А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


Подождав еще секунду, он неуверенной походкой направился к одной из кабинок и закрылся изнутри. Запустив руку в карман, извлек оттуда небольшой коричневого стекла пузырек с кокаином. Отвернув колпачок, высыпал на тыльную сторону ладони немного порошка.
Сегодня это была уже четвертая порция.
Поминальная служба прошла превосходно. Рубио любили, и у него были друзья в самых разных слоях общества. Ряды кресел были заняты полностью, а те, кому их не хватило, стояли в проходе. Приличные отцы семейства оказывались здесь локтем к локтю с гомосексуалистами, а респектабельные обитатели верхнего Ист-Сайда соседствовали с дружками Рубио из Ист-Виллидж. Но несмотря на эти различия, неподдельные скорбь и отчаяние на их лицах были общими. Многие из собравшихся понимали, что сами ходят по острию ножа и, не исключено, закончат свои дни так же, как Рубио. Рок виноватого найдет.
Первым слова прощания сказал Антонио, за ним один за другим потянулись друзья Рубио, чтобы выразить свою грусть и чувство потери.
Эдвина говорила последней. Пережитые волнения и внутренняя напряженность выжали ее окончательно, щеки хранили следы слез, вызванных словами предыдущих выступающих. Казалось, сказано уже все, что тут еще можно добавить?
– Есть люди, – спокойно начала она, поднявшись на возвышение и обводя взглядом переполненную аудиторию, – которые считают… и осмеливаются говорить… о том, что эта ужасная болезнь, унесшая нашего друга, – Божественное возмездие, наказание. – Сила ее голоса, зазвучавшего во всю мощь, удивила Эдвину, и она снизила его, сведя к мягкому полушепоту. – Но есть и другие, которые, подобно мне, убеждены: Господь призывает к себе самых лучших, самых ярких из детей своих…
– Ты была просто неподражаема, ма, – шепнула ей Аллилуйя, когда Эдвина, закончив, вернулась на свое место. – Просто потрясающа!
14
– Невероятно! Просто не-ве-ро-ятно, малышка! – Альфредо Тоскани почти кричал, чтобы слышать самого себя сквозь грохот музыки, усиленной мощной аппаратурой.
– Ну-ка, тряхни этой роскошью волос! Сейчас это твое главное оружие! И немножко пошевели своими прекрасными ножками! Да-да, малышка, именно так!
Ширли вскинула голову, чтобы ее длинные, до пояса, золотисто-каштановые волосы взлетели в воздух, когда же она резко шагнула вперед, булавка, которой была заколота взятая напрокат юбка, расстегнулась и ткань, скользнув вниз, с шуршанием скатилась на пол. В ту же секунду девушка, ахнув, подхватила ее и быстро подтянула вверх, на талию, крепко зажав в руке расползающиеся края.
Великолепная команда Альфредо моментально включилась в работу, доказав, что они – часть прекрасно отлаженного механизма. Пантера, чернокожая девушка с бритой головой, скользнула вперед, чтобы собрать с полу рассыпавшиеся булавки, и снова заколола юбку. Один из помощников Альфредо подхватил у него из рук фотоаппарат „хассельблад" и передал новый, заправленный свежей пленкой. Виктор, парикмахер-стилист студии, воспользовавшись коротким перерывом, бросился вперед с расческой и щеткой, визажистов Деспина Карлино мягко коснулась поблескивающего потом лба Ширли пуховкой для пудры, а Слим Маццола, дизайнер-оранжировщик, быстро привел все вокруг в надлежащий вид.
Ширли едва держалась на ногах. Съемки не шли еще и двадцати минут, а она уже готова была рухнуть замертво. Кто бы мог подумать, что работа фотомодели настолько выматывает и требует столько сил! А тут еще этот ослепляюще яркий свет, от которого можно расплавиться! И надо же – у одного фотографа такой огромный штат, и все ради чего? Только чтобы собрать альбом ее фотографий.
– Готова, малышка? – спросил Альфредо, когда помощники, закончив, рассыпались по сторонам.
Ширли кивнула.
– Отлично. – Двигаясь вокруг нее кругами, словно в танце, маленький подвижный фотограф задумчиво водил пальцем по губам. Затем внезапно просиял, засветившись улыбкой. – Я вот что тебе скажу. По-моему, снимков в полный рост мы уже сделали достаточно. А что, если нам сделать теперь несколько портретов?
Предчувствуя недоброе, Ширли судорожно глотнула воздух и кивнула. Почувствовав ее напряженность, Альфредо дружески обнял девушку за плечи.
– Прежде всего начнем с нескольких серьезных снимков. Не волнуйся, тебе не придется ничего изображать. Просто постарайся вспомнить что-то неприятное, что было в твоей жизни. Эта волшебная коробочка, – он погладил „хассельблад", свисающий у него с шеи, – сделает все остальное. Как думаешь, у тебя получится?
Ширли кивнула. Если все, что он говорит, правда, то ничего особенного тут нет. Уж чего-чего, а неприятностей в ее жизни было предостаточно.
Ширли осталась одна. Одна в этом ужасном строении, перед входом в которое мерцал, издавая противное жужжание, синий неоновый крест. Одна во всем свете, где не осталось никого, кто мог бы ее спасти. Даже на небесах не нашлось ангела-хранителя, готового спуститься вниз, чтобы подхватить ее и унести туда, где есть добро, любовь и радость.
Ей удалось выжить в этом кошмаре лишь потому, что она постаралась держаться как можно незаметнее, не показывать носу из своего угла.
Затем расцвела ее красота.
Брат Дэн оказался не настолько слеп, чтобы не заметить прелестный цветок, распустившийся в его владениях. Ему успела до смерти надоесть непривлекательная, с распухшими ногами и тощими бедрами жена, а потому он живо потянулся навстречу значительно более молодой и хорошенькой плоти, выросшей у него перед носом. Ширли была для него тем цветком, который ждет, когда его срежут.
Вначале он как бы „случайно" задевал девочку, старался коснуться ее, проходя мимо. Время шло, и брат Дэн становился все более агрессивным. Он уже мог не стесняясь ущипнуть ее за ягодицы, зажать в углу, пощупав руками маленькую, почти мальчишескую грудь, а когда не видела мать, норовил запустить руку и под юбку.
Но куда более серьезную атаку он предпринял спустя два дня после того, как Ширли исполнилось двенадцать. Эту солнечную весеннюю пятницу она будет помнить всю жизнь.
Рано утром мать ушла из дому продавать на углу религиозные брошюры, и брат Дэн был настроен решительно. Едва только Ширли вернулась из школы домой, он встал в дверях ее комнаты, перекрыв ей выход. Заметив взгляд его водянистых налитых кровью глаз, Ширли, прижав к груди учебники, попыталась прошмыгнуть мимо. Его рука со скоростью молнии ухватила ее за талию, брат Дэн притянул девочку к себе.
Испустив сдавленный крик, Ширли разжала руки, и книги с шумом посыпались на пол.
– Ты просто конфетка, Ширли, ты знаешь об этом? Брат Дэн дышал ей прямо в лицо, обдавая тошнотворной смесью запахов виски, жидкости для волос и пота.
Прежде чем девочка успела что-то сообразить, он свободной рукой залез к ней под юбчонку, тычась в лицо отвратительными мокрыми губами.
Уворачиваясь от поцелуев, Ширли яростно вырывалась из его рук. Его рыхлые губы впились в нее где-то за ухом. Девочка резко рванулась и, изогнувшись, выскользнула из его объятий. Оттолкнув его в сторону, она отчаянно бросилась к лестнице, но вымотанная борьбой, недостаточно быстро. Он кинулся следом, успев ухватить ее за длинные распущенные волосы, и резко потянул к себе.
Она тяжело дышала, в глазах ее застыли слезы.
– Ширли, Ширли, – проговорил брат Дэн прерывающимся голосом. – Ну когда ты перестанешь убегать от меня?..
– Пожалуйста, – пролепетала Ширли, заливаясь слезами. – Ты так больно тянешь меня за волосы…
– Не надо было убегать, дурашка, – прошипел он. – Слышишь меня?
Она попыталась кивнуть, и он слегка отпустил волосы. Свободной рукой он резко рванул ворот платья и потянулся вниз, к бедрам. От внезапного ощущения наготы ее затрясло, холодок пробежал по спине, кожа покрылась мурашками. Едва живая от страха, она пыталась прикрыться руками, но все впустую. В мозгу колотился, звенел сигнал тревоги – что-то внутри нее, какой-то природный инстинкт подсказывал, что на этот раз дело не кончится обычными приставаниями.
Потом она помнила только, что он неуклюже возился с молнией на брюках, пытаясь их расстегнуть.
Она отшатнулась прочь, умоляюще сложив руки, и отчаянно воззвала к Богу, моля, чтобы брат Дэн оставил ее в покое.
– Заткнись! – прорычал брат Дэн и ударил ее наотмашь открытой ладонью.
Она успела предугадать это движение и попыталась увернуться, но было поздно. Резкий удар почти сбил ее с ног, и, пролетев пару метров по комнате, девочка навзничь упала на кровать. Удар был так силен, что пружины, прогнувшись под тяжестью ее тела, подкинули ее вверх и она, взмахнув руками, сбила на пол лампу и коллекцию статуэток с ночного столика.
В дверном проеме, полностью закрыв его, нависла фигура брата Дэна.
– Лучше не зли меня, – медленно проговорил он и, ногой захлопнув за собой дверь, двинулся к ее кровати. – А то пожалеешь…
– Пожалуйста, – опять взмолилась она, уставившись на него широко распахнутыми испуганными глазами, – не трогай меня… Пожалуйста…
Он снова злобно ударил ее:
– Да замолчишь ты! – И бросил на кровать, взгромоздясь сверху.
Ширли еще продолжала сражаться, извиваясь и выкручиваясь, и попыталась вцепиться ногтями ему в лицо, но после очередного удара он одной рукой зажал ей горло, а другой впился в провал ее живота. Девочка, словно распятая на постели, начала задыхаться. Словно в бреду она видела, как он поднялся над нею, зависнув в воздухе, затем всей тяжестью своего тела рухнул вниз, на свою жертву. Глаза ее распахнулись от боли и ужаса, и она дико вскрикнула.
Спасением от этого дикого акта насилия для Ширли стало то, что брат Дэн очень скоро выдохся. Дернувшись пару раз вниз-вверх, он закатил остекленевшие глаза, и из горла его вырвался животный стон. Она не сводила глаз с отвратительного искаженного похотью лица, и ее снова заколотила дрожь. Жгучий стыд вперемешку с ненавистью захлестнул девочку. Она не знала, чего ей хочется больше: убить его или умереть самой.
Через несколько секунд после того, как брат Дэн обессиленно отвалился от нее, он поднялся с кровати, застегивая штаны.
– Одно только слово твоей матери – и я прибью тебя, – мрачно предупредил он.
С того дня брат Дэн не пропускал ни одного случая попользоваться ею. Так все это и продолжалось, оставаясь в тайне, около трех лет.
Затем, когда Ширли едва исполнилось пятнадцать, в один из дней неожиданно рано вернулась домой мать и застала мужа в комнате дочери в самый кульминационный момент.
– Мама! – с облегчением выдохнула девочка. – Как я рада, что ты узнала! Больше ты не позволишь ему издеваться надо мной!
Однако Рут вовсе не собиралась в чем-то винить мужа.
– Ах ты дрянь подлая! – кинулась она на Ширли с такой яростью, что щеки девочки заполыхали от незаслуженных пощечин, а зубы, стукнув друг о друга, сомкнулись. – Потаскуха! Публичная девка! – Каждый выпад сопровождался новым градом ударов – несправедливых и жалящих, как пчела. – Убирайся вон из этого дома, чтобы ноги твоей здесь больше не было!
Ширли только молчала, не сводя глаз с матери. Она не знала, что говорить, как оправдать себя. А она-то надеялась, что мать спасет ее от насилия! Видимо, нужно было подумать об этом заранее.
– Собирай свои вещи! – Рут швырнула девочке два пластиковых пакета, грудь ее вздымалась от ярости.
– И забирай все, что сможешь унести. Все, что останется от тебя, я сожгу, гадкое ты создание! Я не хочу больше ни видеть, ни слышать тебя.
– Но куда же я пойду? – рыдала девочка, сердце ее рвалось на части.
– Это меня не интересует! Могу лишь предположить, где ты в конце концов окажешься! – резко оборвала ее мать, не скрывая злорадного удовольствия. – В преисподней! Ну, а пока что поищи себе дыру по вкусу. О-о, да, я уверена – ты найдешь подходящее место. Такие, как ты, вытянут из мужчин все, что им нужно, так ведь?
– И, яростно запихав пожитки Ширли в мешки для мусора, вытолкала девочку за порог.
Дверь захлопнулась у нее за спиной, и Ширли услышала, как мать дополнительно закрыла ее изнутри на задвижку. Сжавшись от холода и унижения, она поплотнее запахнула воротник пальто. Со стороны залива тянул колючий ветер, пронизывая ее насквозь, пробирая до костей сквозь тоненький потрепанный жакетик. Стоял конец ноября, и погода постепенно портилась.
Не имея ни малейшего представления, куда ей идти, она, как и многие бездомные дети, побрела на Манхэттен, чтобы переждать ночь на припортовом автовокзале. Юная, измученная, голодная и ко всему равнодушная, она представляла легкую добычу для городских хищников. За один только час несколько мужчин попытались увлечь ее, соблазняя необычными предложениями. Она резко отбила все атаки, а когда кто-то из них попытался стащить один из ее мешков, крепко прижала их к себе. В конце концов ее углядела какая-то смазливенькая молоденькая девчонка и подошла к ней.
– Привет, дорогуша, – проговорила она мягко. – У тебя такой вид, словно мир вот-вот рухнет.
Ширли не смогла сдержать слез и расплакалась.
– Хочешь поболтать со мной?
– Нет. – Ширли отчаянно затрясла головой и шмыгнула носом. – Нет, – повторила она, утерев нос тыльной стороной ладони.
– Тебе, похоже, некуда приткнуться, – не отставала девчонка. – Не дрейфь, держи хвост пистолетом! Я знаю одно место, где тебя пригреют.
– Но я еще не знаю… – начала неуверенно Ширли, с надеждой глядя на новую знакомую.
– Ну не торчать же тебе здесь, – уверенно заявила та. – Голову даю на отсечение – тебе еще нет и шестнадцати. Если тебя не подберут копы, то какой-нибудь псих точно пристукнет. Хотя бы за барахло, которое у тебя в пакетах. – Она взяла Ширли за руку и повела в сторону 9-й авеню.
„Местечко", о котором говорила девушка, оказалось длинным, в милю длиной, сверкающим хромом автомобилем, в котором уже поджидал их, кутаясь в меховое пальто, сутенер. Он быстро смерил Ширли оценивающим взглядом больших темных глаз и расплылся в улыбке, демонстрируя отличные зубы.
– Привет, красотка, – весело подмигнул он.
– Давай забирайся сюда, а я уж позабочусь о тебе, как о принцессе.
Ширли в нерешительности застыла на тротуаре. А какой у нее еще есть выход? Она страшно продрогла и проголодалась, а в кармане нет ни гроша…
Она медленно обошла автомобиль кругом, и сутенер включил мотор. Уже открывая дверцу машины, она вдруг заметила, как тот сунул девчонке в окно какой-то белый пакетик.
– Подберешь мне еще горяченьких белых кобылок – получишь другую половину условленного, – сказал он.
Сделка как бы вернула Ширли к реальности. Сутенер, почуяв, что добыча вот-вот ускользнет из его рук, быстро повернулся и схватил ее за запястье.
На этот раз Ширли оказалась проворнее. Забыв про свои мешки, она бросилась через 9-ю авеню, не обращая внимания на бешено сигналившие машины.
Зло выругавшись, сутенер рывком отворил дверцу машины и кинулся следом.
Ширли, мгновенно ослепнув от нескольких рядов фар, неотвратимо надвигающихся на нее, слышала только пронзительный вой сирен и визг тормозов. Это конец, решила она, застыв на самой середине улицы и крепко зажмурившись.
Каким-то чудом она оставалась жива: поток машин, распадаясь на две части, обтекал ее, проносясь буквально в нескольких сантиметрах от нее. Она стояла, остолбенев от ужаса, окутанная выхлопными газами. Гам и настиг ее сутенер, впившись в предплечье клещами-пальцами.
– Лучше пойдем со мной, крошка, – прошипел он. Глаза его пылали, как угли, а пальцы все глубже впивались в рукав жакетика.
– Отпусти меня! – пробормотала Ширли сквозь зубы, стараясь освободиться. – Никуда я с тобой не пойду!
– Не рыпайся, детка. – В свободной руке мужчины внезапно блеснул нож. – Очень бы не хотелось портить эту беленькую мордашку. – Ширли почувствовала на горле холод острия. – Пойдешь сама, или хочешь себе неприятностей?
Последние слова растаяли в оглушительном реве мотоцикла. Прямо на них, светя мощными фарами, катился огромный „харлей".
Мотоциклист, ударив по тормозам, лихо затормозил в сантиметре от них.
– Тебе помочь, милашка? – прокричал ей сквозь стрекот мотора крупный парень, оседлавший стального коня.
Осторожно, боясь, как бы нож не вонзился ей в горло, Ширли попыталась кивнуть. Сутенер покосился на мотоциклиста, и на губах его заиграла кривая усмешка:
– Исчезни, падла, – зло сплюнул он. – Не суйся, куда не просят.
– А ну убери от нее лапы! – вскинулся мотоциклист. – Не то придется соскребать тебя с асфальта, черная задница!
– Что-о? – угрожающе протянул сутенер. – Белая шваль хочет померяться силами? – Он отвел нож от горла Ширли и резко оттолкнул девушку с дороги. Затем, отвратительно улыбаясь, принял стойку, слегка согнув ноги и склонившись вперед, и двинулся кругами вокруг мотоциклиста. В воздухе сверкнуло лезвие ножа.
Мотоциклист медленно, почти лениво приподнял левую руку.
Толстая металлическая цепь рассекла воздух, подобно змее, распластав сутенера на мостовой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56