А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Но ку­да по­де­вал­ся сам ящик?
Оли­вье еще дол­го вспо­ми­нал, по­ка все вне­зап­но не про­яс­ни­лось: в их га­лан­те­рей­ном ма­га­зи­не этот ящик был под при­лав­ком по­след­ним сле­ва. Как стра­ст­но за­хо­те­лось ре­бен­ку тут же от­крыть ящик и вы­та­щить свой под­шип­ник, и это вновь при­чи­ни­ло ему боль. По­че­му же за­кры­та ла­воч­ка, за­пер­ты де­ре­вян­ные став­ни, за­чем нуж­ны эти пе­ча­ти на две­рях, от­че­го это ужас­ное за­пус­те­ние?
Ра­ме­ли по­здо­ро­вал­ся с ним, но Оли­вье его не за­ме­тил. Он во­шел че­рез подъ­езд до­ма во внут­рен­ний дво­рик, за­став­лен­ный зе­ле­ны­ми рас­те­ния­ми в горш­ках кир­пич­но­го цве­та, и, по­дой­дя к ок­ну ла­воч­ки, по­пы­тал­ся при­от­крыть став­ни. По­том стал смот­реть в щель ме­ж­ду створ­ка­ми и раз­ли­чил бе­лую мас­су ма­те­рин­ской кро­ва­ти с от­ки­ну­тым сте­га­ным одея­лом, буд­то кто-то го­то­вил­ся сей­час лечь спать. Так как маль­чик на­стой­чи­во ду­мал о под­шип­ни­ке, об­раз ма­те­ри не сра­зу воз­ник пе­ред ним. Он смот­рел на этот вы­мер­ший мир, как на экс­по­зи­цию му­зея, ос­та­нав­ли­вая свой взгляд то на од­ном, то на дру­гом пред­ме­те: вот боль­шой бу­диль­ник со звон­ком, чер­ны­ми рим­ски­ми циф­ра­ми и ос­та­но­вив­шей­ся стрел­кой, вот обои с вы­цвет­ши­ми фи­ал­ка­ми, а вот и шкаф с оваль­ным зер­ка­лом. В нем ви­се­ла ма­ми­на оде­ж­да, ее пла­тья, до­ж­де­вик, две ша­поч­ки: од­на вро­де ка­по­ра с си­ней лен­той, дру­гая как кол­па­чок из сафь­я­на, с ма­лень­кой се­точ­кой, чтоб под­дер­жи­вать ло­ко­ны.
Ко­гда Вир­жи­ни оде­ва­лась пе­ред вы­хо­дом в го­род, Оли­вье го­во­рил ей: «Ма­моч­ка, ка­кая же ты кра­си­вая!», и она от­ве­ча­ла: «Как этот мо­ло­дой че­ло­век лю­бе­зен!» Они час­то вы­хо­ди­ли вме­сте и то от­прав­ля­лись в ки­но «Ге­те-Ро­ше­шу­ар » по­смот­реть аме­ри­кан­ские филь­мы, уно­сив­шие их в иной мир — «Тар­зан », «Че­ло­век-не­ви­дим­ка », «Бен-Гур », — а так­же уви­деть ко­ми­ков Ло­ре­ла и Хар­ди, Ча­п­ли­на, Бас­те­ра Ки­то­на, Га­роль­да Ллой­да, за­став­ляв­ших их кор­чить­ся от сме­ха, то шли к по­став­щи­кам га­лан­те­рей­ных то­ва­ров на буль­вар Се­ба­сто­поль, ули­цы Ка­ир, Же­нер, Сан­тье. Они са­ди­лись в мет­ро в на­прав­ле­нии Ша­то Руж, схо­ди­ли на «Ре­о­мюр-Се­ба­сто­поль», и Оли­вье уже знал наи­зусть все ос­та­нов­ки это­го мар­шру­та, по­вто­ряя их как при­пев: «Бар­бес-Ро­ше­шу­ар», «Гар-дю-Нор», «Гар-дел'Эст», «Ша­то-до». На об­рат­ном пу­ти он по­мо­гал ма­ме не­сти па­ке­ты с лен­та­ми, тка­ня­ми, ка­туш­ка­ми. Ино­гда они уд­ли­ня­ли свою про­гул­ку, де­лая крюк че­рез ры­нок на Цве­точ­ной на­бе­реж­ной, и на­ве­ща­ли тор­гов­цев се­ме­на­ми и про­дав­цов птиц на на­бе­реж­ной Лувр, пе­ред тем как от­пра­вить­ся в оверн­скую пив­ную «Озарм-де-ля-Виль », что на­про­тив уни­вер­ма­га «Ба­зар-дель-отель-де-Виль », и по­есть там ва­фель, за­пи­вая их ста­кан­чи­ком раз­но­цвет­но­го кок­тей­ля.
Упер­шись лбом в став­ни, све­сив ру­ки, Оли­вье сто­ял не­под­виж­но, как кук­ла, и пре­да­вал­ся меч­там. Пе­ред ним его ма­ма Вир­жи­ни в ши­ро­кой юб­ке и вы­ши­той коф­точ­ке рас­ха­жи­ва­ла по ком­на­те. Она при­че­сы­ва­лась, что-то на­пе­вая, вты­ка­ла шпиль­ки в свой боль­шой свет­лый шинь­он. Ре­бе­нок смот­рел на нее с вос­хи­ще­ни­ем, и ему хо­те­лось сме­ять­ся и пла­кать од­но­вре­мен­но, он весь дро­жал от сча­стья и стра­ха, его бро­са­ло то в хо­лод, то в жар. Вир­жи­ни по­вер­ну­лась к ок­ну и вне­зап­но за­сты­ла, как это бы­ва­ет в ки­но, ко­гда кар­ти­на пре­ры­ва­ет­ся вдруг на ка­ком-то кад­ре. Оли­вье ис­кал ее взгляд, хо­тел раз­ли­чить чер­ты ее ли­ца, но ви­дел лишь свет­лый овал. По­том иг­ра све­та вы­зва­ла пе­ред ним дру­гой жен­ский об­лик, гла­за, нос, рот, но это бы­ли со­всем не те, та­кие зна­ко­мые ему чер­ты. Он тре­пе­тал от вол­не­ния и от­чая­ния: нет, он ви­дел уже не ма­му, а ка­кую-то дру­гую жен­щи­ну, чем-то на­по­ми­нав­шую и Прин­цес­су и Эло­ди. Маль­чик за­крыл гла­за, сно­ва от­крыл их и боль­ше ни­че­го не уви­дел: при­зра­ки рас­тая­ли.
Имен­но то­гда он по­чув­ст­во­вал, что на его пле­чи мяг­ко лег­ли чьи-то ру­ки. Он как бы вы­ныр­нул на по­верх­ность ду­шив­ших его се­рых свин­цо­вых вод и обер­нул­ся. Оли­вье уз­нал ма­дам Кап-Мюл­лер, же­ну фре­зе­ров­щи­ка по ме­тал­лу, уз­нал ее тол­стую свет­лую ко­су, спус­каю­щую­ся вдоль спи­ны и чем-то род­нив­шую ее с Грет­хен.
— Что ты здесь де­ла­ешь, Оли­вье? Ма­лень­кий мой, не­сча­ст­ный ма­лыш, крош­ка моя, пой­дем от­сю­да…
Она при­жа­ла его к се­бе и по­ве­ла, как ве­дут вы­здо­рав­ли­ваю­ще­го по­сле тя­же­лой бо­лез­ни, по уз­ко­му дво­ри­ку, где он ко­гда-то учил­ся хо­дить. Здесь все ему бы­ло зна­ко­мо, лю­бой за­ко­уло­чек, ка­ж­дый ка­му­шек, ка­ж­дая вы­бои­на и да­же ве­рев­ка для бе­лья, и все пред­ме­ты, ка­кие здесь толь­ко бы­ли. Сле­ва Оли­вье опять уви­дел стен­ку с по­сто­ян­но за­пер­той две­рью, ко­то­рая его все­гда ин­три­го­ва­ла. Он по­ло­жил на нее ру­ку и спро­сил:
— А ес­ли дверь от­крыть, ку­да по­па­дешь?
— В дру­гой дво­рик, ко­неч­но…
Оли­вье ах­нул от удив­ле­ния, как буд­то это бы­ло так стран­но. Они ос­та­но­ви­лись око­ло горш­ков с цве­та­ми, и жен­щи­на пе­ре­чис­ли­ла ему их на­зва­ния: па­по­рот­ник, как­тус, плющ, сам­шит, ас­па­ра­гус… но она не все зна­ла. За­тем под­толк­ну­ла маль­чи­ка к подъ­ез­ду и за­ста­ви­ла вер­нуть­ся к дей­ст­ви­тель­но­сти:
— Пой­дем со мной. Я за­бы­ла ку­пить са­хар…
На ули­це Оли­вье по­ка­за­лось, что он на­хо­дит­ся со­всем в дру­гом ми­ре. Как буд­то он вер­нул­ся из очень даль­не­го стран­ст­вия. Что-то еще уг­не­та­ло его, тес­ни­ло грудь, при­чи­ня­ло ду­шев­ную боль. Что — он не знал. И то­гда он вы­та­щил свой но­со­вой пла­ток, два­ж­ды вы­смор­кал­ся, про­сто так, без вся­ко­го смыс­ла, чтоб ка­ким-то дви­же­ни­ем ото­гнать то­мя­щее его чув­ст­во.
*
Иной раз бы­ло дос­та­точ­но не­мно­го му­зы­ки, что­бы пол­но­стью из­ме­нил­ся ха­рак­тер ули­цы. Об­лик ее за­ви­сел от зву­ков нег­ри­тян­ско­го джа­за, от ве­се­лой опе­рет­ты или пе­ре­ли­вов ак­кор­де­о­на. Бы­ва­ло, что ули­ца ка­за­лась на­ив­ной и по­эти­че­ской бла­го­да­ря ста­ро­мод­но­му ви­ду про­дав­ца козь­е­го сы­ра, ко­то­рый за­хо­дил сю­да раз в не­де­лю, по втор­ни­кам, и сто­ял на пе­ре­кре­ст­ке улиц Ни­ко­ле и Баш­ле. Он по­сви­сты­вал в свою цел­лу­ло­ид­ную ду­доч­ку, на­по­ми­наю­щую флей­ту Па­на, и де­ти пер­вы­ми под­бе­га­ли к не­му, при­хо­дя в вос­торг от трех коз (их зва­ли Би­кет, Каб­рет и Блан­шет), ро­га ко­то­рых они ощу­пы­ва­ли роб­ким жес­том ма­лень­ких го­ро­жан.
Пе­ре­ли­вы это­го де­ре­вен­ско­го му­зы­каль­но­го ин­ст­ру­мен­та слы­ша­лись еще из­да­ле­ка, и хо­тя ме­ло­дия ка­за­лась од­но­об­раз­ной, бы­ло в ней что-то иг­ри­вое, лег­ко­мыс­лен­ное, а иной раз зву­ча­ла и оди­но­кая гру­ст­ная но­та. Жен­щи­ны по­ку­па­ли круг­лые сы­ры с си­ней кор­кой и над­пи­сью Чис­тый ко­зий сыр , ко­то­рые про­да­вец вы­ни­мал из силь­но пах­ну­щей пле­те­ной кор­зи­ны, ус­т­лан­ной ли­сть­я­ми и влаж­ной тра­вой. От все­го это­го так и вея­ло де­ре­вен­ским за­хо­лу­сть­ем. По­рой у это­го же тор­гов­ца мож­но бы­ло ку­пить и кру­жеч­ку мо­ло­ка, ко­то­рое он на­даи­вал тут же, у вас на гла­зах. Ко­гда по­ку­па­те­лей бы­ло ма­ло, тор­го­вец от­прав­лял­ся даль­ше, и сле­дом за ним дол­го бе­жа­ли де­тиш­ки, вы­кри­ки­вая: бе-е, бе-е-е … — в на­де­ж­де ус­лы­шать от­вет от коз.
Ули­ца име­ла свой жи­вот­ный мир — со­бак, в боль­шин­ст­ве двор­ня­жек; ко­шек, мур­лы­каю­щих на по­до­кон­ни­ках; зо­ло­тых ры­бок в стек­лян­ных со­су­дах; ка­на­ре­ек в клет­ках, где стоя­ли кор­муш­ки с из­мель­чен­ной кос­точ­кой ка­ра­ка­ти­цы и тра­вой-звезд­чат­кой; го­лу­бей, во­робь­ев, се­рых бар­ха­ти­стых ле­ту­чих мы­шей, в ко­то­рых де­ти це­ли­лись из ро­га­ток; ос­лов, ве­зу­щих те­леж­ки, при­над­ле­жа­щие тря­пич­ни­кам; пер­ше­ро­нов, раз­во­зя­щих то­ва­ры в по­воз­ках; крыс, на­вод­няв­ших по­гре­ба и на­столь­ко дерз­ких, что да­же днем вы­ле­за­ли на ули­цу, — не го­во­ря уж о том зве­рье, что раз­во­дил па­па­ша Бу­гра, раз­де­ляя с жи­вот­ны­ми свой хлеб на­сущ­ный.
В празд­нич­ные дни на ули­цу за­хо­ди­ли бро­дя­чие му­зы­кан­ты с обезь­ян­кой или мед­ве­дем, пля­сав­ши­ми под зву­ки гар­мо­ни­ки, по­ка ме­ст­ные псы тяв­ка­ли на них, дер­жась на поч­ти­тель­ном рас­стоя­нии. Ле­том, ко­гда в квар­ти­рах от­кры­ты ок­на, мож­но бы­ло ус­лы­шать по­пу­гая, при­над­ле­жав­ше­го ма­дам Па­па, ко­то­рый вы­кри­ки­вал: «А ты газ за­кры­ла? За­кры­ла газ? А во­ду? А во­ду?..» В па­ли­сад­ни­ках еще пол­за­ли в те вре­ме­на че­ре­па­хи, на сте­пах во­ди­лись улит­ки, кое-где под ка­муш­ком си­де­ла жа­ба. В празд­ник Жир­но­го Бы­ка, тра­ди­ция ко­то­ро­го уже уга­са­ла, на тер­ра­се «Ка­фе ар­ти­стов » всем пред­став­ля­ли лау­реа­та: ве­ли­ко­леп­ное жи­вот­ное с ро­га­ми, ук­ра­шен­ны­ми вен­ком из цве­тов, и с ви­ся­щей на шее зе­ле­ной таб­лич­кой с по­зо­ло­чен­ной над­пи­сью, ука­зы­ваю­щей фа­ми­лию мяс­ни­ка, ко­то­рый его при­об­рел, и во всем этом бы­ло не­что от язы­че­ских ан­тич­ных празд­неств.
Кро­ме улич­но­го зве­рья, су­ще­ст­во­ва­ло еще и дру­гое, оно то­же вол­но­ва­ло во­об­ра­же­ние и бы­ло очень при­вле­ка­тель­но для Оли­вье, как и для ос­таль­ных де­тей (взрос­лые не об­ра­ща­ли на не­го ни­ка­ко­го вни­ма­ния). К этой осо­бой фау­не мож­но бы­ло от­не­сти вол­чон­ка с эмб­ле­мы на бе­ре­те скау­та; бе­ло­го льва с пач­ки крах­ма­ла фир­мы Ре­ми; чер­но­го льва с вак­сы для обу­ви; кро­ко­ди­ла с фир­мен­но­го зна­ка муж­ских ру­ба­шек Ла­ко­ста; ку­роч­ку с па­ке­та ку­ри­но­го су­по­во­го на­бо­ра, изо­бра­жен­ную над ды­мя­щим­ся ко­тел­ком; пин­гви­на Альф­ре­да ря­дом с Зи­гом и Пю­сом; Мик­ки-Мау­са с его вто­ро­сте­пен­ны­ми кол­ле­га­ми; Ко­та Фе­лик­са; ста­ро­го Же­де­о­на — ут­ку ху­дож­ни­ка Ра­бье; толь­ко что поя­вив­ше­го­ся на свет сло­нен­ка Ба­ба­ра; ма­лень­ких ло­ша­док из ка­кой-то иг­ры; ге­ро­ев ба­сен Ла­фон­те­на и Фло­риа­на; жи­ра­фа, ко­то­ро­го при­хо­ди­лось скла­ды­вать из от­дель­ных кус­ков, на­ри­со­ван­ных на раз­ных гра­нях пя­ти ку­би­ков; пе­ту­ха из ки­но­хро­ни­ки «Па­те жур­нал »; ав­ст­ра­лий­ско­го ки­ви с яр­лыч­ков са­пож­ной ма­зи; гу­ся с оберт­ки пе­че­ноч­но­го паш­те­та; пче­лу или ор­ла с блан­ков стра­хов­ки и да­же ту «ля­гуш­ку», в ко­то­рую они иг­ра­ли на школь­ной пло­щад­ке…
Оли­вье за­ме­тил из­да­ле­ка бе­рет (ка­кой но­сят обыч­но бас­ки) на го­ло­ве про­дав­ца сы­ров, вы­со­ко­го то­ще­го пар­ня с рез­ки­ми чер­та­ми ли­ца, ну точь-в-точь ак­тер Пьер-Ри­шар Вильм! Маль­чик по­до­шел бли­же, так как ему хо­те­лось ус­лы­шать флей­ту и он на­де­ял­ся, что тор­го­вец сы­ра­ми сыг­ра­ет до сво­его ухо­да ка­кую-ни­будь ме­ло­дию. Оли­вье тер­пе­ли­во ждал, по­гла­жи­вая же­ст­кую ко­зью шерсть. У коз бы­ли неж­ные гла­за, и они на­по­ми­на­ли гру­ст­ных ста­рых дев в дожд­ли­вый день. Но го­род­ской пас­тух ушел, да­же не под­не­ся к гу­бам сво­ей сель­ской ду­доч­ки.
Око­ло Оли­вье стоя­ла де­воч­ка лет пя­ти-шес­ти, брю­нет­ка с изо­гну­ты­ми ду­гой бро­вя­ми и чер­ны­ми, как агат, гла­за­ми, ос­ве­щав­ши­ми все ее ли­чи­ко с ост­рень­ким под­бо­род­ком. Оли­вье взял эту ма­лень­кую ли­сич­ку за ру­ку, и они по­шли вверх по ули­це. Иг­рая в стар­ше­го бра­та, он до­вел ее до до­ма но­мер 76, в ко­то­ром жил ее отец — кус­тарь, де­лав­ший шля­пы. Оли­вье ска­зал: «До сви­да­нья, Ми­ми», а так как де­воч­ка не зна­ла его име­ни, то она про­сто от­ве­ти­ла: «До сви­да­нья, маль­чик!»
Оли­вье уже хо­тел пе­рей­ти ули­цу, чтоб вой­ти в дом, где жи­ли его ку­зе­ны, как вдруг поя­ви­лись двое ре­бят с ули­цы Баш­ле, по­стар­ше его — Ду­ду и Эмиль (это­го на­зы­ва­ли Плад­не­ром в честь зна­ме­ни­то­го бок­се­ра), яв­но ища, как го­во­рит­ся, «к ко­му бы при­драть­ся». Ду­ду за­во­пил:
— А! Дев­чон­ка…
— Я не дев­чон­ка! — от­ве­тил с дос­то­ин­ст­вом Оли­вье.
Они сме­ри­ли его взгля­дом и кон­чи­ка­ми паль­цев с пре­зре­ни­ем пих­ну­ли от од­но­го к дру­го­му. Оли­вье чуть не упал, по­пы­тал­ся от­бить­ся, но без­ус­пеш­но: ру­ки у них бы­ли длин­ней, чем у не­го. Вот ес­ли б здесь ока­за­лись Лу­лу и Кап­де­вер! Маль­чиш­ки, вой­дя во вкус, ста­ли тол­кать Оли­вье все силь­нее и силь­нее, и он уже не мог убе­речь­ся от рез­ких, со все­го раз­ма­ха, по­ще­чин. По­ще­чи­ны Оли­вье осо­бен­но не­на­ви­дел, уж луч­ше би­ли бы ку­ла­ка­ми, хо­тя это и го­раз­до боль­ней. Маль­чик с яро­стью за­щи­щал­ся, как вдруг из ок­на по­слы­шал­ся жен­ский го­лос:
— Ос­та­ви­те вы его на­ко­нец в по­кое?
А эти дыл­ды, за­драв го­ло­вы, ста­ли бра­нить­ся:
— За­ткнись, Прин­цес­са, не твое де­ло, не при­кон­чим мы это­го смаз­ли­во­го шке­та…
Оли­вье вос­поль­зо­вал­ся тем, что их вни­ма­ние бы­ло от­вле­че­но, и уд­рал в подъ­езд сво­его до­ма. Он по­ла­гал, что спа­сен, но Ду­ду и Плад­нер пре­сле­до­ва­ли его и на ле­ст­ни­це. Ус­пе­ет ли он до­бе­жать до третье­го эта­жа или они схва­тят его рань­ше? Но вот поя­вил­ся тот един­ст­вен­ный, кто мог им про­ти­во­сто­ять: Кра­сав­чик Мак. Ему стои­ло лишь чуть при­под­нять бровь над злым сво­им гла­зом, как обид­чи­ки Оли­вье пус­ти­лись бе­жать нау­тек вниз по ле­ст­ни­це, гром­ко сту­ча баш­ма­ка­ми.
В свою оче­редь Оли­вье, очу­тив­шись меж двух ог­ней, по­пы­тал­ся дать тя­гу, но Мак схва­тил его за ру­ку, при­жал к сте­не и по­смот­рел на не­го со сво­ей жес­то­кой улыб­кой. Ре­бе­нок ока­ме­нел. Хва­тит с не­го, ему все это на­дое­ло: пусть и Мак ра­зо­бьет ему фи­зио­но­мию, пусть при­чи­нит лю­бое зло! И все-та­ки он за­дро­жал, ко­гда по­чув­ст­во­вал, что его от­ры­ва­ют от по­ла и, быть мо­жет, сбро­сят сей­час с ле­ст­ни­цы. Но Мак, дер­жа Оли­вье под мыш­кой, под­нял­ся на шес­той этаж, на са­мый верх, где пар­кет на пло­щад­ке уже не на­терт, и, все еще не вы­пус­кая маль­чиш­ку из рук, во­шел к се­бе в ком­на­ту. Он за­крыл дверь и ки­нул Оли­вье нич­ком на мат­рас, так что его да­же слег­ка под­бро­си­ло. По­том, упер­шись ку­ла­ка­ми в бо­ка, Мак унич­то­жаю­ще по­смот­рел на не­го и про­це­дил:
— Ме­лочь не­сча­ст­ная! Ко­роль драк…
Оли­вье съе­жил­ся, под­пер ко­ле­ня­ми под­бо­ро­док и ждал, чем все это кон­чит­ся, сла­бо на­де­ясь на то, что ему да­ру­ют сво­бо­ду. Мак снял свою шля­пу, на­пя­лил ее на фут­боль­ный мяч, стя­нул пид­жак, со­скреб с не­го ка­кое-то пят­ныш­ко, щелк­нул не­сколь­ко раз ног­тем по тка­ни и за­ку­рил си­га­рет­ку с фильт­ром. По­том он от­крыл ок­но и по­го­во­рил с Ма­до — она жи­ла эта­жом ни­же.
Оли­вье не ра­зо­брал, о чем они го­во­ри­ли, но ус­лы­шал, как бы­ло ска­за­но «не­сча­ст­ная ме­лочь», и по­нял, что речь идет о нем. Он вос­поль­зо­вал­ся рас­се­ян­но­стью сво­его тю­рем­щи­ка, чтоб ти­хо про­полз­ти по мат­ра­су по­бли­же к две­ри, но Мак рез­ко обер­нул­ся и сде­лал ему знак не­мед­лен­но вер­нуть­ся на ме­сто. На­пу­ган­ный маль­чик под­чи­нил­ся.
По­сле это­го Мак по­пра­вил за­пон­ки, рас­сла­бил свой по­ло­са­тый гал­стук и уст­ро­ил­ся в пле­те­ном иво­вом крес­ле, по­ло­жив но­ги на стол. Кра­сав­чик чи­тал жур­нал «Де­тек­тив », по­ве­ст­вую­щий об убий­цах этой не­де­ли в очер­ках, вы­дер­жан­ных в са­мых мрач­ных то­нах и снаб­жен­ных кро­ва­во-крас­ны­ми за­го­лов­ка­ми. День не­за­мет­но уга­сал. Оли­вье бы­ст­ро, как яще­ри­ца, юрк­нул со сво­его мес­та, при­жал­ся спи­ной к сте­не и ждал, сам не зная че­го. Мак вре­мя от вре­ме­ни стря­хи­вал пе­пел и то скре­щи­вал, то вы­прям­лял но­ги. По­слю­нив па­лец, он пе­ре­лис­ты­вал стра­ни­цы или ле­гонь­ко дул на них, что­бы разъ­е­ди­нить. Ка­за­лось, он был ув­ле­чен чте­ни­ем. Изо­бра­жая ше­ри­фа на от­ды­хе, он по­рой хо­лод­но по­смат­ри­вал на сво­его плен­ни­ка, же­лая под­черк­нуть, что во­все о нем не за­был.
Оли­вье за­гля­дел­ся на спи­ра­ли го­лу­бо­ва­то­го ды­ма, плы­ву­щие над го­ло­вой Ма­ка. По­том из ды­ма об­ра­зо­ва­лось ко­леч­ко и Мак сде­лал ухар­ский жест: мол, знай на­ших! Ре­бе­нок сно­ва за­ду­мал­ся. В со­сед­ней ком­на­те фо­но­граф гну­са­во вы­во­дил: «Ска­жи мне о люб­ви ». За­тем про­зву­чал ро­манс «Та­кая лю­бовь, как у нас ». Оли­вье рас­смат­ри­вал при­ко­ло­тые кноп­ка­ми к сте­не фо­то­гра­фии спорт­сме­нов, чьи име­на, от­пе­ча­тан­ные пу­за­тень­ки­ми бу­к­ва­ми, он пы­тал­ся про­честь: Юнг Пе­рес, Кид Фран­сис, Ол Бра­ун, Ла­ду­мег, Жан Та­рис, Шарль Пе­ли­сье.
Над мат­ра­сом ви­сел порт­рет ак­кор­де­о­ни­ста Фре­до Гар­до­ни в ро­зо­вой ру­баш­ке на мол­нии, с ак­кор­де­о­ном на ле­вом ко­ле­не, ря­дом бы­ли под­ве­ше­ны на гвоз­ди­ках три пла­стин­ки для де­ко­ра­тив­но­го эф­фек­та, а во­круг — от­крыт­ки с порт­ре­та­ми звезд:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37