– Что, слишком расфрантилась? Или наоборот, надо было наряднее?
– Вообще-то у них особого дресс-кода нет. Но ты выбрала цвета Ифа.
– А Ифа, это?..
– Ориша пророчества. Уж теперь тебе наверняка предскажут будущее. – Он залпом осушил свой бокал. – Пошли.
* * *
Их ждет самый обыкновенный дом, на отнюдь не фешенебельной улице, которая называется Югоза. Это искаженное на испанский лад название «Юго-Западная зона», относящееся к значительному по размерам, но скромному по архитектуре и доходам обитателей району, простирающемуся на юг и запад от Малой Гаваны. Бывшая лужайка используется как стоянка, и обе стороны улицы забиты стоящими вплотную автомобилями. Паз паркуется вплотную к гидранту и во избежание проблем оставляет на приборном щитке полицейскую карточку.
Направляясь к дому, они слышат барабанный бой. Гостиная внутри полна людей, преимущественно женщин, и освещена множеством свечей. Пахнет благовониями, сладкими ароматизаторами воздуха и духами собравшихся гостей, но ко всему этому примешивается и другой запах. Землистый, чуть ли не тошнотворный. В углу трое чернокожих музыкантов настраивают барабаны.
Миссис Паз скользит к ним через толпу. На ней белое платье с голубой каймой по подолу и голубой тюрбан, а на шее кулон из раковины. К некоторому удивлению Лорны (не говоря о Пазе), она приветствует их объятиями и поцелуями. В свете свечей ее глаза кажутся такими огромными и блестящими, что Лорна задумывается, не приняла ли она какой-нибудь наркотик. Саму Лорну из-за скученности, духоты и множества запахов начинает слегка подташнивать. Миссис Паз берет ее за руку и ведет по комнате, представляя своего сына и его подругу остальным приглашенным, обмениваясь с ними несколькими словами на языке, которого Лорна не знает. Миссис Паз объясняет, что это лукуми, ритуальный язык, вывезенный из Африки.
Большинство присутствующих, судя по усталым лицам, люди небогатые – это простые кубинские эмигрантки, осевшие в Майами и зарабатывающие на жизнь мытьем полов, уходом за пожилыми пациентами или изготовлением и продажей сэндвичей. На многих из них одежда необычных цветов, и миссис Паз объясняет, что это указывает на конкретных santos, ориша , с которыми они связаны. Белый – это цвет Обататла Успокоителя, красный и белый – цвета Шанго, духа силы, желтый принадлежит африканской Венере Ошум, зеленый и черный – Воителю Огун, голубой и белый – Джемайе, Морской Матери.
– Это ваш, – говорит Лорна.
– Да, я посвящена Джемайе уже много лет… Смотри, у нас по всем стенам и потолку пальмовые листья, потому что в Африке мы танцевали под открытым небом в рощах.
– А зачем здесь ямс? – спрашивает Лорна, уяснив наконец, откуда пахнет землей.
Примерно две сотни здоровенных клубней ямса сложены вокруг пьедестала, задрапированного искусно расшитой бисером желтой и зеленой шелковой парчой. Сверху, с потолка, свисает такой же парчовый навес. Вокруг мерцают дюжины свечей, перемежаемые разрезанными кокосами и открытыми бутылками пива, соды и рома.
– Дары Ифа, – поясняет миссис Паз, – его sopera , сосуд, видишь, в нем находится его fundamentos , священные камни, и все эти маленькие статуэтки и медальоны – дары от тех, кому он помог.
Воспользовавшись тем, что миссис Паз вступает в разговор с маленьким человечком, облаченным во все белое, сантеро Педро Ортисом, Паз шепчет Лорне на ухо:
– Ну как, интересно?
– Это… очаровывает, – отзывается она, но когда смотрит на его лицо, ее поражает проступивший на нем испуг.
Спустя мгновение Маргарита Паз снова появляется рядом с ними, на сей раз в компании двух строгого вида женщин. После быстрого, короткого обмена фразами на испанском эта троица увлекает Джимми за собой, и он пропадает из виду.
Потом, без какого-то особого сигнала или объявления, начинают бить барабаны. Толпа собирается перед музыкантами, оставив свободным небольшой серповидный участок пола. Лорна никогда не слышала подобного исполнения на ударных, это разительно отличается от ритмов популярной музыки, в том числе и кубинской, своей невероятной сложностью, наложением и переплетением нескольких тем. Бой барабанов так насыщен, так призывен, что тело откликается на его волнующий ритм. Люди начинают раскачиваться в такт, распевая «аго, аго, аго» , и Лорна непроизвольно присоединяется к ним.
На свободное от толпы пространство выходят танцоры, босые мужчины и женщины. Все они средних лет, но движутся с грацией профессионалов. Лорна, однако, смотрит не на них, а на группу, стоящую по другую сторону танцевальной площадки. Там она видит Джимми Паза, он весь в белом, голова его обмотана куском ткани. Лицо лишено выражения, точнее, не совсем лишено, но такого она никогда прежде не видела. Это уже не лицо темнокожего американца, а нечто, больше похожее на вырезанную из древесины маску. Лорна остро чувствует свою чужеродность, и к ней подступает страх.
«Что ты здесь делаешь? – нашептывает ей внутренний монстр растерянности. – Совсем, что ли, с ума сошла, ты ведь образованная женщина, что скажут твои коллеги, узнав про эти идиотские суеверия…»
Песнопения становятся все громче, заглушая назойливый голос чудовища, но тут внезапно обрывается бой барабанов.
Лорна безошибочно ощущает, что в помещении что-то изменилось, хотя, что именно, сказать трудно. Кажется, воздух сделался суше и прохладнее, но вместе с тем частично утратил прозрачность – видеть сквозь него стало труднее. Лица окружающих изменились, они как-то необычно отсвечивают и кажутся неуловимо прекрасными. Когда Лорна училась в колледже, она несколько раз пробовала наркотические препараты и находит свое нынешнее состояние схожим с воздействием ЛСД. Что-то происходит с ее мозгом, и она понимает, что в связи с этим следует предпринять какие-нибудь действия, но вместо этого поворачивается к стоящей рядом женщине и на своем далеком от совершенства испанском тихо интересуется:
– Что тут происходит? Почему они остановились?
– Эшу открыли путь для ориша , – отвечает женщина.
Барабаны начинают бить снова, но уже совсем в другом ритме. На свободном пространстве появляется новая танцовщица, и Лорна узнает в ней миссис Паз.
Ее танец построен на волнообразных изгибах тела, плавных, грациозных движениях, за которыми угадывается сдерживаемая сила. В сознании Лорны возникает образ моря, столь явственный, что она словно вдыхает прохладный соленый воздух. Теперь толпа декламирует: «Оке, оке, Джемайя, л'одо, л'ари оке» . Барабанный бой достигает фортиссимо, инструмент с самым высоким звуком разражается несколькими взрывными очередями, и миссис Паз как подстреленная падает на землю. Женщины окружают ее, помогают подняться, после чего уводят. Барабаны молчат, присутствующие болтают, как будто в антракте представления. Когда Лорна спрашивает все ту же женщину, что, собственно говоря, здесь произошло, та улыбается и отвечает по-английски:
– Снисхождение ориша. Джемайя здесь.
Миссис Паз возвращается в комнату, и Лорна в первый раз ощущает прилив настоящего страха, потому что этого не может быть. На плечи наброшена бело-голубая накидка с тысячами нашитых на ткань маленьких морских раковин: этот наряд должен весить футов двадцать, но миссис Паз несет его с такой легкостью, словно он из шифона. Что, впрочем, естественно, учитывая произошедшую с ней метаморфозу. Сейчас она как минимум на десять дюймов выше, чем была мгновение тому назад, и на шестьдесят фунтов тяжелее, ее груди как пушечные ядра, а живот как спина кита. Лицо приобрело строгое, но неизъяснимо доброе выражение, однако это не лицо человеческого существа… Ее волосы свободно струятся вниз по спине плотными тугими кольцами, как будто вырезанные из черного дерева. Барабаны вступают снова, музыканты затягивают песню на каком-то африканском языке. Миссис Паз-Джемайя кружит по залу, приглашая людей танцевать, и что-то шепчет им на ухо. Она приближается к Лорне, увлекает ее на свободное пространство, и вот они уже вращаются и притоптывают вместе.
Лорна заглядывает в глаза ориша, в бездонное море материнства и в тот же миг переносится с этого бембе на веранду их дома на побережье Джерси. Ей четыре года, отец и брат куда-то ушли, оставив их вдвоем с матерью, и теперь они рассматривают собранную Лорной коллекцию ракушек и тихонько переговариваются. Мать читает ей из «Золотой книги раковин». Лорна ощущает йодистое дыхание моря и запах матери, сладкий пот и крем для загара. Спокойствие и любовь.
Это длится всего миг, но настолько реально!
Сейчас Джемайя гладит тело Лорны, ее руки крепкие и нежные, такое ощущение, будто они проникают в ее плоть, лаская изнутри. Она говорит глубоким, вовсе не похожим на громкий говор миссис Паз, голосом, но Лорна не может разобрать африканских слов. Она чувствует, как подгибаются колени, но женщины, стоящие по обе стороны от нее, поддерживают ее. Вместе с ощущением приставленного к горлу ножа на глаза наворачиваются слезы. Только сейчас Лорна осознает, что с того момента, как грянули барабаны, тяжесть осознания неумолимо подступающей смерти временно отступила, но теперь она наваливается с новой силой.
Барабанщики меняют мелодию на неистовую, нервозную, раздражающую. Лорна видит, что Паз вернулся в круг, его взгляд обращен к ней, однако ничто в нем не указывает, что он ее видит. Миссис Паз обнимает его, она возвышается над ним, словно поднимает его как ребенка. Лорна прекрасно осознает, что это невозможно, и в то же время видит все собственными глазами. Между тем внимание собравшихся сосредоточивается на новой танцовщице, круглолицей женщине лет тридцати: она самозабвенно кружится и танцует, делая резкие выпады бедрами и размахивая руками. «Ойя! Ойя!» – декламируют зрители, пока танцовщица не падает в обморок после очередного неистового прыжка. Пожилая кубинка помогает женщине подняться, ей на голову надевают платок из темно-бордового шелка, надевают ожерелье из черепов и вкладывают в руки длинный резной жезл из черного дерева.
Лорна опять обращается за разъяснениями к соседке, и та с благоговейным трепетом в голосе поясняет:
– Ойя, владыка мертвых.
Как оказывается, Ойя здесь, на бембе , популярная фигура: люди проталкиваются к нему, чтобы узнать новости об усопших, прижимая пожертвования (в виде наличности) к скользкой от пота коже. Видимо, удовлетворившись подношениями, Ойя исполняет с несколькими из почитателей неистовый вакхический танец, и внезапно Лорна чувствует, как непреодолимая сила вытягивает ее за руку в круг для пляски со смертью. Пот щиплет ей глаза, и вот почему, наверное, она видит не круглолицую женщину, но изможденного мужчину с глазницами, словно заполненными черным поблескивающим маслом, с ужасом вспоминая демона Эммилу. «Приготовься к тому, что эта твоя жизнь почти закончилась», – говорит ей ориша, и она не может понять, слышит ли эти слова или они звучат в ее голове. Ее переполняют противоречивые ощущения: растерянность, благодарность и отторжение, но более всего, к своему ужасу, глубокое облегчение, ибо вдруг она чувствует родной запах матери. Она знает, что если обернется, то увидит призрак и, лишившись рассудка, с криками убежит в ночь.
К горлу поднимается тошнота. Лорна резко отрывается от партнера и протискивается через толпу к выходу. Снаружи стоит осенняя ночь, обдающая потное лицо прохладой, подобно кондиционеру. Шатаясь, она прислоняется к бордюру, опускается на колени, и ее рвет.
Очистив желудок, Лорна нетвердым шагом удаляется от места проведения бембе , находит машину Паза, садится в нее и в считанные секунды проваливается в благодатный сон.
* * *
Когда она пробуждается, рядом с ней Паз, а машина на большой скорости движется в южном направлении, на Ладлем.
– Ты как, нормально? – спрашивает он, заметив, что она шевельнулась.
– Наверное. Что-то стерто, правда. А что случилось с тобой?
– О, они… я участвовал в том, что они называют лимпьеза . Меня помыли и умастили в ванной комнате. Теперь я чист.
– А что они сделали с тобой потом?
– Это трудно описать, – осторожно отвечает Паз.
– А ты попробуй.
Паз оставляет ее просьбу без внимания.
– Я слышал, что Ойя вытащил тебя танцевать.
– Да.
– Комментарии будут?
– Никаких. Ты же мне ничего не рассказываешь.
– Давай ты первая. Ойя показывается не часто и когда появляется, это большое событие. Он сказал тебе что-нибудь?
– Я ничего не смогла понять, – говорит Лорна, и с ее губ невольно срывается стон. – Но… но все равно, Джимми, это был прекрасный вечер, и я хочу заняться сексом как можно скорее!
И его и ее разбирает истерический смех, который трудно остановить. Уже ввалившись в дом Лорны, они продолжают бормотать что-то бессвязное, срывая друг с друга одежду, пока не валятся на пол прямо в холле.
Глава девятнадцатая
Признания Эммилу Дидерофф
Тетрадь четвёртая
Религия как таковая явилась для меня даром, однако даром столь сложным и многослойным, что он едва ли доступен моему пониманию, хотя я и пользуюсь им подобно тому, как могу эксплуатировать сложный прибор, не понимая его устройства. Да, мне были явлены видения, дано то, что св. Тереза именует «сладостью», а св. Иоанн «объятиями Господа», но я, да простит меня Господь, наверное, уклонилась бы от всего этого, если бы не любила Нору Малвени, о чем расскажу позднее, хотя сразу добавлю, что это вовсе не то, о чем вы, вероятно, думаете.
Римская штаб-квартира ОКХ помещается в огромном строении семнадцатого века, именуемом палаццо Треши, на виа Гуила, между палаццо Риччи и Музеем криминалистики. Вы проходите через железные ворота в стене, сложенной из того пурпурно-коричневого камня, который римские зодчие облюбовали для дворцов, и оказываетесь в мощеном внутреннем дворе с фонтаном и оригиналом бронзового изваяния Мари Анж с умирающим пареньком на руках. На мраморном постаменте высечены имена погибших сестер, и, хотя буковки совсем маленькие, две стороны постамента уже заполнены и начата третья.
У них там три корпуса: один административный, другой хозяйственный, в третьем школа иностранных языков. Нора отвезла меня туда сразу после того, как мы приехали в Рим, и я узнала, что мы по уши в проблемах. Нас вызвали на встречу с Констанс Муча, генеральной приорессой, осуществлявшей руководство текущими делами общества. Эта маленькая, въедливая особа, лицом и круглыми очками походившая на злобного следователя гестапо из плохого фильма, минут двадцать сверлила нас взглядом, расспрашивая обеих насчет моего побега, после чего меня выставили в коридор, а Нора осталась с ней спорить о моей судьбе. Главным доводом в мою пользу была моя превосходная память: Нора убеждала, что мне ничего не стоит быстро освоить нужные языки и стать неоценимой помощницей в ее работе в Африке. Так и получилось, что всю ту сырую римскую зиму да еще целый год я занималась изучением арабского и динка. Учителем арабского был мистер Салиман, утверждавший, что у меня чудовищный акцент, но при этом не перестававший удивляться моим успехам в чтении. Год еще не окончился, а я прочла и запомнила многие суры Корана и «Тысячу и одну ночь»: знания, как мне думалось, не слишком полезные, но ему доставляло удовольствие видеть, как я это делаю.
Мы с Норой жили в маленькой квартирке на Монти близ рынка Траяна. Времени на осмотр достопримечательностей было немного, да меня, признаться, на такие экскурсии не особо тянуло. Оно конечно, Рим несколько подавлял простую белую девчонку из захолустного округа Калуга, ведь самыми выдающимися памятниками архитектуры, виденными мною до тех пор, были здание суда округа (1911 г.) и отели Майами. По традиции к мессе ходили в Chiesa Nuova (Новую церковь), напротив палаццо. Говорят, в прежние времена сестры шли туда вереницей прямо из дворца, пара за парой, но нынче такое шествие бросалось бы в глаза. Разумеется, теперь я ничего не имела против посещения церкви, хотя это всякий раз пронзало меня насквозь. Евхаристия, как сказал бедный Роберт Лоуэлл, ощущается так же реально, как мокрые руки, впрочем, он тоже был чокнутым. Что же до собора Святого Петра, то он, всегда заполненный японскими туристами, осматривающими руины моей умирающей цивилизации, устрашает, подобно настоящему чертогу Короля Демонов.
Впрочем, нужно ли вам это знать? Я твердо решила уложить свою несчастную историю в четыре тетради, ведь не пристало Эммилу брать на себя больше, чем все четверо евангелистов, и, кроме того, я сознаю, что представляю опасность для вас и для других. Конечно, быть официально признанной сумасшедшей совсем неплохое испытание, а потому я постараюсь больше не отвлекаться на путевые впечатления.
Вечера мы проводили в ирландском салуне на виа Леония, попивая «гиннес», в то время как Нора растолковывала мне тонкости сложной политики Общества сестер милосердия Крови Христовой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54