Давай пойдем. На следующей неделе мы уже опять выходим на работу. Не будем терять попусту последние дни. Мы ведь столько собирались сделать вместе, когда ты прилетела.
Нелл наблюдала за руками Джули, которые взлетали и опускались, пока та говорила. Ногти были обкусаны. Что заставляет ее грызть ногти? Интересно, а Рита тоже грызет ногти? Может, у Джули противный начальник, который все время к ней придирается? А может, она влюбилась в парня, а тот не обращает на нее внимания? Или она беспокоится за маму, которая теперь живет одна? Мысли медленно ворочались в голове Нелл. Такое чувство, как будто с момента ее приезда в Лондон она ни разу не посмотрела на близнецов по-настоящему, они просто скакали вокруг нее, высказывали разные планы, болтали без умолку. Но теперь Нелл втянула их в ситуацию, в которой девушки не знали, что предпринять. Одна часть ее сознания подсказывала, что надо взять Джули за руку и сказать: «Хорошо». После этого они бы обе заплакали, и Нелл могла бы извиниться за все беспокойство, которое причиняет, поблагодарить сестренок за доброту. Но она не в силах была произнести ничего подобного. Слова застыли внутри, и Нелл не могла выпустить их наружу, так что вместо этого откинула в сторону одеяло и опустила ноги на пол, наклонив при этом голову так, что волосы упали ей на лицо: она просто боялась посмотреть в глаза Джули.
– Я сейчас оденусь, – пробормотала Нелл. – Я быстро.
Дождь действительно прекратился к тому времени, когда девушки вышли из дома, а голубой участок неба заметно расширился.
– Итак, – начала Джули, расстегивая плащ и в нетерпении крутясь туда-сюда, – куда пойдем, девочки?
– Эй! Осторожнее! Ты меня забрызгала! – воскликнула Рита, по случаю окончания дождя надевшая голубые брюки-клеш и сандалии бирюзового цвета. – Нелл, тебе решать.
– На Трафальгарскую площадь.
– У меня есть идея получше, – отозвалась Рита. – Ковент-Гарден. Там можно заглянуть в магазинчики. А можно и туда, и туда – поедем на метро по линии «Пиккадилли» до Ковент-Гарден, а потом пешком пройдем до Трафальгарской площади.
– А мы не можем всю дорогу пройти пешком? – поинтересовалась Нелл.
Рита закатила глаза:
– Ну это же не старый добрый Эксетер. Это там можно просто взять и пойти из одного конца города в другой и через полчаса оказаться на месте. Да мы до Ковент-Гарден часа два будем топать.
– И что?
– А то, что мы поедем на метро.
Как ни странно, но поездка в метро оказалась вполне сносной. Нелл, правда, была немного напряжена, особенно когда огромная толпа ввалилась в поезд на станции «Найтсбридж», но она старательно изучала рекламные объявления, наклеенные на стекле, и не смотрела на окружающих. Одна из наклеек рекламировала «Брук-Стрит-Бюро». На картинке видны были только ноги двух девушек, вероятно, разговаривавших друг с другом; на них были красивые сапожки до колен и пальто-макси.
– Сколько стоят такие сапожки? – спросила Нелл у Риты.
– О, фунтов двенадцать, не меньше. Но я знаю местечко, где похожие можно купить за десятку. Я тебе покажу.
– Ладно, но только потом, когда я получу свой грант.
– Знаешь, тебе все равно придется покупать вещи для университета. Я уверена: тебе понравится ходить по магазинам.
Нелл указала на свою старую футболку:
– Полагаю, в этом весь осенний семестр не проходишь. Вероятно, мне нужно будет приобрести еще и пальто, как ты думаешь?
– Через несколько недель оно обязательно понадобится. Но пока тепло и солнечно. Мы тебе что-нибудь подыщем на рынке, чтобы не переплачивать. Я знаю, что тебе нужно. Положись на меня.
Рита оказалась человеком слова. На рынке она честно взялась за дело, зарываясь в груды поношенных вещей на проволочных плечиках, перекапывая горы шмоток, сложенных повсюду. Джули остановилась, чтобы получше рассмотреть уличного актера, засовывавшего какую-то горящую штуку прямо себе в рот; при этом он запрокидывал голову назад под опасным углом, чуть не ложась спиной на прилавок с цветами. Когда мама Нелл ходила покупать цветы в Аделаиде, они стояли там в аккуратных маленьких букетах, тщательно подобранные по оттенкам, так что дома можно было просто поставить их в вазу на столе. Здесь цветы были плотно прижаты друг к другу, они падали на пол, где на них наступали прохожие, превращая нежные растения в месиво. Нелл подобрала один цветок, чтобы спасти его, а потом выбрала еще несколько, уже со стола, из хаоса и пестроты. Это были белые гвоздики, чуть тронутые розовым на кончиках лепестков. Вскоре у нее в руках оказалась целая охапка, и Нелл как раз рассчитывалась за гвоздики, когда рядом появилась Рита.
– Прекрасно, просто прелесть!
Нелл заметила, как что-то ярко-красное мелькнуло перед глазами, а уже в следующий момент оказалось у нее на голове. Рита развернула сестру за плечи, чтобы Нелл увидела собственное отражение в витрине. Там стояла девушка в красном берете, венчавшем облако падавших на плечи темных волос, с полной охапкой белых цветов.
– Видишь? – воскликнула Рита. – О, как жаль, что у меня нет фотоаппарата!
– Хотите снимок, да? – Грубоватого вида американец в костюме-сафари и белой шляпе, улыбаясь от уха до уха, остановился прямо перед ними. – Давайте я вас сфотографирую. Только подождите, вставлю новую пленку, прежнюю я вам отдать не могу – жена будет недовольна: она там запечатлена на фоне Лондонского моста. А ведь надо же обязательно продемонстрировать эти кадры дома всем соседям и знакомым. Всё, я готов, улыбочку!
Несколько раз сработала вспышка.
– Не хотите вдвоем? О, да вас трое! Вы сестры?
Джули хихикнула:
– Ну, не совсем…
– Спасибо, – решительно заявила Рита. – Позвольте, я заплачу за пленку.
– Еще чего! Ни в коем случае. Просто давайте я сфотографируюсь вместе с вами, девочки, ладно? Ну, скорее. – Он протянул фотоаппарат парню, работавшему за цветочным прилавком. – Вы не возражаете? Пока не вернулась жена и не застукала меня в компании трех красоток. Жалко попусту тратить целую пленку. Считайте, что я подарил вам сувенир, хорошо? Отлично! А теперь я еще пару раз щелкну вот эту девушку в красном берете. Знаешь что, ты с этими цветами – просто как на картине! Тебе надо в Париж!
Он перемотал пленку, вытащил ее из аппарата и протянул девушкам маленький желтый цилиндр.
– Вот она. Стоит тысячу баксов. У меня сегодня счастливый день! – Он на прощание приподнял шляпу и поспешил навстречу женщине в очках, с волосами, выкрашенными в яркий золотистый цвет, которая сразу же энергично подхватила его под руку.
Нелл совершенно преобразилась благодаря цветам и берету, который открыл ее лицо, убрав вечно падавшие на него пряди. На нее все оглядывались, и Нелл обнаружила, что ей это приятно. Она ощущала себя совершенно другим человеком.
Глава 12
Общежитие представляло собой уродливое строение из красного кирпича с орнаментом, выложенным более светлыми кирпичами. Брайони решила, что это, пожалуй, единственная попытка скрасить общий вид здания. Внутри царила безрадостная атмосфера жесткой функциональности: ни ковров, ни половиков, ни занавесок, ни картин; лишь голый бетонный пол и грубо оштукатуренные стены со следами неоднократной, облупившейся покраски. Казалось, здесь производили уборку с помощью пожарного шланга.
Узкая бетонная лестница с проржавевшими перилами вела на второй этаж. Даже самый восторженный первокурсник не сумел бы съехать по ним вниз. Наверху Брайони обнаружила пересечение тесных коридоров и буквально-таки наткнулась на деревянную дверь с надписью «КОМЕНДАНТ», сделанной бронзовой краской. Чуть ниже виднелась старинная табличка, на которой крупным курсивом было написано: «С. Дж. Перрин». Брайони постучала и услышала шарканье ног приближающегося человека, а сквозь матовое стекло различила его силуэт.
Комендант был пожилым человеком – лет шестидесяти, отметила про себя Брайони, – с грубыми чертами лица, которое пришло в странное движение, как только она представилась.
– Инспектор полиции? Подумать только. Неужели вы и правда из отдела убийств? А я-то думал, что для расследования пришлют какую-нибудь крупную шишку из Скотленд-Ярда. Чашку чая?
– А кофе у вас найдется?
– Кофе? Думаю, да. – С трудом переводя дыхание, комендант потянулся к банкам, стоявшим на нижней полке. – Мог бы и сам догадаться: молодежь нынче не пьет чай, не правда ли? Вот, пожалуйста. Боюсь, кофе немного засох, но его надо поскрести хорошенько ложкой. Может, сами себе положите? Никогда не знаю, насколько крепким кофе должен быть. Сахар?
– Одну ложку. Что вы можете рассказать мне о студенте Алане Логане?
– Могу сказать, что этот парень с самого начала ничего особенного из себя не представлял. Предполагалось, что он готовится к экзаменам, но если и так, у себя в комнате он точно не занимался. Кипятку? На второй год Логан завалил сессию, но ему разрешили пересдачу в конце летних каникул, что означало: он может перейти на третий курс к началу следующего семестра. Я совершенно уверен, что молоко свежее, но вы все-таки понюхайте, прежде чем наливать, просто так, на всякий случай. Мне кажется, он меньше всего думал об экзаменах.
– Почему вы так считаете?
Громко отхлебнув чай, комендант плюхнулся на стул и уставился на Брайони блеклыми голубоватыми глазами.
– Вы слишком молоды, чтобы быть инспектором полиции. А что, теперь женщин тоже производят в этот чин?
– Некоторых. В полицейском корпусе «Метрополитан» немало женщин.
– Понятно. Равноправие и все прочее, да? По телевидению только об этом и твердят, но мне и в голову не приходило, что копы так быстро откликнутся.
– Женщин стали набирать на службу в «Метрополитан» задолго до того, как журналисты заговорили о проблеме феминизма. Вы слышали когда-нибудь про супертинтенданта по фамилии Бек?
– А он кто?
– Это она. Ширли Бек. Самая высокопоставленная женщина в британской полиции. Пару лет назад вышла в отставку. И на протяжении всей своей карьеры Бек активно набирала на службу женщин. Но мы отклонились от темы, мистер Перрин. Вы собирались рассказать мне про Алана Логана. Вы говорите, он меньше всего думал об экзаменах. Что вы имеете в виду?
– Честно говоря, мне известно не так уж много. Если вам действительно интересно мое мнение, то Логан не тот, кого вы ищете. Я его отлично знаю: типичный современный парень, здесь таких полно. Он довольно-таки бестолковый, этот Алан. Ленивый. Неорганизованный. Ему нужна работа с четким графиком и простыми обязанностями. Парень не способен напрягаться и самостоятельно трудиться, поэтому целыми днями курит всякую дрянь. Травку. Хотя и очень переживает, что разочарует отца, провалившись на экзаменах. Его папаша тоже учился здесь, еще в сорок восьмом году. Я тут работаю с самого конца войны и поэтому знаю, о чем говорю. Поверьте мне, это самая банальная история.
– А как насчет Эдди Кантрела?
– У вас сколько там всего имен в списке, мисс, э-э-э… извините, инспектор Уильямс? Понимаете, я так считаю, что вы понапрасну тратите время. Я хорошо знаю ребят и могу вас заверить: никто из тех, кто живет в общежитии, не мог сделать такого с профессором Годвином. Я слышал об этом от Колина Олдройда. Он в ужасном состоянии, бедняга.
– Что он вам рассказал?
– О, никаких кровавых подробностей. Доктор заявил, что должен держать язык за зубами. Но он признал, что это дело рук садиста. А таких здесь нет. По крайней мере, сейчас.
«Интересно, – подумала Брайони, – насколько соответствуют истине суждения коменданта?» Добрые по натуре люди обычно не верят, что вокруг них могут бродить опасные личности, этому ее учили в Хендоне. Большинство убийц не вызывали подозрений у своих знакомых. Она решила взять новый след.
– Вот вы сказали: по крайней мере, сейчас. А раньше здесь были такие? Вы можете кого-нибудь припомнить?
Внезапно комендант встал со стула и огляделся, похлопывая себя по карманам.
– Спички! Куда я их подевал? Не возражаете, если я закурю?
– Нет проблем. Если вам нужно подумать, то пожалуйста, мистер Перрин, но если вы все же вспомните…
– Подождите-ка. Но куда же запропастилась эта чертова коробка? Минутку. Надо посмотреть, может, осталась в столе.
Следующие несколько минут он лихорадочно рылся в выдвижном ящике стола и наконец выудил оттуда расплющенную коробку спичек, вытащил из пачки сигарету и закурил.
– С тех пор как Колин заглянул ко мне и рассказал о том, что случилось – а это было позавчера, – меня очень беспокоит эта история. Тут несколько лет назад жил у нас один тип. Его отчислили в шестьдесят седьмом. Да, точно. Он сдавал в тот год в июне экзамены и провалился. С тех пор я о нем ничего не слышал. Хотя думал, что он еще объявится. Я года два боялся, что он вернется, но нет – обошлось. Надо постучать по дереву.
Брайони записала дату и замерла с карандашом в руке, а Перрин нахмурился, глядя на стоявший перед ним стол. Девушка решила поторопить его с продолжением рассказа.
– И как его звали, мистер Перрин?
– Звали его Мэтью Квин. Из всех, кто жил здесь, я лишь о нем единственном могу смело сказать: грязный тип. Может, вам покажется, что это чересчур. Многие ребята по молодости чудят: кровь играет, и все такое. Но обычно все потом берутся за ум, если только, конечно, не начинают беспробудно пить. Но Квин – это по-настоящему гадкий субъект. Он был слишком молод для учебы у нас. Одаренный мальчик, знаете, как это бывает? Сдал экзамены на уровень А в шестнадцать лет и при этом продемонстрировал такие способности, что убедил всех принять его в колледж. – Перрин медленно затянулся. – Парень действительно был одаренным, этого у него не отнимешь. Он пугал меня тем, что знал все.
– Что же такое он знал?
– Ну, скажем, когда и кто приходит и уходит. Квин знал, кто чем занимается, помнил малейшие подробности обо всех окружающих. Готов поручиться, в какое бы время дня и ночи вы ни спросили его, он мог сразу ответить, кто находится в данный момент в общежитии, а кто нет. А про половину отсутствующих еще бы и сообщил, куда они пошли.
Перрин остановился, пауза затянулась: комендант просто сидел и смотрел вперед, в пустоту. Брайони не была уверена, потерял ли он нить рассуждений или решил о чем-то умолчать. Но она понимала, что сейчас самое важное – поддержать разговор, не теряя самого непринужденного и спокойного тона.
– А что именно стало отправным моментом, после которого вы стали выделять его из числа других студентов?
– Был тут один случай, вскоре после его появления, который меня встревожил. Я иногда делал ночной обход. Сейчас его проводит охранник, а я исполняю обязанности коменданта, но тогда у меня было два помощника, и мы по очереди дежурили целыми сутками. Обход обычно проводили в час ночи, а потом еще раз – часа в три или в четыре, перед рассветом. Предполагалось, что ребята не должны выходить из общежития после полуночи без разрешения, но, естественно, некоторые нарушали это правило, а потом старались проскользнуть внутрь через боковую дверь и подняться по лестнице номер четыре, не зажигая света. Но мы отлично знали, кто там крадется. В той части здания очень темно, так что ребятам приходилось идти на ощупь, а отсюда, из моего кабинета, ничего не слышно. Ну так вот, тот парень, Мэтью, вероятно, решил разыграть другого студента, который возвращался очень поздно. В проходе возле лестницы номер четыре стояла вешалка с крючками, на которых многие ребята оставляли свои пальто и куртки. Короче, Мэтью Квин взял одно пальто – такое толстенное, типа шинели, – и, как я понимаю, ждал, пока не выключат свет. Тогда он положил пальто на ступеньки, на самом верху. Уж не знаю, сам ли он додумался до этого фокуса или нет, но получилось всё, как Мэтью и хотел. Тот припозднившийся студент был пьян, он споткнулся о пальто и свалился с лестницы.
Повисла очередная пауза: блеклые голубоватые глаза коменданта следили за клубами дыма, поднимавшимися от сигареты, которую он держал между большим и указательным пальцами. Пепел упал ему на ботинок, но он словно не замечал этого.
– В общем, после этого парня вырвало – там повсюду была жуткая грязь, – и он ударился головой о перила, в самом низу. К счастью для него, я как раз шел с фонарем и услышал странный шум: бедняга отчаянно хрипел, захлебываясь собственной рвотой. Мне пришлось делать ему искусственное дыхание рот в рот, что при сложившихся обстоятельствах было весьма неприятно. Когда он наконец начал нормально дышать, прочистив горло, я присел на минутку, чтобы самому очухаться, прежде чем звонить в больницу. И тут раздался голос – совсем рядом: «Отличная работа, комендант». Я направил туда свет фонаря и увидел Мэтью Квина, он стоял у основания лестницы и улыбался.
Я его спросил: «Что ты здесь делаешь? Беги-ка лучше, позвони в больницу», а он даже с места не двинулся. Просто стоит и улыбается. Когда я вернулся, вызвав врача, он уже исчез.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37
Нелл наблюдала за руками Джули, которые взлетали и опускались, пока та говорила. Ногти были обкусаны. Что заставляет ее грызть ногти? Интересно, а Рита тоже грызет ногти? Может, у Джули противный начальник, который все время к ней придирается? А может, она влюбилась в парня, а тот не обращает на нее внимания? Или она беспокоится за маму, которая теперь живет одна? Мысли медленно ворочались в голове Нелл. Такое чувство, как будто с момента ее приезда в Лондон она ни разу не посмотрела на близнецов по-настоящему, они просто скакали вокруг нее, высказывали разные планы, болтали без умолку. Но теперь Нелл втянула их в ситуацию, в которой девушки не знали, что предпринять. Одна часть ее сознания подсказывала, что надо взять Джули за руку и сказать: «Хорошо». После этого они бы обе заплакали, и Нелл могла бы извиниться за все беспокойство, которое причиняет, поблагодарить сестренок за доброту. Но она не в силах была произнести ничего подобного. Слова застыли внутри, и Нелл не могла выпустить их наружу, так что вместо этого откинула в сторону одеяло и опустила ноги на пол, наклонив при этом голову так, что волосы упали ей на лицо: она просто боялась посмотреть в глаза Джули.
– Я сейчас оденусь, – пробормотала Нелл. – Я быстро.
Дождь действительно прекратился к тому времени, когда девушки вышли из дома, а голубой участок неба заметно расширился.
– Итак, – начала Джули, расстегивая плащ и в нетерпении крутясь туда-сюда, – куда пойдем, девочки?
– Эй! Осторожнее! Ты меня забрызгала! – воскликнула Рита, по случаю окончания дождя надевшая голубые брюки-клеш и сандалии бирюзового цвета. – Нелл, тебе решать.
– На Трафальгарскую площадь.
– У меня есть идея получше, – отозвалась Рита. – Ковент-Гарден. Там можно заглянуть в магазинчики. А можно и туда, и туда – поедем на метро по линии «Пиккадилли» до Ковент-Гарден, а потом пешком пройдем до Трафальгарской площади.
– А мы не можем всю дорогу пройти пешком? – поинтересовалась Нелл.
Рита закатила глаза:
– Ну это же не старый добрый Эксетер. Это там можно просто взять и пойти из одного конца города в другой и через полчаса оказаться на месте. Да мы до Ковент-Гарден часа два будем топать.
– И что?
– А то, что мы поедем на метро.
Как ни странно, но поездка в метро оказалась вполне сносной. Нелл, правда, была немного напряжена, особенно когда огромная толпа ввалилась в поезд на станции «Найтсбридж», но она старательно изучала рекламные объявления, наклеенные на стекле, и не смотрела на окружающих. Одна из наклеек рекламировала «Брук-Стрит-Бюро». На картинке видны были только ноги двух девушек, вероятно, разговаривавших друг с другом; на них были красивые сапожки до колен и пальто-макси.
– Сколько стоят такие сапожки? – спросила Нелл у Риты.
– О, фунтов двенадцать, не меньше. Но я знаю местечко, где похожие можно купить за десятку. Я тебе покажу.
– Ладно, но только потом, когда я получу свой грант.
– Знаешь, тебе все равно придется покупать вещи для университета. Я уверена: тебе понравится ходить по магазинам.
Нелл указала на свою старую футболку:
– Полагаю, в этом весь осенний семестр не проходишь. Вероятно, мне нужно будет приобрести еще и пальто, как ты думаешь?
– Через несколько недель оно обязательно понадобится. Но пока тепло и солнечно. Мы тебе что-нибудь подыщем на рынке, чтобы не переплачивать. Я знаю, что тебе нужно. Положись на меня.
Рита оказалась человеком слова. На рынке она честно взялась за дело, зарываясь в груды поношенных вещей на проволочных плечиках, перекапывая горы шмоток, сложенных повсюду. Джули остановилась, чтобы получше рассмотреть уличного актера, засовывавшего какую-то горящую штуку прямо себе в рот; при этом он запрокидывал голову назад под опасным углом, чуть не ложась спиной на прилавок с цветами. Когда мама Нелл ходила покупать цветы в Аделаиде, они стояли там в аккуратных маленьких букетах, тщательно подобранные по оттенкам, так что дома можно было просто поставить их в вазу на столе. Здесь цветы были плотно прижаты друг к другу, они падали на пол, где на них наступали прохожие, превращая нежные растения в месиво. Нелл подобрала один цветок, чтобы спасти его, а потом выбрала еще несколько, уже со стола, из хаоса и пестроты. Это были белые гвоздики, чуть тронутые розовым на кончиках лепестков. Вскоре у нее в руках оказалась целая охапка, и Нелл как раз рассчитывалась за гвоздики, когда рядом появилась Рита.
– Прекрасно, просто прелесть!
Нелл заметила, как что-то ярко-красное мелькнуло перед глазами, а уже в следующий момент оказалось у нее на голове. Рита развернула сестру за плечи, чтобы Нелл увидела собственное отражение в витрине. Там стояла девушка в красном берете, венчавшем облако падавших на плечи темных волос, с полной охапкой белых цветов.
– Видишь? – воскликнула Рита. – О, как жаль, что у меня нет фотоаппарата!
– Хотите снимок, да? – Грубоватого вида американец в костюме-сафари и белой шляпе, улыбаясь от уха до уха, остановился прямо перед ними. – Давайте я вас сфотографирую. Только подождите, вставлю новую пленку, прежнюю я вам отдать не могу – жена будет недовольна: она там запечатлена на фоне Лондонского моста. А ведь надо же обязательно продемонстрировать эти кадры дома всем соседям и знакомым. Всё, я готов, улыбочку!
Несколько раз сработала вспышка.
– Не хотите вдвоем? О, да вас трое! Вы сестры?
Джули хихикнула:
– Ну, не совсем…
– Спасибо, – решительно заявила Рита. – Позвольте, я заплачу за пленку.
– Еще чего! Ни в коем случае. Просто давайте я сфотографируюсь вместе с вами, девочки, ладно? Ну, скорее. – Он протянул фотоаппарат парню, работавшему за цветочным прилавком. – Вы не возражаете? Пока не вернулась жена и не застукала меня в компании трех красоток. Жалко попусту тратить целую пленку. Считайте, что я подарил вам сувенир, хорошо? Отлично! А теперь я еще пару раз щелкну вот эту девушку в красном берете. Знаешь что, ты с этими цветами – просто как на картине! Тебе надо в Париж!
Он перемотал пленку, вытащил ее из аппарата и протянул девушкам маленький желтый цилиндр.
– Вот она. Стоит тысячу баксов. У меня сегодня счастливый день! – Он на прощание приподнял шляпу и поспешил навстречу женщине в очках, с волосами, выкрашенными в яркий золотистый цвет, которая сразу же энергично подхватила его под руку.
Нелл совершенно преобразилась благодаря цветам и берету, который открыл ее лицо, убрав вечно падавшие на него пряди. На нее все оглядывались, и Нелл обнаружила, что ей это приятно. Она ощущала себя совершенно другим человеком.
Глава 12
Общежитие представляло собой уродливое строение из красного кирпича с орнаментом, выложенным более светлыми кирпичами. Брайони решила, что это, пожалуй, единственная попытка скрасить общий вид здания. Внутри царила безрадостная атмосфера жесткой функциональности: ни ковров, ни половиков, ни занавесок, ни картин; лишь голый бетонный пол и грубо оштукатуренные стены со следами неоднократной, облупившейся покраски. Казалось, здесь производили уборку с помощью пожарного шланга.
Узкая бетонная лестница с проржавевшими перилами вела на второй этаж. Даже самый восторженный первокурсник не сумел бы съехать по ним вниз. Наверху Брайони обнаружила пересечение тесных коридоров и буквально-таки наткнулась на деревянную дверь с надписью «КОМЕНДАНТ», сделанной бронзовой краской. Чуть ниже виднелась старинная табличка, на которой крупным курсивом было написано: «С. Дж. Перрин». Брайони постучала и услышала шарканье ног приближающегося человека, а сквозь матовое стекло различила его силуэт.
Комендант был пожилым человеком – лет шестидесяти, отметила про себя Брайони, – с грубыми чертами лица, которое пришло в странное движение, как только она представилась.
– Инспектор полиции? Подумать только. Неужели вы и правда из отдела убийств? А я-то думал, что для расследования пришлют какую-нибудь крупную шишку из Скотленд-Ярда. Чашку чая?
– А кофе у вас найдется?
– Кофе? Думаю, да. – С трудом переводя дыхание, комендант потянулся к банкам, стоявшим на нижней полке. – Мог бы и сам догадаться: молодежь нынче не пьет чай, не правда ли? Вот, пожалуйста. Боюсь, кофе немного засох, но его надо поскрести хорошенько ложкой. Может, сами себе положите? Никогда не знаю, насколько крепким кофе должен быть. Сахар?
– Одну ложку. Что вы можете рассказать мне о студенте Алане Логане?
– Могу сказать, что этот парень с самого начала ничего особенного из себя не представлял. Предполагалось, что он готовится к экзаменам, но если и так, у себя в комнате он точно не занимался. Кипятку? На второй год Логан завалил сессию, но ему разрешили пересдачу в конце летних каникул, что означало: он может перейти на третий курс к началу следующего семестра. Я совершенно уверен, что молоко свежее, но вы все-таки понюхайте, прежде чем наливать, просто так, на всякий случай. Мне кажется, он меньше всего думал об экзаменах.
– Почему вы так считаете?
Громко отхлебнув чай, комендант плюхнулся на стул и уставился на Брайони блеклыми голубоватыми глазами.
– Вы слишком молоды, чтобы быть инспектором полиции. А что, теперь женщин тоже производят в этот чин?
– Некоторых. В полицейском корпусе «Метрополитан» немало женщин.
– Понятно. Равноправие и все прочее, да? По телевидению только об этом и твердят, но мне и в голову не приходило, что копы так быстро откликнутся.
– Женщин стали набирать на службу в «Метрополитан» задолго до того, как журналисты заговорили о проблеме феминизма. Вы слышали когда-нибудь про супертинтенданта по фамилии Бек?
– А он кто?
– Это она. Ширли Бек. Самая высокопоставленная женщина в британской полиции. Пару лет назад вышла в отставку. И на протяжении всей своей карьеры Бек активно набирала на службу женщин. Но мы отклонились от темы, мистер Перрин. Вы собирались рассказать мне про Алана Логана. Вы говорите, он меньше всего думал об экзаменах. Что вы имеете в виду?
– Честно говоря, мне известно не так уж много. Если вам действительно интересно мое мнение, то Логан не тот, кого вы ищете. Я его отлично знаю: типичный современный парень, здесь таких полно. Он довольно-таки бестолковый, этот Алан. Ленивый. Неорганизованный. Ему нужна работа с четким графиком и простыми обязанностями. Парень не способен напрягаться и самостоятельно трудиться, поэтому целыми днями курит всякую дрянь. Травку. Хотя и очень переживает, что разочарует отца, провалившись на экзаменах. Его папаша тоже учился здесь, еще в сорок восьмом году. Я тут работаю с самого конца войны и поэтому знаю, о чем говорю. Поверьте мне, это самая банальная история.
– А как насчет Эдди Кантрела?
– У вас сколько там всего имен в списке, мисс, э-э-э… извините, инспектор Уильямс? Понимаете, я так считаю, что вы понапрасну тратите время. Я хорошо знаю ребят и могу вас заверить: никто из тех, кто живет в общежитии, не мог сделать такого с профессором Годвином. Я слышал об этом от Колина Олдройда. Он в ужасном состоянии, бедняга.
– Что он вам рассказал?
– О, никаких кровавых подробностей. Доктор заявил, что должен держать язык за зубами. Но он признал, что это дело рук садиста. А таких здесь нет. По крайней мере, сейчас.
«Интересно, – подумала Брайони, – насколько соответствуют истине суждения коменданта?» Добрые по натуре люди обычно не верят, что вокруг них могут бродить опасные личности, этому ее учили в Хендоне. Большинство убийц не вызывали подозрений у своих знакомых. Она решила взять новый след.
– Вот вы сказали: по крайней мере, сейчас. А раньше здесь были такие? Вы можете кого-нибудь припомнить?
Внезапно комендант встал со стула и огляделся, похлопывая себя по карманам.
– Спички! Куда я их подевал? Не возражаете, если я закурю?
– Нет проблем. Если вам нужно подумать, то пожалуйста, мистер Перрин, но если вы все же вспомните…
– Подождите-ка. Но куда же запропастилась эта чертова коробка? Минутку. Надо посмотреть, может, осталась в столе.
Следующие несколько минут он лихорадочно рылся в выдвижном ящике стола и наконец выудил оттуда расплющенную коробку спичек, вытащил из пачки сигарету и закурил.
– С тех пор как Колин заглянул ко мне и рассказал о том, что случилось – а это было позавчера, – меня очень беспокоит эта история. Тут несколько лет назад жил у нас один тип. Его отчислили в шестьдесят седьмом. Да, точно. Он сдавал в тот год в июне экзамены и провалился. С тех пор я о нем ничего не слышал. Хотя думал, что он еще объявится. Я года два боялся, что он вернется, но нет – обошлось. Надо постучать по дереву.
Брайони записала дату и замерла с карандашом в руке, а Перрин нахмурился, глядя на стоявший перед ним стол. Девушка решила поторопить его с продолжением рассказа.
– И как его звали, мистер Перрин?
– Звали его Мэтью Квин. Из всех, кто жил здесь, я лишь о нем единственном могу смело сказать: грязный тип. Может, вам покажется, что это чересчур. Многие ребята по молодости чудят: кровь играет, и все такое. Но обычно все потом берутся за ум, если только, конечно, не начинают беспробудно пить. Но Квин – это по-настоящему гадкий субъект. Он был слишком молод для учебы у нас. Одаренный мальчик, знаете, как это бывает? Сдал экзамены на уровень А в шестнадцать лет и при этом продемонстрировал такие способности, что убедил всех принять его в колледж. – Перрин медленно затянулся. – Парень действительно был одаренным, этого у него не отнимешь. Он пугал меня тем, что знал все.
– Что же такое он знал?
– Ну, скажем, когда и кто приходит и уходит. Квин знал, кто чем занимается, помнил малейшие подробности обо всех окружающих. Готов поручиться, в какое бы время дня и ночи вы ни спросили его, он мог сразу ответить, кто находится в данный момент в общежитии, а кто нет. А про половину отсутствующих еще бы и сообщил, куда они пошли.
Перрин остановился, пауза затянулась: комендант просто сидел и смотрел вперед, в пустоту. Брайони не была уверена, потерял ли он нить рассуждений или решил о чем-то умолчать. Но она понимала, что сейчас самое важное – поддержать разговор, не теряя самого непринужденного и спокойного тона.
– А что именно стало отправным моментом, после которого вы стали выделять его из числа других студентов?
– Был тут один случай, вскоре после его появления, который меня встревожил. Я иногда делал ночной обход. Сейчас его проводит охранник, а я исполняю обязанности коменданта, но тогда у меня было два помощника, и мы по очереди дежурили целыми сутками. Обход обычно проводили в час ночи, а потом еще раз – часа в три или в четыре, перед рассветом. Предполагалось, что ребята не должны выходить из общежития после полуночи без разрешения, но, естественно, некоторые нарушали это правило, а потом старались проскользнуть внутрь через боковую дверь и подняться по лестнице номер четыре, не зажигая света. Но мы отлично знали, кто там крадется. В той части здания очень темно, так что ребятам приходилось идти на ощупь, а отсюда, из моего кабинета, ничего не слышно. Ну так вот, тот парень, Мэтью, вероятно, решил разыграть другого студента, который возвращался очень поздно. В проходе возле лестницы номер четыре стояла вешалка с крючками, на которых многие ребята оставляли свои пальто и куртки. Короче, Мэтью Квин взял одно пальто – такое толстенное, типа шинели, – и, как я понимаю, ждал, пока не выключат свет. Тогда он положил пальто на ступеньки, на самом верху. Уж не знаю, сам ли он додумался до этого фокуса или нет, но получилось всё, как Мэтью и хотел. Тот припозднившийся студент был пьян, он споткнулся о пальто и свалился с лестницы.
Повисла очередная пауза: блеклые голубоватые глаза коменданта следили за клубами дыма, поднимавшимися от сигареты, которую он держал между большим и указательным пальцами. Пепел упал ему на ботинок, но он словно не замечал этого.
– В общем, после этого парня вырвало – там повсюду была жуткая грязь, – и он ударился головой о перила, в самом низу. К счастью для него, я как раз шел с фонарем и услышал странный шум: бедняга отчаянно хрипел, захлебываясь собственной рвотой. Мне пришлось делать ему искусственное дыхание рот в рот, что при сложившихся обстоятельствах было весьма неприятно. Когда он наконец начал нормально дышать, прочистив горло, я присел на минутку, чтобы самому очухаться, прежде чем звонить в больницу. И тут раздался голос – совсем рядом: «Отличная работа, комендант». Я направил туда свет фонаря и увидел Мэтью Квина, он стоял у основания лестницы и улыбался.
Я его спросил: «Что ты здесь делаешь? Беги-ка лучше, позвони в больницу», а он даже с места не двинулся. Просто стоит и улыбается. Когда я вернулся, вызвав врача, он уже исчез.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37