Оливию Слокум я увидел с ножницами в руках, в неопределенного оттенка и
размера хлопчатобумажном платье и в широкополой соломенной шляпе,
склоненной над цветочной грядкой.
Невестка окликнула ее несколько ворчливо:
- Мама! Вы не должны перенапрягаться. Вы же знаете, что сказал
доктор.
- А что сказал доктор? - спросил я, понизив голос.
- У нее больное сердце... когда это ей удобно, - добавила Мод, тоже
тихо.
Оливия Слокум выпрямилась. Направилась к нам, по пути снимая
задеревенелые от садовой работы перчатки. Лицо ее, покрытое веснушками,
было еще красиво, правда, с мягкими, уже несколько оплывшими чертами. Но
выглядела она моложе, чем я предполагал, представляя ее себе худой,
энергичной и раздражительной дамой лет семидесяти, с крючковатыми руками,
вцепившимися в вожжи, с помощью которых она управляла другими людьми. Но
ей нельзя было дать больше пятидесяти пяти, и чувствовалось, что она легко
смиряется со своим возрастом.
Женщины трех поколений семьи Слокумов жили слишком тесно рядом, чтобы
каждая ощущала себя сколько-нибудь комфортно.
- Не будь смешной, моя дорогая, - сказала Оливия невестке. - Доктор
говорил, что легкие упражнения для меня полезны. Во всяком случае, я люблю
сад в прохладное время дня.
- Но до тех пор, пока вы себя не переутомили. - Голос молодой женщины
звучал недовольно. ("Нет, нет, - подумал я, - эти две женщины никогда ни в
чем не согласятся друг с другом".) - Это мистер Арчер, мама. Он приехал из
Голливуда посмотреть пьесу Фрэнсиса.
- Как мило! И вы уже видели пьесу, мистер Арчер? Я слышала, что
Джеймс прекрасно играет главную роль.
- У него высокая артистическая культура, - ложь удалась мне легко,
будто я повторял ее много раз, и все же из-за этих слов остался на языке
неприятный привкус.
Подозрительно взглянув на меня, Мод извинилась и пошла к дому. Миссис
Оливия Слокум подняла обе руки, сняла с себя плетеную соломенную шляпу.
Выдержала паузу немного дольше, пожалуй, чем следовало бы, при этом голову
повернула так, чтобы я мог увидеть ее профиль, мысленно восхититься им.
Тщеславие было ее бедой. В собственных глазах она не изменилась с того
времени, когда уже начала блекнуть ее красота, и не допускала мысли о
старости. Она достаточно долго снимала шляпу. Волосы ее были выкрашены в
ярко-желтый цвет, прямая челка тщательно расчесана и заранее уложена на
лбу.
- Мой Джеймс - один из самых многосторонне развитых людей на свете, -
заявила миссис Оливия. - Я воспитала моего Джеймса так, чтобы развить у
него разносторонние творческие интересы, и должна сказать, он оправдал мои
усилия. Вы знаете его только как актера, но он неплохо рисует, у него еще
и прекрасный тенор. В последнее время начал писать стихи. Фрэнсис - это
для него настоящий стимулятор!
- Интересный человек, - должен же был я сказать что-нибудь, чтобы
побудить ее разговориться.
- Фрэнсис? О да! Но у него нет и десятой доли энергии Джеймса.
Конечно, было бы большой удачей, если б Голливуд заинтересовался его
пьесой. Он предлагает мне финансово поддержать ее, но я, увы, не могу
позволить себе такие неосторожные помещения капитала... Я полагаю, вы
связаны со студиями, мистер Арчер?
- Косвенно.
Мне не хотелось быть втянутым в объяснения. Миссис Оливия трещала,
как попугай, но взгляд ее оставался недоверчивым.
Чтобы перевести в иное русло разговор, я сказал:
- Кстати, я хотел бы уехать из Голливуда. Это, честно признаться,
клоака, а не место для нормальной жизни. Меня вполне устроила бы жизнь в
сельской местности, имей я в собственности участок земли вроде здешних.
- Как тут, мистер Арчер? - Ее зеленые глаза словно подернулись
пленкой, как у попугая, избегающего опасности.
Я продолжал двигаться вперед почти вслепую:
- Я никогда не видел ничего подобного по красоте и уюту, здесь я
действительно смог бы поселиться и жить.
- Понятно! Это Мод натравила вас на меня, - недружелюбно и резко
сказала вдруг хозяйка сада. - Если вы представляете ПАРЕКО, я вынуждена
буду просить вас тотчас покинуть мой дом.
- ПАРЕКО? - для меня это было название сорта бензина, и моя
единственная связь с ПАРЕКО заключалась в том, что время от времени я
заливал этот бензин в бак своей машины. Так и сказал Оливии Слокум.
Она пристально посмотрела мне в лицо и, очевидно, решила, что я не
лгу.
- Эта аббревиатура означает Компанию Тихоокеанских Очистительных
Заводов. Компания все пытается взять под свой контроль мои земельные
участки. Год назад они осаждали меня, не сняли осаду до сих пор, поэтому у
меня и вызывает подозрение чуть ли не каждый незнакомец, когда он
проявляет интерес к моей земле, к здешней местности вообще.
- Мой интерес всецело мой собственный.
- Тогда прошу прощения за то, что неверно поняла вас, мистер Арчер.
Вероятно, события последних лет озлобили меня. Я люблю эту долину. Когда
мы с мужем увидели ее в первый раз, а было это более тридцати лет назад,
она показалась нам земным раем, наша долина солнца. Как только у нас
появилась финансовая возможность, купили этот прелестный старый дом и
холмы вокруг него. Потом муж ушел в отставку, и мы переехали жить сюда. Он
и похоронен здесь (муж был старше меня), и я тоже хочу умереть здесь. Я не
кажусь вам сентиментальной?
- Нисколько, - искренно ответил я, потому что чувства, испытываемые
миссис Оливией к ее земле, были куда более суровыми, чем
сентиментальность. Ее грузная фигура, в раме ворот, выглядела в вечернем
свете монументально и даже немного пугающе. - Я хорошо понимаю вашу
привязанность, миссис Слокум.
- Я часть этой земли, - продолжала она почти вдохновенно,
взволнованно-хрипло. - Они разрушили город, осквернили часть райской
долины, но мою землю они не смеют тронуть! Я так им и сказала, хотя
понимаю, что они никогда не удовлетворятся моим отрицательным ответом. Я
сказала им еще, что эти горы будут стоять долго-долго после того, как они
уйдут из долины, из жизни. Они не поняли, о чем я вела речь. Вы понимаете
меня, мистер Арчер? - Ее холодные зеленые глаза сверкнули. - Надеюсь, что
да. Вы мне симпатичны.
Я пробормотал что-то невнятное: мол, прекрасно понимаю ее чувства. В
самом деле... Мой друг, который читал в УКЛА лекции по экономике, подарил
мне термин: "особое свойство личного владения". Вот оно-то и достигло у
миссис Оливии степени мании. Может быть, обостренной тем, что она
чувствовала себя осажденной в четырех стенах дома - своей невесткой,
прежде всего.
- Иногда я осознаю, что горы - это мои сестры...
Внезапно миссис Оливия оборвала свой монолог, как бы почувствовав,
что зашла слишком далеко в откровенности. М-да, у нее, пожалуй, хватит
эгоизма, чтобы завести у себя дома парочку гауляйтеров, обслуживающих ее
диктатуру... Возможно, она заметила изменившееся выражение моего лица.
- Я знаю, вы хотите уже идти в дом, на встречу. - Резко подала мне
руку, прощаясь: - С вашей стороны было очень любезно прийти в сад
поболтать с пожилой женщиной. До свидания!
Я направился к дому по дорожке меж высокими итальянскими кипарисами.
Деревья расступились, открыв поляну, на которой можно было поплескаться в
небольшом плавательном бассейне. Над водой на дальнем от меня конце
бассейна невысоко поднимался покрытый холстиной трамплин для прыжков в
воду. Вода в бассейне сейчас стояла спокойно, казалась твердой
поверхностью. В ней отражались деревья, дальние горы и пламенеющее на
западе небо.

5
На стоянке перед домом - я это увидел с угла веранды - машин
прибавилось: двухместный открытый "ягуар", "кадиллак" с рыбьим хвостом,
древний "роллс" с длинным квадратным носом. Между рядами пальм показалась
еще одна автомашина, с мягким ходом, черная, увенчанная красной лампочкой.
Я понаблюдал, как она припарковалась: полицейский автомобиль в этой
компании выглядел неуместным. Словно танк на выставке лошадей.
Из черной машины вышел мужчина.
Высокий и плотный, сплетение мускулов! Двигался он быстро и тихо,
пошел строго по середине дорожки, окаймленной по бокам камешками. Даже в
спортивных брюках и куртке, в шелковой рубашке, расстегнутой у ворота, он
держался как человек, привыкший к форменной одежде: этакий
медведь-полицейский или солдат-ветеран. Глубоко посаженные глаза, нос
словно высеченный из камня, большой рот, тяжелая челюсть - его лицо
выглядело рельефной картой человеческих страстей. Короткие волосы цвета
выгоревшей соломы ежиком стояли на голове, колечки волос виднелись сквозь
прорезь рубашки у самого основания мощной шеи.
Я сделал шаг вперед, подошел к краю веранды:
- Добрый вечер.
- Здравствуйте, - слово будто отскочило от ровных белых зубов.
Мужчина заученно улыбнулся и поднялся по лестнице.
Я смотрел на него поверх перил веранды, и на короткое мгновение глаза
наши встретились. В них читались - обоюдно - вопросы. Я хотел было
заговорить снова, что-то спросить насчет погоды, но тут вдруг явилась
Кэти. Она подалась вперед, навстречу пришедшему мужчине.
- Кэти? Как дела? - Колеблющийся, неуверенный голос: будто взрослого,
разговаривающего с незнакомым или плохо знакомым ребенком.
В ответ мы оба услышали что-то невнятное. В полной тишине Кэти прошла
мимо нас, потом вниз по ступенькам и уже внизу завернула за угол веранды,
так ни разу и не повернув головы. Мужчина машинально повернулся на
каблуках, с чуть приподнятой рукой, которая так и забыла опуститься, пока
девушка не скрылась из виду. Широкая ладонь внезапно сжалась в кулак.
Пришедший повернулся к двери в дом и два раза ударил в нее по-боксерски,
будто бил в человеческое лицо.
- Отличная погода сегодня, а? - сказал я.
Он посмотрел на меня, думаю, не услыша слов.
- А? Да-да.
Мод Слокум открыла дверь, смерила нас быстрым взглядом.
- Ральф? Я не ждала тебя.
- Я сегодня встретил в городе Джеймса, и он пригласил меня зайти
выпить коктейль, - в голосе прозвучало извинение.
- Тогда входи, - произнесла она без всякой снисходительности, - раз
Джеймс тебя пригласил...
- Нет, не стоит, коль меня здесь не ждут.
- Да входи же, Ральф. Будет странно, если ты, подойдя к двери,
уйдешь. И что мне скажет Джеймс?
- Что он обычно говорит в таких случаях?
- Или ничего, вовсе ничего, или... - (Они что, подшучивали друг над
другом?) - Входи и выпей-ка свой коктейль, Ральф.
- Не надо выкручивать мне руки, - сказал мужчина и с опаской
протиснулся мимо нее в дом. Она в двери отклонилась, вся выгнулась, как
натянутая тетива. Что за чувства их связывали друг с другом?
Мод так и оставалась стоять в дверном проходе, когда двинулся вперед
я. Явно хотела загородить дорогу.
- Пожалуйста, мистер Арчер, оставьте нас сегодня. Очень прошу,
пожалуйста, - Мод Слокум пыталась выговорить любезно эту нелюбезность, но
у нее не получилось.
- Вы негостеприимны. А почему бы это? Напомнить вам любопытное
обстоятельство? Это вы позвали меня сюда...
- Простите. Я боюсь сегодняшней встречи, ее развития. И... и я просто
не смогу выдержать такого напряжения, если еще и вы будете рядом.
- А я-то думал, что буду желанной добавкой к любой собравшейся
группе. Вы задеваете мое самолюбие, миссис Слокум.
- Все совсем не смешно, - резко сказала она. - Я вам не лгу. И
пытаюсь избежать ситуации, в которой мне придется лгать.
- Кто же главный возмутитель спокойствия сегодня?
- Один из друзей Джеймса.
- У Джеймса много друзей в полиции? Вот уж не думал.
- Вы знаете Ральфа Надсона? - Ее лицо удивленно вытянулось.
- Я видел материал, из которого лепят таких, как он. Пять лет в
войсках, место дислокации - Лонг-Бич, оставили-таки след в моей памяти...
Что этот хулиган-полицейский делает на вечере у людей искусств?
- Вы спросите у Джеймса, но не сейчас, прошу вас. У него особый
интерес... к различным людям. - (Нет, она не была профессионально-умелым
лжецом.) - Конечно, мистер Надсон не обычный полицейский. Он шеф городской
полиции, и у него действительно выдающиеся заслуги.
- Все же вы не хотите, чтобы он присутствовал на ваших вечерах,
правда? Я привык быть полицейским, я и сейчас, по сути, полицейский, так
что отношение к нам снобов...
- Я не сноб! - вспыхнула она. (Что-то я задел, имеющее для нее
ценность.) - Мои родители были простыми людьми, и я всегда ненавидела
снобов... Но почему это я должна оправдываться перед вами?
- Тогда разрешите мне войти и выпить коктейль. Обещаю вести себя
вполне учтиво.
- Вы так настойчивы, вы держите себя так, будто я сама не знаю, что
мне делать. Что заставляет вас настаивать?
- Любопытство, простое любопытство... Ситуация, в которой вы сейчас
находитесь, очень интересна: я никогда еще не видел леску с таким
количеством узелков.
- Знаете что? Я могу отказаться от ваших услуг, если вы будете вести
себя столь неприятным образом.
- Вы этого не сделаете, миссис Слокум.
- А почему?
- Вы ждете больших неприятностей для себя. Вы сами сказали: "Что-то
затевается". Такое я чувствую на расстоянии. Возможно, ваш друг
полицейский пришел сюда не ради шутки.
- Не впадайте в мелодраму... И он не мой друг. Честно говоря, мистер
Арчер, я еще никогда не имела дела с более трудным... как бы сказать?..
наемным работником.
Словцо мне не понравилось.
- А не подумать ли вам обо мне как о независимом подрядчике? В таком
случае я надеюсь построить дом, не приближаясь к участку.
"Или, может быть, восстановить разрушенный", - но этого я не
прибавил.
Мод Слокум смотрела прямо мне в глаза, с полминуты наверное. Потом
улыбка тронула ее яркие губы и разомкнула их.
- Знаете, вы мне действительно нравитесь, что бы там ни было...
Ладно, проходите, познакомьтесь с замечательными людьми, а я подам вам
коктейль, как гостеприимная хозяйка.
Мы вошли в большую гостиную суместе, но вскоре я потерял мою хозяйку
из виду. Мод пошла к Ральфу Надсону, потом занялась другими гостями. Ее
муж и Фрэнсис Марвелл сидели у рояля, склонив друг к другу головы, и
листали толстую нотную тетрадь. Я посмотрел на других замечательных людей.
Вот - миссис Гэллоуэй, актриса-любительница с профессиональной улыбкой на
устах, то включающейся, то выключающейся, как рекламная электрическая
вывеска... Лысый мужчина в белом фланелевом костюме, оттеняющем красивый,
как у индейца, загар, изящно покуривал маленькую коричневую сигару в
зеленом с золотом мундштуке... Полный седой мужчина (коротко подстриженные
волосы, твидовый пиджак с накладными плечами) оказался женщиной (нога-то в
нейлоновом чулке!) Вот еще женщина - неуклюже облокотилась на ручку
высокого кресла, у нее темное трагическое лицо и отвратительная фигура.
Какой-то юноша грациозно скользит по комнате, подливая каждому и постоянно
приглаживая непослушные волосы на висках... Круглая, маленькая женщина
звенела, не умолкая, и браслеты и серьги ее тоже звенели, особенно когда
она делала паузу.
Я прислушивался, о чем говорили все эти замечательные люди. Ну да, об
экзистенциализме, Генри Миллере, Трумэне Капоте, Генри Муре, еще о ком-то,
мне совсем неведомых. И о сексе, конечно, толковали - искушенные,
вмешивающиеся во все и вся, изнеженные, присборенные и приталенные господа
и дамы. О сексе, слегка поджаренном в сладком, свежем, сливочном масле,
сексе соло, дуэтом, трио, квартетом, для мужского хора, для хора с
оркестром. И про Альберта Швейцера, и еще про философов, сколько их там
есть ныне на свете.
Полный мужчина, слушая звенящую женщину, не переставал поглощать
содержимое бокала. Звенящая осмотрелась вокруг, светло и радостно, как
птичка. Увидела меня и подняла рюмку, в которой плескалась какая-то
зеленая жидкость. Я ответил так же. Prosit! Женщина рванулась, уселась на
подушечку рядом с моим креслом, скрестила полные лодыжки так, что бы я мог
полюбоваться ее ногами, и зазвенела снова:
- Я так люблю "Крем де минте". Божественный напиток, я всегда его
пью, когда надеваю изумруды, - и дернула своей птичьей головкой, и серьги
качнулись, изумрудного цвета, но слишком большие, чтоб быть настоящими
изумрудами.
- А я всегда ем устриц, когда надеваю свои жемчужные запонки, -
сказал я.
Ее смех был того же рода, что и голос, но на октаву выше. Я решил по
возможности не принуждать ее больше смеяться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25