И все это происходит в Хельсинки!
Остается только одно — выпить. И он выпьет. Немедленно. Перкеле!
Служащий фирмы Ниеминен попросил выходной день, чтобы отметить свое пятидесятилетие. Коммерции советник разрешил это. Кроме того, Ниеминену от имени коммерции советника вручили изящный футляр с двумя авторучками. На крышке футляра были выгравированы слова благодарности за десятилетнюю службу и фамилия Кархунена с титулом. Ниеминен был тронут. Но, показывая подарок шефа коллегам, он кое-кому из них все же пожаловался:
— Конечно, я надеялся, что мне прибавят жалованье в честь такого дня. Но что поделаешь, раз нет, так нет.
В тот же день в контору пришел стройный, со вкусом одетый молодой человек и сказал, что у него к господину коммерции советнику дело частного характера. Молодой человек назвался Нийло Нурми.
Коммерции советник вышел навстречу Нийло, протягивая руки:
— Как приятно, что вы зашли. Ведь мы знали друг друга только по письмам. Будьте добры, садитесь. Пожалуйста, сигареты, не курите? Похвально. Я обязан предложить, хотя я лично предпочитаю, чтобы в вашем возрасте молодые люди не курили.
— Вот, приехал в Хельсинки по делам и решил, с вашего любезного позволения, господин коммерции советник, зайти,— объяснил Нийло цель визита.
— Очень приятно, что зашли.
Кархунен позвал одного из служащих и попросил устроить им кофе с коньяком. Нийло отказался от коньяка.
— Только кофе? Очень хорошо. Правильно.— Коммерции советник похвалил Нийло.— По письмам не видно, что вы такой приятный молодой человек. По стилю они сугубо деловые, и почерк четкий. Вы что кончали?
— Коммерческое училище.
— Да? — коммерции советник удивился, словно это было что-то невероятное.
Нийло достал из кармана диплом, предусмотрительно захваченный с собой, и протянул его господину Кархунену.
— Бухгалтерский учет — «отлично», хозяйственное вычисление — «отлично», товароведение — «отлично», торговое делопроизводство — «отлично»... Прекрасно! Почти по всем предметам «отлично»,— восторгался коммерции советник.— И вы помимо всего знаете шведский и английский?
— Я изучал немного и русский...
— Да, у вас такая работа. Это — признак добросовестности, мой друг.— И тут Кархунену пришла одна мысль.— Ваша работа устраивает вас?
— Нравится,— признался Нийло.—Наше общество — организация не политическая. Оно действует в интересах дружбы и мира,— заметил Нийло, словно оправдываясь.
— Это тоже политика,— улыбнулся коммерции советник.— И политика весьма дальновидная. И вы, кажется, всей душой поддерживаете эти идеи?..
— Разумеется, господин советник, ведь мир...
— Правильно, мир — заветная мечта финского народа. Я тоже так думаю.
— В самом деле, господин коммерции советник? Я так рад, что... Хотя, конечно... ведь ваша бывшая родина...
Нийло был одним из немногих людей, знавших родословную господина Кархунена: именно через Нийло, а вернее, через его знакомую, Мирью, коммерции советник узнал, что брат Ортьо жив.
Кархунен счел необходимым заметить:
— Нет, молодой человек, для меня родина, как и для вас,— Финляндия. Я говорил просто о мире. Ведь мы заплатили за него тяжелый выкуп.
— Простите, господин советник.— Нийло даже покраснел.— Конечно. Вы сказали правильно. В наше общество входят и многие крупные коммерсанты. Многие из них имеют торговые отношения с Советским Союзом. И оказывают нам финансовую поддержку...
«Гм! —мелькнуло у коммерции советника.— Опять пришли к тому же. Опять — гони деньги...»
И вдруг мысль, которая пробудилась где-то в подсознании, когда он просматривал диплом этого симпатичного молодого человека, снова захватила господина Кархунена: а что, если... Как это звучит: активист общества «Финляндия — Советский Союз» — служащий фирмы коммерции советника Микаэла Кархунена? О, совсем неплохо, в духе времени и оригинально! Коммерции советник сразу решил реализовать свою новую идею...
— А вы не подумывали вернуться снова в область коммерции? Ведь вы с таким дипломом... А делами общества можно заниматься и в свободное от работы время. Или, может, у вас хорошее жалованье?
— Что вы! Общество в финансовом отношении бедное, и работа у меня там такая, что мое образование ни к чему. Но что поделаешь, выбора-то нет.
— А если я предложу выбор?
— Вы серьезно, господин советник?
— Я люблю шутить,— улыбнулся господин Кархунен,— но не в таких делах. Ну, как вы настроены?
— Я, разумеется, согласен. Даже не знаю, как вас поблагодарить. Для меня, поверьте, это приятный сюрприз. Я очень рад. Получить работу в Хельсинки, у вас, господин коммерции советник!
— Сейчас появилась возможность. У нас работает один Ниеминен. Стал староват, пора ему на отдых...
— Позвольте узнать, он сам решил уйти?
Не отвечая на вопрос Нийло, коммерции советник заявил уже другим, деловым тоном:
— Итак, мы с вами договорились. Когда сможете приступить к работе?
— Это уж как вам удобнее, господин советник. Конечно, мне надо съездить домой и взять расчет.
— Две недели достаточно? Ниеминен это время может еще поработать.
Затем они перешли к общим делам. Весной в Советский Союз отправляется группа туристов, в числе которых будут коммерции советник и Нийло. Кархунен сказал, что он уже написал брату Ортьо, чтобы тот приехал в Ленинград, где они встретятся. Нийло тоже договорился о встрече с Мирьей, но он не стал сейчас рассказывать об этом коммерции советнику.
— Нийло, будьте любезны, налейте нам по чашке кофе. Мне с коньяком, пожалуйста,— попросил коммерции советник.
Выпив кофе, Кархунен помолчал и потом сказал, словно само собой разумеющееся:
— Ну что ж, Нийло, вам остается позаботиться о визах и оформить все, что полагается. Вы знаете, как и что.
— Да, знаю, господин коммерции советник.
Кархунен счел нужным добавить еще:
— Пожалуй, можно напомнить с самого начала о том, что и так ясно. Служащие нашей фирмы должны в первую очередь думать об интересах фирмы. Подчеркиваю— в первую очередь. Сюда входит все — чувство долга, честность, аккуратность, энергичность, поведение. В остальном служащие пользуются полной свободой. Если человек служит
верно, мы не скупимся на поощрения. Таков мой принцип. Но—как я уже сказал — что касается образа мыслей, идейных принципов, тут служащий вполне свободен. Если даже его образ мыслей не совпадает с интересами фирмы. Ведь можно найти другую работу. Нам многие предлагают свои услуги.
— Я все понимаю,— ответил Нийло.— До работы в обществе я служил в одной компании. Может, вам нужна характеристика оттуда? Или от общества? Я всегда исхожу из интересов той фирмы, в которой служу.
— Характеристику от общества? Мы верим людям.
.. Открылась дверь, и на пороге появилась Улла-Лийса. Коммерции советник поморщился. Увидев незнакомого молодого человека, девушка растерялась окончательно и, запинаясь, прошептала:
— Вот... папа... мама послала.
Кархунен взял записку, потом достал чековую книжку и вздохнул:
— Деньги, деньги... Давай, отец семейства, раскошеливайся, какими бы времена ни были.— Потом он спросил: — А вы, Нийло, женаты?
— Я? Пока нет. Мне ведь только двадцать пять.
— Немало. Самое время обзаводиться семьей. Впрочем, это уже ваше дело.
Кархунен выписал чек, но не торопился отдавать его дочери.
Улла-Лийса оправдывалась:
—Это маме нужно.
— А тебе никогда ничего не нужно?
— Да что я? Папа, вы и так...
— Да,— вздохнул отец,— себе ты не попросишь. Вот я тут выписал немножко больше, чем мама просила. Это для тебя. Скажи маме, что тебе купить.
— Папа, вы такой добрый.
Нийло сидел, уставясь перед собой в стол,— он чувствовал себя неловко, оказавшись при семейном разговоре.
Глядя на Нийло, Кархунен вдруг вспомнил: что-то подобное получилось и с ним, когда он пришел устраиваться на работу в магазин отца Сайми. Сайми тоже зашла при нем по какому-то делу. Улла-Лийса так похожа на мать! Такая же беспомощная и стеснительная. Да, в жизни многое повторяется.
Когда Улла-Лийса ушла, коммерции советник сказал Нийло официально-сухо:
— В чем будут заключаться ваши обязанности, разъяснит ваш непосредственный начальник. Итак, мы обо всем договорились. По пути скажите, чтобы пришли и убрали посуду.
Нийло считал естественным, что тон беседы резко изменился: до встречи они были просто заочно знакомыми, а теперь один из них — работодатель, другой — его служащий.
Молодой человек поднялся, поклонился и пошел к выходу. Коммерции советник попрощался с ним кивком головы, не поднимаясь с места.
«И вот, Мирья, я теперь столичный житель!» — подумал Нийло, выйдя на улицу. Он зашагал к вокзалу.
Он шел счастливый, гордо оглядывая шедших по тротуару людей. Хельсинки — все-таки Хельсинки! Движение БОН какое, а людей на улицах столько, что тротуар занят
от края до края. «Кому из этих людей сегодня так же повезло, как мне?» — думал Нийло.
Несчастья у человека обычно следуют одно за другим. Так же и счастье. Нийло был счастлив, но он не знал, какое счастье ожидало его дома, Там его ждало письмо, в котором Мирья писала, что намерена вернуться обратно в Финляндию.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
По вечерам Ортьо Кауронен красил оконные рамы и двери в квартире Коллиева.
Дом был построен недавно. Малярные работы в нем производила бригада того же Ортьо. Но хозяину окраска не понравилась,— мол, слишком темная. «Мне-то все равно, могу перекрасить хоть в белую, хоть совсем в черную»,— ответил Ортьо: по вечерам он свободен, почему бы и не подзаработать.
Хотора то и дело забегала к мужу: то напомнить, что пора ужинать, то звать в баню.
— Сказала бы уж прямо, что соскучилась и бегаешь вот смотреть на старика,— подтрунивал Ортьо.
— Ой как по тебе истосковалась! — смеялась Хотора.— Бросилась бы на шею, да уж очень ты грязный. Видишь, опять брюки все измазал. Вчера отмывала — прямо щелоком. А окна симпатичные получаются. Молодым будет любо жить да поживать да счастье наживать.
— Мужика по штанам узнают,— отвечал Ортьо.— Маляра всегда узнаешь, смотри хоть спереди, хоть сзади. Это у начальства спереди все в порядке — штаны отглажены да слова гладкие. А присмотришься — слова-то потертые и штаны сзади блестят.
— Не у всех они блестят, у богатых не блестят.— Хоторе не терпелось рассказать Коллиеву, какой у них богатый родственник.— Мийккула-то, брат Ортьо, двумя ложками кашу хлебает. Пишет, что и в баню на двух машинах ездит.
— Ну, ну, не очень-то загибай. В баню он не езди? Баня у него при доме. Видать, больше нигде места не нашлось,— прервал ее Ортьо.— И чего ты его хвалишь: будто мы машин не видали, эка невидаль.
— Скоро они высохнут? — Коллиева больше всего интересовали окна в его доме.
В доме Коллиевых уже две недели готовились к свадьбе. Марина съездила в город, купила свадебное платье, навезла всяких вин и деликатесов. Ведь ее свадьба должна стать чем-то большим, чем просто семейное событие. Поэтому надо было договориться, кто какой тост произнесет из гостей и какая музыка будет на свадьбе. На свадьбе, конечно, должно быть весело. Но все должно быть в дозволенных границах. Вина должно быть достаточно, но так, чтобы никто не напился. И нужно тщательно продумать, кого звать на свадьбу, так чтобы никто не чувствовал себя лишним и не портил праздничного настроения. Но в этом отношении пришлось сделать кое-какие исключения. Как не позвать Степана Никифоровича. Человек заслуженный, будет почетным гостем, хоть и может выпить сверх меры. Или Ирина. Она хорошо поет. Но вместе с ней придется позвать Вейкко Ларинена. Тем более—он секретарь партийной организации. Ничего не поделаешь — придется приглашать, вздохнул Коллиев, втайне надеясь, что Вейкко сошлется на дела и откажется прийти. Но Ларинен и не думал отказываться. Даже свадебную речь пообещал произнести: пожелать молодоженам счастья и успехов.
Коллиев был настолько выше личных обид и антипатий, что не обошел приглашением и Елену Петровну. Человек она уважаемый, пользуется большим авторитетом, а того, как она дала Коллиеву от ворот поворот, никто не видел. Но Елена Петровна наотрез отказалась прийти на свадьбу. Нет, не из-за того инцидента, о котором думал Коллиев. О том, как она выгнала незадачливого ухажера, она даже не вспомнила. Были вещи, которые она не могла забыть. Разве она может быть искренней, желая счастья Марине, если Марина так оскорбила ее дочь? «Дети есть дети»,— уговаривал Коллиев. Мало ли что у них бывает, не подумают и скажут. Кроме того, ведь Марина уже понесла наказание и публично извинилась перед Мирьей. А если Елена Петровна не хочет приходить из-за Марины, то пусть придет ради него, Коллиева, будет его гостьей.
— Вот устроишь свою свадьбу, обязательно приду,— засмеялась Елена Петровна.
— Хватит смеяться,— сказал обиженно Коллиев и добавил сухо: — Дело твое. Умолять не буду, на колени не стану. Была бы звана.
Список гостей получился довольно большой — в нем были и инженеры, и прорабы, и рабочие, много молодежи.
Расходы тоже предстояли немалые, но что поделаешь: свадьба есть свадьба и бывает она раз в жизни.
Конечно, не всех жителей Хаукилахти они могли пригласить на свадьбу. Бабушка Хотора рассказывала своим кумушкам:
— Иду я по поселку, смотрю — невестушка навстречу идет. Марина наша. «Здравствуй» не говорит, такая уж гордая. А я ее и спрашиваю: «Свадьба-то скоро будет? Дай бог счастья вам, говорю».— «Будет,— говорит.— Только туда люди культурные придут, говорит, всем места не хватает». А потом и говорит, будто милость какую оказывает: «Приходи в воскресенье, после свадьбы, чай пить к нам». Будто я чаи не пивала, нужен мне ее чай, хоть в ножки будет кланяться, не пойду к ним.
Коллиев решил пригласить на свадьбу и Наума Сидоровича: какая же свадьба без скрипки.
— Только без Изольды,— сразу же поставила условие Марина.
Изольда вернулась в поселок всего несколько дней назад. Следствие закончилось. Оно установило, что Изольда действительно совершила растрату, она сама не отрицала этого. Неясным осталось только то, куда она могла потратить такую сумму. Суд постановил взыскать сумму недостачи с Изольды по исполнительному листу.
Разумеется, такой человек не может быть украшением свадьбы. Тем более что всем известно, что она еще была... кем она там была... для Игоря. Марина, конечно, права, и Коллиеву пришлось уступить.
Наум Сидорович не стал отказываться
— Да, но...— После того как старик охотно согласился прийти и даже играть на свадьбе, Коллиеву не хотелось огорчать его.— Да, но... Вот как с Изольдой... Вы ведь понимаете?
Старик все понимал:
— Конечно, Изольда сама не пойдет.
Слава богу, и это дело уладилось.
Уже в пятницу на кухне у Коллиевых хлопотала шеф- повар из столовой, ей помогали несколько соседок. Было решено, что в субботу утром молодожены поедут в Кайтаниеми в сельсовет, зарегистрируются, и, когда вернутся, начнется свадьба. Гулять будут до воскресного вечера.
В кухне шипели сковородки, шел пар из кастрюль. Было жарко и тесно. Заправляла на кухне всем сама Марина* Вся в поту, озабоченная, она отнюдь не казалась счастливой невестой. Она успевала делать, помимо всего, и замечания жениху:
— Я тебе говорила — не надевай этот костюм сегодня вечером. И чего ты чистую рубашку напялил, вон какой потный весь. Удивляюсь, как человек не понимает таких вещей. Что ты сегодня нарядился? До завтра не можешь подождать?
Успевала она выглянуть и в окно и увидеть, что делается на улице.
— Смотрите, Мирья и Нина опять идут к Изольде. Компания для них самая подходящая.
Игорь сидел, задумавшись о чем-то своем, и не сразу расслышал, когда Марина попросила:
— Смени пиджак и сходи за дровами. Смотри не запачкай брюки в сарае. Ты слышишь? О господи, что ты за человек!
Игорь послушно надел старый пиджак Коллиева и сходил за дровами. Потом сбегал за водой.
Поднимая ведра, он нечаянно плеснул воду на пол.
— Вот как ты собираешься жить у нас? Значит, за тобой надо вечно ходить с тряпкой в руках.
— За собой-то я сам уберу.— Игорь взял тряпку и вытер пол. Потом добавил: — Кажется, я здесь лишний.
— На этот раз ты прав,— засмеялась Марина.— Только запомни, что играть в шахматы к Валентину ты не пойдешь. Не понимаю, что общего у тебя может быть с этим... Ты хочешь, чтобы тебе опять дали оплеуху? Все над тобой смеются, а ты... Ну ладно, не скажу, какой ты. Иди.
Игорь ушел, пообещав, что к Валентину он не пойдет.
— Сюда придешь утром. Смотри приди вовремя,— сказала невеста, но жених, кажется, не расслышал ее слов.
Вернувшись после Нового года из Петрозаводска, Елена Петровна только на минутку заглянула домой: она торопилась в контору, пока оттуда не ушли.
— Ну как ваш агитпоход? — спросила мать.— Хорошо прошел?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38
Остается только одно — выпить. И он выпьет. Немедленно. Перкеле!
Служащий фирмы Ниеминен попросил выходной день, чтобы отметить свое пятидесятилетие. Коммерции советник разрешил это. Кроме того, Ниеминену от имени коммерции советника вручили изящный футляр с двумя авторучками. На крышке футляра были выгравированы слова благодарности за десятилетнюю службу и фамилия Кархунена с титулом. Ниеминен был тронут. Но, показывая подарок шефа коллегам, он кое-кому из них все же пожаловался:
— Конечно, я надеялся, что мне прибавят жалованье в честь такого дня. Но что поделаешь, раз нет, так нет.
В тот же день в контору пришел стройный, со вкусом одетый молодой человек и сказал, что у него к господину коммерции советнику дело частного характера. Молодой человек назвался Нийло Нурми.
Коммерции советник вышел навстречу Нийло, протягивая руки:
— Как приятно, что вы зашли. Ведь мы знали друг друга только по письмам. Будьте добры, садитесь. Пожалуйста, сигареты, не курите? Похвально. Я обязан предложить, хотя я лично предпочитаю, чтобы в вашем возрасте молодые люди не курили.
— Вот, приехал в Хельсинки по делам и решил, с вашего любезного позволения, господин коммерции советник, зайти,— объяснил Нийло цель визита.
— Очень приятно, что зашли.
Кархунен позвал одного из служащих и попросил устроить им кофе с коньяком. Нийло отказался от коньяка.
— Только кофе? Очень хорошо. Правильно.— Коммерции советник похвалил Нийло.— По письмам не видно, что вы такой приятный молодой человек. По стилю они сугубо деловые, и почерк четкий. Вы что кончали?
— Коммерческое училище.
— Да? — коммерции советник удивился, словно это было что-то невероятное.
Нийло достал из кармана диплом, предусмотрительно захваченный с собой, и протянул его господину Кархунену.
— Бухгалтерский учет — «отлично», хозяйственное вычисление — «отлично», товароведение — «отлично», торговое делопроизводство — «отлично»... Прекрасно! Почти по всем предметам «отлично»,— восторгался коммерции советник.— И вы помимо всего знаете шведский и английский?
— Я изучал немного и русский...
— Да, у вас такая работа. Это — признак добросовестности, мой друг.— И тут Кархунену пришла одна мысль.— Ваша работа устраивает вас?
— Нравится,— признался Нийло.—Наше общество — организация не политическая. Оно действует в интересах дружбы и мира,— заметил Нийло, словно оправдываясь.
— Это тоже политика,— улыбнулся коммерции советник.— И политика весьма дальновидная. И вы, кажется, всей душой поддерживаете эти идеи?..
— Разумеется, господин советник, ведь мир...
— Правильно, мир — заветная мечта финского народа. Я тоже так думаю.
— В самом деле, господин коммерции советник? Я так рад, что... Хотя, конечно... ведь ваша бывшая родина...
Нийло был одним из немногих людей, знавших родословную господина Кархунена: именно через Нийло, а вернее, через его знакомую, Мирью, коммерции советник узнал, что брат Ортьо жив.
Кархунен счел необходимым заметить:
— Нет, молодой человек, для меня родина, как и для вас,— Финляндия. Я говорил просто о мире. Ведь мы заплатили за него тяжелый выкуп.
— Простите, господин советник.— Нийло даже покраснел.— Конечно. Вы сказали правильно. В наше общество входят и многие крупные коммерсанты. Многие из них имеют торговые отношения с Советским Союзом. И оказывают нам финансовую поддержку...
«Гм! —мелькнуло у коммерции советника.— Опять пришли к тому же. Опять — гони деньги...»
И вдруг мысль, которая пробудилась где-то в подсознании, когда он просматривал диплом этого симпатичного молодого человека, снова захватила господина Кархунена: а что, если... Как это звучит: активист общества «Финляндия — Советский Союз» — служащий фирмы коммерции советника Микаэла Кархунена? О, совсем неплохо, в духе времени и оригинально! Коммерции советник сразу решил реализовать свою новую идею...
— А вы не подумывали вернуться снова в область коммерции? Ведь вы с таким дипломом... А делами общества можно заниматься и в свободное от работы время. Или, может, у вас хорошее жалованье?
— Что вы! Общество в финансовом отношении бедное, и работа у меня там такая, что мое образование ни к чему. Но что поделаешь, выбора-то нет.
— А если я предложу выбор?
— Вы серьезно, господин советник?
— Я люблю шутить,— улыбнулся господин Кархунен,— но не в таких делах. Ну, как вы настроены?
— Я, разумеется, согласен. Даже не знаю, как вас поблагодарить. Для меня, поверьте, это приятный сюрприз. Я очень рад. Получить работу в Хельсинки, у вас, господин коммерции советник!
— Сейчас появилась возможность. У нас работает один Ниеминен. Стал староват, пора ему на отдых...
— Позвольте узнать, он сам решил уйти?
Не отвечая на вопрос Нийло, коммерции советник заявил уже другим, деловым тоном:
— Итак, мы с вами договорились. Когда сможете приступить к работе?
— Это уж как вам удобнее, господин советник. Конечно, мне надо съездить домой и взять расчет.
— Две недели достаточно? Ниеминен это время может еще поработать.
Затем они перешли к общим делам. Весной в Советский Союз отправляется группа туристов, в числе которых будут коммерции советник и Нийло. Кархунен сказал, что он уже написал брату Ортьо, чтобы тот приехал в Ленинград, где они встретятся. Нийло тоже договорился о встрече с Мирьей, но он не стал сейчас рассказывать об этом коммерции советнику.
— Нийло, будьте любезны, налейте нам по чашке кофе. Мне с коньяком, пожалуйста,— попросил коммерции советник.
Выпив кофе, Кархунен помолчал и потом сказал, словно само собой разумеющееся:
— Ну что ж, Нийло, вам остается позаботиться о визах и оформить все, что полагается. Вы знаете, как и что.
— Да, знаю, господин коммерции советник.
Кархунен счел нужным добавить еще:
— Пожалуй, можно напомнить с самого начала о том, что и так ясно. Служащие нашей фирмы должны в первую очередь думать об интересах фирмы. Подчеркиваю— в первую очередь. Сюда входит все — чувство долга, честность, аккуратность, энергичность, поведение. В остальном служащие пользуются полной свободой. Если человек служит
верно, мы не скупимся на поощрения. Таков мой принцип. Но—как я уже сказал — что касается образа мыслей, идейных принципов, тут служащий вполне свободен. Если даже его образ мыслей не совпадает с интересами фирмы. Ведь можно найти другую работу. Нам многие предлагают свои услуги.
— Я все понимаю,— ответил Нийло.— До работы в обществе я служил в одной компании. Может, вам нужна характеристика оттуда? Или от общества? Я всегда исхожу из интересов той фирмы, в которой служу.
— Характеристику от общества? Мы верим людям.
.. Открылась дверь, и на пороге появилась Улла-Лийса. Коммерции советник поморщился. Увидев незнакомого молодого человека, девушка растерялась окончательно и, запинаясь, прошептала:
— Вот... папа... мама послала.
Кархунен взял записку, потом достал чековую книжку и вздохнул:
— Деньги, деньги... Давай, отец семейства, раскошеливайся, какими бы времена ни были.— Потом он спросил: — А вы, Нийло, женаты?
— Я? Пока нет. Мне ведь только двадцать пять.
— Немало. Самое время обзаводиться семьей. Впрочем, это уже ваше дело.
Кархунен выписал чек, но не торопился отдавать его дочери.
Улла-Лийса оправдывалась:
—Это маме нужно.
— А тебе никогда ничего не нужно?
— Да что я? Папа, вы и так...
— Да,— вздохнул отец,— себе ты не попросишь. Вот я тут выписал немножко больше, чем мама просила. Это для тебя. Скажи маме, что тебе купить.
— Папа, вы такой добрый.
Нийло сидел, уставясь перед собой в стол,— он чувствовал себя неловко, оказавшись при семейном разговоре.
Глядя на Нийло, Кархунен вдруг вспомнил: что-то подобное получилось и с ним, когда он пришел устраиваться на работу в магазин отца Сайми. Сайми тоже зашла при нем по какому-то делу. Улла-Лийса так похожа на мать! Такая же беспомощная и стеснительная. Да, в жизни многое повторяется.
Когда Улла-Лийса ушла, коммерции советник сказал Нийло официально-сухо:
— В чем будут заключаться ваши обязанности, разъяснит ваш непосредственный начальник. Итак, мы обо всем договорились. По пути скажите, чтобы пришли и убрали посуду.
Нийло считал естественным, что тон беседы резко изменился: до встречи они были просто заочно знакомыми, а теперь один из них — работодатель, другой — его служащий.
Молодой человек поднялся, поклонился и пошел к выходу. Коммерции советник попрощался с ним кивком головы, не поднимаясь с места.
«И вот, Мирья, я теперь столичный житель!» — подумал Нийло, выйдя на улицу. Он зашагал к вокзалу.
Он шел счастливый, гордо оглядывая шедших по тротуару людей. Хельсинки — все-таки Хельсинки! Движение БОН какое, а людей на улицах столько, что тротуар занят
от края до края. «Кому из этих людей сегодня так же повезло, как мне?» — думал Нийло.
Несчастья у человека обычно следуют одно за другим. Так же и счастье. Нийло был счастлив, но он не знал, какое счастье ожидало его дома, Там его ждало письмо, в котором Мирья писала, что намерена вернуться обратно в Финляндию.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
По вечерам Ортьо Кауронен красил оконные рамы и двери в квартире Коллиева.
Дом был построен недавно. Малярные работы в нем производила бригада того же Ортьо. Но хозяину окраска не понравилась,— мол, слишком темная. «Мне-то все равно, могу перекрасить хоть в белую, хоть совсем в черную»,— ответил Ортьо: по вечерам он свободен, почему бы и не подзаработать.
Хотора то и дело забегала к мужу: то напомнить, что пора ужинать, то звать в баню.
— Сказала бы уж прямо, что соскучилась и бегаешь вот смотреть на старика,— подтрунивал Ортьо.
— Ой как по тебе истосковалась! — смеялась Хотора.— Бросилась бы на шею, да уж очень ты грязный. Видишь, опять брюки все измазал. Вчера отмывала — прямо щелоком. А окна симпатичные получаются. Молодым будет любо жить да поживать да счастье наживать.
— Мужика по штанам узнают,— отвечал Ортьо.— Маляра всегда узнаешь, смотри хоть спереди, хоть сзади. Это у начальства спереди все в порядке — штаны отглажены да слова гладкие. А присмотришься — слова-то потертые и штаны сзади блестят.
— Не у всех они блестят, у богатых не блестят.— Хоторе не терпелось рассказать Коллиеву, какой у них богатый родственник.— Мийккула-то, брат Ортьо, двумя ложками кашу хлебает. Пишет, что и в баню на двух машинах ездит.
— Ну, ну, не очень-то загибай. В баню он не езди? Баня у него при доме. Видать, больше нигде места не нашлось,— прервал ее Ортьо.— И чего ты его хвалишь: будто мы машин не видали, эка невидаль.
— Скоро они высохнут? — Коллиева больше всего интересовали окна в его доме.
В доме Коллиевых уже две недели готовились к свадьбе. Марина съездила в город, купила свадебное платье, навезла всяких вин и деликатесов. Ведь ее свадьба должна стать чем-то большим, чем просто семейное событие. Поэтому надо было договориться, кто какой тост произнесет из гостей и какая музыка будет на свадьбе. На свадьбе, конечно, должно быть весело. Но все должно быть в дозволенных границах. Вина должно быть достаточно, но так, чтобы никто не напился. И нужно тщательно продумать, кого звать на свадьбу, так чтобы никто не чувствовал себя лишним и не портил праздничного настроения. Но в этом отношении пришлось сделать кое-какие исключения. Как не позвать Степана Никифоровича. Человек заслуженный, будет почетным гостем, хоть и может выпить сверх меры. Или Ирина. Она хорошо поет. Но вместе с ней придется позвать Вейкко Ларинена. Тем более—он секретарь партийной организации. Ничего не поделаешь — придется приглашать, вздохнул Коллиев, втайне надеясь, что Вейкко сошлется на дела и откажется прийти. Но Ларинен и не думал отказываться. Даже свадебную речь пообещал произнести: пожелать молодоженам счастья и успехов.
Коллиев был настолько выше личных обид и антипатий, что не обошел приглашением и Елену Петровну. Человек она уважаемый, пользуется большим авторитетом, а того, как она дала Коллиеву от ворот поворот, никто не видел. Но Елена Петровна наотрез отказалась прийти на свадьбу. Нет, не из-за того инцидента, о котором думал Коллиев. О том, как она выгнала незадачливого ухажера, она даже не вспомнила. Были вещи, которые она не могла забыть. Разве она может быть искренней, желая счастья Марине, если Марина так оскорбила ее дочь? «Дети есть дети»,— уговаривал Коллиев. Мало ли что у них бывает, не подумают и скажут. Кроме того, ведь Марина уже понесла наказание и публично извинилась перед Мирьей. А если Елена Петровна не хочет приходить из-за Марины, то пусть придет ради него, Коллиева, будет его гостьей.
— Вот устроишь свою свадьбу, обязательно приду,— засмеялась Елена Петровна.
— Хватит смеяться,— сказал обиженно Коллиев и добавил сухо: — Дело твое. Умолять не буду, на колени не стану. Была бы звана.
Список гостей получился довольно большой — в нем были и инженеры, и прорабы, и рабочие, много молодежи.
Расходы тоже предстояли немалые, но что поделаешь: свадьба есть свадьба и бывает она раз в жизни.
Конечно, не всех жителей Хаукилахти они могли пригласить на свадьбу. Бабушка Хотора рассказывала своим кумушкам:
— Иду я по поселку, смотрю — невестушка навстречу идет. Марина наша. «Здравствуй» не говорит, такая уж гордая. А я ее и спрашиваю: «Свадьба-то скоро будет? Дай бог счастья вам, говорю».— «Будет,— говорит.— Только туда люди культурные придут, говорит, всем места не хватает». А потом и говорит, будто милость какую оказывает: «Приходи в воскресенье, после свадьбы, чай пить к нам». Будто я чаи не пивала, нужен мне ее чай, хоть в ножки будет кланяться, не пойду к ним.
Коллиев решил пригласить на свадьбу и Наума Сидоровича: какая же свадьба без скрипки.
— Только без Изольды,— сразу же поставила условие Марина.
Изольда вернулась в поселок всего несколько дней назад. Следствие закончилось. Оно установило, что Изольда действительно совершила растрату, она сама не отрицала этого. Неясным осталось только то, куда она могла потратить такую сумму. Суд постановил взыскать сумму недостачи с Изольды по исполнительному листу.
Разумеется, такой человек не может быть украшением свадьбы. Тем более что всем известно, что она еще была... кем она там была... для Игоря. Марина, конечно, права, и Коллиеву пришлось уступить.
Наум Сидорович не стал отказываться
— Да, но...— После того как старик охотно согласился прийти и даже играть на свадьбе, Коллиеву не хотелось огорчать его.— Да, но... Вот как с Изольдой... Вы ведь понимаете?
Старик все понимал:
— Конечно, Изольда сама не пойдет.
Слава богу, и это дело уладилось.
Уже в пятницу на кухне у Коллиевых хлопотала шеф- повар из столовой, ей помогали несколько соседок. Было решено, что в субботу утром молодожены поедут в Кайтаниеми в сельсовет, зарегистрируются, и, когда вернутся, начнется свадьба. Гулять будут до воскресного вечера.
В кухне шипели сковородки, шел пар из кастрюль. Было жарко и тесно. Заправляла на кухне всем сама Марина* Вся в поту, озабоченная, она отнюдь не казалась счастливой невестой. Она успевала делать, помимо всего, и замечания жениху:
— Я тебе говорила — не надевай этот костюм сегодня вечером. И чего ты чистую рубашку напялил, вон какой потный весь. Удивляюсь, как человек не понимает таких вещей. Что ты сегодня нарядился? До завтра не можешь подождать?
Успевала она выглянуть и в окно и увидеть, что делается на улице.
— Смотрите, Мирья и Нина опять идут к Изольде. Компания для них самая подходящая.
Игорь сидел, задумавшись о чем-то своем, и не сразу расслышал, когда Марина попросила:
— Смени пиджак и сходи за дровами. Смотри не запачкай брюки в сарае. Ты слышишь? О господи, что ты за человек!
Игорь послушно надел старый пиджак Коллиева и сходил за дровами. Потом сбегал за водой.
Поднимая ведра, он нечаянно плеснул воду на пол.
— Вот как ты собираешься жить у нас? Значит, за тобой надо вечно ходить с тряпкой в руках.
— За собой-то я сам уберу.— Игорь взял тряпку и вытер пол. Потом добавил: — Кажется, я здесь лишний.
— На этот раз ты прав,— засмеялась Марина.— Только запомни, что играть в шахматы к Валентину ты не пойдешь. Не понимаю, что общего у тебя может быть с этим... Ты хочешь, чтобы тебе опять дали оплеуху? Все над тобой смеются, а ты... Ну ладно, не скажу, какой ты. Иди.
Игорь ушел, пообещав, что к Валентину он не пойдет.
— Сюда придешь утром. Смотри приди вовремя,— сказала невеста, но жених, кажется, не расслышал ее слов.
Вернувшись после Нового года из Петрозаводска, Елена Петровна только на минутку заглянула домой: она торопилась в контору, пока оттуда не ушли.
— Ну как ваш агитпоход? — спросила мать.— Хорошо прошел?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38