А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


И тут Эдвина поймала себя на другой мысли, промелькнувшей где-то глубоко-глубоко.
Образцы одежды с ее именем, полка за полкой, в одном из самых крупных универмагов страны…
Внезапно возникший перед глазами образ казался настолько реальным, что ей пришлось как следует тряхнуть головой, чтобы вернуться в действительность.
Не помогло. Небольшой кабинет с встроенными книжными полками превратился, казалось, в просторное, залитое солнцем пространство. Она видела сияющие серебром змейки эскалаторов, медленно двигающиеся вверх-вниз, унося нагруженных покупками покупателей… Кожей, всем телом ощущала электризующую энергию предвкушения и бодрящую радость самой покупки…
Словно во сне, наблюдала, как жадные руки перебирают стеллажи с роскошными туалетами – пальто, юбки, платья… Каждый следующий образец прекраснее, чем предыдущий… Каждый – с ее собственным скромным ярлыком.
По спине пробежал холодок волнения. Разве Р.Л. не предлагал ей свою поддержку? Предлагал, правда, уже давно. Но разве не повторял он это свое предложение несколько раз подряд?
Нет-нет, она не может этим воспользоваться. Здесь уже задета гордость. Или принципы.
Не может? Должна! Должна воспользоваться. Вынуждена. Что же делать, придется подавить эту непозволительную сейчас роскошь – собственную гордость. Что для нее важнее? Моделирование? Уверенность в собственных силах? Или гордыня? Тогда в чем же дело?
Давай же, решайся! Сделай этот шаг!
Еще раз глубоко вздохнув, Эдвина дрожащими пальцами потянулась к телефонной трубке и, подняв ее, набрала одиннадцать цифр – номер бостонского кабинета Р.Л.
– Кабинет мистера Шеклбери, добрый день, – послышался в трубке отдаленный голос.
– Привет. Это Сэлли?
– Да, мадам, – отозвалась секретарша.
– Это Эдвина Робинсон. Он у себя?
– Прошу прощения, мисс Робинсон, но его нет. Нет?
Сердце Эдвины екнуло.
– А-а, – протянула она, – понятно… Вы не могли бы сказать, он должен вернуться сегодня в офис или уже нет?
– Извините, но он ничего не сказал мне.
– Что ж, в любом случае спасибо… Попробую позвонить ему домой.
– Мисс Робинсон, может быть, лучше…
Но Эдвина уже успела нажать на рычажок и тут же начала быстро набирать номер домашнего телефона Р.Л.
– Ну, пожалуйста, окажись дома, – вслух умоляла она, горя нетерпением услышать его голос и поговорить с ним о своих перспективах, взволнованная предстоящим разговором до глубины души. Одна мысль о том, что можно позвонить Р.Л., бодрила, вселяла надежду. Она почувствовала, как сваливается с плеч гнетущий, пригибающий к земле груз забот и опасений. Глупо даже думать об этом, это полная чепуха, но Эдвина почувствовала, будто вдруг стала моложе.
Первый звонок, раздавшийся в доме Р.Л., можно сравнить по ощущениям лишь с впрыскиванием мощной дозы адреналина в кровь.
32
Высоко подняв голову, на которой, подобно башне, возвышался тюрбан из белого махрового полотенца с вышитой на нем монограммой Р.Л.Ш., Кэтрин Гейдж вышла из ванной, роняя на пол капли воды. Еще одно полотенце с теми же инициалами было обернуто вокруг ее тела наподобие саронга в стиле Дороти Леймор. Остановившись перед Р.Л., она намеренно неспешно развязала полотенце и принялась медленно вытираться.
Р.Л. наблюдал за ней, не говоря ни слова. Казалось, представление это будет длиться вечность, чтобы перейти во второй акт – одевание. Предметы ее туалета Р.Л. подобрал внизу и на лестнице, пока Кэтрин была в ванной. Сейчас каждым своим движением женщина словно старалась подчеркнуть, что ей спешить некуда.
Присев на кровать, Кэтрин подняла прекрасно вылепленную ногу и, не сводя с него глаз, томно прикрытых веками, неспешно принялась натягивать, аккуратно расправляя на икрах, эластичный чулок.
Р.Л. едва сдерживал раздражение, рвущееся из груди наружу. Не может она поторопиться, что ли? Кэтрин принадлежала к чужой жизни. Смертоносное создание, пожирательница мужчин, столь же ненасытная в сексе, как сказочные чудовища, проглатывающие без разбору все, что попадается на пути. Он совершил ошибку, впустив ее в дом. Колоссальную ошибку. Возможно даже, грустно признался себе Р.Л., самую непоправимую. Хотя нет, самая ужасная произошла четырнадцать лет назад, когда он позволил Эдвине прервать их отношения. Теперь он знал это точно: именно тогда он допустил самую страшную ошибку в жизни. Он должен был действовать, должен был помешать ей, ни в коем случае не позволять Эдвине ускользнуть.
Заложив руки в карманы, Р.Л. принялся нетерпеливо мерить шагами спальню: так вольный и сильный зверь, насильно загнанный в клетку, мечется из угла в угол, пытаясь найти выход.
– Умоляю тебя, прекрати эти бесконечные хождения, дорогой, томно протянула Кэтрин, натягивая на плечи лямки бюстгальтера. – Почему бы тебе не посидеть немножко спокойно?
Он словно не слышал ее слов, и женщина продолжила сражение с бюстгальтером, пытаясь застегнуть его на спине, прежде чем надеть чашечки на грудь.
Телефонный аппарат, стоявший рядом с постелью, прорвался легкой трелью. Р.Л. автоматически остановился, взглянул на телефон, полуобернувшись, но не сделал и попытки пересечь комнату и ответить на звонок. Когда рядом с ним сидит эта женщина… Ну нет! Кто бы то ни был, придется ему перезвонить в другой раз. В данный момент главная его забота – выставить из дому Кэтрин, а до тех пор все остальное пусть подождет.
Едва заметно усмехнувшись, Кэтрин с кошачьей грацией потянулась к телефону, насмешливо поглядывая на него; ее длинные пальцы зависли над аппаратом.
– Пусть звонит, – коротко бросил он. Приподняв насмешливо бровь, она уронила руку, подхватывая трубку.
– Квартира Шеклбери, – проговорила она хрипло.
– Кто говорит? – Минутку Кэтрин помолчала, прислушиваясь. – Кто? О-о, я стра-ашно извиняюсь, дорогая, но он… ну… – Метнув через комнату взгляд на Р.Л., она бесстыдно подмигнула ему. – Сейчас он никак не может взять трубку. Вы не могли бы подождать, пока я уйду? Я почти совсем уже одета… Да-да, я передам ему, что вы звонили… Вы, кажется, сказали, что вас зовут Эдвина?
Р.Л. вскинулся, словно ошпаренный кипятком.
– Дай мне трубку! – громыхнул он и рванулся через комнату. Однако Кэтрин увернулась, ловко скользнув в сторону.
– Нужно спешить, дорогая, тигр пробуждается вновь! – быстро бросила она в трубку и потянулась к рычажку, чтобы опустить ее.
Р.Л. удалось перехватить трубку.
– Эдс! – в отчаянии взревел он. – Э-э-дс-с!..
Поздно. С таким же успехом можно взывать, умоляя, в пустой тоннель! Внезапно его прошиб холодный пот: случилось непоправимое. Он слышал, как щелкнул, отключаясь, аппарат на другом конце, громко и окончательно, словно захлопнувшаяся за преступником тюремная дверь.
Вначале накатила злость.
– Будь ты проклят, Р.Л. Шеклбери! – Эдвина швырнула трубку на рычаг. – Чтоб тебе провалиться ко всем чертям!
Вот ведь ублюдок! Самец безмозглый! О Господи, ну почему мужчины не могут думать головой? Почему голова у них вечно отстает, уступая первенство тому, что в штанах?
Затем подступила боль.
Она зародилась глубоко внутри, под сердцем, и, нарастая, прорвалась наружу, подобно пузырькам воздуха в стакане с водой, вылившись в громкий, печальный стон. Слезы набежали на глаза; и Эдвина судорожно заморгала, стараясь удержать их и утирая запястьем внезапно повлажневший нос. Так она и стояла долгое время – опустив плечи и не в силах унять дрожь. Грудь судорожно вздымалась, а внутри такой холод, такая опустошенность… Выхолощенная, использованная и списанная за негодностью оболочка…
„Мне бы хотелось, чтобы ты осталась и провела здесь ночь…" Эти слова он сказал ей в ту первую ночь, которой предшествовал этот жуткий ужин у де Рискалей.
„Эдс, малышка, я люблю тебя. Ты нужна мне…"
Это он шепнул ей, подхватив на руки, когда их слов-то магнитом притянуло друг к другу.
„Ты разведена, я разведен… Мы оба свободны. Эдс! Даже наши дети нашли общий язык! Почему бы и нам не сделать решительный шаг? О, Боже всемогущий, если бы ты знала, как я тебя люблю!"
Слова оглушали, гремели в сознании, заполняя полностью все ее существо.
Лжец!
Слово взорвалось, подобно бомбе.
Резким движением вскинув руку, Эдвина со всей силой обрушила ее на ближайшую стопку журналов. Башня из номеров „Вог" качнулась из стороны в сторону, как небоскреб при землетрясении, прежде чем рухнуть на стоящую поблизости стопку „Харперз базар". Те, в свою очередь зашатавшись, начали оползать на английские выпуски „Вог", увлекая их за собой.
Медленно, как костяшки домино, журнальный Стонхендж рухнул, погребая под собой еще устойчивые стопки журналов и превращаясь в колоссальные и почему-то успокаивающие бумажные руины.
33
День выдался на редкость утомительным. Утром доктор Дункан Купер был занят на операциях, выпрямляя носы и подтягивая кожу на лице, после чего его настигли трое стационарных больных и двое бывших пациентов.
После обеда он поколдовал над скулами одной пациентки, удалил татуировку у другой, провел дермабразию и липосакцию, а в промежутках успел проконсультировать двух будущих пациентов по поводу предстоящих операций.
Единственный отдых за весь день – это часовой перерыв на обед с дочерью да плюс еще минут двадцать до того, когда по дороге он заскочил в Центральный парк, чтобы увидеть Билли Дон.
Стоит ли удивляться, что он выжат как лимон? И все же не настолько, чтобы отказаться от свидания с Билли. Да ни за что на свете! Чтобы устоять перед этой женщиной, нужно быть либо безмозглым идиотом, либо голубым.
Рабочий день все же кончился, и Дункан добрые сорок минут провел в ванной комнате на втором этаже своего дома, примыкающего к больничному корпусу. Забираясь под душ, он весело что-то насвистывал, затем подправил и пошлифовал пилочкой и так безупречные ногти. Еще раз тщательно побрился – уже второй раз за день – и похлопал по щекам ладонью, втирая дорогой лосьон. Удивил сам себя, выволакивая на свет Божий все эти баночки-скляночки с туалетными принадлежностями – подарки от бывших подружек на Рождество и ко дню рождения, – которыми до того ни разу не пользовался. Задумался о том, не поменять ли стрижку, и долго изучал свое отражение в огромном, в полный рост, зеркале, разглядывая со всех сторон, выпячивая грудь и поворачивая торс то в одну, то в другую сторону. Надолго задумался над тем, как выкроить время на занятия спортом, попытался переключиться на посторонние темы, не относящиеся к предстоящему свиданию, – все впустую. Мысли были заняты одним.
Билли Дон. Звезда сезона. Что в ней такого, что заставляет его парить в облаках, опьяняя? Может, ее невинность, тот совершенно невероятный, но тем не менее истинный факт, что она не знает степени своей красоты? Или внутренний магнетизм, обаяние, присущее ей одной умение дать мужчине почувствовать, что он – единственный на земле?
Он готов летать, кружиться в танце. Похоже, что ему принадлежит мир!
Прошагав в гардеробную, Дункан еще добрых три четверти часа посвятил одежде, которой раньше не интересовался. Как правило, он одевался минут за пять, не больше. Но – как правило – ему не грозило свидание с Билли Дон. Эта девушка достойна особой тщательности, даже в манере одеваться. И вообще достойна большего. Может, Тома Круза. Или Мела Гибсона.
Да ладно, забыли. Дункан Купер тоже сгодится. Он примерил четыре костюма и отверг шесть рубашек, прежде чем остановить свой выбор на серо-голубом двубортном шерстяном пиджаке, серых габардиновых брюках, кашемировой рубашке-поло цвета темной бирюзы и легких серо-голубых мокасинах на тонкой подошве. Никаких галстуков! Сегодня ему хочется выглядеть слегка беспечным. И неотразимым.
Итак, спустя полтора часа, благоухающий и разодетый, он легким упругим шагом и умеренно беспечной походкой спустился в гараж к машине.
С того самого момента, как он купил жилой дом рядом с клиникой, Дункан Купер наслаждался редкой для Нью-Йорка роскошью – прекрасным личным гаражом, который вскоре и обновил, купив себе ярко-красный „феррари" новой модели. Сейчас, опускаясь на переднее сиденье, он взглянул на часы. Дорогие, от „Булгари", и, по сегодняшней моде, из нержавеющей стали, а вовсе не золотые, свидетельствующие о кризисе середины жизни, – они показывали, что Билли Дон ждет его только через полчаса, не раньше. Почему бы немного не покрутиться по округе, пока есть время? Размять затекшие мускулы. И правда, почему бы и нет?
Он довольно втянул носом воздух: от „феррари" пахло тонкой перчаточной кожей и высокооктановым бензином. Очень мужественный запах. Низкое сиденье позволяло смотреть на дорогу с особого ракурса – на уровне сигнальных огней.
У-ух! Одно легкое касание педали газа – и, взревев, как тигр, автомобиль рванулся с места.
Волна эмоций, захлестнувших Дункана, была сравнима разве что с оргазмом. Мощь, сила, натиск, слившиеся воедино в стремительном броске.
Повернув направо, он двинулся в сторону Мэдисон-авеню. Он физически чувствовал мотор, приводящий в движение безупречную ходовую часть, и широко улыбнулся. Его обычно мягкие, полные тепла глаза светились демоническим пламенем. Вот оно! Замкнутый в панцирь из стекла и металла, как в доспехи древнего рыцаря! Дункан воткнул в магнитофон кассету с песнями Дженис Джоплин.
На углу 72-й улицы и Лексингтон-авеню, пока он ждал зеленого огня светофора, какая-то роскошная брюнетка, восседавшая на заднем сиденье стоявшего рядом такси, откровенно поедала его глазами. Он весело улыбнулся ей во весь рот, подмигнул и, в тот самый момент, когда свет сменился на зеленый, сорвался с места подобно ракете.
Джеки Стюарт с ума сойдет от зависти! Он весело подпевал певице, чувствуя себя королем улицы, властителем асфальтовых джунглей. Нет, все же нужно признаться: сидеть за рулем „феррари" – почти такое же наслаждение, как заниматься любовью.
Но только „почти"!
А может, я старею, мелькнула вдруг беспокойная мысль. Может, этот автомобиль – игрушка, которая необходима, чтобы справиться с кризисом среднего возраста? Стальной пенис?
А-а, пусть все катится в тартарары! Он в восторге от этого автомобиля, а вся прочая ерунда, навороченная по этому поводу свихнувшимися аналитиками, его не волнует. Пусть нытики и зануды перебирают его по косточкам – он всегда жил своим умом. И вовсе не намерен меняться сейчас.
День и вправду выдался на редкость утомительным. Утром Ширли Силверстайн, она же Билли Дон, провела студийные съемки для рекламы нижнего белья фирмы „Мейденформ".
После обеда – съемки на открытом воздухе в Центральном парке для журнала „Вог" Затем Олимпия увезла ее на встречу с директором рекламного агентства „Финк, Сэндс энд Сэндерс", где присутствовал также Фриц Стайнерт, вице-президент фирмы „Мистик косметикс".
В промежутке между этими мероприятиями ей пришлось встретиться с редактором журнала „Вог", а также с художником с какой-то фабрики по производству кондиционера для волос.
Единственный отдых за все это время – те несколько минут, во время которых к месту съемок подъехал Дункан Купер. Вместо обеда за весь день – банка обезжиренного йогурта, проглоченного на ходу.
Ноги ее гудели – еще бы, провести на съемках весь день! Шея ныла от бесконечных часов, когда приходилось старательно вытягивать ее как можно больше, принимая ту или иную позу, губы сводило от чередования сияющих, во весь рот, улыбок, до обольстительных „губок бантиком".
Стоит ли удивляться, что Билли Дон едва держалась на ногах и все же не настолько, чтобы пренебречь свиданием с Дунканом Купером. Ничто – ну разве что взрыв атомной бомбы – не заставит ее отменить свидание! Располагающая внешность, сильный характер, эти влажные задумчивые глаза, крупная голова с очаровательными завитками упрямых светлых волос – да о чем еще может мечтать женщина! И все это природа совместила в одном уникальнейшем экземпляре! Уж если Дункан Купер не сказочный принц, тогда кто же? А если еще вспомнить, что прошлой зимой, когда она представляла собой разбитую и покалеченную куклу, именно он помог собрать ее воедино…
Рабочий день подошел к концу, и Билли Дон поспешно бросилась домой, в высотный дом на Восточной 60-й улице.
Еще открывая дверь, она услышала призывный трезвон телефона. Ну и пусть себе звонит – она никаких звонков не ожидает, к тому же включен автоответчик. Кто бы это ни был, придется ему оставить ей сообщение. У нее сейчас куда более важное дело – подготовиться к свиданию с Дунканом Купером.
Плавно прошествовав в ванную комнату, она с удовольствием занялась собой, жмурясь и мурлыча от удовольствия. Принимая душ, что-то напевала себе под нос, продолжая мурлыкать какую-то мелодию, сушила и укладывала длинные, до пояса, волосы. Что-то весело насвистывая, шлифовала и покрывала лаком длинные, безукоризненно ухоженные ногти. И, лишь удаляя волосы с длинных стройных ног, сосредоточенно замолкла:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56