- Как его имя? - спросил я Марию, разглядывая это чучело в подзорную
трубу.
- Мы звали его минхер Давид! Он брал себе в наложницы всех молодых
рабынь, а несогласных сжигали на медленном огне...
- Как же это позволял плантатор?
- Плантатор сам не лучше его...
Я постарался запомнить лицо этого Давида, выражавшее беспредельную
наглость, и решил: если кому-то и предстоит здесь понести кару, то этому
минхеру Давиду в первую очередь.
- Как зовут плантатора?
- Минхер Хендрик.
- А фамилия?
- Не знаю, господин, право, не знаю.
Чуть позже из усадьбы во двор выбежало трое нарядно одетых белых
детей.
- Это дети плантатора, - объяснила Мария испуганно дрогнувшим, как
мне показалось, голосом.
Я взглянул на нее удивленно и осторожно спросил, отчего у нее этот
страх, ведь ей ничто теперь не грозит и впредь грозить не будет.
- Ах, господин! - Мария судорожно передернулась. - Это очень злые
дети. А вот тот мальчик, самый старший, ему всего девять лет, а для рабов
он страшнее самой ядовитой змеи. Так его воспитывают родители...
- Не понимаю! Как же они его воспитывают?
- Они учат его ненавидеть рабов, бить их по каждому поводу и всячески
над ними издеваться...
- Мария, ты, верно, преувеличиваешь! Ведь это еще дети...
- Да, дети, но родители учат их с детства ненавидеть и презирать нас,
рабов...
Весь день нам пришлось провести, укрывшись в ветвях, чтобы не выдать
своего присутствия.
Плантация сбегала вниз к реке, и здесь было сооружено некое подобие
пристани с небольшим деревянным помостом. Возле него покачивались разной
величины лодки, привязанные к доскам веревками. Об этих лодках следовало
помнить - они могли представлять для нас определенную опасность.
На закате, после более чем десятичасовой работы в поле под палящим
солнцем, невольники вернулись в свои бараки. Видно было, что они едва
держатся на ногах.
- На плантации рабы почти совсем не получают пищи в быстро теряют
силы, - говорила Мария. - Чтобы принудить их работать, надзиратели
непрестанно стегают их плетьми.
Еще будучи в столице колонии, я очень быстро понял, в чем состоит
главный принцип голландской системы колониальной эксплуатации. Системы на
редкость жестокой и даже более страшной, чем колониальные системы других
стран, тоже, впрочем, не грешащих особой филантропией. Итак, в основе
голландской системы лежал принцип: достаточно, если раб, занятый тяжким
трудом на тростниковых полях, проживет два-три года, а после смерти от
истощения и слабости будет заменен новым рабом. В течение этих двух-трех
лет его буквально морили голодом, экономя на питании, а как следствие
возникающую физическую немощь раба компенсировали постоянными побоями,
таким варварским путем повышая производительность его труда. Раб был
обречен на верную скорую смерть, но экономика колонизаторства, основанная
на беспощадном грабеже человеческого труда, приносила плантатору
неслыханные барыши, ибо дешевле было купить нового раба, доставленного из
Африки, чем расходовать средства на питание старого.
Часа за два до захода солнца мы стали свидетелями любопытного
эпизода. Где-то недалеко от нашего укрытия, вероятно в джунглях, проходила
какая-то тропа, и оттуда на плантацию вдруг вышли пять карибов. Как
всегда, вооруженные ружьями, дубинами и копьями, они прошествовали через
всю плантацию, никем не задержанные. Судя по всему, здесь они были людьми
доверенными; во дворе возле усадьбы они остановились и по-приятельски
поболтали с одним из надзирателей, а затем совершенно безбоязненно
направились дальше на юго-восток и скрылись в джунглях. Их появление на
плантации не вызвало никакого беспокойства - оно и понятно: это были
союзники голландцев. ....
- Скажи, там, где они вошли в лес, находится их селение? - спросил я
у Марии.
- Да, господин, оно называется Боровай...
- Далеко она от плантации?
- Полдня пути по тропе...
- Значит, примерно пятнадцать-двадцать миль?
- Наверно...
- В селении много жителей?
- Много, может, сто, а может, двести... Все они охотятся за беглыми
рабами. Это они выследили нас и силой пригнали обратно на плантацию. Это
плохие индейцы!..
Когда наступила ночь, мы спустились с дерева, размяли затекшие
конечности и на яботе вернулись на шхуну.
Зародился план.

СБОРЫ И РАЗДОРЫ
В ту ночь я спал крепко. Симара разбудила меня только часа через два
после восхода солнца. Выкупавшись и позавтракав, я собрал всех на шхуне и
рассказал о впечатлениях вчерашнего дня. Резкую реакцию вызвало появление
на плантации карибов.
- Для нас теперь ясно, что плантация Бленхейм - сущий ад для
несчастных рабов. Царящие на ней жестокость и бесчеловечность столь
ужасны, что я предлагаю не только освободить здесь всех рабов и отправить
их на Бербис, но и покарать всех виновных в издевательствах над людьми, а
саму плантацию сжечь.
Со мной согласились.
- Недалеко отсюда, - продолжал я, - насколько мне известно, есть еще
две голландские плантации, и нам надо подумать, как освободить работающих
там невольников. Все прислуживающие плантатору негры: надзиратели, стража,
доносчики и палачи - должны быть преданы суду как преступники и предатели.
Плантатора и его семейство следовало бы взять в качестве заложников. Но,
прежде чем предпринимать какие-либо действия, нужно установить контакт со
старейшими невольниками, достойными нашего доверия. В этом должны нам
помочь Мария и ее подруги. К тому же нельзя забывать и о главном!..
Я на мгновение умолк и вопросительно взглянул на Арасибо и Арнака.
Верные советчики, всегда отличавшиеся сообразительностью, должны были
догадаться, что я имею в виду. Но они молчали, и я посмотрел в их сторону,
насмешливо улыбаясь:
- Прежде чем всерьез браться за плантацию, необходимо устранить
главное препятствие...
- Да! Я знаю! - вскричал Арнак.
- Знаю, что ты знаешь! - кивнул я головой. - Да, именно - карибы!
Необходимо уничтожить карибское селение...
- Да, верно! - поддержал меня Уаки. - Но, кроме плантации и селения
карибов, надо сделать еще одну важную вещь!
- Что ты имеешь в виду?
- Сохранить в тайне наше пребывание здесь!
- Это верная мысль!
В этой связи возникала еще одна проблема: пополнение запасов
провизии. Джунгли по нашей стороне Эссекибо на десятки миль вокруг
казались совершенно безлюдными. Кроме того, неподалеку от нашего убежища в
Эссекибо впадала многоводная речушка, и, поднявшись по ней вверх, можно
было свободно охотиться, ловить рыбу и собирать съедобные растения, лесные
плоды и ягоды. Несколько командируемых туда групп из двух-трех человек
прекрасно бы способствовали разнообразию нашего стола. Эту речушку мы
назвали Майпури - река Тапира.
- Да, но у нас только две яботы!
- Это так. Но разве нет лишних лодок на том берегу? Если сегодня
ночью две или три из них случайно сорвутся с причала, это никого не
удивит...
Ночью мы добыли две лодки, а Мария, высадившись на другом берегу
недалеко от плантации, незаметно пробралась к баракам и установила контакт
с рабом по имени Виктор.
Это был пожилой негр, пользовавшийся большим авторитетом среди своих
соплеменников и всеобщим уважением. Человек он был рассудительный и
смелый. Несколько недель назад по приказу самого жестокого управляющего
плантации, голландца Криссена, его зверски избили палками, сломав
несколько ребер.
Вернувшись утром, Мария принесла еще одно важное известие: Дамян,
один из друзей Виктора, человек, тоже вполне заслуживающий доверия, знает
тропинку в джунглях, ведущую к Бороваю - селению карибов. Он хорошо ее
запомнил, когда его волокли карибы, поймав в джунглях после бегства с
плантации.
- Ты разговаривала с ним? - спросил я Марию.
- Да, господин. Он готов еще раз убежать с плантации и провести нас к
селению карибов, если мы позволим ему потом остаться у нас навсегда.
- Хорошо, мы примем его к себе...
Постепенно к нам стекались все более ценные сведения. Так, мы вскоре
определили количество троп, ведущих от плантации Бленхейм. Их было три:
одна вела вдоль реки Эссекибо, на север, к столице колонии Нью-Кийковерал,
вторая - как бы ее продолжение - шла на юг и соединяла Бленхейм с двумя
другими плантациями, расположенными на берегах Эссекибо. Одна из них,
Блиенбург, лежала в пяти милях от Бленхейма, а вторая, Вольвегат, - на три
мили дальше. Третья тропа вела от Бленхейма на юго-восток к селению
карибов Боровай, расположенному примерно в пятнадцати милях.
Следовательно, чтобы отрезать Бленхейм от внешнего мира, достаточно было
перекрыть эти три тропы и отогнать все лодки. На много миль окрест
простирались непроходимые джунгли. Возможность побега полностью
исключалась.
В течение нескольких дней весь наш отряд занимался активной разведкой
и охотой. Группы, включавшие в себя всех мужчин и почти всех
женщин-индианок, ежедневно еще задолго до рассвета отплывали вверх, по
Майпури и охотились там, ловили рыбу или занимались сбором лесных плодов и
разных съедобных растений.
В одну из первых таких вылазок наши охотники открыли необыкновенное
место, удаленное от шхуны мили на три. Майпури там расширялась,
превращаясь в озеро, и в самом озере, а также по его берегам кишмя кишела
разная живность. Из джунглей к воде выходили стада диких свиней, которых
индейцы называли - кайруни, появлялись и капибары, грызуны размером с
кабана и с еще более вкусным, чем у него, мясом. Водилось здесь и
множество крупных змей, которых индейцы называли камуди, а европейцы -
анакондами. В воде озера не счесть крупной рыбы - арапаимы, а страшные
кайманы плескались буквально на каждом шагу. Поскольку это место было
недалеко, как-то утром вместе с охотниками отправился туда и я, прихватив
с собой подзорную трубу и меткий свой мушкет. Солнце уже поднялось над
верхушками деревьев, когда мы доплыли до озера. Стараясь держаться поближе
к берегу, в тени джунглей, мы гребли осторожно, без всплесков, не нарушая
тишины, и тут я увидел в подзорную трубу стадо диких кабанов, кайруни,
пришедшее на водопой.
Вдруг все стадо испуганно шарахнулось: из воды высунулся громадный
странно черный кайман и, мгновенно ухватив своей усаженной острыми зубами
пастью рыло одной из свиней, потащил ее в воду. Она изо всех сил упиралась
четырьмя своими копытами, по напрасно: чудовище обладало неодолимой силой
и мигом втащило свою добычу в воду.
Несколько минут спустя мы подплыли к месту неравной схватки, но
ничего не обнаружили. Резкий запах пота - единственный след, который
оставило перепуганное стадо диких кайруни.
Наши охотники, ежедневно посещавшие озеро, еще не раз встречали
черного каймана, казавшегося им грозным чудищем, неуловимым призраком,
воплощением всех злых духов, пока однажды не стали свидетелями его гибели,
о чем с удовольствием потом мне рассказали.
В тот день кайман грелся на солнце на песке под деревом недалеко от
берега. В кроне дерева затаилась громадная камуди, которая, самонадеянно
переоценив свои силы, бросилась на каймана. При других обстоятельствах
змею наверняка ждала бы смерть. Но на этот раз кайману не повезло - рядом
было дерево. Змея, длиной более десяти футов, уцепившись хвостом за
дерево, многократно увеличив свою силу, без труда обвила каймана и прижала
к дереву. При виде этой картины охотники крадучись приблизились к дереву и
выпустили в змею десятка два стрел, которые парализовали ее. Но когда они
оторвали ее от жертвы, оказалось, что и кайман уже испускал дух. Добить
обоих чудовищ не составило труда.
Охотники с гордостью доставили на шхуну целую гору преотличнейшего
мяса - и кайман и камуди у индейцев считались изысканным лакомством. Но
радость охотников имела еще и другую причину: убив двух таких чудищ,
человек, далеко не всегда выходящий победителем в джунглях, хотя бы на миг
ощущал свое превосходство над извечным врагом - беспредельной мощью
природы, вселяющей постоянный ужас в людские души.
Каждую ночь на другой берег Эссекибо переправлялось несколько наших
индейцев и две-три негритянки, чтобы на следующий день из укрытия
наблюдать за всем, что делалось на плантации Бленхейм. Я же в
сопровождении Фуюди, Арнака, Вагуры и негра Дамяна, сбежавшего тайком с
плантации и присоединившегося к нам, постигал тайны жизни селения Боровай
и разведывал ведущие к нему тропы. Дело это было нелегким и небезопасным,
поскольку мы ежеминутно рисковали наткнуться на карибов.
Деревня карибов состояла примерно из двух десятков хижин, тесно
прижавшихся одна к другой на поляне, расчищенной среди джунглей. Через
поляну, почти рядом с крайними хижинами, протекал неглубокий, но быстрый
ручей. Три тропы, кроме основной в Бленхейм, вели из деревни к небольшим
возделанным полям, разбросанным в окрестных джунглях. По утрам на работу в
поля обычно отправлялись женщины и дети, а мужчины либо оставались в
деревне у хижин, либо уходили надолго, пропадая в джунглях. Под вечер все,
и мужчины и женщины, как правило, возвращались в деревню и оставались там
на ночь.
Все говорило за то, что жители деревни Боровай чувствовали себя дома
в полной безопасности. Мне доводилось слышать из разных источников, что
карибы, живущие в небезопасных для них районах, в окружении
недоброжелательно настроенных племен (а откуда бы взяться
доброжелательным?), перекрывали тропы, ведущие к их поселениям, очень
хитрым и весьма надежным способом - на тропинках вблизи от своих поселений
они разбрасывали во множестве едва приметные колючки, отравленные
смертоносным ядом, и, если к такому поселению подходил какой-либо
незнакомец, он рисковал уколоться и погибнуть. Мы тщательно обследовали
тропы, ведущие к Бороваю, и нигде не обнаружили опасных заграждений.
Похоже, карибы в этих местах не ждали врагов.
Неоднократные вылазки к деревне Боровай и к плантации Бленхейм дали
желаемые результаты - мы узнали почти все, что необходимо было для
нанесения удара. Негр Виктор, действуя с величайшей осторожностью, вовлек
в заговор нескольких заслуживающих доверия рабов с плантаций и только ждал
нашего сигнала, чтобы поднять восстание. Что касается деревни Боровай, то,
выходя па разведку всегда впятером, в одном и том же составе, мы настолько
хорошо изучили ее расположение, что не было никаких сомнений в успехе.
Однажды только, и то ненадолго, возникла было угроза раскрытия нашего
здесь присутствия: пробираясь как-то по тропе неподалеку от Боровая, мы
лицом к лицу столкнулись с двумя карибами, шедшими нам навстречу. Мы
заметили их в самый последний момент, буквально в десятке шагов от себя. К
счастью, мы были готовы к подобной встрече лучше, чем они. Свистнули
стрелы, и оба противника со стоном рухнули наземь. Они не успели издать
даже крика, предупреждающего других. Сняв с них всю одежду и украшения, мы
закопали их тела глубоко в землю, подальше от тропы; на том и закончилась
эта опасная встреча. Таким образом, на нашем счету было уже двенадцать
карибов.
Когда настало время решающих действий, я вновь собрал всех на совет и
начал так:
- Хочу еще раз воззвать к вашей совести и чувству человечности. Не
так давно вы, видя страдания людей, приняли решение освободить с плантации
Бленхейм тех рабов, которые захотят обрести свободу. Осталось ли в силе
ваше решение?
Все ответили, что да, осталось.
- Но, дабы открыть рабам путь к свободе, - продолжал я, - надо прежде
устранить препятствие, стоящее на этом пути. Необходимо уничтожить деревню
Боровай и живущих в ней карибов. Другого способа я не вижу.
Все со мной согласились.
- В одну из ближайших ночей нам всем, за исключением трех-четырех
человек, которые останутся охранять шхуну, предстоит окружить Боровай,
поджечь деревню и уничтожить всех, кто может представлять опасность для
нас и освобожденных рабов...
- Какую лучше выбрать ночь - светлую или темную? - спросил Уаки.
- Думаю, лучше светлую, лунную, - ответил я. - Лесная чаща подступает
к деревне с трех сторон, и, окружив ее, мы не станем выходить на поляну, а
откроем огонь прямо с опушки. Главное - не выпустить из окружения ни
одного воина.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72