Когда Зиолко прослышал о том, что дом выставлен на продажу, он сразу же купил его, пристроил к дальнему концу дома бассейн, взорвав для этого часть горы, небрежно расставил по комнатам покрытую шпоном мебель в стиле арт-деко и, очень довольный собой, поселился в нем, посмеиваясь над злопыхателями, которые, в свою очередь, смеялись над ним и осуждали моду строить дома в каньоне.
Теперь настал его черед проклинать дом, все пять вертикальных акров земли со скудной растительностью, шестнадцать огромных комнат, гараж на четыре машины и выложенный гранитными плитками внутренний двор с бассейном. Одним словом, он проклинал все и вся и со злостью наблюдал, как его обожаемый дом аккуратно треснул пополам и одна его половина постепенно сползает вниз по крутому склону, в то время как другая продолжает непрочно держаться на горе. Зиолко долго и печально смотрел на свое жилище, и ему казалось, что он видит кукольный домик – три этажа открытых взгляду комнат: крутая монументальная лестница, столовая и спальня, через которую продолжала катиться грязь, коричневым водопадом обрываясь на дно каньона с высоты трехсот футов.
– Будь прокляты ублюдки, которые продали мне этот чертов дом! – бушевал он. – Я их засужу!
– Мои часы! – тихо всхлипывала девушка. – Моя одежда. – Она стояла, с патетическим видом пытаясь прикрыть голую грудь и светлый треугольник внизу живота. – Все мои самые лучшие вещи остались в этой спальне! – выла она, трясясь всем телом и стуча от холода зубами.
– Пошла к черту, дешевая шлюха-воровка! – заревел Зиолко. – Меня волнует мой дом, будь он проклят!
Стоя вместе с девушкой рядом с «крайслером», он в ужасе наблюдал за тем, как оставшаяся часть дома с оглушительным грохотом в духе эффектов Сесиля Б. Де Милля развалилась на четыре огромные части и они друг за другом заскользили, кувыркаясь, по мокрому от дождя склону. За ними плавно, подобно неспешной реке, перекатывались тонны жидкой грязи, чтобы навеки похоронить их под собой.
Луис Зиолко медленно поднял мокрое от слез и дождя лицо и, откинув назад голову, неожиданно разразился громким хохотом, не обращая внимания ни на хлеставший его по лицу дождь, ни на девушку, решившую, что этому психу место в сумасшедшем доме.
Какой фарс!
После минутного размышления он пришел к выводу, что – черт возьми! – его дела совсем не так плохи! По крайней мере, ему удалось все же купить этот огромный дом, его положению лучшего режиссера в городе можно было позавидовать, и, следовательно, он пользовался огромным влиянием и властью, что стоило бы огромных усилий любому, не говоря о Луисе Зиолко из Вилльямсбурга, Бруклина. Слава Богу, это ему удалось. Это было не просто, но чутье его никогда не подводило. Это касалось и вождения автомобиля, и бизнеса, и искусства, и кино. Его чутье не было врожденным, он просто развил его.
– Мой сын – деляга, – любила пренебрежительно повторять мать Луиса Зельда всем подряд. – Он слишком хитер, чтобы это было хорошо для него. Он плохо кончит. Я знаю. Ничего хорошего из него не выйдет.
Но до сих пор, включая настоящий момент, его качества служили ему хорошую службу. Иначе, подписывая документы о покупке дома, он никогда бы не застраховал его на немыслимо огромную сумму. Страховка намного превышала стоимость самого сооружения.
Черт возьми, он еще и подзаработает на всем этом!
С каждой минутой дела казались все лучше и лучше. Кто бы мог поверить? Если бы ему были нужны деньги и он попытался бы продать эти хоромы, ему пришлось бы ждать долгие годы, пока нашелся бы идиот, который клюнул бы на такое предложение. И вот теперь он выиграл. Страховая компания может кусать локти и рвать на себе волосы, но выбора у нее не будет: придется выплатить ему страховку.
И в том, что касается кинобизнеса, его положение никогда еще не было таким прочным. Благодаря экономической депрессии народ валом повалил в кинотеатры, стремясь отвлечься от своих проблем. Его босс Оскар Тенни Скольник, которого все называли О.Т., легендарный вундеркинд «Интернэшнл артисте» – такой же, каким был Ирвинг Тальберг для «МГМ», – собирался задействовать его в течение следующих восемнадцати месяцев для съемки еще трех фильмов для «ИА». А это еще девяносто тысяч долларов.
В самом деле, Калифорнию не зря называли золотым штатом!
– Что мы будем делать? – жалобно заскулила девушка, внезапно возвращая Луиса Зиолко к суровой действительности, в насквозь промокшую грозную реальность холодного лос-анджелесского склона.
– Выбираться из этой проклятой дыры, пока вся гора не рухнула и не погребла нас к чертовой матери, – рявкнул Луис. – Вот что мы будем делать. – Он распахнул дверцу своего темно-синего «крайслера» и залез внутрь, благодаря Бога за то, что ключ оказался на месте. Его голые ягодицы прилипли к ледяному кожаному сиденью, но он почти не заметил этого неудобства. Перегнувшись через сиденье, открыл девушке противоположную дверцу. Она глупо стояла на месте, не зная, что делать.
– Давай, залезай! – отрывисто приказал Зиолко. Девушка неуверенно поглядела по сторонам, как бы в поисках какого-нибудь другого выхода, затем неуклюже уселась на соседнее сиденье.
– У меня нет никакой одежды, – угрюмо пожаловалась она, не сводя глаз с залитого дождем ветрового стекла.
– Ты ее получишь. – Зиолко повернул ключ и нажал на педаль газа. Мотор поколебался, зафыркал и внезапно заглох. Чертыхнувшись, Зиолко вновь осторожно, чтобы не посадить аккумулятор, повернул ключ в замке зажигания. Чихнув еще несколько раз, мотор в конце концов все же заработал. Луис с облегчением вздохнул. – Проклятый дождь, – пробормотал он и ворчливо добавил: – Интересно, почему в Нью-Йорке ни разу не было такого дождя?
– Потому что в Нью-Йорке идет снег, – угрюмо процедила сквозь зубы девушка.
Не обращая на нее никакого внимания, Зиолко включил «дворники». Они медленно заскрипели по стеклу, едва справляясь с потоками воды, которые небо, казалось, целыми ведрами опрокидывало на него. В конце концов им удалось расчистить мутный дугообразный участок лобового стекла. Зиолко дернул рычаг переключения скоростей, поставил передачу заднего хода и вывернул шею назад, тщетно пытаясь разглядеть конец подъездной дорожки через заливаемое потоками воды стекло. Рванувшийся с места автомобиль внезапно ударился задним бампером о склон.
– О Господи! – закричала девица, осторожно трогая лоб. – Я ударилась головой. Я могла разбиться, скотина!
– Еще не время, – проворчал себе под нос Зиолко. Он знал лишь одно – чем дальше они уберутся от этого проклятого склона и чем скорее он избавится от этой девки, тем лучше. Потом у него будет время все обдумать и устроить. Меньше всего ему сейчас была нужна такая мегера.
Мотор, однако, работал ровно, и Зиолко развернул машину и, не видя ничего перед собой, почти по памяти направил ее на дорогу. Не тормозя на перекрестке, он повернул руль в сторону шоссе. Опасность столкновения с другой машиной была невелика – по этому шоссе вообще мало ездили, тем более в такую погоду.
Зиолко украдкой посмотрел в сторону девицы. Она сидела съежившись и, стуча зубами, тряслась от холода, а ее безупречная мраморная кожа была покрыта мурашками. По крайней мере, она не ворчала из-за того, как опасно он вел машину на поворотах.
После долгого молчания девица посмотрела на Зиолко.
– У тебя есть для меня наличные? – тихо спросила она. – Мне нужно купить одежду вместо той, что осталась там. Кроме того, ты еще не расплатился со мной.
Зиолко от души расхохотался и сразу почувствовал себя намного лучше.
– Что тебя так развеселило? – воинственно осведомилась девушка, незаметно сползая ниже по сиденью.
Зиолко выразительно стукнул кулаком по клаксону.
– Я тебе скажу, что меня развеселило. Деньги! Я тебя отвезу туда, откуда мы едем, и ты сможешь порыться там внизу, куда упал дом. Мои чертовы деньги там!
Девица тихонько ругнулась.
– Посмотри на заднем сиденье. Там есть несколько пледов. Дай один мне, а другой возьми себе. Нельзя же ездить в чем мать родила. Не хватало нам еще оказаться в тюрьме. – Подъехав к обочине, Зиолко со скрежетом затормозил, и они смогли завернуться в грубые шерстяные пледы. – Где тебя высадить?
– Я же тебе говорила. Моя квартира ниже по набережной.
Зиолко протянул мимо нее руку и, подцепив пальцем ореховую дверцу отделения для перчаток, выудил оттуда пятидолларовую купюру, которую держал там на всякий случай.
– Вот возьми. Я тебя высажу, а остальное пришлю сегодня попозже.
Девушка жадно схватила деньги, и ее молчание стало менее хмурым. Зиолко попытался угадать ее возраст. Она говорила, что ей двадцать один год, и на вид ей можно было столько и дать, но при ближайшем рассмотрении семнадцать казались более вероятными. Ну что же, чем моложе, тем лучше.
Девушка удивленно взглянула на него, когда он, резко крутанув руль влево, свернул на пустынную боковую дорожку прямо под деревья, которые своими мокрыми ветвями хлестали по машине. Затем ударил по тормозам с такой силой, что их обоих бросило вперед.
– Где мы? – спросила девушка. – Ты сошел с ума или что? Мы ведь даже еще не в городе.
– Ты получила деньги, разве не так? А мы еще не закончили с нашей сделкой. – Он похотливо ухмыльнулся, откинул с себя плед и, схватив девушку за шею, наклонил ее к себе. – То, что я остался без дома, еще не означает, что мы закончили.
Девушка сверкнула на него ненавидящими глазами. Затем вся ее воинственность куда-то испарилась, ее губы нашли его член, и она принялась равнодушно облизывать его.
– Могла бы делать это с большим энтузиазмом. – Зиолко схватил ее за волосы и с силой дернул за них. Затем откинулся на подголовник, закрыл глаза и застонал, а ее влажный рот скользил вниз и вверх по его распухшей плоти.
«Ну, что я говорил? – сам с собой рассуждал Зиолко. Все не так плохо и зависит от того, как ты воспользуешься ситуацией».
Полчаса спустя Луис Зиолко с присущей ему удалью и полнейшим пренебрежением к мнению других с визгом тормозов остановил автомобиль перед отелем «Беверли-Хиллз». Затем, обмотавшись пледом, как матадор плащом, вышел наружу, не обращая никакого внимания на разинувшего рот служителя, во все глаза уставившегося на него. Швейцар, который считал, что после тридцати лет на посту привратника лучших отелей Америки его уже ничем не удивишь, и который при других обстоятельствах бросился бы ему навстречу с огромным зонтом в руках, казалось, был не более способен пошевелиться, чем фигурно подстриженные кусты, стоящие в кадках на лестнице. Он уставился на Зиолко со смешанным чувством недоверия и крайнего изумления.
Не обращая никакого внимания на выражение его лица, Зиолко с высоко поднятой головой уверенно поднялся по ступенькам и прошел мимо. И только тут швейцар узнал это насквозь промокшее создание, сильно смахивающее на бродягу. А узнав его, уважительно щелкнул каблуками и широко раскрыл дверь.
– Простите, мистер Зиолко, – искренне проговорил швейцар ему в спину. – Я вас не признал…
Не оборачиваясь, Зиолко отмахнулся от его извинений и поспешно прошлепал босыми ногами через холл к стойке портье, внешне совершенно равнодушный к изумленным взглядам окружающих. К сожалению, лицо портье, который в шоке уставился на него, было ему незнакомо. Зиолко, в свою очередь, уставился на него. Откашлявшись в кулак, портье свободной рукой жестом подозвал охранника.
– Мне нужно бунгало, желательно номер один, если оно свободно, – потребовал Зиолко у явно пребывающего в замешательстве клерка, которого, казалось, вот-вот хватит апоплексический удар. – И двойная купальная кабина рядом с бассейном.
Изумление портье тут же сменилось неприкрытой ухмылкой.
– Прошу прощения, сэр, – без запинки проговорил он, придя в себя, – но у нас нет свободных мест. – Повернувшись к Зиолко спиной, он занялся какими-то письмами.
– Что значит, у вас нет мест? Для меня всегда есть бунгало. Если не первый номер, то какое-нибудь другое. – Зиолко щелкнул пальцами. – Давай шевелись!
Портье повернулся и раздраженно вздохнул. Перегнувшись через стойку, он пальцем подозвал к себе Зиолко и, понизив голос, грубо проговорил:
– Послушайте, мистер, нам здесь не нужны неприятности. Вы меня поняли?
Зиолко смерил портье самым угрожающим из имеющихся в его арсенале взглядов.
– Поправьте ваш галстук, он криво повязан!
При виде инстинктивно вздернувшейся вверх руки портье, ему стало немного лучше. Но ненадолго. Он почувствовал, как его голую правую руку крепко сжали.
Обернувшись, Зиолко очутился лицом к лицу с местным детективом. Очевидно, он тоже был новеньким и не узнал его.
Куда все запропастились именно сейчас, когда ему нужна была помощь?
– Советую вам тихо удалиться, в противном случае нам придется вызвать полицию, – тихим, но твердым голосом произнес детектив, скривив рот.
Зиолко стряхнул с себя руку детектива и вытер место, где она прикасалась к нему. По выражению его лица было видно, что служащие зашли слишком далеко.
– Вызывайте полицию, если вам угодно, но учтите: время – деньги, а вы теряете мое время. Немедленно пригласите сюда владельца отеля. Если, конечно, дорожите своей работой. – Он вопросительно поднял брови, переводя взгляд с одного мужчины на другого.
Но времени принять какое-либо решение у них не было, поскольку за своей спиной Зиолко услышал знакомый дружеский голос.
– Луис? – произнес мужчина, добродушно посмеиваясь. – Неужели это ты под этим ужасным одеялом?
Обернувшись, Зиолко с облегчением увидел самого владельца гостиницы, который, очевидно, почувствовав назревавший инцидент с помощью какого-то, лишь владельцам отелей присущего чутья, направлялся к нему.
Подойдя ближе, хозяин гостиницы щелкнул пальцами, и детектив молча испарился, а портье принялся торопливо разбирать почту, желая скрыть свое смущение.
– Да, это именно я под этим одеялом, – запальчиво ответил Зиолко. Он вздрогнул, впервые за все время почувствовав, насколько он промок и продрог. – К твоему сведению, это прекрасный мохеровый плед, к которому вряд ли подходит слово «ужасный».
– Ладно. Пусть так.
Зиолко в двух словах объяснил ситуацию, в которой оказался.
– Ключ от первого бунгало. – Хозяин отеля протянул портье руку. – И в знак нашего уважения пришлите мистеру Зиолко корзинку с подарками. Ясно?
По всей видимости, портье все было ясно. Он покраснел, судорожно глотнул и рьяно принялся за дело. Больше ему можно было ничего не говорить.
Два часа спустя Луис Зиолко, облачившись в толстый махровый гостиничный халат, почувствовал себя совершенно обновленным.
Горячая ванна и полная бутылка марочного французского шампанского, незаметно доставленная официантом (контрабандный товар из Мексики), согрели его; он уютно устроился на обитом бархатом диване с черным телефоном под боком – его связующим звеном с внешним миром. С каждой минутой он чувствовал себя все лучше и лучше. Внутри разливалось приятное тепло, в бунгало было сухо, тепло и безопасно, дождь сюда не проникал, и, если бы не то, что бассейн и открытая терраса вокруг него – излюбленное место для заключения разного рода сделок – были закрыты из-за погодных условий, он мог бы сказать, что больше ему нечего и желать.
Даже предметы первой необходимости для каждого джентльмена вскоре должны были доставить. Он позвонил владельцу своего любимого магазина, где знали его размеры, и тот пообещал ему незамедлительно прислать достаточно вещей, чтобы продержаться до тех пор, пока не будет готова одежда, сшитая на заказ. На столике рядом с ним стояла огромная корзинка со всевозможными фруктами и свежими сырами – подарок отеля, – у которой был лишь один недостаток: полное отсутствие спиртного. Но он не мог винить в этом отель: все дело в сухом законе; бутылки шампанского было более чем достаточно, она оказалась для него приятным сюрпризом.
В желудке у него заурчало – напоминание о том, что обычное время завтрака давно миновало. Принадлежа к той категории людей, которые себе ни в чем не отказывают, Зиолко снял телефонную трубку и заказал в номер обильный завтрак. Затем позвонил Зельде, своей матери, жившей в доме, купленном для нее в Пасадене – достаточно близко, чтобы она не могла пожаловаться на разделяющее их большое расстояние, и достаточно далеко, чтобы она могла просто заскочить к нему когда ей вздумается. И наконец он позвонил в студию и отменил все встречи.
– Но у вас назначены три пробы на «Вертихвостку», – запротестовала было его секретарша Дженис Фрауенфельдер.
– Перенесите их на завтра. Хотя нет, красавица, лучше на послезавтра.
И он повесил трубку, не дослушав ее возражений.
Когда официант вкатил в комнату тележку с завтраком, Зиолко одну за другой приподнял выпуклые серебряные крышки над тарелками и блюдами с яичницей «бенедикт», фруктами, поджаристыми хлебцами, щедро намазанными плавленым сыром и тонко нарезанными ломтиками лососины.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59