над Саяногорским алюминиевым комбинатом. Одну бригаду поддерживали преступный лидер Красноярска Быков и лидер Саяногорска Татарин. Другая группировка опиралась на воровского авторитета Толмача и воровского поло-женца, поставленного на Красноярск, — Ляпу. Когда конфликт зашел настолько далеко, что о мирном урегулировании уже не могло быть и речи, Татарин объявил охоту на конкурентов. 22 октября 1993 года в подъезде дома в Красноярске из пистолета застрелили воровского положенца Синего, который временно замещал Ляпу на посту положенца. Через месяц киллеры настигли и самого Ляпу — на проспекте Красноярский рабочий его изрешетили из автоматов и для верности рванули гранатой. Через полгода из автомашины в ходе перестрелки расстреляли преемника Ляпы Толмача. Дальше разборки перенеслись в Минусинск. Около дома на улице Крупской найден труп Тереха — ставленника Ляпы с огнестрельными ранениями из «ТТ». Через месяц в подъезде дома тоже из «ТТ» расстреляли двоих друзей Тереха. А через несколько дней у кафе «Кондор» из того же «ТТ» были убиты еще два боевика. Не прошло и месяца — на улице Абаканской убит местный авторитет Мустафин с телохранителем. Через два дня киллер решил навестить на квартире Никиту, заменившего Тереха на должности положенца города, и по недоразумению расстрелял двоих гостей. Сам Никита перед этим вышел из квартиры.Аверин созвонился в очередной раз с краевым уголовным розыском. Спокойствие у тамошних сотрудников было олимпийское. Процесс самоуничтожения авторитетов их не волновал. Они, как и многие опера, жили по принципу — чем больше бандиты друг друга отстреляют, тем меньше их останется. Самозачистка.А вот в Чите удалось раскрыть убийство преступного авторитета. В поселке Бакачача пропал коммерсант, претендовавший на роль воровского положенца. И это при том, что положе-нец на поселок уже был поставлен. Как и положено, истинный правитель организовал избиение самозванца. Труп оттащили в тайгу и сожгли. Арестовано четверо.Грызлись воры на Кавказе. Во Владикавказе из автомата расстреляли джип, на котором ехал держатель воровского общака Гасанов со своим подручным. Каждому досталось по двадцать пуль. В последнее время у Гасанова возникали постоянные конфликты с ворами из-за нарушений финансовой дисциплины. Он жил на широкую ногу — часто ездил за границу, купил джип, дом на курорте в Анталии. Шиковать за счет общака категорически запрещено. Решением сходняка Гасанова обязали отдать кассу новому держателю Каратаеву, после чего на последнего было совершено покушение. Грешили на Гасанова. Он переполнил чашу терпения. И отправился на тот свет. Воры рассюсюкивать не любят, особенно со своими коллегами.В начале месяца произошла еще одна разборка во Владикавказе. На квартире был убит житель Гори Кердикашвили. Его продырявили четырьмя выстрелами из его же собственного пистолета. Дело раскрыли в течение нескольких часов. Выяснилось, что он со своим родственником в Гори похитил ребенка, не получив выкупа, убил его и уехал в Осетию к своей знакомой. Между тем отец жертвы поймал подельника, пообещал вырезать всю семью и добился обещания разделаться с Кердикашвили. Во Владикавказе похитители ребенка пили три дня, на четвертый главарь шайки получил от своего родственника четыре предательские пули. Поделом.Между тем прокуратура и МВД никак не могли прийти к выводу, что же делать со Шкляром.Однажды Ремизов вызвал Аверина.— Все, получено согласие по Шкляру.— Его освобождают от ответственности? — удивился Аверин.— Скажем так — при содействии изобличению убийцы будут предприняты меры для того, чтобы не назначать меру наказания, связанную с лишением свободы.— Это реально?— В принципе реально.— Письменное подтверждение? — осведомился Аверин.— Джентльменское соглашение. Все на словах, — вздохнул Ремизов.— Значит, отвечает тот, кто вел разговор с человеком, и никто иной?— Мыслишь.— А предлагать будете вы?— Да.— Скоты, — покачал головой Аверин. — Всем охота иметь все, не платя ничего. В случае удачи они загребут награды. А в случае неудачи повесят на нас все.— Верно мыслишь. Но выход?— Нет.— Тогда поехали в Лефортово.Шкляр выслушал их и, естественно, тоже задался вопросом:— А где гарантии?— Скажем так — мое слово, — сказал Ремизов.— А кто пообещает, что кто-то, чье слово повесомее, не скажет что-то иное?— Нет гарантий, — кивнул Ремизов. — Но я сделаю все, чтобы этого не произошло.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38