Это на правом берегу Волги. А на левом – в то же время загорятся торфяные разработки в поселке, носящем идиотское название Дрянное. Это же сенсация. Нужно срочно писать материалы для завтрашнего номера, только вот подумать надо, каким политическим соусом полить эту сенсацию. И Ринат Аблязов напрягал свое воображение, судорожно грыз свой «Parker», прикидывая так и эдак пропагандистские националистические лозунги.
В опустевшем здании было тихо, каждый звук разносился по нему гулким эхом. Иногда это вызывало какое-то жутковатое ощущение, что-то вроде предчувствия трагедии. Аблязов иногда ежился, но успокаивал себя тем, что это мгновенно накатывающееся на него чувство страха вызвано живописными картинами гибели людей в Новочебоксарске, которые он представлял, чтобы расписать их в своем материале для пущего эффекта, ужаснуть читателей своей газеты безвинно пролитой кровью. Он задумался, какое же число погибших и раненых приписать этому взрыву?
Его внимание на мгновение привлек какой-то шум в конце коридора, у входной двери, где сидел дежурный милиционер. Аблязов вздрогнул, на него опять накатил страх, но он тут же успокоился, решив, что это вернулся шофер из типографии, чтобы отвезти его домой.
– Слава! – крикнул он в приоткрытую дверь кабинета, – подожди меня еще минут пять, я сейчас, только статью закончу.
Славка, как всегда ничего не ответил. Шофер привык ждать редактора, который всегда последним уезжал домой, и поэтому всегда застревал у дежурного – поболтать. Наверное и сейчас треплется с охранником в его каморке. Только вот странно, голосов совсем не слышно. Обычно их треп довольно отчетливо разносится по пустому коридору. Любили трепаться – хуже баб.
– Слава, – снова крикнул Аблязов, – ты газеты завтрашние захватил из типографии?
Ответа шофера он снова не услышал, но раздались уверенные твердые шаги по коридору, которые приближались к кабинету.
«Славка газеты несет, – подумал Аблязов, – надо еще раз первую полосу прочитать. Сучки эти, корректорши, совсем охамели... Да им же работать просто некогда – их вся редакция ебет по очереди! Ну, если найду хоть одну ошибку – завтра же уволю!»
Едва он успел додумать последнюю фразу, в дверях кабинета показался человек. Но это был вовсе не Славка. На вошедшем был черный спецназовский комбинезон, на голове – маска с прорезью для глаз. В правой руке – пистолет, в левой – дубинка.
– Э-э-э-э... – промычал Аблязов, одной рукой рефлекторно потянувшись к телефону, а второй, вполне осознанно, – к кнопке тревоги, закрепленной где-то на крышке стола снизу, он никогда ею прежде не пользовался и подзабыл – где она находится.
– За голову руки! – крикнул ему вошедший, направив на него пистолет.
Аблязов отдернул руку от телефона и поднял ее к голове, но вторую продолжал держать внизу, никак не нашаривая эту дурацкую кнопку тревоги. Чуть ниже плеча ему вдруг что-то стукнуло по руке, словно кто-то невидимый врезал ему железным ломом прямо по кости. От удара рука сама выскочила из-под стола и повисла вдоль спинки кресла, на котором он сидел.
– Я же сказал, тварь, – за голову руки! – услышал он вновь резкий, раздраженный голос человека в черном комбинезоне.
Аблязов догадался, что в руку попала пуля. Но самого выстрела он не слышал и не видел, чтобы наставленный на него пистолет дернулся. Ему сначала не было больно, но как только он понял, что только что в него стреляли и попали, как на него обрушилась боль в раненой руке. Он замычал и схватился за плечо второй рукой.
В комнату вошел еще один человек в такой же одежде. И тоже – с пистолетом. Едва бросив взгляд на Аблязова он сразу же заорал на первого.
– Ну, блядь такая! Сказали же тебе – без стрельбы!
– Так он, сука, тревогу хотел включить, – начал оправдываться первый. – Кнопку шарил...
– Заткнись! Дома разберемся, – одернул его второй человек в комбинезоне, вероятно, старший, очень уж он уверенно держался. – Давай, быстро!
Тот, что вошел первым, кивнул и быстро вышел из аблязовского кабинета в коридор. Раздались его торопливые удаляющиеся шаги.
Руку у Аблязова нестерпимо ломило, но он все же сумел выдавить из себя:
– Что вам нужно? Кто вы?
– А зачем это тебе знать кто мы? Еще одну сенсацию опубликовать хочешь? – спросил человек. – Ну, что ж, давай. Я удовлетворю твое любопытство. Люблю быть в центре внимания.
С этими словами он снял маску. Аблязов увидел моложавое лицо, над открытым лбом с зачесанными редкими волосами – небольшие залысины.
– Я тебе скажу, кто я. – сказал человек. – Но за это ты мне честно, искренне, как маме родной ответишь на один вопрос. Согласен?
Аблязов кивнул. Он вообще на все, что угодно был заранее согласен. И не понимал даже, почему его об этом спрашивают. Лучше бы приказывали. Он на всякий случай еще раз кивнул.
– Значит – договорились. Ну, что ж... Я – генерал-лейтенант федеральной службы безопасности Алексей Никитин. Сокращенное название моей конторы – ФСБ. Это-то ты должен и сам знать...
Едва Аблязов услышал про службу безопасности, он успокоился даже. Несмотря на свое ранение. Да это же все какое-то дикое недоразумение. Врываются! Стреляют! В руку ранят!.. Беспредел!
– Ваш сотрудник стрелял в меня! – бросился сразу жаловаться перепуганный Аблязов. – Он попал в меня! Вот – в руку.
– Вы же слышали, господин Аблязов, – ответил Никитин, – как я сказал ему, что разберусь с ним дома. Дома, между прочим, это значит – на Лубянке... Вы, кстати, можете не волноваться, Вас мы туда, конечно же, не повезем. Мы уж как-нибудь без Вас, сами. От вас всего-навсего требуется только немного помочь следствию. И это, поверьте, в Ваших силах...
Никитин подошел к редакторскому стогу, отодвинул стул, на котором обычно сидела на совещаниях у редактора заместитель Аблязова, ответственный секретарь редакции Лика Ликоспастова, и сел напротив руководителя и главного «пера» «Эха России».
– Теперь ваша очередь, – сказал он. – Отвечайте! Как найти человека, который уговорил Вас принять участие в этом фарсе?
– Но... Я не знаю, где его искать! – заволновался Аблязов. – Я одно только про него знаю, что его зовут – Крестный...
Аблязов не на шутку расстроился. Оказалось, он не может ответить на вопрос, как обещал. Сейчас этот Никитин разозлится и прострелит ему еще одну руку. Или ногу. Или голову. Или вообще убьет.
– Вы обратили внимание, Аблязов? – снова спросил Никитин. – Я не спрашивал, как его зовут. С вашей стороны это – не честно, не искренне и не как маме родной, Мы просто теряем время.
– Я честно, товарищ генерал! – расстроился Аблязов. – Я честно– не знаю.
– Не верю! – совсем по-режиссерски заявил ему Никитин. – Вы печатаете материалы по его заказу. Как же он передает вам информацию?
– Ах вы об этом! – обрадовался Аблязов. – По телефону.
– Номер, быстро! – приказал Никитин.
– 936-65-89 – выпалил Аблязов. – Только это не его телефон...
– Как ты сказал? – не понял Никитин.
– Там какая-то женщина, наверное, диспетчер на телефоне, каждый раз говорит, по какому номеру я должен позвонить. Или сообщает, чтобы я ждал, а он позвонит сам. Вот, как сегодня вечером это было...
– Что он тебе сегодня сообщил? – быстро спросил Никитин. – Отвечай!
– Сегодня ночью будет взорван в Новочебоксарске химический комбинат...
– Все? – перебил его Никитин.
– Нет, нет, подождите, – заторопился Аблязов. – Сегодня же загорятся, он сказал, загорятся торфяные разработки а каком-то поселке Дрянном но левом берегу Волги... Наверное, это будет поджог...
– Это он тебе сказал? – уточнил Никитин. – О том, что это будет поджог?
– Н-нет... Это я сам так подумал...
– Последний вопрос. – заявил Никитин. – Много он тебе заплатил?
– Что вы, что вы, совсем немного, – Аблязов засуетился и даже попытался, несмотря на сильную боль в руке, выдавить из себя подобие улыбки, понимая при этом, что не имеет никакого значения – много или мало – главное, действительно – заплатил.
– Сколько? – рявкнул на него Никитин.
– Пятнадцать-двадцать тысяч долларов за каждый номер газеты, – выпалил Аблязов.
– Дешевка, – процедил сквозь зубы Никитин. – Даже продать себя не умеешь...
В кабинет снова заглянул тот спецназовец, что прострелил руку Аблязову.
– Ты закончил? – спросил он Никитина.
– Сережа, срочно сообщи своим ребятам в Чебоксары – сказал тот, – сегодня ночью Отмороженный будет взрывать химкомбинат в Новочебоксарске, а затем подожжет торф на левом берегу, напротив.
Никитин посмотрел на часы. Половина первого. Черт! Поздно уже.
– Давай быстрей, – крикнул он на Сергея. – Может быть, он еще не начал.
– А с этим? – кивнул Сережа на Аблязова.
– Выполняй, блядь! – рассвирепел Никитин. – С этим я и сам управлюсь. Ты все принес?
– Да. В коридоре. – ответил Сергей и тут же исчез за дверью.
Никитин встал, и медленно подошел к трясущемуся Аблязову вплотную.
– Ну, что ж, – сказал он, – я вижу, что Вы, Аблязов, честно и искренне выполнили наше с Вами соглашение. Я получил ответ на свой вопрос. И нам осталось только попрощаться...
Никитин достал из кармана наручники и пристегнул правую ногу Аблязова к ножке массивного письменного стола, за которым тот сидел.
– Что вы делаете? – заволновался тот. – Зачем это? Вы же обещали оставить меня в живых!
– Извините, как вы сказали? – переспросил Никитин на ходу, выглянув в коридор и притащив оттуда две канистры. – Я обещал вам нечто подобное?
Он открыл обе канистры и в кабинете резко запахло бензином.
– Давайте восстановим в памяти наш разговор, – продолжал Никитин, опрокинув на бок одну канистру и наблюдая как бензин толчками выплескивается из нее и растекается по кабинету широкой лужей.
– В ответ на вашу откровенность я обещал вам ответить на ваш вопрос – Кто я?
Говоря это, Никитин подошел к Аблязову со второй канистрой в руках.
– Вы мне честно ответили, я вам честно представился. могу повторить – генерал Никитин, ФСБ. Каждый выполнил свои обязательства. А больше мы друг другу ничего, как будто бы, не обещали.
С этими словами он щедро плеснул на Аблязова из канистры, поставил ее на пол перед ним, но так чтобы тот не мог дотянуться, сунул в открытую горловину обрывок огнепроводного шнура, того самого, который испокон века называли бикфордовым шнуром, поджег его зажигалкой и все так же медленно направился к двери.
Аблязов визжал и дергался, стараясь приподнять свой письменный стол, к которому был прикован наручниками. Из его попыток ровным счетом ничего не выходило. Никитин уже стоял в дверях.
– Всего доброго, – сказал он, не обращая никакого внимания на истошные крики Аблязова. – Вы очень помогли следствию...
И, выйдя из кабинета Аблязова, аккуратно закрыл за собой дверь.
Аблязов перестал дергать одной рукой стол, поняв бесплодность своих попыток, и не в силах оторвать взгляда от тлеющего огонька, медленно продвигавшегося к горловине канистры, начал лихорадочно стаскивать с себя пиджак. Содрав его, он тщательно примерился и бросил пиджак с сторону канистры, стараясь накрыть ее сверху. На что он рассчитывал, неизвестно. Канистра стояла в луже бензина. Тяжелый от пропитавшего его бензина пиджак ударил ее в боковую стенку, она сильно качнулась, плеснулся бензин внутри нее, Она накренилась еще сильнее, и очень медленно, как показалось Аблязову начала падать на бок. Он провожал глазами тлеющий огонек, описывающий плавную кривую. Вот, наконец, канистра ударилась боковой стенкой о ковер, устилающий пол кабинета, обрывок тлеющего шнура выпал и коснулся пропитанного бензином ворса ковра...
Последнее, что еще видел Аблязов – летящую прямо на него стену огня...
Следующий шаг, предпринятый Никитиным – установление контроля над телефоном диспетчера Крестного, который сообщил ему Аблязов. Номер проверили и тут же установили, что принадлежит он какой-то бойкой, судя по ее манере общения, девице, действительно, выполняющей функции диспетчера на телефоне.
Никитин послал к ней Герасимова и тот после полуторачасовой беседы выяснил, что и она никогда Крестного не видела, что звонит он только по телефону, номера для связи с ним дает каждый раз новые. С Аблязовым, да, соединяла несколько раз... То есть, не соединяла, а передавала тому номера телефонов, по которым надо звонить... А последний раз Крестный передал через нее, что сам позвонит этому Облезлову... Ой, извините, Аблязову...
Чем занимается Крестный, понятия не имеет, где находится его офис —тоже. Деньги она от него по почте получает, переводом. Откуда посылал? Да черт его знает... из разных почтовых отделений.
Кто такой Отмороженный она не знает, нет, никогда не слышала... А вот Ивана он часто вызывал через нее. Последний раз? Ну, где-то с неделю назад... С Поволжьем? С Поволжьем нет, не просил соединить, такого не было, ни раньше, ни в последнее время... Нет, нет, она бы запомнила, она больше года диспетчером у Крестного работает. Почему так зовут – Крестный? Фамилия у него такая, а что?.. По имени-отчеству? Нет, никогда... Только по фамилии – Крестный и все. И все его абоненты называли его тоже только по фамилии, без всякого имени-отчества...
Что, все? Вопросов больше нет? А жаль, жаль, мы с вами только-только начали привыкать друг к другу... Телефончик свой я вам не предлагаю, вы его и так знаете... И что, вы больше не придете? Я имею в виду – с новыми расспросами о Крестном? Вряд ли? А что ему передать, когда он позвонит? Чтобы Никитину перезвонил? А кто это? Да мне и знать не надо, я просто хочу уточнить, по какому номеру он должен звонить этому Никитину... Ах, он сам знает... Тогда другое дело.
Герасимов запарился, разговаривая с ней. К него даже несколько сместилось в голове – кто кого допрашивал? Точно ли – он ее? Да в общем-то, хрен с ней. Главное – ниточка эта оборвана. Через нее на Крестного выйти не удастся, не такой он дурак, чтобы диспетчеру свои координаты оставлять...
Ее телефон поставили на прослушивание, но прослушали только один ее разговор. И тот не до конца. Едва Герасимов закрыл за собой дверь, она начала лихорадочно набирать различные номера, пока не соединилась, наконец, со своей подругой, живущей в Химках. И тут полился поток красноречия, в котором было все – и что к ней приходили из ФСБ, и что шефа ее, Крестного, ищут, и что молодой и очень симпатичный генерал из ФСБ, который приезжал ее допрашивать, дико в нее влюбился, она в него тоже, и к концу допроса он ее трахнул прямо на полу, поскольку дрожал от нетерпения и желания к ней и не мог ждать ни секунды...
Никитин, слушая в наушниках с Герасимовым вместе эту трансляцию с ее телефона, покосился на Герасимова, отвернулся и хмыкнул.
– Не было этого, товарищ генерал! – вспыхнул тот. – Врет все!
– Да хрен с ней, пусть врет, – ответил Никитин. – Плохо то, что она трепет много про наш интерес к Крестному. Он теперь на пушечный выстрел к ней не подойдет. А о твоем с ней романе и нашем внимании к Крестному будет знать вся Москва. Нет, так дело не пойдет... Нам придется срочно вмешаться...
Никитин вызвал Коробова, написал на листочке два номера телефона – крестновского диспетчера и той ее подружки, с которой она сейчас разговаривала. Вручив бумажку Коробову, он выразительно на него посмотрел. Тот понимающе кивнул головой.
– Только быстрее там возитесь, а то она сейчас еще кому-нибудь позвонит, – добавил Никитин в спину выходящему Коробову.
Через пятнадцать минут разговор прервался по простой причине – обе его участницы оказались не в состоянии его продолжать. Обе были застрелены, причем, практически, одновременно.
Никитин раздраженно бросил бесполезный уже наушник, тяжелым взглядом посмотрел на Герасимова, у которого руки, почему-то, неожиданно вспотели.
– Он всегда хорошо выходил из контакта, – мрачно сказал Герасимов. – Ничего после себя не оставлял, никаких следов.
Герасимов, ободренный вниманием генерала, почувствовал возможность восстановить с ним утраченный, как он полагал, контакт, и просто считал своей обязанностью предложить какуюто конструктивную идею, разработав которую, можно было бы выйти на Крестного. Да, по сути дела, так оно и было. Аналитический отдел и существовал для того, чтобы, разлагая информацию на составляющие ее атомы, проникать в ее внутреннюю структуру, понимать ее логику, а затем, опираясь на это понимание, не столько реконструировать прошедшие события, хотя и это часто необходимо, сколько конструировать, моделировать будущие. Внутренняя логика работы отдела сводилась к поиску конструктивной идеи, которая рождалась бы из самой сути уже имеющейся информации.
Однако большая часть информации, имевшейся на Крестного в его досье, шла под грифом «ретро» и почерпнута была, в основном, из воспоминаний Никитина, ну, и еще из старых архивных отчетов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22
В опустевшем здании было тихо, каждый звук разносился по нему гулким эхом. Иногда это вызывало какое-то жутковатое ощущение, что-то вроде предчувствия трагедии. Аблязов иногда ежился, но успокаивал себя тем, что это мгновенно накатывающееся на него чувство страха вызвано живописными картинами гибели людей в Новочебоксарске, которые он представлял, чтобы расписать их в своем материале для пущего эффекта, ужаснуть читателей своей газеты безвинно пролитой кровью. Он задумался, какое же число погибших и раненых приписать этому взрыву?
Его внимание на мгновение привлек какой-то шум в конце коридора, у входной двери, где сидел дежурный милиционер. Аблязов вздрогнул, на него опять накатил страх, но он тут же успокоился, решив, что это вернулся шофер из типографии, чтобы отвезти его домой.
– Слава! – крикнул он в приоткрытую дверь кабинета, – подожди меня еще минут пять, я сейчас, только статью закончу.
Славка, как всегда ничего не ответил. Шофер привык ждать редактора, который всегда последним уезжал домой, и поэтому всегда застревал у дежурного – поболтать. Наверное и сейчас треплется с охранником в его каморке. Только вот странно, голосов совсем не слышно. Обычно их треп довольно отчетливо разносится по пустому коридору. Любили трепаться – хуже баб.
– Слава, – снова крикнул Аблязов, – ты газеты завтрашние захватил из типографии?
Ответа шофера он снова не услышал, но раздались уверенные твердые шаги по коридору, которые приближались к кабинету.
«Славка газеты несет, – подумал Аблязов, – надо еще раз первую полосу прочитать. Сучки эти, корректорши, совсем охамели... Да им же работать просто некогда – их вся редакция ебет по очереди! Ну, если найду хоть одну ошибку – завтра же уволю!»
Едва он успел додумать последнюю фразу, в дверях кабинета показался человек. Но это был вовсе не Славка. На вошедшем был черный спецназовский комбинезон, на голове – маска с прорезью для глаз. В правой руке – пистолет, в левой – дубинка.
– Э-э-э-э... – промычал Аблязов, одной рукой рефлекторно потянувшись к телефону, а второй, вполне осознанно, – к кнопке тревоги, закрепленной где-то на крышке стола снизу, он никогда ею прежде не пользовался и подзабыл – где она находится.
– За голову руки! – крикнул ему вошедший, направив на него пистолет.
Аблязов отдернул руку от телефона и поднял ее к голове, но вторую продолжал держать внизу, никак не нашаривая эту дурацкую кнопку тревоги. Чуть ниже плеча ему вдруг что-то стукнуло по руке, словно кто-то невидимый врезал ему железным ломом прямо по кости. От удара рука сама выскочила из-под стола и повисла вдоль спинки кресла, на котором он сидел.
– Я же сказал, тварь, – за голову руки! – услышал он вновь резкий, раздраженный голос человека в черном комбинезоне.
Аблязов догадался, что в руку попала пуля. Но самого выстрела он не слышал и не видел, чтобы наставленный на него пистолет дернулся. Ему сначала не было больно, но как только он понял, что только что в него стреляли и попали, как на него обрушилась боль в раненой руке. Он замычал и схватился за плечо второй рукой.
В комнату вошел еще один человек в такой же одежде. И тоже – с пистолетом. Едва бросив взгляд на Аблязова он сразу же заорал на первого.
– Ну, блядь такая! Сказали же тебе – без стрельбы!
– Так он, сука, тревогу хотел включить, – начал оправдываться первый. – Кнопку шарил...
– Заткнись! Дома разберемся, – одернул его второй человек в комбинезоне, вероятно, старший, очень уж он уверенно держался. – Давай, быстро!
Тот, что вошел первым, кивнул и быстро вышел из аблязовского кабинета в коридор. Раздались его торопливые удаляющиеся шаги.
Руку у Аблязова нестерпимо ломило, но он все же сумел выдавить из себя:
– Что вам нужно? Кто вы?
– А зачем это тебе знать кто мы? Еще одну сенсацию опубликовать хочешь? – спросил человек. – Ну, что ж, давай. Я удовлетворю твое любопытство. Люблю быть в центре внимания.
С этими словами он снял маску. Аблязов увидел моложавое лицо, над открытым лбом с зачесанными редкими волосами – небольшие залысины.
– Я тебе скажу, кто я. – сказал человек. – Но за это ты мне честно, искренне, как маме родной ответишь на один вопрос. Согласен?
Аблязов кивнул. Он вообще на все, что угодно был заранее согласен. И не понимал даже, почему его об этом спрашивают. Лучше бы приказывали. Он на всякий случай еще раз кивнул.
– Значит – договорились. Ну, что ж... Я – генерал-лейтенант федеральной службы безопасности Алексей Никитин. Сокращенное название моей конторы – ФСБ. Это-то ты должен и сам знать...
Едва Аблязов услышал про службу безопасности, он успокоился даже. Несмотря на свое ранение. Да это же все какое-то дикое недоразумение. Врываются! Стреляют! В руку ранят!.. Беспредел!
– Ваш сотрудник стрелял в меня! – бросился сразу жаловаться перепуганный Аблязов. – Он попал в меня! Вот – в руку.
– Вы же слышали, господин Аблязов, – ответил Никитин, – как я сказал ему, что разберусь с ним дома. Дома, между прочим, это значит – на Лубянке... Вы, кстати, можете не волноваться, Вас мы туда, конечно же, не повезем. Мы уж как-нибудь без Вас, сами. От вас всего-навсего требуется только немного помочь следствию. И это, поверьте, в Ваших силах...
Никитин подошел к редакторскому стогу, отодвинул стул, на котором обычно сидела на совещаниях у редактора заместитель Аблязова, ответственный секретарь редакции Лика Ликоспастова, и сел напротив руководителя и главного «пера» «Эха России».
– Теперь ваша очередь, – сказал он. – Отвечайте! Как найти человека, который уговорил Вас принять участие в этом фарсе?
– Но... Я не знаю, где его искать! – заволновался Аблязов. – Я одно только про него знаю, что его зовут – Крестный...
Аблязов не на шутку расстроился. Оказалось, он не может ответить на вопрос, как обещал. Сейчас этот Никитин разозлится и прострелит ему еще одну руку. Или ногу. Или голову. Или вообще убьет.
– Вы обратили внимание, Аблязов? – снова спросил Никитин. – Я не спрашивал, как его зовут. С вашей стороны это – не честно, не искренне и не как маме родной, Мы просто теряем время.
– Я честно, товарищ генерал! – расстроился Аблязов. – Я честно– не знаю.
– Не верю! – совсем по-режиссерски заявил ему Никитин. – Вы печатаете материалы по его заказу. Как же он передает вам информацию?
– Ах вы об этом! – обрадовался Аблязов. – По телефону.
– Номер, быстро! – приказал Никитин.
– 936-65-89 – выпалил Аблязов. – Только это не его телефон...
– Как ты сказал? – не понял Никитин.
– Там какая-то женщина, наверное, диспетчер на телефоне, каждый раз говорит, по какому номеру я должен позвонить. Или сообщает, чтобы я ждал, а он позвонит сам. Вот, как сегодня вечером это было...
– Что он тебе сегодня сообщил? – быстро спросил Никитин. – Отвечай!
– Сегодня ночью будет взорван в Новочебоксарске химический комбинат...
– Все? – перебил его Никитин.
– Нет, нет, подождите, – заторопился Аблязов. – Сегодня же загорятся, он сказал, загорятся торфяные разработки а каком-то поселке Дрянном но левом берегу Волги... Наверное, это будет поджог...
– Это он тебе сказал? – уточнил Никитин. – О том, что это будет поджог?
– Н-нет... Это я сам так подумал...
– Последний вопрос. – заявил Никитин. – Много он тебе заплатил?
– Что вы, что вы, совсем немного, – Аблязов засуетился и даже попытался, несмотря на сильную боль в руке, выдавить из себя подобие улыбки, понимая при этом, что не имеет никакого значения – много или мало – главное, действительно – заплатил.
– Сколько? – рявкнул на него Никитин.
– Пятнадцать-двадцать тысяч долларов за каждый номер газеты, – выпалил Аблязов.
– Дешевка, – процедил сквозь зубы Никитин. – Даже продать себя не умеешь...
В кабинет снова заглянул тот спецназовец, что прострелил руку Аблязову.
– Ты закончил? – спросил он Никитина.
– Сережа, срочно сообщи своим ребятам в Чебоксары – сказал тот, – сегодня ночью Отмороженный будет взрывать химкомбинат в Новочебоксарске, а затем подожжет торф на левом берегу, напротив.
Никитин посмотрел на часы. Половина первого. Черт! Поздно уже.
– Давай быстрей, – крикнул он на Сергея. – Может быть, он еще не начал.
– А с этим? – кивнул Сережа на Аблязова.
– Выполняй, блядь! – рассвирепел Никитин. – С этим я и сам управлюсь. Ты все принес?
– Да. В коридоре. – ответил Сергей и тут же исчез за дверью.
Никитин встал, и медленно подошел к трясущемуся Аблязову вплотную.
– Ну, что ж, – сказал он, – я вижу, что Вы, Аблязов, честно и искренне выполнили наше с Вами соглашение. Я получил ответ на свой вопрос. И нам осталось только попрощаться...
Никитин достал из кармана наручники и пристегнул правую ногу Аблязова к ножке массивного письменного стола, за которым тот сидел.
– Что вы делаете? – заволновался тот. – Зачем это? Вы же обещали оставить меня в живых!
– Извините, как вы сказали? – переспросил Никитин на ходу, выглянув в коридор и притащив оттуда две канистры. – Я обещал вам нечто подобное?
Он открыл обе канистры и в кабинете резко запахло бензином.
– Давайте восстановим в памяти наш разговор, – продолжал Никитин, опрокинув на бок одну канистру и наблюдая как бензин толчками выплескивается из нее и растекается по кабинету широкой лужей.
– В ответ на вашу откровенность я обещал вам ответить на ваш вопрос – Кто я?
Говоря это, Никитин подошел к Аблязову со второй канистрой в руках.
– Вы мне честно ответили, я вам честно представился. могу повторить – генерал Никитин, ФСБ. Каждый выполнил свои обязательства. А больше мы друг другу ничего, как будто бы, не обещали.
С этими словами он щедро плеснул на Аблязова из канистры, поставил ее на пол перед ним, но так чтобы тот не мог дотянуться, сунул в открытую горловину обрывок огнепроводного шнура, того самого, который испокон века называли бикфордовым шнуром, поджег его зажигалкой и все так же медленно направился к двери.
Аблязов визжал и дергался, стараясь приподнять свой письменный стол, к которому был прикован наручниками. Из его попыток ровным счетом ничего не выходило. Никитин уже стоял в дверях.
– Всего доброго, – сказал он, не обращая никакого внимания на истошные крики Аблязова. – Вы очень помогли следствию...
И, выйдя из кабинета Аблязова, аккуратно закрыл за собой дверь.
Аблязов перестал дергать одной рукой стол, поняв бесплодность своих попыток, и не в силах оторвать взгляда от тлеющего огонька, медленно продвигавшегося к горловине канистры, начал лихорадочно стаскивать с себя пиджак. Содрав его, он тщательно примерился и бросил пиджак с сторону канистры, стараясь накрыть ее сверху. На что он рассчитывал, неизвестно. Канистра стояла в луже бензина. Тяжелый от пропитавшего его бензина пиджак ударил ее в боковую стенку, она сильно качнулась, плеснулся бензин внутри нее, Она накренилась еще сильнее, и очень медленно, как показалось Аблязову начала падать на бок. Он провожал глазами тлеющий огонек, описывающий плавную кривую. Вот, наконец, канистра ударилась боковой стенкой о ковер, устилающий пол кабинета, обрывок тлеющего шнура выпал и коснулся пропитанного бензином ворса ковра...
Последнее, что еще видел Аблязов – летящую прямо на него стену огня...
Следующий шаг, предпринятый Никитиным – установление контроля над телефоном диспетчера Крестного, который сообщил ему Аблязов. Номер проверили и тут же установили, что принадлежит он какой-то бойкой, судя по ее манере общения, девице, действительно, выполняющей функции диспетчера на телефоне.
Никитин послал к ней Герасимова и тот после полуторачасовой беседы выяснил, что и она никогда Крестного не видела, что звонит он только по телефону, номера для связи с ним дает каждый раз новые. С Аблязовым, да, соединяла несколько раз... То есть, не соединяла, а передавала тому номера телефонов, по которым надо звонить... А последний раз Крестный передал через нее, что сам позвонит этому Облезлову... Ой, извините, Аблязову...
Чем занимается Крестный, понятия не имеет, где находится его офис —тоже. Деньги она от него по почте получает, переводом. Откуда посылал? Да черт его знает... из разных почтовых отделений.
Кто такой Отмороженный она не знает, нет, никогда не слышала... А вот Ивана он часто вызывал через нее. Последний раз? Ну, где-то с неделю назад... С Поволжьем? С Поволжьем нет, не просил соединить, такого не было, ни раньше, ни в последнее время... Нет, нет, она бы запомнила, она больше года диспетчером у Крестного работает. Почему так зовут – Крестный? Фамилия у него такая, а что?.. По имени-отчеству? Нет, никогда... Только по фамилии – Крестный и все. И все его абоненты называли его тоже только по фамилии, без всякого имени-отчества...
Что, все? Вопросов больше нет? А жаль, жаль, мы с вами только-только начали привыкать друг к другу... Телефончик свой я вам не предлагаю, вы его и так знаете... И что, вы больше не придете? Я имею в виду – с новыми расспросами о Крестном? Вряд ли? А что ему передать, когда он позвонит? Чтобы Никитину перезвонил? А кто это? Да мне и знать не надо, я просто хочу уточнить, по какому номеру он должен звонить этому Никитину... Ах, он сам знает... Тогда другое дело.
Герасимов запарился, разговаривая с ней. К него даже несколько сместилось в голове – кто кого допрашивал? Точно ли – он ее? Да в общем-то, хрен с ней. Главное – ниточка эта оборвана. Через нее на Крестного выйти не удастся, не такой он дурак, чтобы диспетчеру свои координаты оставлять...
Ее телефон поставили на прослушивание, но прослушали только один ее разговор. И тот не до конца. Едва Герасимов закрыл за собой дверь, она начала лихорадочно набирать различные номера, пока не соединилась, наконец, со своей подругой, живущей в Химках. И тут полился поток красноречия, в котором было все – и что к ней приходили из ФСБ, и что шефа ее, Крестного, ищут, и что молодой и очень симпатичный генерал из ФСБ, который приезжал ее допрашивать, дико в нее влюбился, она в него тоже, и к концу допроса он ее трахнул прямо на полу, поскольку дрожал от нетерпения и желания к ней и не мог ждать ни секунды...
Никитин, слушая в наушниках с Герасимовым вместе эту трансляцию с ее телефона, покосился на Герасимова, отвернулся и хмыкнул.
– Не было этого, товарищ генерал! – вспыхнул тот. – Врет все!
– Да хрен с ней, пусть врет, – ответил Никитин. – Плохо то, что она трепет много про наш интерес к Крестному. Он теперь на пушечный выстрел к ней не подойдет. А о твоем с ней романе и нашем внимании к Крестному будет знать вся Москва. Нет, так дело не пойдет... Нам придется срочно вмешаться...
Никитин вызвал Коробова, написал на листочке два номера телефона – крестновского диспетчера и той ее подружки, с которой она сейчас разговаривала. Вручив бумажку Коробову, он выразительно на него посмотрел. Тот понимающе кивнул головой.
– Только быстрее там возитесь, а то она сейчас еще кому-нибудь позвонит, – добавил Никитин в спину выходящему Коробову.
Через пятнадцать минут разговор прервался по простой причине – обе его участницы оказались не в состоянии его продолжать. Обе были застрелены, причем, практически, одновременно.
Никитин раздраженно бросил бесполезный уже наушник, тяжелым взглядом посмотрел на Герасимова, у которого руки, почему-то, неожиданно вспотели.
– Он всегда хорошо выходил из контакта, – мрачно сказал Герасимов. – Ничего после себя не оставлял, никаких следов.
Герасимов, ободренный вниманием генерала, почувствовал возможность восстановить с ним утраченный, как он полагал, контакт, и просто считал своей обязанностью предложить какуюто конструктивную идею, разработав которую, можно было бы выйти на Крестного. Да, по сути дела, так оно и было. Аналитический отдел и существовал для того, чтобы, разлагая информацию на составляющие ее атомы, проникать в ее внутреннюю структуру, понимать ее логику, а затем, опираясь на это понимание, не столько реконструировать прошедшие события, хотя и это часто необходимо, сколько конструировать, моделировать будущие. Внутренняя логика работы отдела сводилась к поиску конструктивной идеи, которая рождалась бы из самой сути уже имеющейся информации.
Однако большая часть информации, имевшейся на Крестного в его досье, шла под грифом «ретро» и почерпнута была, в основном, из воспоминаний Никитина, ну, и еще из старых архивных отчетов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22