– Я этого не знала.
– Конечно! – небрежно ответила графиня. – Всем это известно. Я зарабатываю на жизнь тем, что помогаю устраивать приемы. – Заметив изумленное выражение на лице Сенды, графиня сочла своим долгом объяснить свои слова, и взгляд ее огромных глаз стал отсутствующим. – Понимаете, после смерти моего Бориса, упокой Господь его душу, – он был гусарским офицером, таким высоким и красивым… таким лихим и стройным. Представляете, рейтузы так плотно сидели на нем, что натягивать их приходилось двум слугам! У него были такие широкие плечи и эти эполеты… Хоть убей, я никогда не пойму, что он во мне нашел. – Она помолчала, затем более слабым голосом продолжала: – Разумеется, я знаю. Это все знают. Офицерское звание Бориса потребовало почти всех денег, которые оставили ему родители, и он почему-то думал, что я богата.
– Ох, – Сенда всем сердцем сочувствовала своей новой знакомой. – Как ужасно, должно быть, было узнать об этом.
– Нет, вы не должны так плохо думать о нем. Это очень длинная история, голубушка, достаточно сказать, что мой дорогой Борис проиграл все до последнего рубля, а потом… Ох, милочка!.. покончил жизнь самоубийством, оставив меня одну с огромными долгами. И вот я взяла, как говорится, быка за рога и пошла работать, чтобы расплатиться с ними и заработать себе на жизнь. – Она еще с минуту яростно обмахивалась импровизированным веером, затем продолжила: – Я отказалась жить из милости у своих родственников и друзей, как какая-нибудь скучная незамужняя тетка. И вот уже много лет занимаюсь устроительством различных празднеств и тому подобных увеселений за плату. Я начала работать еще при жизни отца Вацлава и смогла поддерживать себя материально. Благодарю Бога за то, что он послал мне дорогого Вацлава и его друзей. – Она ласково засмеялась. – Теперь вы видите, Сенда, милая, что, несмотря на мой титул, я самая обычная рабочая женщина. – Она перехватила суровый, неодобрительный взгляд мадам Ламот и проигнорировала его, тронув золотой медальон, висящий у нее на шее. Когда она быстро открыла его, там оказались часы.
Графиня широко раскрытыми от ужаса глазами взглянула на них, затем решительно закрыла медальон и уронила на пол свою картонку. То, как энергично она выскочила из кресла и как замечательно твердо держалась на ногах, доказывало, что приступ головокружения был не более чем притворством.
– Мне нельзя больше терять ни минуты! – воскликнула она. – Должно быть, цветы из Крыма уже доставили, и мне надо проследить за праздничным убранством. Да, я уверена, что среди них есть камелии. Я скажу, чтобы один букет отнесли в театр. – Графиня быстро обняла Сенду, прижав ее к своей пахнущей сиренью груди, и торопливо заковыляла к выходу. У самой двери она обернулась: – Ля-ля-ля! – пропела она и, помахав им рукой и послав воздушный поцелуй, закрыла за собой дверь.
Мадам Ламот облегченно вздохнула, а Сенда невольно улыбнулась. Графиня могла бы не рассказывать ей о своем положении; она сделала это для того, чтобы Сенда могла побороть свою стеснительность. Сенда про себя поблагодарила ее. Она была такой бесхитростной, очаровательной и честной женщиной, что целиком и полностью завоевала симпатию Сенды.
Мадам Ламот, напротив, была явно недовольна этим вынужденным перерывом. Как только дверь закрылась, она повернулась к Сенде и громко хлопнула в ладоши.
– Пора. Мы и так потеряли много драгоценного времени. Теперь нам надо снять с вас мерки… мадам… мадмуазель?
– Я – вдова.
– Значит, мадам. Разденьтесь. – Аристократические брови мадам Ламот повелительно изогнулись дугой, показывая, что Сенде лучше не мешкать.
Девять часов спустя Сенда критически разглядывала свое отражение в четырех высоких зеркалах, закрепленных в подвижных рамах с вычурной резьбой. Мадам Ламот стояла в стороне, чопорно сложив на груди руки с почти довольным выражением на лице, отчего ее обычно бесстрастные черты казались мягче. Рядом с ней застыли две ученицы, с широко раскрытыми от изумления ртами.
– Это… я? – недоверчиво спросила Сенда, на несколько секунд отведя глаза от отражения в зеркале и взглянув в сторону мадам Ламот.
Портниха кивнула головой.
– Да. Это точно вы.
– Боже мой. Я… я не знаю, что сказать. – Сенда вновь поглядела в стоящее перед ней зеркало и покачала головой. – Я выгляжу…
– Сногсшибательно? – мягко подсказала мадам Ламот.
Сенда молча кивнула головой, боясь словами разрушить волшебство. От всех этих примерок и булавок она чувствовала себя неловко, и эту неловкость еще больше усиливали три пары оценивающих глаз, но все равно не могла оторваться от зеркала. Она нерешительно повернулась и посмотрела на себя со спины. Юбка шуршала и шелестела при каждом ее движении, как если бы жила своей жизнью. Ей с трудом верилось, что это восхитительное видение, повторяющее каждый жест, – ее собственное отражение. Она была…
Неужели это возможно? Неужели это невероятно утонченное создание действительно она сама?
Поборов смущение, вызванное всеобщим восхищением, Сенда признала, что молодая женщина, чье отражение она видела во всех этих зеркалах – может быть, это волшебные зеркала? – и правда выглядела утонченной, аристократически надменной, и в то же время не лишенной какой-то невинной уязвимости. Бледная пепельно-розовая тафта оттеняла естественный цвет лица, который под любопытными взглядами стал еще розовее. Элегантный лиф с низким вырезом красиво облегал грудь и оставлял открытыми плечи. Приподнятые вверх груди казались двумя совершенными сферами, больше и выше, чем, она знала, они были в действительности. Пышные короткие рукава, эдакое дымчатое дополнение, едва касающееся тела чуть ниже плеч, напоминали нежные эполеты из тафты. Сенда любовалась своей тончайшей талией. Чуть выше левого бедра была приколота шелковая камелия, точно такая же, как на правом плече, создавая эффект восхитительной гармонии. По низу расклешенной юбки мадам Ламот расположила камелии из бледного шелка. Подобранные в тон высокие бархатные перчатки, доходящие до середины рук, прекрасно дополняли наряд.
Теперь уж она окончательно уверилась, что мадам Ламот в самом деле обладает дьявольской, потусторонней силой.
Сенда покачала бедрами из стороны в сторону, ощущая не только необъяснимое душевное волнение, но и прилив радостного возбуждения. Затем, повинуясь внезапному порыву, она сделала пируэт, приподнявшись на носках своих туфелек, появившихся благодаря волшебству мадам Ламот. И тафта замерцала и заволновалась вокруг ее ног.
Ее глаза сверкали, излучая удовольствие, которого она прежде не испытывала. Она действительно потрясающе выглядела и чувствовала себя красавицей.
Пока портнихи создавали это чудо, Сенда приняла ванну, а затем Алиса, английский парикмахер княгини, сделала ей прическу, туго зачесав назад волосы и заколов их шпильками, и, подобно тиаре, увенчала ее лоб шелковой камелией.
Очарованная своим видом, Сенда увидела, что мадам Ламот и ее помощницы отступили в тень, как если бы они были призраками в волшебном сне. Позабыв об их пристальных, критических взглядах, она отбросила последние остатки сдержанности, изящно, двумя пальчиками, приподняла юбку и, тихонько подпевая себе, принялась вальсировать по комнате.
В тот момент, когда она танцевала, дверь напротив примерочной без предупреждения распахнулась, и Сенда испуганно замерла с широко раскрытыми глазами.
Запыхавшаяся графиня Флорински, одетая в пожелтевшее от времени парчовое платье, лиф которого был расшит мелким неровным жемчугом, застыла, как и Сенда, подняв вверх сложенный серебряный веер. Два золотых медальона, подобно блестящим наушникам, закрывали ушки графини и были скреплены между собой широкой золотой лентой, из которой на макушке торчало явно избыточное количество пушистых белых перьев цапли.
Время остановилось. Ничто не дышало. Ничто не двигалось – за исключением перьев, которые колыхались и дрожали на голове изумленной графини. Царила тишина, только золоченые часы на камине продолжали невозмутимо тикать, и каждое тиканье, казалось, становилось все громче и громче. Неожиданно часы начали бить. Все вздрогнули, и комната вновь ожила.
– Что случилось? – воскликнула Сенда, в растерянности глядя на ошеломленное лицо графини.
– Что случилось? – Графиня пришла в себя и, раскрыв объятия, бросилась вперед, обхватив Сенду своими пухлыми ручками. Она наклонила голову в сторону и счастливо улыбнулась мадам Ламот. – Что случилось? – переспросила она. – Подумать только! – Лицо графини сияло, и она позволила себе рассмеяться. – Вы, – восхищенно проговорила она, еще крепче прижимая к себе Сенду, – вы так очаровательны, что я боюсь вот-вот расплакаться. Обычно я приберегаю слезы на случай свадеб и похорон. О голубушка, вы обворожительны! Несомненно, вы будете царицей бала.
При этих словах графиня приподняла подбородок, решительно взяла Сенду за руку и вывела ее из комнаты, недоумевая, каким образом эта незнатная и невежественная девушка могла обладать таким пленительным, захватывающим очарованием и блеском, которых с трудом – и почти всегда безуспешно – стремятся достичь хорошо воспитанные представительницы знатных родов.
Из дальнего крыла дворца уже доносились приглушенные звуки начавшегося вечера.
Эти звуки вызвали в Сенде новый приступ терзающих душу предчувствий. Всего лишь несколько минут назад в возбуждении от волшебных отражений, повторяющих в зеркалах каждое ее движение, ей казалось, что наряд и новая прическа Золушки были достаточным оружием, способным развеять любые ужасы, с которыми она могла встретиться. Но сейчас она была не в состоянии наслаждаться сказочной метаморфозой, сотворенной воображением и фантастически ловкими пальцами мадам Ламот. Каждый шаг давался ей с огромным трудом, приближая к испытанию, которого она все больше страшилась: ей предстояло выйти на сцену и сыграть в пьесе.
Сенда решительно подняла голову, но внутри у нее все сжалось. Как ни старалась она расслабиться, ее нервы были натянуты как струны.
По дороге в театр Сенда обратилась с просьбой к графине Флорински:
– Не могли бы вы отвести меня в детскую? Я должна туда зайти, – твердо добавила она. – Я не видела дочку с тех пор, как Инга, няня, унесла ее туда сегодня рано утром.
Графиня Флорински на секунду заколебалась, затем ее колышущиеся перья качнулись в знак согласия. Это была вполне безобидная просьба, а у них в запасе как раз было немного времени. Празднование дня рождения княгини было тщательно спланировано, но, несмотря на расписанный по минутам сценарий – по которому спектакль «Дама с камелиями» должен был состояться между приемом с икрой и шампанским и полуночным балом с ужином, – торжество несколько запаздывало. Подходя к детской, они услышали странное жужжание, сопровождаемое довольными возгласами ребенка. Сенда обменялась удивленными взглядами с графиней, затем, поскольку у входа в детскую не было привратника, медленно повернула ручку и открыла дверь. Заглянув в комнату, она застыла от изумления.
Одного взгляда хватило, чтобы понять – это не обычная детская. Здесь был целый зоопарк из молчаливых чучел животных, игрушечные домики-дворцы с башенками и сотни, если не тысячи, игрушек. И Тамара, ее ненаглядная дочка, которая, как была уверена Сенда, плачет без нее, вовсю наслаждалась жизнью. Девочка сидела в большом, точь-в-точь как настоящий, локомотиве с электроприводом, который бегал по комнате по узким, в ширину стопы, рельсам, везя за собой три пустых вагончика. В каждом из них на роскошном мягком сиденьице с перилами в полной безопасности мог находиться один ребенок. В центре комнаты стоял украшенный тонкой золотой отделкой кукольный домик из малахита; сквозь этот домик был проделан туннель, по которому тянулись рельсы, выходившие наружу с обратной стороны, а затем в виде восьмерки располагавшиеся между ногами огромного, достающего головой до потолка жирафа. Повсюду вдоль рельсов стояли красивые резные деревянные лошадки-качалки, напоминающие мохнатых мамонтов слоны, разряженные куклы всех размеров, одетые в форму игрушечные солдатики с пушками и деревянными шпагами, кукольные домики – точные копии настоящих – с маленькими комнатками, крохотными кисточками на занавесках и малюсенькими электрическими хрустальными люстрами. Завороженно глядя на это сказочное королевство, Сенда обратила внимание на детские стульчики вокруг прекрасно сервированного столика с детской посудой, столовым серебром и томительно-настоящим ассортиментом печенья, пирожных, тортов, пирогов, конфет и взбитых сливок. Печенье и пирожные? Конфеты и взбитые сливки? Она никогда не слышала, чтобы все это подавали одновременно.
Сенда почувствовала, как в груди у нее поднимается волна гнева на Ингу, няню, но затем поняла, что это всего лишь ее реакция на демонстрацию богатства и роскоши, которыми она сама была не в состоянии окружить Тамару. Эта реакция усиливала голод, который они так часто испытывали, и борьбу, которую они вели, чтобы выжить в этой суровой жизни.
– Вот видите, – сказала графиня, – вам не о чем беспокоиться. Ей здесь очень хорошо.
Сенда смогла лишь кивнуть в ответ. Какому ребенку не понравится этот мир сладких грез? Инга, сияющая от удовольствия, встала, сделала реверанс и потянулась рукой к выключателю, расположенному так высоко, что ни один ребенок не мог достать до него, как с удовлетворением отметила Сенда. Жужжание прекратилось, и паровоз остановился. В ту же секунду Тамара подняла громкий вой и в истерике начала молотить воздух кулачками.
Сенда была в ужасе. Тамара никогда не закатывала истерик. Никогда! Вой не прекратился и тогда, когда Инга взяла Тамару и очень мягко передала ее на руки матери. Сенда попыталась утешить дочку, но на этот раз девочка отказывалась успокаиваться. Ее собственная дочка, казалось, даже не узнавала ее! «А, собственно, почему она должна меня узнавать? – подумала Сенда. – Должно быть, я кажусь ей незнакомкой. Раньше я никогда так роскошно не одевалась, и прически такой у меня тоже никогда не было». Но затем она поняла, что дело было не в этом. Сейчас, по крайней мере, Тамара не хотела сидеть на руках у матери. Ее воображение покорил поезд, и ей хотелось вновь оказаться в нем.
Да, Шмария был прав. Приезд сюда был страшной ошибкой. До того как они познакомились со всей этой вопиющей роскошью, они были вполне довольны своей жизнью, никогда не замечали, что им чего-то не хватает, и радовались каждому пустячку. Любому пустячку. Даже будучи совсем крошкой, Тамара никогда не вела себя как испорченный ребенок, как сегодня, проведя всего лишь один день во дворце. Бродяжничая вместе с театральной труппой и влача самое жалкое существование, они все же были счастливее. Ближе друг к другу. Привыкнув к нищете, теперь они знакомились со всем, что можно было купить за деньги, с вещами, о которых никогда больше не смогут и мечтать. И Сенда чувствовала, что каким-то образом их жизнь изменилась и они никогда уже не смогут стать прежними.
Она оглядела извивающуюся у нее на руках девочку и только сейчас заметила, во что была одета Тамара. Ее маленькую дочку выкупали и переодели в наряд, достойный принцессы.
Рассердившись, Сенда на минуту прикрыла глаза.
– Эта одежда… – прошептала она. – Она чужая. Инга кивнула головой.
– Да, госпожа, – извиняющимся тоном произнесла она. – Мне приказали выбрать из детской гардеробной, которая находится рядом, что-нибудь подходящее. Кажется, здесь уже очень давно не было детей, поэтому, возможно, они немного не модные… – Инга в смятении теребила руки.
Сенда невесело рассмеялась.
– Я не об этом, – мягко успокоила она Ингу.
Просто единственное, что я могла сделать для моей дочери, это раздобыть для нее какие-нибудь лохмотья и молиться, чтобы ей в них было достаточно тепло.
Сенда снова пожалела о своем приезде сюда. Она бы предпочла не видеть сейчас эту маленькую принцессу, свою дочь. Ей было горько получить еще одно напоминание о том, что она не состоялась как мать. Она также была уверена в том, что ни Шмарию, ни остальных членов их труппы не одарили такой нарядной одеждой, как ее саму и Тамару. Они станут им завидовать.
Сенда вздрогнула, стараясь припомнить, что именно говорил ей в театре князь. Что это было? Что-то о том, что он всегда получает то, чего хочет.
Он хочет меня, думает, что, подарив мне новое платье и развлекая мою дочь, сможет купить меня так же, как старался купить тем ожерельем.
Она совершенно ясно представляла себе это. Самоуверенный вельможа, который всегда получает то, что ему нравится; она сама, молодая и кажущаяся доступной. Актрисы всегда считались легкой добычей. Так же как и вдовы.
Сенда упрямо сжала зубы.
Нет, на этот раз он ошибся.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59
– Конечно! – небрежно ответила графиня. – Всем это известно. Я зарабатываю на жизнь тем, что помогаю устраивать приемы. – Заметив изумленное выражение на лице Сенды, графиня сочла своим долгом объяснить свои слова, и взгляд ее огромных глаз стал отсутствующим. – Понимаете, после смерти моего Бориса, упокой Господь его душу, – он был гусарским офицером, таким высоким и красивым… таким лихим и стройным. Представляете, рейтузы так плотно сидели на нем, что натягивать их приходилось двум слугам! У него были такие широкие плечи и эти эполеты… Хоть убей, я никогда не пойму, что он во мне нашел. – Она помолчала, затем более слабым голосом продолжала: – Разумеется, я знаю. Это все знают. Офицерское звание Бориса потребовало почти всех денег, которые оставили ему родители, и он почему-то думал, что я богата.
– Ох, – Сенда всем сердцем сочувствовала своей новой знакомой. – Как ужасно, должно быть, было узнать об этом.
– Нет, вы не должны так плохо думать о нем. Это очень длинная история, голубушка, достаточно сказать, что мой дорогой Борис проиграл все до последнего рубля, а потом… Ох, милочка!.. покончил жизнь самоубийством, оставив меня одну с огромными долгами. И вот я взяла, как говорится, быка за рога и пошла работать, чтобы расплатиться с ними и заработать себе на жизнь. – Она еще с минуту яростно обмахивалась импровизированным веером, затем продолжила: – Я отказалась жить из милости у своих родственников и друзей, как какая-нибудь скучная незамужняя тетка. И вот уже много лет занимаюсь устроительством различных празднеств и тому подобных увеселений за плату. Я начала работать еще при жизни отца Вацлава и смогла поддерживать себя материально. Благодарю Бога за то, что он послал мне дорогого Вацлава и его друзей. – Она ласково засмеялась. – Теперь вы видите, Сенда, милая, что, несмотря на мой титул, я самая обычная рабочая женщина. – Она перехватила суровый, неодобрительный взгляд мадам Ламот и проигнорировала его, тронув золотой медальон, висящий у нее на шее. Когда она быстро открыла его, там оказались часы.
Графиня широко раскрытыми от ужаса глазами взглянула на них, затем решительно закрыла медальон и уронила на пол свою картонку. То, как энергично она выскочила из кресла и как замечательно твердо держалась на ногах, доказывало, что приступ головокружения был не более чем притворством.
– Мне нельзя больше терять ни минуты! – воскликнула она. – Должно быть, цветы из Крыма уже доставили, и мне надо проследить за праздничным убранством. Да, я уверена, что среди них есть камелии. Я скажу, чтобы один букет отнесли в театр. – Графиня быстро обняла Сенду, прижав ее к своей пахнущей сиренью груди, и торопливо заковыляла к выходу. У самой двери она обернулась: – Ля-ля-ля! – пропела она и, помахав им рукой и послав воздушный поцелуй, закрыла за собой дверь.
Мадам Ламот облегченно вздохнула, а Сенда невольно улыбнулась. Графиня могла бы не рассказывать ей о своем положении; она сделала это для того, чтобы Сенда могла побороть свою стеснительность. Сенда про себя поблагодарила ее. Она была такой бесхитростной, очаровательной и честной женщиной, что целиком и полностью завоевала симпатию Сенды.
Мадам Ламот, напротив, была явно недовольна этим вынужденным перерывом. Как только дверь закрылась, она повернулась к Сенде и громко хлопнула в ладоши.
– Пора. Мы и так потеряли много драгоценного времени. Теперь нам надо снять с вас мерки… мадам… мадмуазель?
– Я – вдова.
– Значит, мадам. Разденьтесь. – Аристократические брови мадам Ламот повелительно изогнулись дугой, показывая, что Сенде лучше не мешкать.
Девять часов спустя Сенда критически разглядывала свое отражение в четырех высоких зеркалах, закрепленных в подвижных рамах с вычурной резьбой. Мадам Ламот стояла в стороне, чопорно сложив на груди руки с почти довольным выражением на лице, отчего ее обычно бесстрастные черты казались мягче. Рядом с ней застыли две ученицы, с широко раскрытыми от изумления ртами.
– Это… я? – недоверчиво спросила Сенда, на несколько секунд отведя глаза от отражения в зеркале и взглянув в сторону мадам Ламот.
Портниха кивнула головой.
– Да. Это точно вы.
– Боже мой. Я… я не знаю, что сказать. – Сенда вновь поглядела в стоящее перед ней зеркало и покачала головой. – Я выгляжу…
– Сногсшибательно? – мягко подсказала мадам Ламот.
Сенда молча кивнула головой, боясь словами разрушить волшебство. От всех этих примерок и булавок она чувствовала себя неловко, и эту неловкость еще больше усиливали три пары оценивающих глаз, но все равно не могла оторваться от зеркала. Она нерешительно повернулась и посмотрела на себя со спины. Юбка шуршала и шелестела при каждом ее движении, как если бы жила своей жизнью. Ей с трудом верилось, что это восхитительное видение, повторяющее каждый жест, – ее собственное отражение. Она была…
Неужели это возможно? Неужели это невероятно утонченное создание действительно она сама?
Поборов смущение, вызванное всеобщим восхищением, Сенда признала, что молодая женщина, чье отражение она видела во всех этих зеркалах – может быть, это волшебные зеркала? – и правда выглядела утонченной, аристократически надменной, и в то же время не лишенной какой-то невинной уязвимости. Бледная пепельно-розовая тафта оттеняла естественный цвет лица, который под любопытными взглядами стал еще розовее. Элегантный лиф с низким вырезом красиво облегал грудь и оставлял открытыми плечи. Приподнятые вверх груди казались двумя совершенными сферами, больше и выше, чем, она знала, они были в действительности. Пышные короткие рукава, эдакое дымчатое дополнение, едва касающееся тела чуть ниже плеч, напоминали нежные эполеты из тафты. Сенда любовалась своей тончайшей талией. Чуть выше левого бедра была приколота шелковая камелия, точно такая же, как на правом плече, создавая эффект восхитительной гармонии. По низу расклешенной юбки мадам Ламот расположила камелии из бледного шелка. Подобранные в тон высокие бархатные перчатки, доходящие до середины рук, прекрасно дополняли наряд.
Теперь уж она окончательно уверилась, что мадам Ламот в самом деле обладает дьявольской, потусторонней силой.
Сенда покачала бедрами из стороны в сторону, ощущая не только необъяснимое душевное волнение, но и прилив радостного возбуждения. Затем, повинуясь внезапному порыву, она сделала пируэт, приподнявшись на носках своих туфелек, появившихся благодаря волшебству мадам Ламот. И тафта замерцала и заволновалась вокруг ее ног.
Ее глаза сверкали, излучая удовольствие, которого она прежде не испытывала. Она действительно потрясающе выглядела и чувствовала себя красавицей.
Пока портнихи создавали это чудо, Сенда приняла ванну, а затем Алиса, английский парикмахер княгини, сделала ей прическу, туго зачесав назад волосы и заколов их шпильками, и, подобно тиаре, увенчала ее лоб шелковой камелией.
Очарованная своим видом, Сенда увидела, что мадам Ламот и ее помощницы отступили в тень, как если бы они были призраками в волшебном сне. Позабыв об их пристальных, критических взглядах, она отбросила последние остатки сдержанности, изящно, двумя пальчиками, приподняла юбку и, тихонько подпевая себе, принялась вальсировать по комнате.
В тот момент, когда она танцевала, дверь напротив примерочной без предупреждения распахнулась, и Сенда испуганно замерла с широко раскрытыми глазами.
Запыхавшаяся графиня Флорински, одетая в пожелтевшее от времени парчовое платье, лиф которого был расшит мелким неровным жемчугом, застыла, как и Сенда, подняв вверх сложенный серебряный веер. Два золотых медальона, подобно блестящим наушникам, закрывали ушки графини и были скреплены между собой широкой золотой лентой, из которой на макушке торчало явно избыточное количество пушистых белых перьев цапли.
Время остановилось. Ничто не дышало. Ничто не двигалось – за исключением перьев, которые колыхались и дрожали на голове изумленной графини. Царила тишина, только золоченые часы на камине продолжали невозмутимо тикать, и каждое тиканье, казалось, становилось все громче и громче. Неожиданно часы начали бить. Все вздрогнули, и комната вновь ожила.
– Что случилось? – воскликнула Сенда, в растерянности глядя на ошеломленное лицо графини.
– Что случилось? – Графиня пришла в себя и, раскрыв объятия, бросилась вперед, обхватив Сенду своими пухлыми ручками. Она наклонила голову в сторону и счастливо улыбнулась мадам Ламот. – Что случилось? – переспросила она. – Подумать только! – Лицо графини сияло, и она позволила себе рассмеяться. – Вы, – восхищенно проговорила она, еще крепче прижимая к себе Сенду, – вы так очаровательны, что я боюсь вот-вот расплакаться. Обычно я приберегаю слезы на случай свадеб и похорон. О голубушка, вы обворожительны! Несомненно, вы будете царицей бала.
При этих словах графиня приподняла подбородок, решительно взяла Сенду за руку и вывела ее из комнаты, недоумевая, каким образом эта незнатная и невежественная девушка могла обладать таким пленительным, захватывающим очарованием и блеском, которых с трудом – и почти всегда безуспешно – стремятся достичь хорошо воспитанные представительницы знатных родов.
Из дальнего крыла дворца уже доносились приглушенные звуки начавшегося вечера.
Эти звуки вызвали в Сенде новый приступ терзающих душу предчувствий. Всего лишь несколько минут назад в возбуждении от волшебных отражений, повторяющих в зеркалах каждое ее движение, ей казалось, что наряд и новая прическа Золушки были достаточным оружием, способным развеять любые ужасы, с которыми она могла встретиться. Но сейчас она была не в состоянии наслаждаться сказочной метаморфозой, сотворенной воображением и фантастически ловкими пальцами мадам Ламот. Каждый шаг давался ей с огромным трудом, приближая к испытанию, которого она все больше страшилась: ей предстояло выйти на сцену и сыграть в пьесе.
Сенда решительно подняла голову, но внутри у нее все сжалось. Как ни старалась она расслабиться, ее нервы были натянуты как струны.
По дороге в театр Сенда обратилась с просьбой к графине Флорински:
– Не могли бы вы отвести меня в детскую? Я должна туда зайти, – твердо добавила она. – Я не видела дочку с тех пор, как Инга, няня, унесла ее туда сегодня рано утром.
Графиня Флорински на секунду заколебалась, затем ее колышущиеся перья качнулись в знак согласия. Это была вполне безобидная просьба, а у них в запасе как раз было немного времени. Празднование дня рождения княгини было тщательно спланировано, но, несмотря на расписанный по минутам сценарий – по которому спектакль «Дама с камелиями» должен был состояться между приемом с икрой и шампанским и полуночным балом с ужином, – торжество несколько запаздывало. Подходя к детской, они услышали странное жужжание, сопровождаемое довольными возгласами ребенка. Сенда обменялась удивленными взглядами с графиней, затем, поскольку у входа в детскую не было привратника, медленно повернула ручку и открыла дверь. Заглянув в комнату, она застыла от изумления.
Одного взгляда хватило, чтобы понять – это не обычная детская. Здесь был целый зоопарк из молчаливых чучел животных, игрушечные домики-дворцы с башенками и сотни, если не тысячи, игрушек. И Тамара, ее ненаглядная дочка, которая, как была уверена Сенда, плачет без нее, вовсю наслаждалась жизнью. Девочка сидела в большом, точь-в-точь как настоящий, локомотиве с электроприводом, который бегал по комнате по узким, в ширину стопы, рельсам, везя за собой три пустых вагончика. В каждом из них на роскошном мягком сиденьице с перилами в полной безопасности мог находиться один ребенок. В центре комнаты стоял украшенный тонкой золотой отделкой кукольный домик из малахита; сквозь этот домик был проделан туннель, по которому тянулись рельсы, выходившие наружу с обратной стороны, а затем в виде восьмерки располагавшиеся между ногами огромного, достающего головой до потолка жирафа. Повсюду вдоль рельсов стояли красивые резные деревянные лошадки-качалки, напоминающие мохнатых мамонтов слоны, разряженные куклы всех размеров, одетые в форму игрушечные солдатики с пушками и деревянными шпагами, кукольные домики – точные копии настоящих – с маленькими комнатками, крохотными кисточками на занавесках и малюсенькими электрическими хрустальными люстрами. Завороженно глядя на это сказочное королевство, Сенда обратила внимание на детские стульчики вокруг прекрасно сервированного столика с детской посудой, столовым серебром и томительно-настоящим ассортиментом печенья, пирожных, тортов, пирогов, конфет и взбитых сливок. Печенье и пирожные? Конфеты и взбитые сливки? Она никогда не слышала, чтобы все это подавали одновременно.
Сенда почувствовала, как в груди у нее поднимается волна гнева на Ингу, няню, но затем поняла, что это всего лишь ее реакция на демонстрацию богатства и роскоши, которыми она сама была не в состоянии окружить Тамару. Эта реакция усиливала голод, который они так часто испытывали, и борьбу, которую они вели, чтобы выжить в этой суровой жизни.
– Вот видите, – сказала графиня, – вам не о чем беспокоиться. Ей здесь очень хорошо.
Сенда смогла лишь кивнуть в ответ. Какому ребенку не понравится этот мир сладких грез? Инга, сияющая от удовольствия, встала, сделала реверанс и потянулась рукой к выключателю, расположенному так высоко, что ни один ребенок не мог достать до него, как с удовлетворением отметила Сенда. Жужжание прекратилось, и паровоз остановился. В ту же секунду Тамара подняла громкий вой и в истерике начала молотить воздух кулачками.
Сенда была в ужасе. Тамара никогда не закатывала истерик. Никогда! Вой не прекратился и тогда, когда Инга взяла Тамару и очень мягко передала ее на руки матери. Сенда попыталась утешить дочку, но на этот раз девочка отказывалась успокаиваться. Ее собственная дочка, казалось, даже не узнавала ее! «А, собственно, почему она должна меня узнавать? – подумала Сенда. – Должно быть, я кажусь ей незнакомкой. Раньше я никогда так роскошно не одевалась, и прически такой у меня тоже никогда не было». Но затем она поняла, что дело было не в этом. Сейчас, по крайней мере, Тамара не хотела сидеть на руках у матери. Ее воображение покорил поезд, и ей хотелось вновь оказаться в нем.
Да, Шмария был прав. Приезд сюда был страшной ошибкой. До того как они познакомились со всей этой вопиющей роскошью, они были вполне довольны своей жизнью, никогда не замечали, что им чего-то не хватает, и радовались каждому пустячку. Любому пустячку. Даже будучи совсем крошкой, Тамара никогда не вела себя как испорченный ребенок, как сегодня, проведя всего лишь один день во дворце. Бродяжничая вместе с театральной труппой и влача самое жалкое существование, они все же были счастливее. Ближе друг к другу. Привыкнув к нищете, теперь они знакомились со всем, что можно было купить за деньги, с вещами, о которых никогда больше не смогут и мечтать. И Сенда чувствовала, что каким-то образом их жизнь изменилась и они никогда уже не смогут стать прежними.
Она оглядела извивающуюся у нее на руках девочку и только сейчас заметила, во что была одета Тамара. Ее маленькую дочку выкупали и переодели в наряд, достойный принцессы.
Рассердившись, Сенда на минуту прикрыла глаза.
– Эта одежда… – прошептала она. – Она чужая. Инга кивнула головой.
– Да, госпожа, – извиняющимся тоном произнесла она. – Мне приказали выбрать из детской гардеробной, которая находится рядом, что-нибудь подходящее. Кажется, здесь уже очень давно не было детей, поэтому, возможно, они немного не модные… – Инга в смятении теребила руки.
Сенда невесело рассмеялась.
– Я не об этом, – мягко успокоила она Ингу.
Просто единственное, что я могла сделать для моей дочери, это раздобыть для нее какие-нибудь лохмотья и молиться, чтобы ей в них было достаточно тепло.
Сенда снова пожалела о своем приезде сюда. Она бы предпочла не видеть сейчас эту маленькую принцессу, свою дочь. Ей было горько получить еще одно напоминание о том, что она не состоялась как мать. Она также была уверена в том, что ни Шмарию, ни остальных членов их труппы не одарили такой нарядной одеждой, как ее саму и Тамару. Они станут им завидовать.
Сенда вздрогнула, стараясь припомнить, что именно говорил ей в театре князь. Что это было? Что-то о том, что он всегда получает то, чего хочет.
Он хочет меня, думает, что, подарив мне новое платье и развлекая мою дочь, сможет купить меня так же, как старался купить тем ожерельем.
Она совершенно ясно представляла себе это. Самоуверенный вельможа, который всегда получает то, что ему нравится; она сама, молодая и кажущаяся доступной. Актрисы всегда считались легкой добычей. Так же как и вдовы.
Сенда упрямо сжала зубы.
Нет, на этот раз он ошибся.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59